171 Первый отпуск на родину 21 октября 1972

Александр Сергеевич Суворов

О службе на флоте. Легендарный БПК «Свирепый».

2-е опубликование, исправленное, отредактированное и дополненное автором.

171. Первый отпуск на родину . Испытания. 21 октября 1972 года.

Сводка погоды: Калининград суббота 21 октября 1972, дневная температура: мин.: минус 0.6°C, средняя: 2.2°C тепла, макс.: 5.0°C тепла, 0.4 мм осадков, морось со снегом.

После завершения и по итогам государственных испытаний БПК «Свирепый» все ждали приказа о поощрении и дождались, но я этого праздника уже не видел. Вернулся из своего первого и последнего краткосрочного отпуска на срочной службе наш командир отделения старшина 1 статьи и «ДМБовский годок» осеннего призыва 1969 года Александр Кузнецов, вернулся из госпиталя наш матрос рулевой Петя Немирский и в дождливую и счастливую пятницу 20 октября 1972 года я получил приказ крайне недовольного командира штурманской боевой части БЧ-1 старшего лейтенанта Г.Ф. Печкурова: "Немедленно собраться и отбыть в 10-дневный отпуск с выездом на родину"… Лихорадочно, как всегда с недоделанными делами по политслужбе, которые я аврально доделывал и «распихивал» среди группкомсоргов первичных комсомольских организаций боевых частей БПК "Свирепый" и своих добровольных помощников, я начал собираться в отпуск, упаковывать потрёпанный «пузатый» портфель, который «презентовал» мне Сашка Кузнецов, а я ему выдал заверенную в канцелярии доверенность на получение посылки с «гостинцами» от родителей.

Саша Кузнецов вернулся из своего краткосрочного отпуска очень расстроенный увиденным дома, потому что дома всё было не устроено, отец "попивал горькую", мать болела, крыша родительского дома прохудилась, а во дворе возле коровника и свинарника скопилось огромное количество навоза. Александ твёрдо решил не возвращаться после ДМБ домой и все силы теперь вкладывал в то, чтобы успешно сдать экзамены в мореходное училище, вырваться из кабалы развалившейся ограды, «недоеной скотины», неубранного навоза и прохудившейся крыши, под которой обитали в хроническом алкогольном угаре его многочисленные голодные родичи. Сашка Кузнецов хотел иной жизни, нежели быть «первым парнем на деревне», «быком производителей», как говорил нам Сашка.

Наш замполит капитан 3 ранга Д.В. Бородавкин советовал мне надеть шинель, но я поехал по объявленной флотской форме одежды для строя №4 (температура воздуха от 0°С до+15°С): фуражка-бескозырка, фланелевая рубаха, форменная рубаха, фуфайка морская – тельняшка, брюки чёрные, бушлат, галстук, ботинки чёрные, поясной ремень с бляхой. Естественно, всё это было выглажено, вычищено, надраено и подогнано по моей стройной фигуре размером 48 рост 5-й. Очень рано утром в субботу 21 октября 1972 года, торопясь и спотыкаясь на скользком от дождя трапе, я буквально «слетел» на пирс и помчался к КПП ВМБ Балтийск. Я торопился на дизель-поезд в Калининград, чтобы вовремя попасть в аэропорт, сесть в самолёт и полететь в Москву.

До самого последнего момента пребывания на территории базы я ждал, что вот-вот раздастся звонок на КПП и вахтенный офицер караула скажет: «Матрос Суворов, вас вызывают обратно на корабль». Никто не хотел меня отпускать в отпуск, особенно штурман БПК «Свирепый» старший лейтенант Г.Ф. Печкуров. Кстати, это был отпуск, который я получил первый раз, как награждение за авральную работу по составлению, распечатке и оформлению комплекта секретных документов по корабельному боевому расписанию БПК «Свирепый», это было ещё в марте-апреле 1972 года в учебном центре 67-го Отдельного дивизиона строящихся и ремонтируемых кораблей ДКБФ. В субботу 21 октября 1972 года ночью и ранним утром температура воздуха была -0.6°С, в первой половине дня всего - 2.2°С тепла, в полдень и к вечеру - 5°С. Моросил мелкий дождик с со снегом (0.4 мм осадков), было очень сыро и холодно.

Без приключений и без задержек я добрался до аэропорта в Калининграде, купил свободно в воинской кассе билет, сел в Ту-104, взглянул в иллюминатор, привычно вслушался в рёв, а затем в свист самолётных турбин и… заснул. Проснулся я уже в Москве и очень симпатичная стюардесса ласково попросила меня покинуть борт их самолёта. Автобус с пассажирами уже уехал и возле трапа осталась только немногочисленная группка каких-то иностранцев и я - бравый военный моряк Балтийского флота с маленькой аккуратной бескозыркой на голове и с пухлым потрёпанным портфелем.

В группе итальянских иностранных гостей была пара – муж и жена, а рядом с ними скромно стеснялась красивая молодая девушка. Итальянцы о чём-то шутили, смеялись, громко говорили и всё поглядывали то на меня, то на эту девушку, но мы с ней обоюдно старались не поддаваться игривому настроению толпы. Только в подкатившем чудном автобусе мы, почему-то, оказались рядом с ней и мне выпал случай ответить кому-то: «Grazie, sei molto gentile!» («Спасибо, вы очень любезны»), за что получил от спутников этой итальянской девушки изумление, а от неё искреннюю, весёлую и грустную улыбку и кокетливый взгляд (пока мы приехали на автобусе в терминалу аэровокзала Шереметьево – автор).

На входе в международный терминал аэропорта Шереметьево ко мне подошёл мирно какой-то штатский и поинтересовался, кто я, откуда и почему еду вместе с иностранцами, а не как все советские пассажиры. Я ответил ему, что с ночи не спал, сошёл с корабля в 4 часа утра, ещё ничего не ел, устал и уснул в самолёте. Мужчина проверил мои документы, а потом сам проводил меня до входа на пост таможни, сказал там что-то сотруднику в зелёной форме и фуражке и меня свободно пропустили на выход из аэровокзала. Потом была поездка-гонка в такси в Москву к Киевскому вокзалу, потом электричка в Калугу, потом тоскливое и голодное ожидание автобуса в Суворов на автовокзале в центре Калуги, а потом очень волнительная дорога, каждый поворот которой мне вспоминался только тогда, когда я его видел.

Всю дорогу от Калуги до Суворова я простоял на ступенях выхода рядом с водителем автобуса. Когда на горизонте над краем сплошных лесных просторов показались знаменитые три высотные трубы Черепетской ГРЭС, я не выдержал и стал скрипеть зубами, "играть желваками" на скулах, стараясь унять судорожную дрожь щёк и набухших глазных век. Телеграмму родителям о своём приезде я не давал…

Суворовский автовокзал рядом с Суворовским рынком был всё таким же – старенькое маленькое здание первого автовокзала 50-60 годов (здесь были кассы) и современное здание 70-х годов со стеклянным фасадом. Точно так же, как в 1970 году, когда я уезжал из дома после окончания Суворовской Средней школы №1 в Севастополь, чтобы поступать в приборостроительный институт, здесь суетились люди, ревели моторы автобусов, сновали дети и бродили местные пьянчужки, промышлявшие «подаянием по доброте и на халяву». Люди покупали билеты и ждали автобусы, которые развозили людей по городам и деревням Суворовского района. Мой приезд никого не взволновал, не обрадовал, не озаботил, в лучшем случае просто заинтересовал необычностью появления в городе Суворове военного моряка в чёрном бушлате, чёрных суконных брюках и чёрной бескозырке с лентами. Москва и Суворов встретили меня в субботу 21 октября 1972 года мелким дождичком (0.4 мм осадков), температурой воздуха 4-6°С тепла, лужами с тонкой корочкой льда и полнейшим равнодушием окружающих, потому что все вокруг были заняты своими делами. Я глубоко вдохнул воздух моей «малой родины», а затем, перепрыгивая через лужи и земляные гребни от колёс автобусов, поспешил по протоптанной пассажирами тропинке домой.

Ещё минуту назад я с ужасом думал, что совершенно забыл дорогу домой, не знал, куда мне идти, но как только я вышел из автобуса на автовокзале города Суворова, так ноги сами понесли меня по привычному пути – стёжке-дорожке. Вот и сейчас я вижу этот путь по тропинке мимо железобетонного забора стадиона Черепетской ГРЭС, по улице Грибоедова, через улицу Энергетиков, мимо «Хлебного магазина» и «Дома быта» дворами на первую и когда-то главную улицу города Суворов – на улицу Строителей. Потом мой путь будет мимо «Спортивного магазина» на перекрёстке улиц Пушкина и Строителей, по тротуару с правой стороны мимо детского садика «Радуга» вверх по улице Строителей по направлению к Суворовской Средней школе №1. Это уже был мой район, наш район, «низовский район», район обитания первых детей новостроящегося города Суворова, который начали строить с 1949 года.

Я дошёл до перекрёстка улиц Строителей и Лермонтова и свернул направо, вскоре, напротив дома моей одноклассницы Люси Хоботовой показался узкий переулок между заборами огородов, ведущий к внутренней улице Белинского. Я стремительно проскочил этот переулок и, с бешено стучащим сердцем, вышел на свою родную улицу. Это был её «верхний конец», тут жили ребята и девчонки, учившиеся в параллельных с нами классах. По своей улице я уже шёл, не спеша, походкой стрелка Криса (Юл Бриннер в фильме «Великолепная семёрка», 1960), сдержанно, хотя сердце моё рвалось домой впереди меня на семь шагов. Дело в том, что я так и не смог подать телеграмму о своём приезде и теперь мне предстояло встретиться с родителями внезапно, а значит, волнительно…

Наша калитка была старой, крючок всё так же заедал и упрямо не хотел открываться, входная дверь в наш дом всё также была скособоченной и тёрлась о нижнюю половицу, в прихожей всё также пахло старыми вещами из «холодной кладовки», а вторая внутренняя входная дверь всё также «пузырилась» дерматином, за которым были всякие старые шерстяные вещи для утепления. Самое главное, из-за двери раздавались шумы и запахи такой умопомрачительной вкусноты, что я даже поперхнулся голодной слюной и чуточку потерял сознание от голодной жалости к самому себе...

- Мам! Мама! – тихонько позвал я, но мне показалось, что я кричу очень громко...

Дверь открылась и на пороге оказалась моя мама, как всегда в цветастом платочке, которым она подбирала волосы, когда готовила, в домашнем рабочем шерстяном платье, в своём привычном кухонном фартуке с карманами и с мокрыми руками, которые она вытирала кухонным полотенцем. Мгновение она недоумённо и испуганно смотрела на меня, потом она «вспыхнула» изумлением, радостью, обидой и огорчением, и всё это одновременно...

- Мама, мама, мама! – по нарастающей сказал я маме и подхватил её тяжёлое тело. – Мам, всё нормально, всё хорошо! Просто не было возможности сообщить и послать телеграмму заранее, а в отпуск меня отпустили только вчера вечером. Всё, всё, всё, успокойся, всё хорошо, всё уже позади…

Мы зашли из прихожей на кухню, я усадил маму на отдельно стоящую «гостевую табуретку» с мягким вязаной "накидкой", а сам остался стоять рядом с ней и обнимать её. Мама прижалась ко мне, уткнулась лицом в мой бушлат, я чувствовал, как она жадно вдыхает в себя мой запах. Мама нюхала меня, а я невольно внюхивался в те ароматные пары, которые источали с газовой плиты кастрюля с борщом и открытая сковорода с жареной картошкой на топлёном сале. На кухонном столе лежала мамина разделочная доска, а на ней были нарезаны овощи для великолепного маминого винегрета. Хлеб был уже нарезан и высился горкой на плетёной из соломки хлебнице. Всё на нашей кухне было точно так же, как тогда, когда я приходил голодный и довольный со школы…

- А папа в бане, - сказала мама. – Он только через полчаса будет. Пошёл с друзьями в баню, сегодня «мужской день». Иди, мой руки и садись к столу. Все разговоры потом. Сначала кушать…

Я выполнил всё, что наказала мне мама: разделся (причём мама снимала с меня каждую вещь, нюхала её, рассматривала, гладила, прилаживала на вешалку в коридорчике), взял от мамы свежее чистое, выглаженное и пахнущее маминой чистотой полотенце, вошёл в «умывальню», взглянул на себя в древнее (изначальное), самое первое родительское домашнее зеркало, открыл кран с холодной водой и, стараясь не очень сильно и громко плакать, начал умываться… Всё, ребята, наконец-то, я дома...

Фотоиллюстрация из открытой сети Интернет: 21 октября 1972 года. Город Суворов Тульской области. «Старое» (первое в истории города) и «новое» здание автовокзала. Современные фото. 2012. Однако эти здания точно так же выглядели и в октябре 1972 года.