Финляндия 1956

Борис Родоман

ПОЕЗДКА ПО ФИНЛЯНДИИ

Впечатления туриста

        В квадратных скобках – отсылки к примечаниям.

        В  марте – апреле 1956 г. я побывал в Финляндии с группой советских туристов [1]. Поездка наша сначала намечалась на февраль, но была на несколько недель отсрочена из-за случившейся в Финляндии всеобщей забастовки. О ней советские газеты ничего не писали. Всё это время не убирали снег с улиц. Но при нас следов забастовки уже не было. И нет худа без добра: в конце зимы теплее, день длиннее и солнца больше.
        На пограничной станции Вайниккала мы высыпали из вагона на финскую землю, точнее, на снег, и, пройдя в светлое и чистое, как в больнице, деревянное здание станции, стали рассматривать непривычные для нас рекламные плакаты на белых дощатых стенах. На одной рекламе – женские ноги в нейлоновых чулках; на другой – девушка с монголоидным лицом в саамском костюме на лыжах, буксируемых северным оленем, с улыбкой кинозвезды приглашает отдыхать в Лапландии [2]. Моих спутников больше всего забавляла то и дело встречавшаяся на нашем пути одна и та же реклама, но не изображением, а словом: matkasukka – дорожные чулки.
        Надписи и рекламы на столбах и стенах, яркие и чистые краски домов, разноцветная одежда людей – вот, пожалуй, главное, что отличает эту местность от советской земли между рекой Сестрой и границей [3]. И природный ландшафт такой же.
        Мы выехали из Москвы вечером и ровно через сутки,  когда уже стемнело,  прибыли в столицу Финляндии. Огромная площадь перед вокзалом вся была вымощена булыжником. Это меня поразило, потому что в СССР все такие площади давно заасфальтированы. Булыжные мостовые у нас считаются  признаком отсталости.
        Ночной Хельсинки встретил нас иллюминацией из газосветных реклам и ярко освещёнными витринами магазинов, уже закрытых. Непрерывные ряды витрин делают улицы похожими на выставку. В это позднее время (23 часа), когда, после размещения в гостинице, мы выбежали на улицу, по ней ещё брели, обнявшись, последние парочки. К 12 часам ночи все прохожие исчезли, и только рекламы, вспыхивая и двигаясь с загадочной периодичностью, сияли до утра (для кого?!).
        Жизнь здесь начинается и затихает рано. Служащие работают с 9 до 16 ч., рабочие с 7 до 16, магазины с 8 до 17, а в предпраздничные дни все кончают на два часа раньше. Между 16 и 17 часами улицы особенно многолюдны,  много покупателей  в магазинах, но очередей не бывает. В 18 часов улицы пустеют – финны ужинают. Под вечер улицы снова наполняются народом, особенно молодёжью, толпящейся у входов в кино. По воскресеньям и многочисленным религиозным и национальным праздникам магазины не работают.
        В Хельсинки началась и кончилась наше поездка по городам Финляндии. За 12 дней мы побывали в шести городах, посетили сейм (парламент) [4], школы, университеты, студенческие общежития, керамическую и кондитерскую фабрики, детский сад, дом престарелых, театры, кино, музеи, церкви, строительство домов, больницы, стадион, редакцию и типографию газеты, частные дома и квартиры, судоверфь, корабль, кабаре [5].
        Первым городом, в который мы приехали после Хельсинки, был Хямеэнлинна, тихий центр губернии Хяме, родина великого композитора Яна Сибелиуса. Вблизи города – национальный парк и первоклассный отель «Ауланко» [6], туристский центр Финляндии.
        Тампере (Таммерфорс) – третий по величине и самый индустриальный город страны, расположен между большими озёрами с разностью уровней 18 м. На протоке, соединяющей озёра, создан каскад плотин и гидроэлектростанций, которые дают энергию машиностроению, текстильной и химической промышленности. Своеобразную красоту городу придают фабрики, разместившиеся в самом центре. В доме, где в  1905 г. проходила Таммерфорсская конференция большевиков, помещается музей В.И. Ленина. Среди экспонатов музея – обстановка квартиры супругов Блумквист в Хельсинки, у которых Ленин скрывался от Временного правительства  в 1917 г. [7].
        Турку (шв. Обу) – древняя столица Финляндии, со средневековым (1300 г.) собором [8], старейшим в стране университетом, старинной крепостью на берегу моря (у порта, где мы побывали на шведском корабле [9]), тихими набережными реки Ауры. Как и Тампере, Турку насчитывает около 110 тыс. жителей; в каждом из обоих городов нас уверяли, что их город больше и лучше. В Турку особенно много друзей Советского Союза; здесь, как и в Хельсинки, строят корабли для СССР, многие имеют работу благодаря советским заказам [10].  Мы осмотрели музей-квартал ремесленников, где сохраняются (вероятно, после многократной реставрации) дома, домашняя обстановка и мастерские XVIII – начала XIX века [11].
        Лахти – самый молодой и быстро растущий город с большим жилищным строительством. В 1955 г. он праздновал своё пятидесятилетие. Стремительному развитию города способствовало выгодное географическое положение на пересечении водных и железнодорожных магистралей. Лахти собирает и перерабатывает лес с обширного бассейна озера Пяйянне; широко известна его мебельная промышленность. Город весь в лесах новостроек. Башнеобразные десятиэтажные дома возникают среди множества односемейных домиков, на земле, только что отвоёванной у сосновых лесов. Символами Лахти могут служить высокие радиомачты и знаменитый  лыжный трамплин на гряде Салпаусселькя, ежегодно собирающий лыжников со всего мира. Туристам, посещающим Лахти, обязательно показывают  спортивный институт в Виэрумяки, которым финны очень гордятся [12].
        Хельсинки не охарактеризовать парой фраз, в нём смешаны куски всех городов и история последних полутора веков. Прямые улицы, Сенатская площадь в стиле ампир и район Южной гавани делают его кое-где похожим на Петербург, но рядом – высокие,  наподобие  книжных шкафов,  многоэтажные коробки («модерн» и «конструктивизм»), башня Олимпийского стадиона, особняки среди зелени Обсерваторной горки, заводские корпуса, портальные краны, и всё это рассечено лопастями заливов и выемками железнодорожных подъездных путей, вторгающихся в самый центр.
        Остальная Южная Финляндия – это красивый, но несколько однообразный калейдоскоп лесных островков и холмов, чередующихся с ровными участками, где под снегом угадываются озёра.  Деревень в нашем смысле нет. Финны живут в хуторах. По территории рассредоточены характерные дощатые «финские» домики, бледно-жёлтые или вишнёво-красные, с белыми углами и белыми оконными рамами, большей частью без заборов. По дорогам, между сугробами, едут велосипедисты, женщины с детьми на финских санях, крестьяне  на дровнях в неизменных  кожанках. Видны аккуратные штабели дров и досок (всё лежит, ничто не валяется); вдоль дороги на помостах стоят бидоны с молоком, ожидая, когда их подберёт грузовик молочного пункта. Где у перекрёстка дорог дома сгустились – там церковь, магазины с широкими витринами, бензоколонка с надписью «Shell», вывески кооператива «Valio» и Ационерного банка. Наш автобус то и дело взлетает на крутые склоны гряд Салпаусселькя [13].
        Больше всего мне понравились в Финляндии дети и школы, благоустройство домов и территории, чистота, порядок и честность, высокая культура труда.
        Финские дети в своих ярких костюмчиках похожи на красивые цветы. Они очень дисциплинированы, обычная резвость сочетается у них с невиданной нами благовоспитанностью. Какой-нибудь карапуз, еле умеющий ходить и говорить, уже делает реверанс и лепечет «kiitos» (спасибо). Нельзя без восхищения смотреть на белые парты без единой кляксы [14] и царапины. В школах, которые мы осматривали вне программы, по нашему выбору, очень просторные классы, микрофоны для учителя, дневное освещение [15], стеклянные доски, перегородки из небьющегося стекла, хирургически чистые столовые, в которых дети ежедневно получают бесплатный горячий завтрак, и кухни, похожие на сложные научные лаборатории, помещения для игр младших школьников, прекрасные физкультурные залы, которые с помощью раздвижных стен, складывающихся гармошкой [16], и других несложный устройств легко превращаются в зрительный или актовый зал. Восьмилетняя народная школа – начальное звено обучения, готовит не для вуза, а непосредственно для производства; в ней, наряду с прочими предметами, преподаются религия, техника, ремёсла, а девочкам – домашнее хозяйство. Желающие идти в вузы после четырёх лет обучения поступают в среднюю школу.
        Дома в Финляндии очень просторны и удобны внутри. С помощью простых материалов – дерева, бетона, стекла, линолеума, лака, резины достигается максимум комфорта, разнообразия, изящества и уюта при полном отсутствии роскоши и излишеств. Широкие окна пропускают много света. Отказались от паркета, тряпок (они заменены губками) [17],  штукатурки, отсутствуют скатерти в общественных столовых с самообслуживанием. Дерево, с которым у меня связано представление о ветхости, расшатанности, ломкости, в умелых руках финнов как бы приобретает прочность железа, гибкость алюминия, массивность камня, блеск и текстуру мрамора, стекла и слоновой кости, и способно, в сочетании с высокой бытовой культурой, создать в маленьком деревянном домике такие же удобства, как и в многоэтажных зданиях больших городов [18].
        В архитектуре есть и оригинальные крайности. Так, в городе Турку мы осмотрели похожий на раковину концертный зал, в котором потолок и стены кривые (не плоские), неровный пол вестибюля повторяет рельеф местности, а оба этажа этого здания пронизаны наклонными колоннами; вместо лестниц – пандусы. Нам объяснили, что это – так называемый «биологизм» в  архитектуре [19] – избегают прямых углов и прямых линий. В стенах и потолках зала 22 тысячи отверстий для отопления, вентиляции и акустических устройств. О превосходных акустических свойствах этого зала хорошо отзывались выступавшие в нём советские артисты.
        Город в Финляндии не враждует с природой, не отгораживается от неё поясом помоек и свалок [20]; многоэтажные дома срастаются с соснами и скалами; в отношении благоустройства территории, внешнего вида домов и состояния дорог нет существенной разницы между городами и сельской местностью [21], как нет такой разницы в облике городских и негородских жителей [22].
        Городские площади и парки украшены скульптурами, обычно изображающими героев «Калевалы» и людей труда. Широко известны в стране скульптор Вяйнё Аалтонен и архитектор Элиэль Сааринен.
        Вы конечно слышали о честности финнов. Действительно, не только велосипеды и детские коляски – даже чемоданы и портфели можно видеть лежащими на улице или на платформе без присмотра, а в раздевалке не нужно номерков [23].
        Уличное движение не регулируется, а держится на взаимной вежливости и соблюдении правил [24]. Везде много указателей. Автомобили не гудят [25]. (И паровозы не свистят. Поезда отправляются по стрелке часов без звуковых сигналов). Очень мало полицейских. Разномастные, разноцветные автомашины, автокары, мотороллеры [26]. Много машин советского производства, почти все такси – «Победа».
        Интересна алкогольная политика. Водка дороже чем у нас и отпускается по карточкам (2 л в месяц).  Кроме того, на свадьбу и другие семейные события – по особому заявлению в полицию. В ресторанах алкоголь без карточек, но гораздо дороже. Вино пьют микроскопическими порциями. У задержанного в пьяном виде алкогольная карточка отбирается на несколько месяцев. Шофёр, замеченный пьяным за рулём, лишается прав пожизненно [27]. За всю поездку по Финляндии я видел на улицах только четырёх пьяных, несмотря на пасхальные каникулы. Много финнов в эти нерабочие дни отправилось кататься на лыжах в Лапландию.
        Магазины отличаются от наших величиной, оформлением витрин, отсутствием прилавков. Товары располагаются на столах и на полках не только вдоль стен, но и посередине торгового зала. У каждого продавца – кассовый аппарат; чек выдаётся покупателю вместе с товаром в качестве квитанции [28]. Распространены автоматы для продажи мелких вещей и лотерейные машины, собирающие мелочь на нужды социального обеспечения.
        В центре Хельсинки возвышается чёрное здание универмага «Стокманн» с эскалаторами между этажами [29]. Громадно книжное отделение, где продаются книги всех языков и народов [30]. В русском отделе вы найдёте продавца, говорящего по-русски, и можете купить, что угодно – от стихов Есенина до брошюр с материалами ХХ съезда КПСС [31]. Я поинтересовался, как распространяются наши географгизовские издания. Советские книги и газеты тут раз в пять дешевле, чем аналогичные финские.
        Не похож на наш внешний вид книжных магазинов и киосков: с ярчайших обложек, напоминающих рекламы, смотрят обнажённые красотки, гангстеры в масках, скелеты и чудовища, какие-то апокалиптические пейзажи. Религиозной литературы – тьма. Продаются самые крупномасштабные  географические карты и планы городов, широко вошедшие здесь в быт как неотъемлемая принадлежность каждого учреждения, отеля, автостанции, вокзала [32]. Газеты толстые, до сорока полос, из которых первая и последняя бывают в трёх красках [33]. До трети объёма газет занимают рекламы; много иллюстраций.
        Непривычно для нас соотношение цен: авторучка стоит почти столько же, сколько ручные часы [34]; номер в гостинице или хороший обед – как мужская сорочка. Относительно дороги коммунальные услуги, квартплата, транспорт, некоторые инструменты, машины и спортивный инвентарь, зато очень дёшевы одежда и обувь [35].
        В центре каждого города имеется рыночная площадь (тори, по шведски – торгет) [36] – незастроенный квартал, где утром расставляют палатки мелкие торговцы, но к двум часам дня всё убирается бесследно, и так – каждый день.
        Финляндия – страна ярких красок, созданных людьми словно для контраста с неяркой северной природой. В светлые тона окрашены дома, автомобили, детские коляски. Радует глаз красочная одежда женщин и детей. Дети зимой носят не пальто и полушубки, а разноцветные костюмы спортивного фасона, вроде лыжных, штормовок и анараков, с застёжками-молниями и капюшонами – малиновые, яично-жёлтые, небесно-голубые,  салатно-зелёные – в них удобно играть на снегу. Головы не замотаны платками и шарфами. Взрослая молодёжь также предпочитает спортивные костюмы – узкие клиновидные брюки и перкалевые блузы [37]. Женщины очень часто ходят в брюках [38]. Другая распространённая форма одежды – кожаные куртки, сапоги и высокие коричневые или синие фуражки (их носят и в Советской Прибалтике [39, 40]). Вообще, финны очень легко одеты – это бросается в глаза. Так, на границе советский пограничник стоял в тулупе, шапке-ушанке и валенках, а финский – в суконной шинели, фуражке, гетрах и ботинках [41].
        У финнов во всём видно разнообразие – в архитектуре, одежде, мебели, оформлении жилищ и улиц. Нет двух одинаковых домов, не похожи этажи в гостиницах, комнаты в общежитиях, иногда даже стены одной комнаты. Это разнообразие без вычурности и излишеств, за счёт окраски и отделки поверхности, рисунка, реже – формы, всецело подчинённой назначению предмета, при строгой экономии средств.
        Природа Финляндии не балует человека своими дарами, но многого здесь достигают бережливостью и трудолюбием – этими важными чертами национального характера финского народа.
         
        Опубликовано в несколько сокращённом виде и с немного иным расположением абзацев: Поездка по Финляндии. Впечатления туриста // Земля и люди. Географический календарь. 1958. – М.: Географгиз, 1957, с. 87 – 89; 0,3 л., 50 тыс. экз.

Иллюстрации (чёрно-белые)

        Хельсинки. Центральная часть города. – Фото. 46 х 110 мм. В центре – универмаг «Стокманн» на Mannerheimintie (проспект Маннергейма).
        Маршрут советских туристов по Финляндии. – Картосхема. 60 х 95 мм. Составлена картографической редакцией издательства «Географгиз» по указаниям Б.Б. Родомана. В легенде:  Государственные границы. Железные дороги. Автодороги. Маршруты (показаны стрелками вдоль дорог). Масштаб линейный, в 1 см около 56 км.
        Типичный ландшафт Южной Финляндии. – Фото. 50 х 108 мм.  Вид летний. Озера, луга, группы деревьев, лес. Никаких зданий и сооружений. (Это не Пункахарью!).

Приложение

I. Еда и напитки

        В статье, написанной в советское время для публикации, конечно не могло быть никаких восторгов по поводу нашего питания в зарубежной стране. Придётся восстановить кое-что по памяти.
        У нас был «полный пансион», нас кормили три раза в сутки. Не знаю, как другие туристы, но я не истратил в Финляндии на еду и питьё ни одного пенни.
        Главное, что меня поразило – это «буфет», или то, что у нас называют «шведский стол». Он несколько отличался от того, что ныне обычно во всех «звёздных» отелях. Посреди ресторана возвышалась коническая гора из полок, уставленных красивыми  закусками, похожими на торты из мясных изделий, рыбы, прочих морепродуктов, с овощами, фруктами, ягодами, с разными соусами и кремами. Мы все сначала усаживались за один длинный стол, где каждый запоминал своё место, а потом брали тарелки и обходили буфет, накладывая себе закуски. Их было так много, что большую часть я не видел и не пробовал. Из необычных сочетаний продуктов запомнилась  селёдка с апельсинами. Набрав закусок, мы садились за стол второй раз.
        На столе стояли в стеклянных кувшинах: простая сырая питьевая вода со льдом, свежее молоко со льдом и кислое молоко со льдом, а также минеральная вода в маленьких стеклянных бутылочках, например, «Виши». Возможно, что кислым молоком, или простоквашей, мне казались и разные йогурты, но тогда мы этого слова не знали. Цветных йогуртов, т.е. с ягодами или сиропами, не помню; их, скорее всего, не было.       
        Пока мы пожирали закуски, официанты не ходили по залу, а прятались в отдельном помещении, наблюдая за нами через окошечки-глазки диаметром 8 – 10 см. Затем, в нужное время, наш стол начинали обходить два официанта. Один, с огромной тарелкой, полной мяса, накладывал большими щипцами-пинцетом каждому из нас один бифштекс (антрекот, лангет, шницель и/или т.п.), а другой официант подносил ко мне длинное блюдо, на котором лежал варёный (отварной) картофель, и я его сам себе накладывал, сколько хотел. И всю эту еду – и рыбные закуски, и жареное мясо – мы непрестанно запивали ледяной сырой водой и ледяным молоком! Там проходили обеды и ужины.
        В завтраках я помню только сливочное масло. Меня поразило, что оно было твёрдым. В семье моих родителей холодильника не было. Продукты хранили зимой в пространстве между наружными и внутренними оконными рамами или вывешивали за окном в авоське; летом покрывали мокрыми мохнатыми полотенцами, концами опущенными в воду; холод получался от испарения воды. Холодильник у меня впервые появился вместе с первой женой в 1976 г., когда мне было 45 лет, но включали его только летом. Пользоваться холодильником круглый год я окончательно привык лишь при  второй жене, в 1986 г., когда мне было уже 55 лет.
        Тогда, в Финляндии, нам клали на стол из холодильника или морозильника твёрдый кусок сливочного масла, который надо было не резать, а скоблить подобием ножа, названия которого я не знаю, отчего масло сворачивалось ленточкой. О кофе, чае и кондитерских изделиях не помню ничего. Конечно, мы пили утром кофе, но я до конца жизни так и не стал любителем этого продукта. В последующих поездках по Финляндии я полюбил тамошний  ржаной хлеб и квас. С 1956 г. я часто говорил: «Если бы в Москве был такой вкусный чёрный хлеб, как в Эстонии и Финляндии, то белого я бы не ел вовсе». В постсоветское время вкусный ржаной хлеб у нас появился, и я ем его гораздо больше, чем белый.
        В конце той поездки у нас был ужин (возможно, с подачей спиртного) в хельсинкском шикарном ресторане при одноимённом отеле «Kalastaja torppa» («Хижина рыбака»). Там мне запомнилась популярная в те годы песня «Истанбул, Константинополь». На неё появилось множество пародий. Ещё кое-как помню кабаре, где бабы садились нам на колени, смущая советских людей.
        15 июля 2018 г. в отеле "Каластая торппа" остановился президент США Дональд Трамп перед встречей с Владимиром Путиным. И вот что об этом  месте я выловил в Интернете.
        "Для американского президента финская столица приготовила другое меню. Известно, что для него был забронирован номер в отеле Hilton Helsinki Kalastajatorppa в тихом районе Хельсинки. Ресторан этой гостиницы предлагает такие блюда, как карпаччо из оленины за 14,9 евро, жареный судак с картофелем по-сконски за 29,5 евро или тушённую на протяжении всей ночи голень ягненка с картофельным пюре за 27,5 евро. Хотя что из обширного меню заведения предпочтёт Трамп, остаётся загадкой".
        На фабрике «Fazer» («Фацер») мы разговаривали с русскоязычными работницами, пробовали конфеты и получили по коробке в подарок. Нас забавляла и марка пива «Sinebrychoff» («Синебрюхов»). Один мужик из нашей группы даже воскликнул: «Ну, как человек может жить с такой безобразной фамилией?» Но это же почтеннейшая династия пивоваров и меценатов, с конца XVIII века! Вот фамилии «Толстой» и «Плевако» не кажутся некрасивыми, потому что облагорожены знатными носителями.

II. Что мы смотрели в кино?

        Мне довелось посмотреть три фильма. В каком порядке – не помню. Они мне запомнились и понравились в совершенно разной степени.
       1. Какой-то прославленный фильм Чарли Чаплина, который нельзя было увидеть в СССР, потому что наши его не купили. Смотрели в клубе советского посольства.
        2. История Бенни Гудмена. О знаменитом музыканте, цветной, на английском языке, титры на финском и шведском. Я не знал английского языка и ничего не понял. Один товарищ из нашей группы мне всё объяснил, и я задним числом всё вроде бы понял, но сразу же забыл. Мне вообще незачем ходить в кино и театр. Содержание фильмов и спектаклей я обычно забываю раньше, чем вернусь из театра домой. Но бывают исключения! И таким замечательным исключением оказался третий фильм.
       3.  «Распутин и женщины» («Rasputin ja naiset»). Цветной, на французском языке, титры на финском и шведском, песни на русском. Всё понятно. Запомнились несколько ярких сцен.
        Сцена первая. Снега России. Сибирская степь. Буран (метель, пурга). Мчится тройка удалая. На ней возница и Распутин в медвежьей шубе. Навстречу – серый волк. Зверь скалит  зубы, но Распутин гипнотизирует его своим взглядом, и волк убегает, поджав полено.
        Сцена вторая, самая яркая в фильме (описание приблизительное). Под развесистым деревом (вероятно, клюквенным), рядом с  бревенчатым  теремом, похожим на церковь, за столом с пёстрой скатертью пьют водку и чай в блюдечках из медного самовара и едят расписными деревянными ложками из деревянных чашек чёрную икру бородатые, косматые мужики в шёлковых рубашках, опоясанных шнурками с кисточкой, в лаптях и онучах. Среди них – Распутин в сапогах – командует парадом, а рядом стоят голубоглазые девушки в красных сарафанах,  с русыми косами до пят.
        – Dancez! Chantez! – кричит Распутин.
        Цыгане пляшут и поют с еврейским акцентом:
       
        Что за ель, что за ель,
        Что за шишечки на ней!
        ………………………….
        А мой милёнок
        Деколоном мажется.

        Эта сцена использована в моей книге «Под открытым небом», изд. 1-е, 2004; изд. 2-е, 2006. с. 23.
         Сцена третья. Распутин в своём кабинете принимает аристократок. У его дверей стоит длинная очередь. К нему прорывается некая княжна. Она хочет стать второй Шарлоттой Корде. Она достаёт кинжал (похожий на перочинный ножик), чтобы вонзить его в Распутина. Он не говорит ей ни слова, только молча смотрит в глаза, как удав на кролика. Кинжал выпадает из её рук, одежда  спадает с плеч, обнажается спина, часть груди без сосков. (Фильм умеренно эротический, без «интима», который в то время в кино был ещё невозможен).   
        Сцена четвёртая. Баня с бассейном. В нём уже плещется хоровод прекрасных девушек. Распутин сбрасывает рясу и присоединяется к купальщицам. Их наготу вуалирует банный пар.
        В конце фильма женщины сходят со сцены, уступая место надвигающейся Революции. Народ идёт по улице с лозунгом: «Избавьте нас от Распутина!». (На самом деле, если я не ошибаюсь, таких уличных демонстраций не было). Его убийства в фильме нет. Оно теперь представляется мне по советскому фильму «Агония» (показан  в 1985 г.).

        III. Илья Репин и Аксели Галлен-Каллела

        В Финляндии очень почитают русского художника Илью Репина, который прожил в этой стране последние три десятилетия  своей жизни (1900 – 1930). В Финляндии остались жить и его потомки. Они, как и их отец, не клюнули на удочку большевиков  и не переехали в Советский Союз. Престарелый Репин посещал Хельсинки и написал там портрет самого известного финляндского художника Галлен-Каллела, иллюстратора «Калевалы», творившего в духе народного романтизма, а затем ещё целую галерею выдающихся деятелей Финляндии. С тех пор, как я об этом узнал,  я люблю сравнивать обоих художников и написал, что солнечный Репин и мрачный Каллела дополняют друг друга, как два типа финской погоды.
        Нас великим русским художником перекормили: привели в Художественный музей «Атенеум» и дольше часа показывали  этюды Репина. Мы сидели как на иголках, люди нервничали. Осталось несколько часов или десятков минут пребывания в Финляндии, у всех свои планы, кто-то хочет напоследок забежать в магазин и отовариться, спустив последние марки, а тут надо торчать и делать вид, что это интересно.
        В 1995 г., при моём путешествии с другом по Финляндии,  по маршруту Иматра – Савонлинна – Куопио – Йоэнсуу, там опять готовилась выставка Репина, и он смотрел на нас чуть ли не с каждого придорожного столба, как в 1956 г. дорожные чулки  matkasukka.

Эпилог

        После разноцветной Финляндии Ленинград поразил меня своей чернотой. Суровые, не улыбающиеся люди в чёрной одежде идут по чёрным мостовым и тротуарам среди чёрных домов. Ощущение мрачности усиливалось отсутствием снега и обычной для этого города облачной и дождливой погодой.
        Меня как «интуриста» сразу разместили в шикарной гостинице с тяжёлыми тёмно-красными занавесками, покрывалами и скатертями под красными шёлковыми абажурами, но после светлой, просторной и простой Финляндии этот роскошный дореволюционный интерьер показался мне дикостью. Я смеху для попросил в ресторане, чтобы мне принесли, ну, не молоко, а простую воду. Они переспросили, не водку ли, и налили воды из водопроводного крана, зато бесплатно; в наши дни это бы называлось «минеральной водой» в пластиковой бутылке и стоило дороже, чем обошлась бы тарелка супа в домашних условиях.
        По возвращении в Москву я много недель подряд, а потом, нередко, и в следующие годы, рассказывал  гостям о Финляндии,  показывал разложенные на столах и кровати буклеты, журналы, карты. Фотографий, сделанных мною, среди них не было. До самого выселения из коммунальной квартиры (просп. Мира, 47, кв. 17) в 1970 г., на стенах моей комнаты висели финские плакаты: 1) саамка с оленем; 2) девушка, прислонившаяся к берёзе; 3) замок в Савонлинна: 4) русалка с голыми грудями и рыбьим хвостом, а на заднем плане теплоход; написано:  «Matkustakaa meriteitse Ruotsiin» – «Путешествуйте морем в Швецию». Гости приходили ко мне каждый четверг в 19 часов, без приглашения и предупреждения;  телефона я не имел до 1982 г.
       
Примечания 2018
       
        1. Маршрут в 1956 г.: Москва (жд) Хельсинки, Хямеэнлинна и Ауланко, Тампере, Турку (автобус) Лахти (жд) Виэрумяки; Хельсинки, Ленинград. В Ленинграде я остановился на обратном пути, чтобы посмотреть недавно открывшееся метро.
        Оформление поездки состоялось в Москве на верхнем этаже Дома Союзов (где знаменитый Колонный зал), я был там в начале 1956 г. только один раз, когда подавал документы, заполнял одну небольшую анкету. Лёгкость выезда в капиталистическую страну объяснялась тем, что Финляндия – единственная из таких стран, согласившаяся выдавать беглецов из СССР, а отправление советских туристов за рубеж – дело новое и ещё не успело обрасти бумагами и чиновниками. В поезде Москва – Хельсинки руководители группы пожурили меня за то, что я не явился на «собеседование» (инструктаж). Загранпаспорт не требовался, но обычный  паспорт отобрали на границе в Выборге и вернули на обратном пути со штампами «выезд» – «въезд».
        Всё путешествие обошлось мне в 1003 р. 57 коп. Из них ровно 1000 р. стоила путёвка, включавшая и финскую валюту на карманные расходы, а 3 р. 57 к. – маленький голубой значок «Интурист СССР», который я прицепил к лацкану пиджака. Я работал в Географгизе младшим редактором, получал 880 р. в месяц. 1 кг чёрного хлеба стоил в 1960 г. 1 р. 60 к., проезд на метро в 1956 г.  –  50 к.
        Перед поездкой в Финляндию мне сшили новый синевато-чёрный костюм в ателье на Бол. Калужской ул. (с 1957 г. – Ленинский проспект), д. 13. Это был единственный в моей жизни случай, когда мне пошили одежду по заказу. Костюм потом носился не одно десятилетие, но я надевал его редко. В конце ХХ века моя вторая жена приспособила для себя брюки из этого костюма и пользовалась ими даже в начала XXI столетия. Материал она считает очень добротным, какого не бывает в наши дни.
        Во главе нашей туристской группы стояли три начальника: 1) главный – Исаак Афанасьевич Травкин, директор гостиницы «Метрополь»; 2) завхоз, постоянно считавший деньги; 3) некто молчаливый, возникал рядом при любом разговоре и торчал у меня за спиной, когда я что-то записывал.
        Я поехал в Финляндию слегка  подкованным и в географии, и в финском языке. Возил с собой толстый финско-русский словарь, которым пользуюсь и сейчас. Заранее выучил некоторые фразы по-фински. Финская студентка Сату Карьюнен в начале XXI века сказала, что произношение у меня хорошее. Финский язык –  единственный или один из немногих естественных языков, в которых написание не расходится с произношением (за исключением собственных имён – шведских и иностранных) (шведский язык в Финляндии – не иностранный, а второй государственный).
        Местные русскоязычные гиды с нами подолгу не ездили, а появлялись в разных городах. Из них двое были русскими – скорее всего, не иммигрантами, а коренными жителями. Один из них, пожилой, по фамилии Шелихов, всё меня просил узнать, не потомок ли он нашего великого купца и колонизатора Аляски, и я что-то ему писал впоследствии. Другой, гид, молодой, Олег или Вадим Корзов, рассказывал, что катался на буере по Финскому заливу и нечаянно заехал в советские территориальные воды, увидел силуэт Таллина  и очень испугался. (Ведь был такой случай, когда одного парня в аналогичных обстоятельствах поймали, под пытками заставили признать себя шпионом и сгноили в советских лагерях). Третий гид был финном или шведом. Я как-то при нём вслух прочитал шведское название улицы «Universitetska gatan», и он встрепенулся: «Talar du svenskan?» Этот человек работал гидом по совместительству, а постоянно был вагоновожатым (водителем трамвая). Других гидов я не помню. Некоторые из них говорили, что мечтают посетить Москву, дабы увидеть цыганский театр. Многим людям в Западной Европе Россия представлялась как страна цыган. А как же Румыния и Венгрия?
        В нашей группе, вряд ли превышавшей 20 – 25 человек (таких больших, как сейчас, автобусов тогда не было), состояло несколько архитекторов, что очень положительно повлияло на уровень экскурсии. Архитекторам в Финляндии было на что посмотреть. Мы тоже восхищались экономичными пятиэтажными домами, прототипами тех «хрущёвок», которые советский правитель в те же годы увидел в Скандинавии.
        Я путешествовал с чемоданом длиной 60 см, к нему в каждой гостинице лепились яркие художественные наклейки диаметром 8 – 10 см; они держались на чемодане ещё несколько лет. Теперь с такими чемоданами по России, кажется, никто не ездит. Они ещё лежат в квартирах и чуланах, храня старое барахло (а у меня – архив). Много советских чемоданов выставлено в таллинском Музее оккупации.
        2. Некоторые из этих плакатов я привёз в Москву,  и они сорок лет висели на стенах моих комнат, пока не порвались и обветшали, а теперь (2018 г.) доживают свой век в тубусах.
        3. Территория между рекой Сестрой (Rajajoki = Пограничная река; ныне её устье находится в черте Петербурга) и станцией Вайниккала была присоединена к СССР впервые в 1940 г., после Зимней войны, а окончательно в 1944 г., после капитуляции Финляндии.
        4. При посещении сейма (парламента) я, как и другие туристы, посидел в кресле президента Финляндии, однако не помню, чтобы меня кто-нибудь фотографировал. Я возил с собой советский фотоаппарат, взятый у друга напрокат, с тем, чтобы его в конце путешествия загнать, что и было осуществлено по договорённости с владельцем. Так поступало в те годы большинство советских туристов, потому что валюты выдавалось очень мало, свободный её обмен был совкам запрещён. Я пытался продать (а может быть и продал) даже авторучку «Паркер» с позолоченным пером. Мне удалось купить прекрасные жёлтые (светло-коричневые) ботинки в магазине в Хямеэнлинна, они радовали меня много лет. В конце путешествия, на рынке в Лахти, я приобрёл  светло-кофейную перкалевую ветровку и небесно-синюю куртку из толстого сукна без подкладки, обе с молниями до низу, что было тогда в СССР  почти чудом. Суконную куртку хозяйка поливала водой из чайника в доказательство её непромокаемости. (До XIX века  суконные плащи были непромокаемыми, а зонтики (не зонты!) (zondek – солнечный тент) делались для защиты от солнца). В афере с перкалевой курткой участвовала бутылка водки. Она стоила почти столько же, сколько и куртка, и  это меня поразило. В СССР вещи были очень дорогими, а еда и напитки дешёвыми. Водку мы везли не только легально, но и почти по обязанности.
        Друзья-туристы просили меня купить складную шведскую пилу с норвежскими зубьями, и я, как дурак, бегал некоторое время в её поиске по берегу Южной гавани в Хельсинки. Перкалевую ветровку я носил почти до конца ХХ века, а синей курткой больше  любовался, потому что рукава оказались  короткими, да и вся она была для меня маловата. В 2000 г. я подарил её бедным деревенским детям – братьям и сёстрам моей подруги из придонных  слоёв общества.
        5. Из перечня посещённых объектов видно, что программа нашей поездки по Финляндии в 1956 г. была гораздо более «культурной», познавательной и, если можно так выразиться, «социально направленной», нежели то, что в наши дни предлагают массовому потребителю многочисленные турфирмы, включая и сохранившийся «Интурист».
        6.  В отеле «Ауланко» я впервые увидел биде и, конечно, не мог догадаться, что это такое. В те годы или  позже в СССР биде были установлены в Москве в литерных домах А и Б (ныне №№ 2 и 4) на ул. Горького (ныне Тверская). Были ли они в знаменитом «Доме правительства» («Доме на набережной») и в трёх наших центральных гостиницах «Метрополь», «Москва» и «Националь»? Не уверен. Я слышал разные истории о монголах, впервые увидевших писсуар и унитаз, и о русских, познакомившихся с биде, но воздержусь от их пересказа.
        В Финляндии, кажется, в том же Хямеэнлинна, я увидел, тоже впервые, как без букв обозначают мужской и женский туалеты – изображениями петушка и курочки. Мой друг и коллега Владимир Каганский говорил, что все такие иносказательные пиктограммы ненадёжны – надо изображать гениталии.
        В Хямеэнлинна у меня было неприятное приключение: я  оторвался от группы, один зашёл в церковь и уселся в середине длинного ряда. Храм быстро наполнился народом, началось богослужение, финны запели «Ej, Jumala!», а мне надо уходить! Я встал, из-за меня поднялось полряда. Руководители группы закатили мне скандал. Больше всех ярился наш ГБ-шник: «Это же фашисты! Они в нас стреляли!» (Вероятно, сам он был участником  войны с Финляндией).  «Завтра о вашем поступке напишут все газеты!» Ничего газеты, конечно, не написали, а некоторые мои друзья в Москве решили, что именно после этого события меня не выпускали за границу до самого конца существования СССР (за исключением одного проезда из Тувы в Туву через Монголию, загранпаспорт дали в Кызыле). 
        7. Как нас учили в советские время, в Таммерфорсе в 1905 г. впервые встретились Ленин и Сталин. И там же с ними якобы встретился мой будущий «учитель» и научный руководитель Н.Н. Баранский – как делегат от Социал-демократического союза Сибири, но подтверждения этому в Интернете я пока не нашёл.
        В музее нас принимал старичок, возможно, видевший Ленина. Конференция проходила в том же здании (Рабочем, или Народном доме) и там же наш Ильич впервые обещал предоставить независимость Финляндии, если большевики придут к власти (и обещание сразу выполнил, за что его так и почитают в этой стране, наравне с Александром Первым). Теперь здесь сохраняется единственный в мире постоянно действующий музей В.И. Ленина.
        8. В Кафедральном соборе Турку перед нами распахнули крышки гробов: «Так выглядят люди, умершие триста лет назад». Когда мы остановились около этого собора при поездке по Скандинавии в 2006 г., нам сказали, что мертвецов там уже нет, их перенесли в городской музей.
        9. На шведском корабле я впервые увидел, как работает радиолокатор.
        10. Из-за  распада СССР и потери советских заказов после 1991 г. в Финляндии начался экономический кризис, продолжавшийся два-три года, но страна быстро переориентировалась на Запад и к 1995 г. окончательно «встала на ноги».   
        11. В музее-квартале ремесленников – однообразные деревянные дома, какие-то маленькие и несерьёзные в сравнении с нашими избами. Для меня были новыми и запомнились вывески без надписей – висевшие на поперечных стержнях образцы и муляжи товаров – производимых, ремонтируемых и продаваемых.
        12. Из Лахти мы съездили на спортивную базу Виэрумяки на поезде. Я прошёлся по вагонам и увидел, что в одном из них крестьянин везёт свою корову. Советские и российские пригородные поезда для перевозки крупных вещей, велосипедов и мотоциклов, домашнего скота так никогда и не были приспособлены. А я придумал, чтобы в каждой электричке был один вагон для пассажиров с громоздким багажом. Откидные сиденья вдоль стен, посередине – два ряда вертикальных штанг, над сиденьями – полки, много крючков и ремней; широкие двери не только по концам вагона, но и посередине.
        13. Между городами мы проехали на автобусе только один раз – из Хельсинки в Лахти. Значительная часть дороги оказалась не асфальтированной – это была «улучшенная грунтовая дорога», по нашим понятиям, но улучшенная на самом деле, т.е. очень гладкая. Я открыл потолочный люк автобуса, стал ногами на спинку сиденья и высунул голову в шапке-ушанке и плечи  в пальто, чтобы смотреть по сторонам. Вероятно, что и этот экстравагантный поступок, после скандала в церкви, начальству запомнился.
        Меня поразил придорожный сельский сортир (нужник). Это был параллельный дороге длинный сарай, посередине которого тянулся невысокий барьер (выше колен, но ниже пояса). За барьером находилась масса мочи и кала. Через этот барьер  мужчины направляли свою струю. Для справления большой нужды надо было садиться на ту часть барьера, которая оборудована перилом, пропустив его под коленями. Человек прикасался к этому устройству не голым задом, а штанами. Я раза два-три за всю жизнь пользовался таким образом в лесу горизонтальной жердью, диаметром около 10 – 15 см. Ничего, понравилось. Для организма такая поза даже полезнее, чем на унитазе сидеть.
        14. В 1956 г. мы писали жидкими синими чернилами, заправленными в авторучки. В советских школах всё ещё использовались деревянные ручки со стальными перьями, макаемыми в чернильницы с фиолетовыми чернилами. К написанному сразу же прикладывалась «промокашка» (промокательная  бумага); на письменных столах у чиновников и интеллигентных граждан она была прикреплена к пресс-папье.
        15. «Дневное освещение». Вероятно, я имел в виду лампы «дневного света», которые тогда ещё в СССР были редкостью. Но сейчас я должен особо отметить, что в Финляндии (как и в других странах Северной Европы) максимально используется естественный солнечный свет (так было и в российских школах до революции), однако в наше время в России во всех общественных помещениях окна занавешены и электрические лампы  горят весь день, даже летом. Говорят, что люминесцентные и светодиодные  лампы быстро изнашиваются от частых включений. Поэтому их и не выключают никогда. И это у нас называется энергосбережением.
        16. Мне очень понравились раздвижные стены. Я сразу изобрёл двойной гостиничный номер – две комнаты, разделённые такой стеной. К ней с двух сторон прислонены неширокие кровати на колёсиках и коротких слабо наклонных рельсах, перпендикулярных перегородке. Когда стена раздвигается, обе кровати сдвигаются и превращается в одну двуспальную. У каждой кровати в той стороне, куда сдвигается перегородка, имеется закруглённый угол, а у перегородки – клиновидный профиль на уровне кроватей. Когда передвижная стена задвигается, то она раздвигает кровати и они принимают прежнее положение. Раздвижную стену люди тянут за ручку, похожую на дверную, как в купейных вагонах. Но, конечно, она может двигаться и автоматически. Такие устройства можно предложить для купе и кают.
        Я почти уверен: нечто такое давно изобретено за бугром. «Мышление, если оно правильно, приводит к тому, что уже известно за границей» – один из моих любимых афоризмов. (Его подхватили российские философы, он есть в Интернете со ссылкой на  меня). В том редком случае, когда наш соотечественник в самом деле придумает то, чего нигде ещё не было и нет, его скорее всего не признают и даже засмеют, как это случилось с советским изобретателем автоматической зубной щётки. Её вскоре изобрели, запатентовали и успешно внедрили совсем другие дяденьки в Западной Европе.
        17. Тряпки для уборки заменены губками. И вообще, как мне показалось, в Западной Европе меньше тряпок, а в нашей стране слишком много занавесок, покрывал, чехлов, штор, платков и т.п. – накопителей пыли, грязи и неприятных запахов. Я сам всю жизнь провёл среди тряпок и, возможно, от них и зачах.
        18. В СССР в середине ХХ века большинство людей в малых и средних городах жили в собственных частных односемейных деревянных домах сельского типа с маленькими земельными участками (садами и огородами), с уборными во дворе, без канализации, но с водопроводом. Вода редко подавалась в одноэтажные дома, а чаще только в водопроводные колонки, к которым ходили за водой с вёдрами. Считалось, что улучшить такой полугородской быт можно только одним способом – снести все эти дома и переселить их жителей в многоэтажки с водопроводом и ватерклозетами в квартирах.  Комфортабельных коттеджей современного типа для круглогодичного проживания тогда в нашей стране почти не было, но имелись дачи горожан, преимущественно для летнего отдыха, во время отпусков и каникул и в выходные дни. Садовые участки со знаменитыми шестью сотками, выделенными жителям многоэтажных домов в окрестностях городов, распространились в послесталинское время. В 1956 г. они меня ещё не волновали. Даже вокруг Москвы  сохранялась натуральная деревня, где жили колхозники и работники совхозов.
        19. Вскоре это направление стало известно в Советском Союзе как «архитектурная бионика». Я тоже отдал дань этой теме, написал несколько статей, выступал с докладами и чертежами не только в Географическом обществе, но и в ЦНИИ теории и истории архитектуры.
        20. «Помойки и свалки» – словосочетание красноречивое, но в данном случае неправильное. Помойки, т.е. специальные помойные ямы – это места, куда выливают грязную воду, главным образом, после мытья посуды. Они устраивались в дальних углах дворов при домах, не имевших канализации, и обычно прятались в высокой траве. Свалки – это хранилища твёрдых бытовых отходов (ТБО) – главный бич современных городских агломераций. В нашей стране много мусора вываливается на обочины дорог и в лесах вне легальных свалок. Раздельная уборки и переработка ТБО до сих пор (2018 г.) толком не налажены; свалки просто засыпают землёй и на их месте что-нибудь сооружают. Ну, а лучший способ скрыть хранилища радиоактивных и военно-химических отходов – построить на их месте жилые дома. Из них сами жильцы, только что улучшившие свой быт, не захотят опять куда-то уезжать. И горе  экологу или журналисту, открывшему людям страшную тайну; они же его и укокошат первые…
        21. Различия между центром Москвы и любой окрестной  деревней в середине ХХ века были резкими и ошеломляющими, но к какой категории отнести многочисленные «посёлки городского типа» с их бревенчатым избами,  нужниками во дворах и свиньями в стойлах и на улицах? Я сам долго цеплялся за понятия «город» и «деревня», но пришёл к выводу, что формальное, юридическое различие между поселениями городскими и сельскими – пережиток феодализма, когда люди, жившие в них, пользовались разными правами. Вполне понятны административные функции городов – центров губерний и уездов. Но в чём заключается фактическое, физическое отличие города от села? В преобладающих занятиях жителей? Однако и в царской России крестьяне, жившие на огромном пространстве между реками Москвой и Волгой, кормились не столько от пашни и огородов, сколько от ремесла и торговли, работали на городских стройках. В деревне возникли первые фабрики, а два гигантских фабричных села разрослись и срослись до такой степени, что из них получился город Иваново-Вознесенск.
        Огородничеством и скотоводством, в том числе товарным, в России успешно занимались горожане. Они же больше всего потребляли и молочные продукты. Кушать редис со сливочным маслом – барская роскошь, о которой с чувством вины перед народом писал Лев Толстой. Ещё в начале ХХ века Москва была окружена обширными пастбищами. На их месте в советское время возникли парки и аэродромы. Турникеты на Бульварном кольце, которые я любил крутить в детстве, устраивались от коров (коих в моё время там уже не было).
         Характер домов и мостовых тоже не может служить надёжным критерием. Не только асфальт и тротуары, но и многоэтажные дома с лифтами в «сельских муниципальных образованиях» современной России встречаются. Некоторые почтенные географы предложили считать главным отличием города от деревни наличие централизованной бытовой канализации. Но автономные санузлы возможны и в многоэтажных жилых комплексах. Соперничество между централизованными и автономными системами жизнеобеспечения идёт на протяжении всей человеческой истории, и нет оснований считать прогрессивной только одну из них.
        22. Значительные отличия сельских жителей (особенно женщин, детей и стариков) от городских в одежде наблюдались в средней полосе России до начала 60-х годов.
        23. Движимое имущество без присмотра хозяев и самообслуживание в буфетах ещё до революции 1917 г. изумляли россиян, попавших в Великое княжество Финляндское, и даже приводили их в бешенство  (описано А.И. Куприным в очерке «Немножко Финляндии»). Чемоданы и портфели без их владельцев мы впервые увидели в день въезда в Финляндию из поезда на станции Лахти.
        С номерками для одежды в нашей стране история более сложная. В советское время на предприятиях  производственных и общественного питания, в бюрократических учреждениях, в учебных и зрелищных заведениях, кроме кинотеатров, имелись раздевалки с гардеробщиками, принимавшими  также обувь и сумки. Вход в верхней одежде был категорически запрещён. В ниши дни в бедных научных институтах, куда редко заглядывают воры и бомжи с улицы, а вахтёром работает научный сотрудник по совместительству, гардеробщиков нет, а применяются (для посторонних посетителей) раздевалки самообслуживания, с номерками или без. Служащие этих учреждений раздеваются в своих комнатах. Студентки нередко бегают по вузу с шубами в руках.
        По другому пути пошли в постсоветское время кафе и рестораны. В большинство из них можно теперь зайти в пальто и повесить его на одну из вешалок, расставленных между столами. Мне такой порядок нравится.
        24. Вероятно, я имел в виду отсутствие  полицейских –   регулировщиков уличного движения. Светофоры, конечно, в Финляндии были, но главное, что участники уличного движения им неукоснительно подчинялись, тогда как в Москве в часы пик и регулировщики стояли, и милиционеры постоянно свистели прохожим, переходившим улицы в неположенном месте или на красный свет, и штрафовали их довольно часто.
        25. В Москве звуковые сигналы на улицах были запрещены в том же 1956 г.: указом от 1  апреля, когда я был в Финляндии, или,  фактически, 1 августа. Я помню об этом с ноября 1957 г., когда на новоселье моего школьного друга К.К. Шилика в Минске, в новой малогабаритной квартире, с непривычной для меня, жителя дореволюционного дома, слабой звукоизоляцией, я впервые увидел совмещённый санузел, на двери которого был знак  «Звуковые сигналы запрещены».
        26. В СССР в середине ХХ века все грузовые автомобили были зелёными (для военной маскировки), а почти все легковые – чёрными и серыми. В другие цвета впервые стали окрашивать такси – но не в яично-жётый цвет! он появился только в постсоветское время.
        27. Под влиянием поездки в Финляндию я где-то в 60-х годах написал большую статью о том, как бороться с пьянством в СССР и какую нам надо проводить алкогольную политику. Статья не была антисоветской, она прошла мою вышколенную внутреннюю цензуру (за годы «советской» власти к моим текстам не придрался ни один цензор) и вполне могла быть опубликована в «Литературной газете» или каком-нибудь толстом журнале, если бы её сочинил видный журналист или писатель, но я таковым в советское время не числился. В постсоветское время я чувствовал себя знатным публицистом от науки в 2002 – 2007 гг. в журнале «Отечественные записки», когда им управляла Т.А. Малкина.
        28. В СССР высокие прилавки надёжно защищали продавцов от напора покупателей. Товары располагались на полках за спинами продавцов и, в небольшом количестве, за стеклом под прилавками. Увидев товар и узнав, сколько он стоит, покупатель запоминал цифру и шёл к кассе. Так называлась застеклённая кабина, в которой сидела кассирша – как правило, свирепая тётка климаксного возраста, изредка – молодая, но ни в коем случае не мужчина. Перед кассиршей возвышался кассовый аппарат, у него была ручка с правой стороны. До войны (1941 – 1945) все кассовые аппараты были импортными и дореволюционными – серебристого цвета (никелированные), с узорчатой чеканной поверхностью и надписью «NATIONAL». В середине ХХ века их стали делать и в СССР, размером поменьше, пластмассовые.
        Подойдя к кассирше, покупатель называл ей сумму, а она, крутя ручку, «выбивала» (печатала) чек на квадратиках серой бумаги средней толщины – тоньше нынешней офисной, но толще нынешней чековой. Эту бумажку покупатель вручал продавцу, а тот нанизывал чек на толстую вертикальную иглу и выдавал товар. Для покупки чего-либо в магазине надо было отстоять две очереди – в кассу  и к продавцу. Если очереди были длинными, то стоящие в них ругались и ссорились. Торговли без очередей я не помню.
        Продовольственные магазины в городах были специализированными. В «гастрономах» продавались мясо-молочные и рыбные продукты, в «бакалеях» – крупы, макаронные изделия, специи, соль, спички; в  «булочных» – хлебо-булочные и кондитерские изделия; в магазинах «овощи-фрукты» –  соответствующая гниль с овощных баз. Свежие, но более дорогие продукты можно было приобрести на «колхозных» рынках. Чтобы запастись едой, например, к праздничному столу, надо было, помимо рынка, обойти минимум четыре магазина и в каждом отстоять две очереди.
        Гастрономия, бакалея и алкоголь часто уживались в одном помещении, но настоящие универсальные продовольственные магазины даже в больших городах (точнее – именно в больших!) были редкостью. Знаменитыми исключениями были в Москве «Гастроном № 1» (бывший Елисеевский), №  2 (Смоленский) и немногие другие. Универсальными поневоле оказывались маленькие сельские магазины, где в одном помещении находились отделы продовольственный и хозяйственный, обслуживаемые одной продавщицей. Универсамы в СССР начали появляться с 1970 г. С супермаркетами современного типа я впервые познакомился при поездке по Франции в 1994 г., а к концу ХХ века они стали обычными и в России.
        29. В СССР в 1956 г. эскалаторы существовали только в метро.  Первый эскалатор вне метрополитена появился в новопостроенном универмаге «Детский мир» в Москве в 1957 г. Интересно, что все эскалаторы в СССР, начиная со станций открытого в 1935 г. московского метро, поставляла финская компания  «Kone».
        30. В советских универмагах книжных отделов не было,  вероятно, потому, что торговля книгами  у нас подчинялась не министерству торговли, а, в разное время, то некоему госкомитету с длинным названием, то министерству культуры, в рамках которых была  объединена с радио, телевидением и цензурой. Советское книжное ведомство занималось не только производством, распространением и хранением книг, но также их засекречиванием и уничтожением.
        31. Покупка советскими гражданами за границей советских книг, которые были дефицитны в СССР из-за малого тиража или его умышленно цензурного распределения по территории страны, – обычное дело. И Есенина я вспомнил не случайно. Его практически не издавали в годы правления Сталина, «реабилитировали» в начале хрущёвской оттепели, так что книги его стихов были в 1956 г. ещё дефицитными.
        32. В СССР до 1990 г. все общегеографические / топографические карты среднего и крупного масштаба, начиная от 1 : 1000 000 включительно, были секретными.  В годы хрущёвской оттепели стали выпускать туристские буклеты наиболее примечательных и посещаемых мест (например, озера Селигер), с правдивыми очертаниями гидросети и лесов, а также искажённые планы городов, без указания масштаба. Обыкновение вывешивать на всех остановках общественного транспорта карты-планы окружающей местности появилось в Москве после 2010 г.
        33. В Советском Союзе центральные газеты имели как правило четыре страницы большого формата. В конце советского периода  страниц могло быть шесть или восемь. Первые цветные газеты появились в 1984 г.
        В те дни (весной 1956 г.) зарубежная пресса много писала о разоблачении Сталина. «Была ли убита Надежда Аллилуева?» – вопрошал заголовок на финском языке. Я повёз эту газету в Москву, но не успел уложить на дно чемодана; её отобрали у меня советские пограничники в Выборге.
        34. Семья моих родителей была такой бедной, что ни у кого из нас ручных часов не было. Конечно, портативные часы (ручные или карманные) имелись у моего отца до революции 1917 г., да и при «советской» власти до моего рождения тоже были, но пришлось с ними расстаться, чтобы кормить Борюню. В 1956 г. родители купили мне ручные часы «Победа» к моему 25-летию (29 мая), но этого дня не дождались, вручили часы раньше, возможно, перед моей поездкой в Финляндию. Эти часы у меня в июне 1957 г. отняли грабители в Яузском лесопарке (ныне – московская часть национального парка «Лосиный остров), заодно отобрали авторучку и карандаш с выдвижным грифелем, которые тоже фигурировали в акте, составленном милицией. Пока длилось следствие, мне угрожала вероятность провести остаток лета с подпиской о невыезде. Когда осенью мне где-то в Мытищах следователи показали отобранные у каких-то мальчишек авторучку и карандаш, я не признал их своими, и дело было закрыто.
        Тем временем, в то же лето, в Москве случился Всемирный фестиваль молодёжи. И у одного иностранца так же на улице отняли часы. Он обратился в милицию; подозреваемого в грабеже быстро поймали, судили на глазах потерпевшего и приговорили к 14 годам заключения. Узнав о таком жестоком приговоре, иностранец был потрясён, он плакал  и тщетно умолял помиловать несчастного.
        Вторые и последние в моей жизни механические ручные часы, «Спортивные»,  я купил в 1960 или 1961 г. (это можно уточнить, в моём архиве все чеки сохраняются) и ремонтировал их десятки раз, вплоть до десятых годов XXI века. Последним ремонтом, который оказался неудачным, я довёл часовщика-армянина до истерики. Он топал ногами и что-то разбил об пол. С тех пор я механическими ручными часам не пользуюсь, покупал (уже дважды) электронные, они стоят дешевле, чем бутылка хорошего импортного  вина.
        35. Мне кажется, что главной и повседневной бытовой проблемой для советских людей была труднодоступность приличной одежды и обуви. Особенно страдали женщины и молодёжь. Я приобретением шмоток был озабочен мало, но как я выглядел? Про меня говорили, что я хожу в турпоходы выходного дня потому, что в эти дни моя мать стирает и гладит мой единственный комплект городской одежды.   
        36. Шведское и древнерусское слово «торг» значит «площадь». Словом  «торговать» в смысле «заниматься куплей и продажей» стали обозначать главный вид площадной деятельности. Но были на площадях и другие важные мероприятия, например, «торговая казнь», т.е. площадная, публичная. Финское слово «tori» происходит от шведского «torg(et)».  Торговая площадь =  kauppatori = kauptorget.
        37. «Перкалевые блузы» – ветровки из плотной хлопчатобумажной ткани.
        38. В СССР даже в 1956 г. женщины в брюках (если это не рабочая спецодежда) были ещё редкостью. Первое появление в аудитории на нашем курсе в 1953/54 г. студентки в брюках (правда, мужских, с ширинкой спереди, потому что женских ещё не было) вызвало скандал. В те годы в Советском Союзе ещё не умели делать застёжки «молния» до самого низу. Они распространились только в 1957 г. Я привёз две такие куртки из Финляндии. Они произвели фурор на московских улицах. Советские люди и, особенно, власть, строго следили за одеждой. Носивших узкие брюки называли «стилягами», высмеивали в общественных местах, забирали в милицию (ныне называемую полицией).
        39. В Эстонии, Латвии и Литве я перед этим (и впервые) побывал в 1954 г.
        40. Иными словами, как мне показалось, у финнов тогда были три типа одежды: 1) спортивная, 2) мотоциклетная и 3) городская (пальто, костюмы), и люди их никогда не смешивали. В пределах одного типа, особенно спортивного, вещи  больше различались по цвету, нежели по фасону. Особенно однообразной выглядела городская одежда. Так, мне казалось, что все женщины носят одинаковые пальто и головные уборы. Вероятно, это объяснялось диктатом моды, которую в стране с рыночной экономикой было легче соблюдать, чем в СССР с его вечным дефицитом «ширпотреба».
        41. А.И. Куприн в своём знаменитом очерке «Немного Финляндии» объясняет: финны одеты так легко, потому что у них на голое тело надето вязаное шерстяное трико от ступней ног до шеи, расстёгивающееся на спине.
      
Послесловие 2018
 
        Я публикую на «Проза.ру» контаминацию из ветхой машинописной рукописи, найденной в моём архиве, и публикации 1957 г. из ежегодника «Земля и люди». Почти все фразы из обоих текстов сохранены, очень небольшое число фраз добавлено. Значительные добавления внесены как «Примечания 2018», отражающие многие черты моей жизни и нашей страны в середине ХХ века.
        Эта статья – не только картина Финляндии, какой она была 62 года назад, но и свидетельство ощущений молодого советского человека, впервые побывавшего за границей, причём в настоящей капиталистической (хотя и не очень) стране, а не «народной демократии», вроде Чехословакии и Болгарии.
        После 1956 г. я побывал в Финляндии пять раз (в 1995, 2006 и 2014 гг.). Дома (коттеджи) там уже не вишнёво-красные и бежевые, а белые или древесно-коричневые. Булыжные мостовые и грунтовые дороги между городами давно заасфальтированы, все хутора электрифицированы  (а телефоны у них и задолго до электрификации имелись). Центр Хельсинки, не испорченный небоскрёбами, сохранил прежний вид. Там есть метро, большей частью подземное, но не потеснён и очень востребован старый узкоколейный трамвай. В одежде и прочем внешнем виде местных жителей нет никакой специфики, нет отличий от России и других европейских стран. Нередко встречаются мигранты из Азии. Знаменитая в своё время борьба скандинавских стран с пьянством по-видимому потерпела поражение или стала не актуальной.   

Подготовлено для «Проза.ру» в декабре 2017 – марте 2018 г.
Добавлены два абзаца 15 июля 2018 г.

22 марта 2018 г.