Крест Тантала. Глава-I

               

               
                Глава – I



          Солнце повисло над кронами деревьев и обещало скоро спрятаться за листвой. Двое путников в поношенной одежде паломников, расположившись на траве, ели сыр с хлебом и слушали пение красавца трубадура. Он сидел на трухлявом пне шагах в десяти от паломников. Насвистывая мелодию, он перебирал струны мандолины.

          Музыкант был действительно красив. Чёрные волосы, волнами спадавшие на плечи, оттеняли высокий лоб, подчёркивая тонкие благородные линии лица. Одежда бродячего музыканта чистая, без единой складки, но местами аккуратно латанная, подтверждала, что юноша беден. У ног трубадура – холщовый мешок, из дыры которого выглядывали две бутыли с вином. Занятие музыканта было прервано скрипом колёс и громким девичьим смехом.

          Из-за поросшего хвойным молодняком холма появился обоз из двух телег. Он стал медленно подниматься вверх по дороге. На телегах не было поклажи. Почти всё было продано на рынке. Только коза и телёнок тащились за первой подводой. На второй сидели слегка пьяные, разрумянившиеся от сливовой браги двое крестьян.
          Они весело обсуждали успешную торговлю на рынке замка. Увидев обоз, один из путников, с чёрной повязкой через правый глаз, не спеша завернул еду в серую тряпицу и спрятал свёрток в суму.

           – Э-эй!! – раздался с первой подводы девичий голос. – Помогите подняться на холм! Крутоват подъём, а мул стар!

           Трубадур отложил инструмент и поднялся.

            – Я помогу, а этих людей не знаю. Сама проси! – ответил он, направившись к подводе.

            – Паломники мы. В Константинополь идём. Мощи Отца Святого увидеть хотим да помолиться. Просишь? Как не помочь… – просипел одноглазый.

            – Ты со мной, Лаки? – он толкнул в бок толстого спутника.

            Сверкнув поросячьими глазками, тот кивнул и засучил рукава длиннополой холщовой рубахи. Путники подошли к подводе и стали толкать её в горку. Мул, почувствовав помощь, поднатужился, и вот подвода уже наверху. Другая подвода, запряженная молодой сильной лошадью, под пьяный смех крестьян поднялась в гору без усилий.


            – До нашей деревни мы к темноте доберёмся. Если по пути, садитесь рядом, – пригласила девушка незнакомцев. – Дорога под твоё пение станет короче, трубадур. Сыграешь?

            – Мне и Лаки с вами по пути, а музыкант – нам не попутчик, – сказал одноглазый, устраиваясь в телеге. – Вина у безбожника много, потому и весел.

            Трубадур, поправив длинные локоны, улыбнулся девушке доброй улыбкой приятеля:

            – Не торопи мула, милая, пока я схожу за мандолиной и мешком. До твоей деревни, если она у этой дороги, мне точно по пути.

             Быстрым шагом юноша вернулся к месту, где оставил инструмент и мешок. Прихватив нехитрые пожитки, он догнал первую подводу и устроился рядом с девушкой. Немного помедлив, посмотрев косо на паломников, музыкант вытащил из мешка бутыль, поднял её и, запрокинув голову, приложился к горлышку.

             – В этой бутыли пара капель осталась, но есть ещё одна! – весело сказал он, доставая из мешка другую. – Выпей сама, угости добрых христиан! Вино отменное!

             Толстый путник, тревожно засопев, посмотрел на одноглазого. Проглотив слюну, он бросил полный желания взгляд на бутыль в руках трубадура.

             – Обет дали, Лаки. Терпи, брат, – отреагировал одноглазый на немую просьбу толстяка, доставая из своего мешка кусок сухого хлеба.

             – Ешь, а про вино забудь! Держи, чаша в роднике мытая, – он достал глиняную кружку с отколотым краем и передал девушке.

             – А нам? Мы не идём в Святую Землю… Нам можно?! – раздался весёлый голос немолодого бородатого крестьянина.

             – Не наше вино. У трубадура просите, – посоветовал толстяк.

             Музыкант не возражал. В кружку девицы плеснул вина, а бутыль передал подошедшему со второй подводы босоногому парню. Сделав глоток, трубадур заткнул горлышко деревянной пробкой и взял в руки мандолину. Его пальцы уверенно ударили по струнам, он запел песню о прихожанке и аббате.
             Песня, полная пикантных подробностей, веселила крестьян. Щёки девушки порозовели. Скромно улыбаясь, она стыдливо опустила глаза.

                Аббат был строг: дал публичный обет
                Быть не падким на женские взгляды.
                Прочь вино, говорил, и прочь мясо в обед,
                Жить босым, не меняя наряды.

                Хо-хо! Мы знаем с тобой, брат Луи,
                Что аббат пьет вино, как трубадур.
                Он фору даст в винопитье, бон жу-ур!
                А потом, хо-хо! Заласкает всех дур.
                А пото-ом, хо-хо! Заласкает всех дур!
                Как трубадур, хо-хо! Как трубадур!
                Как трубадур, хо-хо! Как трубадур!

             – Греховно пение твоё! – со злостью сказал одноглазый, пытаясь прервать пение музыканта.

             – Пусть поёт! Можно подумать, что ты глаз и зубы потерял в битве за Гроб Господень! – крикнул бородатый крестьянин под смех сельчанина и, запрокинув бутыль, сделал большой глоток.

             – Пусть поёт! Пой, трубадур, я дам тебе медяк! – поддержал его босоногий, в свою очередь потянулся к бутыли.

             Музыкант, довольно улыбнувшись, продолжил песню.

                И этим нам дорог наш славный аббат.
                Сам Христос наслаждался вином!
                И нет нам дела, что забыт целибат.
                Веселость приходит с ним в дом.

             Размахивая бутылью, бородатый стал подпевать, помогал ему босоногий.

                Хо-хо! Мы знаем с тобой, брат Луи,
                Что аббат пьет вино, как трубадур.
                Он фору даст в винопитье, бон жу-ур!
                А потом, хо-хо! Заласкает всех дур.
                А пото-ом, хо-хо! Заласкает всех дур!
                Как трубадур, хо-хо! Как трубадур!
                Как трубадур, хо-хо! Как трубадур!

             Слегка опьяневшая девушка передала вожжи толстяку и подсела к трубадуру:

             – День был утомительным, ко сну клонит. Затемно собрались на рынок, – сказала она, потянувшись всем телом, показала под широкой светлой кофтой контуры налитой груди. – Хорошо, что со следующим обозом не отправились, к полуночи домой бы не попали.

             Музыкант немного подвинулся, освободив девушке место на соломе, устилавшей подводу.

             – Поспи немного. Подъедем к деревне - разбужу, – сказал он, посмотрев назад, где вдали, в клубах пыли, поднятой лошадьми, показался основной обоз.

             Махнув согласно рукой, девушка зевнула и, свернувшись калачиком, уснула рядом с музыкантом.

             – Как тебе обоз? – тихо спросил одноглазый толстяка, но, увидев едва заметное движение его головы, оглянулся. Взгляды трубадура и одноглазого встретились.

             Отложив мандолину, музыкант присмотрелся к девушке. Её мерно вздымавшаяся грудь говорила о глубоком сне.

             – Надо торопиться, нас скоро нагонит основной обоз и охранный пикет, мы слишком тихо едем, – сказал трубадур. – Бородатый заснул, а молодой вот-вот. Он ещё трёт глаза.

            – Вижу. На повороте не останавливайся, Хряк, – обратился одноглазый к толстяку.

            – Всё делаем на ходу, – продолжил он, спрыгнув с телеги.

            Разминая рукой затёкшую ногу, вглядываясь исподлобья на вторую подводу, он достал из-за голенища нож.
            Трубадур, склонившись над девушкой, коснулся локтем девичьей груди. Прихватив пальцами шнур, висевший на её шее, он потихоньку вытянул из-за пазухи кисет. Сжав его в ладони, он понял, что тот пуст. В этом убедился и Хряк, выглянувший из-за плеча. Его взгляд был полон разочарования.

             Одноглазый «паломник» тоже не терялся. Он занял место рядом со спящим возницей на второй подводе. Тот храпел и сонно бормотал. Закрыв рот жертвы ладонью, одноглазый вогнал спящему нож в грудь. Охнув, возница задёргал ногами, но быстро затих. Срезав кошель с пояса убитого, убийца спрятал его за пазуху.
             Убивать сонных людей - нетрудное занятие, однако с другой жертвой пришлось повозиться. Не хотел умирать молодой. Пришлось ударить ножом трижды. Раскидав солому, одноглазый нашел суму, в которой парень прятал свою выручку.

             – Вроде помер... Хряк! Неплохой улов! Отвяжи телёнка – вечером устроим пир! – крикнул он толстяку.

             Толстый «паломник», забыв обо всём, с удовольствием вдохнул запах девичьих волос, грязной рукой сдавил девичью грудь. Девушка очнулась, но крикнуть не успела. Нож толстяка вошёл в её сердце.

             – Уходим! – крикнул трубадур, спрыгнув с повозки.


             Когда грабители подошли к опушке, из-за поворота показались конный охранный отряд и первая повозка крестьянского обоза.

              – Стражу видели? – прошипел беззубым ртом "одноглазый", снимая повязку с глаза. – Двигайся вперёд, Хряк. Дай мне поводок телёнка. Сам поведу. Быстрее.

             Спустившись в овраг, трубадур взглядом показал подельникам на телёнка и поднёс палец к губам. Закинув инструмент за спину, он выбрался на край оврага и стал следить за тем, что происходит на дороге. Обоз и стража спокойно прошли мимо. Видимо, никто не подозревал о случившемся. Однако музыкант заметил, как стражник, пришпорив коня, пустился небыстрым галопом к первому обозу.

             – По дну оврага идите. Прослежу за ними. Догоню позже, – тихо сказал трубадур своим подельникам.

след. глава:
http://proza.ru/2018/03/25/928