Птица Семи Небес. На крыльях носа

                Птица Семи Небес.
                На крыльях носа.
 


                1.

 Ещё один заход зимы пришёлся не по вкусу.  По каждому из пунктов можно было предъявить ему претензии, если не обвинения, но это было сделать некому, да, по большому счёту, и бесполезно.
По любому из рецепторов и органов коммуникации с внешним миром. Счёта, всё равно, подписывал он.

Вторую неделю подряд, на землю, из-за серых скрупулёзных туч, проваливался  снег, но его никто не спешил убирать.
 - Зачем убирать снег, до того момента, пока он весь не выпал? – вещали по радио и призывали не пользоваться личным автотранспортом. 
 Такое впечатление, что нужно было на чём-то сэкономить, одновременно на этом же и заработав. 
 - Зачем убирать снег, когда он весной всё равно сам растает? – задавали они сами себе риторический вопрос, оправдывая  своё бездействие, призывая покупать лопаты и отрывать зад от дивана.
 Видимо, нужно было что-то менять в ДНК дворников, но , судя по тому, сколько времени потребовалось обезьяне для превращения в человека, вся надежда только на достижения в области генной инженерии.
 Смена времён года, в наших широтах, замечательная вещь, если не складывать все их минусы.

Мне нравилась зима. Особенно если не нужно было выходить из дома и не раздёргивать шторы. Ещё лучше, совсем не вставать с постели, находясь параллельно земле.  Кстати, если бы высота снежного покрова составила бы метров сто, то так выглядела бы идеальная картина мира, особенно с высоты птичьего полёта. Если не думать о том, что там, в толще этого пласта, отмороженные люди роют тоннели.
 Я лежал, отвернувшись к стене – делал вид, что думал, представляя себе, как владелец нескольких миллионов квартир создал Партию Бомжей, чтобы участвовать в выборах президента, обещая дать им крышу над головой, в случае победы. А ещё отменить налог на сдачу бутылок и макулатуры. Как бонус.
 
 Вечер подводил итоги дня, красной чертой, в интерпретации заката, которому показали зеркало заднего вида, но не дали в него подсмотреть, рассказав только о том, что оно есть и что там показывают.
Ещё чуть-чуть и должна была поменять  шифры дата,               
Чтобы сделать мир более запутанным и непонятным.
Ночь – самое гуманное время суток. Может быть, я и не прав.

 Зима примечательна тем, что где-то в конце её официальной трети, происходит Новый год. Точка отсчёта, для  начала нового  куска жизни. Переворот старого листа, исписанного какими-то каракулями, стороной, исписанной каракулями, вниз. В новом году новую жизнь можно начинать триста пятьдесят пять раз, если не получиться с десятого  января, со дня чьего-нибудь рождения или с любого из пятидесяти двух понедельников. 

Новая жизнь, это, прежде всего, отказ от старых привычек, по списку их вредности, на ново приобретаемые или новоприобретённые в будущем. По старости лет, хотя и при твёрдой памяти в остатках здравого ума, принимая их количество, одной из них была не звать гостей и не ходить в гости самому. Закончить старую жизнь можно и по-другому, например, выкинув её в окно, но каждый раз вспоминаешь, что надо на работу и она не выкидывается так просто и по любому поводу.
 Авторство мысли не установлено, но ощущение бесполезно прожитой жизни, странным образом, молодеет, от поколению к поколению. Если раньше он приходило, могло приходить, годам к шестидесяти, потом – к сорока, то теперь никого не удивлял его приход лет в двадцать... Иногда, это называют кризисом среднего возраста.
 Примерно о том, что кто-то проходит за свою жизнь тысячу дорог, а кто-то тысячу раз проходит одну и тоже дорогу,  но никакой разницы в количестве стоптанных сапогов почти нет.

 За этим всем, я отлежал себе руку, а желудок уже подавал знать, что без «чего-нибудь поесть», он не успокоится и этим заставил меня подняться с постели и отправиться прямиком  на кухню. Нужно было воспользоваться головой. Хотя бы для того, чтобы чего-нибудь поесть. Воскресив, щелчком выключателя, искусственную тень, я двинулся к цели.

 Там я обнаружил, что тостер сломался, но никак не удивился, что это произошло в самый ответственный момент.  Чего говорить о тостере, если даже любовь не вечна? В наш век одноразовых ботинок и тостеров.
Я сделал себе бутерброд, приклеив маслом к хлебу кусочек колбасы, чтобы нарушить основной закон бутерброда, сместив его центр тяжести и готов был к промыванию мозга телевизором и почек чаем.

Я всегда отличался тем, если можно применить слово «отличался», не указывая от кого именно... Так вот,  тем, что почти всегда знал, что нужно сделать и как, но не мог  себя заставить. Например, поздравить жену с годовщиной свадьбы. Или отправить открытку, с каким-нибудь днём праздника, знакомым. Наконец, пойти, посочувствовать в выборах...
  Было бы интересно, подумал я, чтобы после каждых дебатов, проигравшего претендента сжигали на костре, разведённом в центре поляны. Например, по результатам  голосования зрителей. И так, пока не останется один. Того и назначить главным.
  А ещё я  подумал потом о том, что давно не залетала Птица Семи Небес и нужно оставить свет включённым, для того, чтобы она не заблудилась в темноте, если вдруг что-то вновь занесёт её в наши края, хотя, у земли и небес нет краёв. Как и патриотов денег на то, чтобы это знать не только по рассказам, но и убедиться самим.

   Был вечер тридцать первого числа, по отрывному календарю.  Я собрался выбросить мусор, предварительно утрамбовав его лёгкой встряской пакета. Если бы он был  утрамбован левой ногой, то его можно было бы ещё год не выносить,  но Новый Год нужно встречать с пустым мусорным ведром, а то всё дерьмо проходящего года перетечёт в следующий, который тогда никогда уже не будет будущим, поэтому так...
 Ёлку, кстати, я не наряжал. Ходили слухи, что Дед Мороз не настоящий - настоящий давно умер. К тому же, по настоящему, нужно давно уже запретить вырубать ели. Но это уже лирическое преступление против свободы предпринимательства.
 Как это всегда со мной бывало, поставив эксперименты над своей  тоской, я засмотрелся в окно, стараясь не жалеть о том, о чём жалел и на разрывающиеся петарды, заметив, как одна из них направилась в мою сторону, едва увернувшись в своей траектории от моего окна.
Диверсант-любитель совершил свой выстрел в молоко, хотя, ни на кого, вероятно,  не покушался. Кто-то начинал праздновать заранее, помня о том, как проводишь старый год и встретишь новый, так и проведёшь его. Дикая радость подсвечивала тёмное небо, разбиваясь грохотом о нагромождение домов, сопровождаемая истерическими  подпевками сигнализирующих машин. Даже страшно было выходить из своего поэтического убежища на улицу...

                2.

  Стрельба в воздух закончилась или  это я оглох, было понятно не сразу, но, судя по движению вод в канализационных трубах, вероятнее первое.

  Нащупав ногами тапки, как настоящий эксперт по тапкам, я заставил себя прошаркать на кухню, где, как свет в конце коридора, горела  путеводная звезда. Или наоборот... Ассоциации с утра бывают сомнительны.  Там я открыл пакетик с запахом кофе и совместил чайник с газовой конфоркой. Пока холодная вода превращалась в кипяток, я старательно скучал, хотя не мог сказать, по чему или по кому именно.  Мне казалось, что я должен был быть совсем не здесь, ни в этом месте, с не этими людьми. Возможно, я ничем таким специальным не заслужил этакого рода счастья, но почему-то, так хотелось. Кто мог бы этого запретить в свободной для захотеть стране?
 Все ждали перемен, а потом и лучших времён. Вожди говорили, что перемены нужно начинать с себя, например, не бросать мусор мимо урны и не писать в подъездах.  Лет десять ушло на то, чтобы эти действия вошли в привычку, но перемен не происходило. Потом лет пять, никто не бросал мусор мимо урны и не писал в подъездах, но лучшие времена так и не наступили. А потом они сделали платными туалеты...

 Новый день не заставил себя долго ждать. Ровно столько по времени, как обычно. Он пунктуален, так принято в четвёртом измерении.
По подоконнику зацарапали когти и в окно кто-то постучал. Я раздёрнул шторы. Это была Птица Семи Небес. Она появлялась всегда неожиданно, совсем под утро, когда я только что вставал с постели или уже на кухне варганил завтрак. Завтрак от слова завтра. На этот раз, она припозднилась, но застала меня дома, хотя я, как раз, никуда и не собирался.


Но тут был особый случай. Видимо, она посчитала себя новогодним подарком, хотя, она была не права только в случае,  с новогодним. Не смотря на то, что Птица нарушила традицию,  я на неё не злился, так как всегда был ей рад. Кроме того,  для неё тут  всегда была свободная комфортабельная клетка, со всеми удобствами. Конечно, не Седьмое небо, но как-никак, одиннадцатый этаж.    
-- Можно я искупаюсь и чего-нибудь перекушу? – начала она, предварительно просвистев какое-то приветствие.
  Я насыпал ей крошек, которые отобрал у голубей, и  растопил ей в тазике снега, налипшего с другой стороны окна, предложив  помыться в состоявшейся луже, как это делают местные пернатые твари.
 - Я заметала следы, - объяснила её припозднейшество своё  припоздновение, с трудом обретая покой и сытость, хотя, как можно опоздать если никуда не спешишь?
 – По мне даже стреляли...

 Я хотел было включить ей телевизор, соблазнить её цветными картинками, но она не просила, так я не стал её смущать.  К тому же, там показывали только рекламу, каждое начало часа, прерываемую гимном, исполняемым на разные лады, совершенно одинаковыми оркестрами.  Там ещё показывали, как будут жить патриоты через... Некоторые каналы были совсем не патриотичными и гимн  не транслировали.  Или у них была  врождённая жадность, или одно из двух, как сказано у мультяшных классиков... 
«Только нищие могут быть патриотами», - подумал я, как всегда про себя, но вслух.

- Что у тебя с голосом? – Спросила Птица, заметив поменявшийся тембр.
- Горло болит, - ответил я, пряча за улыбкой желание пошутить насчёт того, что это он так ломается, как у юноши в переходном возрасте.
- Надо закрывать рот, когда смотришь на звёзды, - посоветовала она.
- И глаза.
  Птица понимающе взглянула в мою сторону и продолжила выбирать из крошек не заплесневевшие.
Она прилетела не с пустым клювом, там явно была какая-то история, так сказать, на крыльях носа, но я никогда не торопил события, тщательно приготавливаясь к её прослушиванию.
 
 - Могу я попросить у тебя поэтического убежища? – начала она издалека, завершив трапезу и намочив мне пол и стены на кухне водными процедурами.
 - Конечно, - намекнул я, что это теперь модно, просить убежища.  Только политического, конечно. Но если ей не хватает строф, то это не ко мне. Я двух слов не могу связать складно. Тем более, вслух и в одном предложении.
 Потом, по странному  этикету, нужно было поинтересоваться причиной странной просьбы и я поинтересовался.
 - И поподробнее... – Я открыл ещё один пакетик с запахом кофе...

                3.

 Птица Семи Небес, устроившись поудобней на запасной табуретке для случайных или незваных гостей, стала рассказывать...
 - Задняя мысль всегда управляет только задним числом, - начала она многозначительно.
 - Была я тут в одной стране. Интересно, страна от слова странно или наоборот?
Она позволила себе улыбку, когда я сказал ей, что нет.
- В одной дикой отсталой стране,  проводилась лотерея для подданных – угадай нового правителя. Старый был уже старый и годился только... Да никуда не годился.
 - Его съели? – пошутил я, вращая ложкой воду в стакане.
 - Да, - почему-то не удивилась она моему предположению.
Со всей, присущей ей, безюминкой в глазах, не похоже было, что она придумывала свою историю на ходу.

 Радио спохватилось проиграть гимн, словно заслушавшись Птичьего повествования, с опозданием на две минуты. Я, оторвав зад от табуретки, встал. Птица встрепенулась и чуть не снесла яйцо. Даже когда радио было выключено, оно включалось на полную громкость транслировать гимн, даже если регулятор громкости был прикручен. К этому невозможно было привыкнуть.
В этот раз, он опоздал на две минуты, проверил я время по своим песочным часам. Музыкальный редактор может поплатиться головой, а правительство можно послать в отставку. Неужели, опять околовластные интриги?  Так я подумал, хотя мне и было всё равно.
 - Продолжай, - попросил я Птицу, когда музыка своё отыграла, а мы вернулись в исходное положение, восстанавливая по памяти ровный строй разговора.

 - Птица рождена для полёта, как человек для счастья, - словно бы убеждала она в правильности этого своего утверждении, поймав налету свежую мысль и терпеливо продолжив, сбившийся от неожиданности, рассказ.
 - Когда траур закончился, а закончился он ровно тогда, когда закончился правитель, а костёр ещё не остыл... – она подбирала подходящие слова, - Было принято решение, провести выборы нового правителя.  Анархия, конечно, мать порядка, но заведовать кассой кто-то должен, а хочет каждый, с поправкой на ветер, конечно. Поэтому только, желающих оказалось слишком много. Тогда был придуман метод отбора, который был чуть сложнее, чем простой жребий, каким бы прогрессивным на то время, он не был, будь-то вытягивание короткой спички или подбрасыванием монетки.  Нужно было исключить любой случай, ведь предстояло многое переделать и многое начать делать заново. Претенденты должны на эту роль, должны были в течение  двух месяцев собираться у костра в лесу, словно 12 месяцев, и рассказывать друг другу смешные истории. Того, чья история будет самая не смешная, будут сжигать на костре после окончания сеанса и так, пока не останется один единственный. Он и будет назначен правителем...

Она смахнула крылом со стола остатки крошек. С моего кухонного стола, у которого четыре угла были явно лишними.
 - А потом, всех тех, кто не угадал выбранного правителя, вместе с теми, у кого нет чувства юмора, отправляли к праотцам, вслед за выбывшими из игры.
 - Таким образом, можно было сказать, что правитель был выбран единогласно.
 - Да, не паханное поле для разбрасывания семян демократии, -  перебил я Птицу на самом интересном месте. – Особенно, если там есть нефть.
 - Что такое, демократия? - неужели она знала откуда-то, что такое нефть?
 - Демократия, - сублимировал  я всё, что знал о природных ресурсах, в тезис, - это когда нефть есть, а есть – нет.
 - А бывает так, что есть нет? - посчитала она на столе крошки.
 Шутка не удалась, но... Птица помолчала немного, словно переваривая полученную информацию, определяя для себя отношение к ней, не догадываясь о том, что как к ней не относись, ничего  изменится не сможет.
 - А ты-то по какому поводу впала в немилость? Неужто, шуток не понимаешь?
Другой вариант, казалось, я откинул, как невозможный.
 - Когда новоизбранного отметили памятником, мои серые соколы поимели честь, обосрать его с головы до плеч...- Птица никогда не стеснялась называть вещи своими именами. - Ели унесла ноги.
Она имела ввиду крылья, но, как оказалось, и ноги тоже.

  Наш разговор протянулся до позднего вечера, когда стало очевидно, что мы устали и пора бы и отходить ко сну. У тех, кто имел наглость остаться в живых в этот день, над головой сошлись звёзды. Рано утром нужно было появиться, на некоторое время,  на работе, как правило, для того, чтобы поработать. Не очень-то хотелось, да и настроения было не подходящее, тем более, что дорогой и редкий гость. Было ощущение, что это время будет вычеркнуто из жизни навсегда, как впрочем, и любое другое время, потраченное на напрасно. Чтобы как-то бороться с этой мыслью, нужно просто уговорить себя, что работа, это тоже жизнь, хотя это было не так просто.
 Я понюхал пакетик с запахом кофе и высыпал его в гранёный стакан, залив, соответствующей  температуры, водой, с удивлением вспомнив о том, что так никогда ещё и не пил настоящего кофе.
 Когда же закончится эта долбанная зима?
 Где это глобальное потепление?
 С первого апреля, точно, нужно начать новую жизнь...