Мальчик и его Ангел

 
Второклассника Лёньку обидела  мать.
Обидела жестоко  и несправедливо.  Лёнька брёл  по осенней  слякоти  в
школу и  горестно  думал о  тяготах  и трудностях  своего  семилетнего
бытия. Обида душила Лёньку.  Он размазывал варежкой  по щекам слёзы  и
тихонько поскуливал, как щенок. "Уйду  из дома! Пусть живут одни,  без
меня.   И   обижать   больше  никто  не  будет!",  -  подумалось  ему,
- "И в  школу не пойду. Зачем, если буду жить  сам по себе? Обойдусь и
без школы!".

    Такой  поворот  мыслей   немножко  утешил   Лёньку.  Он   постоял,
оглядываясь и  выбирая, куда  пойти дальше,  вытер слёзы  и зашагал  в
противоположном от школы направлении.

    Путь его лежал  на пустырь,  безлюдный в это  время года,  который
находился  за   развалинами   старой  кожевенной   фабрики.   Он   был
замечательным местом для принятия решения - что делать дальше?

    А пустырь и в самом деле был замечательным! Местная малышня любила
там собираться и  играть в  войну или в  прятки. А  ребята постарше  -
покурить, "почесать" языки и  выпить бутылку-другую "бормотушки".  Это
был "клуб", где  место и дело  находилось всякому. Тут  можно и  новую
рогатку пристрелять, и  запустить в  небо воздушного  змея, сыграть  в
футбол и узнать последние ребячьи новости  - кому что купили, кого  за
что наказали...

    Еще на  этом  пустыре  обитала стая  бездомных  собак,  у  которых
вожаком был  могучий  пёс,  по  кличке Тарбей.  Надо  сказать,  что  и
ребятня, и собаки жили мирно - не мешали друг другу, скорее, наоборот.
Маленькие  собачки  часто  принимали  участие  в  ребячьих  забавах  -
погоняться за  мячиком и  всякое  такое... При  случае, можно  было  и
угощение получить -  конфетку, или кусочек  плавленого сырка -  щедрое
подаяние от выпивающих портвейн пацанов.

    Лёнька перелез через кирпичный  забор, перебежал фабричный двор  и
юркнул в полуразрушенную пристройку бывшего товарного склада.

    Устроившись на ящике, за грудой битого кирпича, он стал размышлять
о сложившейся ситуации: убежал  из дома - раз.  Прогулял школу -  два.
Пришёл на  пустырь (что  строго запрещалось  матерью) -  три. С  таким
"багажом" одна дорожка - в  колонию для малолетних! Лёнька вздохнул  и
пригорюнился.  "Ну,  если  меня  не  будут  искать,  то  может  всё  и
обойдется? Жить можно здесь. Главное, чтоб никто не выдал! А  питаться
можно одним хлебом - половина  буханки стоит семь копеек. Сдал  пустую
бутылку - вот  тебе и  пропитание. Даже  пять копеек  сдачи! Можно  на
что-нибудь и накопить..." - Лёнька повеселел. Положение обрисовывалось
вовсе даже не  пропащее. Он поплотнее  запахнул свое пальтишко,  сунул
нос в воротник и, убаюкиваемый шумом ветра за стеной, незаметно уснул.

    Проснулся Лёнька от  какого то звука.  Стало совсем темно.  Лёнька
продрог до костей,  попробовал согреться, подышав  в ладошки. Дрожа  и
стуча от холода  зубами, он оглянулся.  За кирпичной кучей  раздавался
шорох. Ему  вдруг стало  жутко  - даже  дрожать перестал.  Из  темноты
выплывало что то темное, большое, с горящими желтыми глазами.

    Лёнька ойкнул,  попытался  привстать,  но замерзшие  ноги  его  не
слушались. Он закрыл глаза, но тут же их открыл, почувствовав на  лице
чьё то тёплое дыхание.  Рядом с ним  стояла огромная собака.  "Тарбей.
Тарбеюшка!", - обрадовано пискнул он, обнимая пса слабыми руками...

    ... Тарбей, вожак  собачьей стаи, обитавшей  на пустыре, и  Лёнька
были приятели. Выходя на улицу, Лёнька всегда имел в кармане  сухарики
или сушки,  которыми угощал  бездомных  собачек. А  с Тарбеем  у  него
сложились отношения особенные, на взаимном доверии. Тот часто поджидал
Лёньку у  школы и  провожал до  самого дома.  Просто так.  Для  Тарбея
Ленька всегда припасал пирожок, не съеденный во время школьного обеда.
Иногда пёс принимал угощение, а иногда и нет, как бы показывая Лёньке,
что пирожок в их отношениях был  не главным... Но чаще они делили  его
по братски - пополам.

    Тарбей был замечательным псом. Немецкая овчарка, с могучей грудью,
крепкими лапами и огромными зубами. Как  он появился на пустыре и  как
стал собачьим вожаком,  никто не знал  и не мог  вспомнить. Иногда  он
пропадал  на   несколько  дней,   но  всегда   возвращался,  часто   в
сопровождении  какой-нибудь  приблудной   дворняжки.  Стая   принимала
новичка доброжелательно - раз его привёл Тарбей, значит это свой...

    Было забавно наблюдать, как  Тарбей управлял своими  "подданными".
Летом, лёжа на солнышке, он благодушно взирал на возню щенков, которые
с визгом и  тявканьем носились по  пустырю. Собаки постарше  старались
брать с  Тарбея пример,  чинно располагаясь  вокруг него  в  некотором
отдалении. Но то одна, то другая, иногда не выдерживали и, срываясь  с
места, вступали в щенячью игру.  Если игра переходила в свару,  Тарбей
приподнимал уголки  губ, обнажая  белые мощные  клыки, и  свара  сразу
прекращалась.

    На зиму он уводил стаю в  "тёплые края" - к котельной  трамвайного
депо, где  собаки благополучно  переживали  холодную зиму.  Но  иногда
Тарбей  забегал  на  пустырь,  как  бы  по  привычке,  проверяя   свои
"владения"...

    ... Пёс участливо глядел на приятеля. Лёнька прижался к Тарбею, от
которого исходило чуть влажное тепло и заплакал от вновь  нахлынувшего
чувства обиды.  "Тарбейка,  миленький!  Как  хорошо,  что  ты  пришёл,
дружочек", - шептал он, обнимая собаку. Тарбей терпеливо стоял, поводя
ушами и виляя  хвостом. Страх  темноты ушёл, уступив  место какому  то
неясному беспокойству. Лёнька чмокнул пса в холодный нос и сунул  руки
в карманы пальто. Ни сухаря, ни сушки на этот раз не было. "Надо ждать
до завтра. Найдём пустую бутылку, сдадим и купим хлебца", -  прошептал
он. Тарбей  внимательно  смотрел жёлтыми  глазами,  и от  его  взгляда
Лёньке стало не по себе. Казалось, что пёс спрашивает: "А что ты здесь
делаешь один, такой маленький, да ещё так поздно?".

    "Я убежал, Тарбеюшка. Раз  меня мама не  любит.", - хлюпнул  носом
Лёнька. Ему  вдруг представилось,  как  мать придёт  с работы,  а  его
нет... Вспомнился  кот Тишка,  который сидит  на подоконнике  кухни  и
ждёт, когда его  покормят... Тарбей зевнул,  потянулся и ткнул  Лёньку
носом, как бы приглашая его встать. Глаза его, казалось, говорили: "Ты
не прав. Мама тебя  любит, просто она устала.  Ты должен её  пожалеть,
ведь ты  единственный мужчина  в  доме. Вставай,  я тебя  провожу.  Не
бойся, теперь всё будет хорошо!"

    И они пошли вместе. Пошли к Лёнькиному дому, через темный пустырь,
по вечерним  улицам,  скупо  освещаемым редкими  фонарями.  Мальчик  и
собака...

    ... Придя домой, Лёнька первым делом покормил кота Тишку. Мать ещё
не пришла. Не  зажигая света, уселся  рядом с котом  на подоконнике  и
стал её ждать...

    ... Как  Лёнька  очутился в  постели  - не  помнил.  Сквозь  дрёму
слышал,  как  мать  накрыла  его  одеялом  и  поцеловала  в  щеку.  Он
улыбнулся, прошептал: "Мамочка..." и уснул спокойным, счастливым сном.
И в Этом Сне Было Лето. И  Лёнька с Тарбеем весело бежали по  пустырю,
вместе с  радостно лающей  собачьей стаей.  И, как  будто, Тарбей  ему
говорил:  "Не  грусти,  Лёнчик!  Все  несчастья  пройдут,  как  дым...
Когда-нибудь мы с тобой опять будем вместе"...

    ... На другой  день Лёнька  заболел. Болел  он долго,  воспалением
лёгких. А  когда,  наконец, поправился,  и  его отпустили  гулять,  он
узнал, что Тарбей пропал.

    Никто не  знал, куда  подевался вожак  осиротевшей вдруг  собачьей
стаи. Лёнька  долго искал  Тарбея, надеялся,  что тот  опять  появится
после отлучки, как  всегда бывало раньше.  Но Тарбей так  больше и  не
пришёл...

    Прожив сложную,  суровую  жизнь,  став  уже  основательно  пожилым
человеком, Леонид Николаевич часто вспоминал своего верного  товарища,
немецкую овчарку, по странной кличке Тарбей. И нет-нет, да и приснится
иногда, что кто-то могучий, весёлый и добрый, ласково ему говорит: "Не
грусти, Лёнчик! Все пройдёт, как дым... И когда-нибудь мы опять  будем
вместе"...

    Осень, 2007-й год