Летние яблоки. Гл. 12

Ирина очнулась резко, как от толчка и сразу поняла, что она не дома. А где тогда?
 За окном, прикрытым короткими цветастыми занавесочками-задергушками, всё было серое. Вечер или утро?
 Она рывком села в постели. Это действительно оказалась постель. Древний диванчик с круглыми валиками, подушка, ватное одеяло. Она с изумлением оглядывалась, узнавая кухню.
 - Господи, угораздило же меня! – её бросило в пот при мысли, что она оказалась в доме нового соседа, да ещё и спать улеглась.
 Вдруг ясно вспомнилось всё, даже тот момент, когда она уснула. Вот ужас-то!
 От печки шло ровное тепло. Ах вот почему ей было жарко. Ирина опустила глаза, увидев на себе чужую рубашку.
 «Умеешь ты, Ирка, влипать во всяческие ситуации!» - промелькнули в памяти слова подруги жизни Сашки.
 Ирина прислушалась. Интересно, где же хозяин? Напоил её водкой, уложил спать, а сам-то где?
Она приподнялась, вытягивая шею. Из комнаты доносилось какое-то пыхтенье, спит что ли?
 Ей стало жутковато, но всё равно заставила себя выбраться из постели и подойти к закрытой двери. Потянув на себя металлическую ручку в набалдашниках и изгибах, заглянула внутрь. Свет не горел и всё пространство, вместе с предметами тонуло в сером сумраке, как и в кухне.
 Из угла с кровати доносилось тяжёлое рвущееся дыхание с бульканьем, всхлипами и скрежетом зубов.
 Ей стало совсем страшно. Это сосед так храпит или ему плохо? Если храпит, то она будет выглядеть полной дурой, вдруг зажегшей свет и разбудившей его. А если ему плохо, а она станет сидеть на диване, пока он, может быть, нуждается в помощи.
 Вадим сильно дёрнулся на кровати, так что и Ирина вздрогнула.
 - Вадим Григорьевич? Вадим?..
 Не решившись включить свет в комнате, она щёлкнула выключателем в кухне, потом вновь заглянула к нему. Теперь он весь трясся крупной дрожью. Глаза были зажмурены, а руки сложены на груди, как у неживого.
 Сделав несколько шагов, она склонилась над ним. Вряд ли Вадим спал. Пот и слёзы лились ручьями. Она метнулась в кухню, намочила в рукомойнике полотенце. Её руки тоже тряслись, когда она приложила мокрую ткань к его лбу.
 - Вадим?
 Он с трудом приоткрыл мутные глаза.
 - Вам плохо?
 Ирина внимательно вглядывалась в его лицо, продолжая отирать пот со лба и щёк.
 Он неопределённо мотнул головой и снова зажмурился.
 У неё когда-то долго болел отец, она умела обращаться с лежачими, поэтому ни брезгливости, ни отвращения не было. Только отцу тогда шёл девятый десяток и было ясно, что срок его жизни истекает.
 А здесь полный сил человек, который ловко чинит плетни, ходит на рыбалку, у него даже седины не много.
 Он всё-таки задышал легче и перестал трястись.
 Ирина сходила, намочила полотенце снова. От её прикосновения он открыл глаза. Теперь он уже точно видел её. Поднял руку, взял её ладонь в свою, приложил к щеке.
 - Напугал я тебя?
 Она молчала. Её давно не трогали за руки мужчины, да и вообще не трогали. А этот ещё и лежит в постели. У него немного колючая щека и жёсткие пальцы.
 - Что ты трясёшься вся? Значит, напугал. Это со мной постоянно, поэтому я в деревню и сбежал.
 - А .. – разлепила она с трудом губы – а к врачу?
 - Вот это, собственно, и есть врачебная ошибка. Я, то есть. Неудачная операция после аварии. И не одна.
 Он вдруг выпустил её руку и Ирина почувствовала досаду. Но Вадим повернулся на бок, достал с тумбочки кружку и жадно начал пить.
 Потом сел, как ей показалось, неудобно. Посмотрел снизу вверх, она отводила глаза.
 - Так что я неподходящий кавалер, Ирина Николавна, с проблемами.
 - В нашем возрасте, Вадим Григорьевич, людей без проблем не бывает.
 - Садись.
 Он потянул её за руку и она вынуждена была сесть рядом с ним на кровати.
 - Как же тебя угораздило сегодня забраться так далеко от дома, погода-то вон какая?
 - В магазин хотела, думала, что успею.
 Ирина соврала. Всё у неё было продумано. Начало дождя она пережидала у поворота в его проулок, намокла основательно, продрогла вполне натурально и только тогда начала стучать в его ворота. Он нравился ей, нравился сильно и она не придумала ничего лучше, кроме как вломиться к нему, якобы по обстоятельствам.
 - Я очень сильно напугался. Моя вторая жена промокла, а потом умерла от воспаления лёгких.
 - Как же так? – прошептала Ирина. Её действительно начинало трясти – от волнения, от его близости, от того, что он такой…
 - Спасала мальчишку, провалившегося под лёд. Он выжил, конечно, а она нет.
 - И врачи не смогли помочь?
 - Всё обострилось, потому что от переохлаждения Светка потеряла ребёнка. А я о нём даже ещё не знал.
 - Господи, давно?
 - Двадцать два года уже.
 У Ирины в груди разливалась острая бабья жалость. Это бывало с ней так редко, что казалось, будто впервые.
 - Я не женился больше. Жил один.
 - А первая жена? Была же первая…
 - Была. Не выдержала испытания Севером. Военные не принадлежат себе, служат там, где Родина прикажет. Ей Родина приказать не могла, она забрала сына и уехала.
 - А сын?
 - Последний раз я видел его трёхлетним.
 - А у меня нет детей. Совсем. Я долго лечилась, и муж тоже, но всё напрасно. Теперь вот и мужа нет, и работу надо искать. И жизнь как-то начинать заново.
 Он поднялся и Ирина вскочила тоже.
 - Сможешь чайник вскипятить? Мне нужно переодеться, я мокрый весь.
 - Да, конечно.
 В кухне она занялась обычными женскими хлопотами. Через десять минут Вадим вышел в свежей рубашке.
 - Я решил, что тебя надо согреть и печку истопил.
 - Спасибо.
 Он полез в холодильник, выгреб масло, колбасу, что-то ещё в пакете.
 - Я покурю, если ты не против.
 Она пожала плечами. Рубашка его, хоть и длинная, но до колен, конечно, сильно не доходила, и Ирину это смущало. А Вадим, прищурившись, сидел у печки с сигаретой и разглядывал её.
 Он не имел ни малейшего представления, что будет, если осмелиться и  обнять свою гостью. Ему был известен её строптивый норов, но очень хотелось и обнимать, и гладить, и целовать.
 Пожалуй, с того времени, как он влетел в опору моста, у него ни разу не было такого желания. Ирина волновала его воображение, тем более, что её загорелые голые ноги всё время мелькали у него перед  глазами.
 Вадим попытался отвлечься и стал смотреть в печку, но огня там уже не было, а пялиться в темноту глупо. Он бросил окурок внутрь и закрыл заслонку. У рукомойника вымыл руки, умылся.
 - Вадим.. – позвала она его от стола.
 Вадим обернулся через плечо. Ирина молча смотрела на него и в то же время куда-то мимо. Он шумно вздохнул, подошёл и обнял её.
 - Если я тебе противен, прогони сразу.
 Её руки несмело дотронулись до его плеч : «Нет».
 Он сдавил её крепко так, что Ирина подумала, что не сможет больше дышать. Воздуха не хватало.
 - Ира, я не знаю, смогу ли, я давно  за девушками не ухаживал…
 Ирина потёрлась щекой о его плечо.
 - Ирка…
 Она погрузилась в свои ощущения.
 - Вадим, не останавливайся, а то я сбегу… У меня никогда не было другого мужчины,  только муж… Пожалуйста?
 Он взял её лицо в свои ладони, немного отстранил от себя, изучая его глазами: «Ирка, молчи, я сам тебя боюсь…»
 Ирина, готовая рухнуть в обморок, вздохнула, как всхлипнула, когда губы Вадима осторожно коснулись её щеки. Неожиданно она вздрогнула, упираясь ему в грудь: «Нет, Вадим, нет! Я не могу вот так сразу!»
 Вадим ещё продолжал целовать её, но Ирина уже совладала со своими чувствами: «Пожалуйста!»
 Он вынужденно разжал руки и отступил на шаг.
 - Прости меня… - пролепетала она растерянно – Я не должна была допускать…
 - Но почему ты не должна?  Кому?
 - Я сразу не могу.
 - Ир, скажи сразу, я нравлюсь тебе, но ты любишь церемонии?
 - Какие церемонии?
 - Китайские. Я буду караулить тебя у калитки и полгода носить в школу твой портфель? А ты, может быть, позволишь мне списать контрольную по алгебре? Я же не валю тебя сразу в койку. Я целоваться с тобой собрался, а ты брыкаешься!
 Он вдруг понял, что рассердился на неё и на себя, да и вообще на весь белый свет.
 - Вадим, я ещё развод не оформила.
 - Ну и что? Тысячи людей вообще не оформляют.
 - Для меня это серьёзный принципиальный вопрос. Ты пойми, я из города сюда сбежала, чтобы как-то примириться с тем, что случилось в моей жизни, а тут…
 - А тут я, змей-искуситель.
 - Что?
 - Ир, ты не бойся меня так. Не буду утверждать, что я сильно порядочный, но не маньяк, не ловелас и, собственно, не альфонс. У меня пенсия достаточная. Я давно уже успокоился, что семьи не получилось, что буду жить один, а тут ещё авария это, будь она неладна…
 Она смотрела на него дикими глазами, но Вадим видел, что паника уже проходит.
 - Давай чай пить, остыло уже всё.
 - Чай?
 - Ну мы же чай пить собирались! Уж прости за подробности, но приступ выматывает так, что мне как следует нужно  чаю напиться сладкого. Вот видишь, приступ у меня, а я тут к тебе приставать начал.
 Он уселся к столу, взял самый толстый бутерброд и надкусил его: « Садись – присаживайся, Ирина Николавна."
 - Ты обиделся на меня, Вадим?
 - Нет. Но я разозлился.
 - На меня?
 - На себя. Живу пень пнём, даже женщины вон шарахаются от такого чудища.
 Ирина присела на краешек  крепкого древнего стула.
 - Да не шарахаюсь я… Просто никогда не была … в поиске, я не знаю, как правильно.
 - Нет никаких правил. До скотства не опускаться, вот правило. Ты женщина, я мужчина, оба мы  сами по себе встретились. И вот обоих тянет друг  к другу. Тянет же?
 Он испытующе взглянул на неё из-под сдвинутых бровей.
 Ирина потупилась: «Ну тянет».
 - Так хоть поцеловаться по-человечески мы можем? И знакомы мы не первый день… Я два с лишним года за женщинами не ухаживал, вдруг разучился, так что я тоже – и тебя боюсь, и торопиться не могу. А ждать не в силах. Пей чай, он уже холодный совсем.
 Ирине было тепло в этом доме. Страшно себе признаваться, но она точно поняла, что целоваться с Вадимом ей было приятно. И при чём здесь какой-то остывший чай?!
 - Я, пожалуй, пойду.
 - Не торопись. Я не буду больше приставать. Просто посиди со мной? Расскажи что-нибудь о себе, а если интересно, то меня порасспрашивай.
 - Вадим, сегодня столько всего произошло, я не в состоянии сейчас распивать чаи и вести светские беседы. Мне надо подумать.
 - Подумать, это завернуться в одеяло, втиснуться в кресло-качалку и неделю – месяц – год сидеть в нём и мотаться туда-сюда?
 - Что ты себе позволяешь? Это моя жизнь, понимаешь? Я много лет была замужем, я работала, у меня всё-всё было хорошо, кроме одного. Детей не было. Но муж их и не хотел, поэтому и я смирилась, и вроде всё было нормально! Ну да, он погуливал, а кто из вас не гуляет, но он же возвращался.
 - И тут вдруг всё пошло не так?
 - Да, пошло. Пошло не так, потому что я испугалась ответственности.
 - Уголовной?
 - Уголовной!
 - А он знал об уголовной ответственности?
 - Знал. И я ему говорила.
 - Значит, он хотел, чтобы тебя посадили за решётку, да?
 - Я много думала об этом. Но не верю, что он мог. Не верю!
 - Не веришь, или не хочешь верить, Ирина Николавна?
 - Я не знаю, не мучай меня, пожалуйста?
 - Да ты сама себя измучила. Я всё думал, кто это там? Может, это больного какого инвалида на улицу выкатили воздухом подышать, так нет же! Здоровая женщина себя страданиями изводит!
 - Да что ты знаешь о страданиях?
 - Я о них точно знаю много. Но рассказывать не стану.
 Она вспомнила о его покойной жене, об инвалидности и замолчала пристыженно. На самом-то деле, она жива, руки-ноги целы, голова, кажется, тоже соображает, что ещё нужно, чтобы распрощаться с прежней жизнью, которая была в последние годы абсолютно пресной и безвкусной, бедной на хорошие события.
 Муж давно уже отдалился от неё, они даже спали в разных комнатах. Только изредка, подвыпив, он пробирался в её постель. А она и не думала о разводе, что бы это изменило? И так одна, и эдак. Создавая видимость семьи, они вместе ездили отдыхать, бывали и за границей. Тогда ей начинало казаться, что всё налаживается, но это была иллюзия. Они вдвоём выходили утром из дому, усаживались в его огромную хищную машину, ехали на работу. Может быть, они были больше друзьями, хотя скорее всего это тоже были только плоды её фантазий. Они давно стали друг другу никем.
 - Ира, ты тут? Или где?
 Ирина, услышав голос Вадима, встряхнулась: « Извините, я немного ушла в свои мысли…»
 - Немного! Минут пятнадцать уже! Я говорю с ней, стараюсь, а она, видишь ли, «ушла»!
 Он улыбнулся, заметив, каким беззащитным вдруг стало её лицо.
 - И всё-таки, я пойду.
 Ирина поднялась.
 - Погоди, я провожу тебя.
 - Да не надо, Вадим. Я через сад.
 - Тем более. На дворе ночь почти, сыро, грязно. Погоди, я из сарая хозяйкины галоши принесу.
 Она ещё отнекивалась, но Вадим уже, набросив куртку, вышел на улицу.
 Ирина, воспользовавшись его отсутствием, переоделась в свою, высохшую у печки, одежду. Пожалуй, пока она доберётся до своего дома, успеет заново продрогнуть.
 Но Вадим снабдил её курткой с капюшоном. Куртка была его собственная, поэтому Ирина в ней почти утонула. Зато тепло.
 В таком нелепом виде – мужской куртке, лёгком платье и галошах, надетых на тёплые шерстяные носки, Ирина вышла на крыльцо.
 Небо после грозы почти прояснилось, виднелся краешек луны, зато Большая Медведица нависла прямо над посёлком. В воздухе пахло сырой травой и деревом.
 У Вадима в руке оказался очень мощный фонарь, с которым он уверенно шагнул в яблоневый сад.. С веток срывались потревоженные капли, натекая ему за ворот куртки и рубашка сразу же намокла на спине.
 Следом Ирина катила велосипед. Она всё-таки поскользнулась на тропинке, ушибла ногу и уцепилась за его спину, чтобы не упасть.
 - Осторожно, Ирина Николавна, давай-ка руку. Оставь ты велосипед, заберёшь по светлому. Или я тебе его потом во двор перекину.
 Ей в самом деле было несподручно катить по тёмному саду велосипед, поэтому она с облегчением прислонила его к дереву и пробормотала слова благодарности.
 - Не на чем.
 У плетня в одном месте имелся небольшой проход, как раз, чтобы мог пройти человек. Вадим проводил Ирину до этого прохода и остановился.
 - Вадим, спасибо тебе!
 - Всё в порядке, Ир.
 Он вдруг снова притянул её к себе за плечи: «Ира…»
 Когда его губы коснулись щеки, Ирина снова превратилась в соляной столб. Этот почти чужой мужик будил в ней разные забытые ощущения, ей хотелось, чтобы поцелуи его никогда не заканчивались.
 - Ира, не дёргайся, я тебя поцелую и отпущу!
 Она разве дёргается? Это несколько неудобно – целоваться в темноте мокрого сада в огромной мужской куртке и галошах.
 - Господи, ну что я делаю! – выдохнула она, пытаясь освободиться. Руки Вадима проникли внутрь куртки и стискивали её талию. Оказывается, у неё есть талия, чёрт подери! Почему же муж сто лет уже так её не обнимал. А ей всегда не хватало его внимания, объятий, поцелуев. Господи боже мой, она целуется с посторонним мужиком!
 Ирина вдруг упёрлась ногами в землю, руками в его грудь, и отвернула в сторону лицо: «Извини, но мне нужно идти!»
 - Ира?
 - Да?
 - Я буду ждать тебя.
 Вадим разжал руки, Ирина с благодарностью посмотрела на него.
 В темноте было не очень хорошо видно, но она чувствовала, что он смотрит ей в глаза.
 - Яблоками пахнет.
 - Любишь яблоки?
 - Очень.
 - Наберу тебе завтра.
 Она хотела ещё что-то сказать, но передумала.
 - Я пойду. Спасибо тебе.
 - Всегда рад.
 Ирина проскользнула в проём и легко пошла к своему крыльцу.
 Вадим дождался, пока она войдёт в дом, запрёт дверь и в окнах вспыхнет свет. Внутри уже пульсировала, нарастая, боль, но она не могла испортить его светлого радостного настроения.
 В сарае он переждал приступ, который был не так силён, как предыдущий. Он ещё мог даже думать. Конечно, о том, что происходило с ним сегодня и сейчас. Новое свежее чувство захватило его и было сильнее  всего на свете.

Продолжение http://www.proza.ru/2018/04/15/700