Он давно не ходил в церковь, на пасху

Я встретил его в хосписе. “На пасху”. Он давно не ходил в храм/церковь... “на пасху”. У постели уже умирающего, и почти ничего не слышащего - стоял пастух на коленях, “на пасху”. И молился/трудился/служил/светился, и пел пастух слезно, и радостно! И лице его было, как лице Ангела! “Не плачь, Он воскрес, Он с нами! Не грусти, не печалься, не бойся! Он здесь, прямо здесь, “у постели”, в хосписе, “на пасху”! Ни боли, ни слез, ни болезни, ни смерти - не будет уже! Никогда, вовеки! Слышишь?! Слышишь?!” В хосписе, у постели уже умирающего, и почти ничего не слышащего - стоял пастух, на коленях, “на пасху”. И молился/трудился/служил/светился, и пел пастух слезно, и радостно! И лице его было, как лице Ангела!

Он давно не ходил в храм/церковь... “на пасху”. “По дорогам и изгородям”, “по улицам и переулкам”, по местам “пустым и безлюдным” - вело его сердце, “на пасху”! “Странный какой-то, отделенный, депрессивный, печальный, меланхолик нерадостный”, – говорили о нем священники, “на пасху”. Не огорчался/не обижался/не отвечал он “ни слова” - традиционно ликующим/отмечающим/празднующим. “По дорогам и изгородям”, “по улицам и переулкам”, по местам “пустым и безлюдным” – вело его сердце, “на пасху”! И без него, пастуха древнего - храм “пасхальный” был переполнен празднующими/ликующими/торжествующими...

Отовсюду стекался на праздник/“на пасху” народ “ряженый”/принаряженый, внешне красивый/веселый/радостный! Самые ревностные, особого торжества/зрелища жаждущие - раньше всех устремлялись “на пасху” церковную! За местами парковочными/скамеечными/всякими – спешили они суетно/заметно, по “вдохновению”! И “свои” места в храме родные/привычные/“насиженные” – захватить прежде всех поспешали! И “для своих” занимали места преудобные/ “ближние”. И священников, и служителей, и певцов и левитов, и гостей почетных/всяких - почти видимо-невидимо! И все к алтарю/к микрофону церковному поближе устремляются/выстраиваются, и все по-особенному/как “на пасху” - “ряженые”/принаряженые, внешне красивые/веселые/радостные! И программы и речи поздравительные/приветственные/“учительные”, и стихи, и декламации, и пения, и музыка! И все, как по сценарию писанному, почти суетно/поспешно, но и восторженно/мажорно/громко/весело/радостно! И поздравления, поздравления, поздравления! И устные, и письменные! По три раза - “Христос воскрес!” И по три раза - “Воистину!” Со вставанием/приседанием! И объявления, и наставления, и сборы особые/всякие! “Ешьте тучное, и пейте сладкое! И паски, и куличи, и яйца крашеные/разукрашенные!” И... и времени уже не стало... И наступило безмолвие...

Я встретил его в хосписе. “На пасху”. Он давно не ходил в храм, и в церковь... “на пасху”. У постели уже умирающего, и почти ничего не слышащего - стоял пастух на коленях, “на пасху”. “Не плачь, Он воскрес, и Он с нами! Не грусти, не печалься, не бойся! Он здесь, прямо здесь, “у постели”, в хосписе, “на пасху”! И ни боли, ни слез, ни болезни, ни смерти - уже не будет! Никогда, никогда, вовеки! Слышишь?! Слышишь?!” В хосписе, у постели уже умирающего, и почти ничего не слышащего - стоял пастух, на коленях, “на пасху”. И молился/трудился/служил/светился, и пел пастух слезно, и радостно! И лице его было, как лице Ангела!

© И.Лещук