IX. Живая сказка

Одиночество…  И хоть начало 1991 года не предвещало ничего хорошего (налицо все признаки нездоровой экономики: дефолт, выход объединенных номеров журналов, экстренные заседания парламента) – несмотря на это, все же одна подруга у меня была, и этого мне достаточно. Я ее не выбирал, только она позволяла мне играть с ней, не прогоняла. Честь и хвала ей за это. Найдется местечко, про нее словечко!

* * *

Ее звали Н. Соседка была мне. Когда в первый раз ее увидел, забылось уже за давностью лет. Будто всегда мы вместе и никогда не разлучались. Чуть только свет, а Н. уже:

– А Вова выйдет? – и носом шмырк-шмырк.

– Сынок, пойдешь с Н. гулять?

– Ну, ясное дело, чего ж дома-то сидеть.

Мы с Н. ровесники, сколько ей, также и мне. Неказистая, «мелкая», как сейчас бы сказали. Зато живая, смешливая девчонка. На месте не сидела. То малину собирать позовет, то на чердак. А малина сладкая, в рот так и просится. Заросли высокие да колючие, пробираемся вдвоем, краю не видно. Было нам тогда годика по четыре, все большим кажется, а уж малинник – с головой. Ходим так, а ягод в стакане как не было, так и нет. Все на язычок зачастую. Вот и завтрак был. Утро раннее, вставать неохота, а вспомнишь про отраду эту – сон как рукой снимет, разум на работу направит. Не разберешь, где всерьез, а где – вхолостую, где игра, а где – нет.

Любили мы с Н. в гости друг к другу ходить. Купят мне с получки грейпфрут – невиданную роскошь для Белоруссии 1989 года – я Н. сразу звать: лакомство пробовать. Не всегда, конечно, но если подвернется случай поделиться, то я не был жадиной-говядиной: дольку – тебе, дольку – мне. Иногда Н. показывала, как правильно раскачивать качели «огнедышащий дракон». Но было у нас и такое занятие.

Использовался лакированный раскладной стол. Огромным покрывалом или двумя одеялами он накрывался так, чтобы внешний свет не проникал внутрь. Получался настоящий шатер, разве что квадратный. Дальше обустраиваться – дело техники. Светильником нам служил оригинальный радиоприемник: поощрение, заслуженное Владиславом за борцовские успехи. Аппарат напоминал по дизайну фонарь петербургской набережной 187… года, не хватало только куклы-фонарщика, который бы зажигал его. Впрочем то, что транзистор работал на батарейках, этих странных блестящих предметиках, было даже более удобно, чем звать призрачного человечка из воображения, чтобы включать его. Когда лампочка загоралась в полной темноте…

Да, это что-то, завораживающее сильнее старинного камина в английским стиле где-нибудь на Хемпшир-роуд. Потрескивание добротной ирландской сосны нам заменяли устойчивые помехи советского ультракороткого вещания. Кресло предприимчивого магната Джона С. Смита – простая перегородка между двумя половинками «палатки».
Старинные часы с глухим боем – настольными, с маркировкой «Сделано в СССР». Пусть стрелки в полумраке заплывали туманом, но тикали они столь зловеще, медленно плетясь по циферблату, что вовсе не хотелось спрашивать у них, какую же страшную тайну доверено им хранить.

Так и сидели мы с Н., пугая друг друга историями о вампирах и оборотнях, способных принимать человеческий облик, проделав магический кульбит над черным трухлявым пнем. Их восприятие обострено, они хитры и изворотливы, услужливы и льстивы, чтобы добиться единственной цели – человеческих жертв. Люди-звери, играющие двойную игру. Существа, в которых беспрерывно идет борьба. Они были людьми, но теперь что-то произошло, проклятие предков нависло рядом, и нет спасения. Только злость, изжигающая душу – вполне людское переживание – мешает им. Когда луна восходит, ночь приходит и просыпается инстинкт охотника. Пальцы, покрытые дорогим лаком, начинают мелко дрожать, потом все сильнее; одеяло вздымается и рвется в клочья; хочется кричать, но нет голоса, а вырывается ужасный вой. Шерсть клочьями нарастает по всему телу за считанные секунды. Нестерпимый зуд, настойчивая потребность бежать из душного помещения. Руки – это лапы с когтями, глаза – зеленые облака дыма… Число зверя зовет.

На этом месте мы с Н. не выдерживаем и бросаемся к выходу. Балдахин запутывается, мы ударяемся о пол. Свет. Блаженный свет. И мы, как слепые кроты, купаемся в нем, пока он еще слепящий. И не страшно вовсе. Какое счастье! Игра света и тени – манящее представление. Знали бы мы с Н., что всю жизнь нам придется изобличать куда более коварных вампиров, живущих внутри нас. Их невозможно победить серебряной пулей да осиновым колом, ибо они умеют дипломатически уговорить нас не делать этого. Эти розовые чудовища рождаются вместе с сознанием. На него, как на чистый лист бумаги, они наносят симпатические чернила, программы по нашему воспитанию. Эти дУхи становятся средой, они могут быть и добрыми, и злыми, в зависимости от того, какой потенциал вложили в них родители и те, с кого мы берем пример, кто является экраном нового мира. Потом духи воплощаются, становятся нашим характером, образом действия, мировоззрением, мыслями – всем сразу. Поскольку каждый из них разнится по силе, предназначению, подобно тому, как день бывает непохож на предыдущий, отсюда и все сомнения, неувязки, непонимание себя, извечное противоборство, поляризация зарядов, когда чья-то невидимая рука повышает напряжение событий обычных будней, испытуя нас, проверяя, способны ли мы перейти на следующий уровень сознания. Мы должны сами наращивать его, укреплять его мощь и устойчивость к стрессу, не выжидая, пока его наполнят мусором без нашего ведома. Вначале ребенок – младенец, но потом он сам творец своей судьбы.

Строитель ее по кирпичикам, как химик-естественник, открывающий неизвестное вещество путем различных комбинаций. Разница в том, что человек порой не может вернуться на шаг назад, у него есть только одна попытка. Когда он сделает ее – неважно, главное, чтобы она удалась.

2005