Деревенька. К 9-ому мая

      Жила-была до войны здесь небольшая деревенька – рассказывала мне мама, указывая рукой на холм в середине пути к её родной деревне. Состояла, всего-то, из двенадцати дворов. Запомнилась эта деревенька тем, что все жители в ней были на редкость работящими, а также тем, что до войны никто не вступил в колхоз – являлись единоличниками. Так их называли. Все главы семей, когда напал немец, ушли на войну и не вернулись – погибли. После войны деревенька прекратила существование. Вдовы со своими детьми перебрались в соседние селения.
      Наша семья тоже долго не вступала в колхоз. На то были веские причины. Одна из которых, состояла в том, что председатель колхоза, как и все члены правления колхоза, были прохиндеями. Продавали тайно колхозное зерно в городах и дальних  больших сельских населённых пунктах. Вырученные деньги, естественно, присваивали себе. А тех, кто прилюдно об этом говорил или сообщал в областные органы власти, арестовывали и отправляли без суда и следствия в лагеря ГУЛАГа, где бесследно исчезали.
      Кстати, невероятной предприимчивостью и фантастическим приспособленчеством  обладал и сын председателя колхоза. Например, тогда, как выжившие на войне односельчане,  возвращались худыми, измождёнными, с многочисленными ранениями – он же, служивший при штабе, приехал осенью 1945 года без единой царапины, пышущим румянцем здоровяком, будто из курорта. Что интересно, задолго, до его возвращения в адрес жительства родителей и его родственников стали приходить ж/д контейнеры из поверженной Германии с немецкими вещами: от музыкальных инструментов с бытовыми вещами до рулонов ткани с одеждой-тряпьём. Всё это реализовывалось на  послевоенных рынках-барахолках. Трофейной одежды было настолько много, что в крепдешиновых,  модных по тому времени, платьях многочисленные родственницы выходили на полевые работы и использовали платья в качестве кухонных тряпок.
      Помню в 1936 году - продолжила мама – пришёл отец из очередного колхозного собрания домой, сел на порог и горько заплакал со словами – причитаниями: «Заставили-таки вступить в колхо-о-з!». Первый и единственный раз в жизни видела отца плачущим.
      К единоличникам, не вступающим в колхозы, применяли самые жёсткие меры: обкладывали неподъёмно-грабительскими налогами, отбирали земельные наделы, полученные ещё во времена Столыпина, которые ежегодно удобряли навозом со своего скотного двора. Вместо отобранных плодородных пашен давали земли на неудобьях: на склонах оврагов с кустарниками, в заболоченных местах. Посылали из райцентра комсомольцев-активистов по ночам поджигать поля со зрелым зерном. Приходилось по очереди не спать, охранять поля от набегов этих подвыпивших парней.
      Хорошо я запомнил, как в 50-60-е годы на краю несуществующей деревеньки, рядом с распаханным погостом стояла маленькая часовенка: выложенная из красного кирпича, крытая железом тумба размером, примерно 80х80 сантиметров, высотой около двух метров, в верхней части которой выполнена ниша с размещёнными внутри иконами и чашей для свеч. Эта часовня стояла наклоненной, как Пизанская башня, и с каждым годом её наклон к земле увеличивался, пока совсем не рухнула и не рассыпалась на части. Доблестные землепашцы плугом разметали кирпичные остатки по всему полю. Было это  при Никите Хрущёве, во время гонений на церковь, когда повсюду висели лозунги: «Религия – опиум народа».
      В заключение привожу основные моменты, описанного выше,  изложенные ещё и в стихотворной форме:

Шли однажды с мамой мы в селенье,
Где она родилась, детство провела.
Средь пути сказала: «Есть желанье,
Подойти к часовне, где-то здесь была.
      До войны стояла деревенька:
      Небольшая, только дюжина дворов.
      Жители любили труд: раненько
      Поднимались, шли в поля, пасли коров.
Гордые все были и упрямы.
Так и не вступили до войны в колхоз.
Пашни отобрали, дав взамен, где ямы.
Да, ещё налоги. Сдюжили без слёз.
      Помню ночью группка комсомольцев,
      Та, что церковь разгромила на селе,
      Подожгла поля, лишив кормильцев
      Хлеба. Были, кто поджёг, «навеселе».
Все двенадцать мужиков селенья
На войну ушли. Пришёл фашист-палач.
Не вернулись. Пали, к сожаленью.
Вдовий в мае, до небес, вознёсся плач.
      Одолели жители все беды,
      Переехали к соседям. Время-врач.
      Но на прежнем месте в День Победы
      В небе птичий, будто вдовий, слышен плач…»

       05.05.2018г.                Ильин М.И.