Про Полину

Полина привлекла к себе внимание в первый же день появления в больнице. Пожилых пациентов в отделении было немало, но Полину уже следовало отнести к людям старческого возраста, ей перевалило за восемьдесят. По слухам, которые озвучила одна из вездесущих больных, таких возрастных пациентов теперь не госпитализируют. И этим слухам легко было поверить, поскольку положили Полину в платную палату, да и то по знакомству. Правда, в обычной палате на три койки тоже нашлась больная – сверстница Полины, однако и она была не из «простых». Эти две женщины быстро свели знакомство и составили идеальную пару для прогулок по больничному коридору.

В отличие от высокой, грузной и громогласной Клавдии (она явно была тугоухой) Полина – маленькая, худощавая, неприметная. Разговаривает негромко, и речь её чем-то отличается от речи окружающих. Полинин «говорок» четко свидетельствует, что жительницей этого большого города она стала недавно. И в самом деле, родом Полина из донской деревни и большую часть своей жизни провела в рабочем поселке примерно в двухстах километрах от областного центра. Там она вышла замуж, родила двоих детей, проработала больше тридцати лет бухгалтером. Теперь сын и дочь Полины живут с семьями в городе. Дочь тоже бухгалтер, вполне успешна, и это ёё усилиями Полина устроена в больницу.

Платная палата оказалась одноместной. В ней, как и в других палатах размещались умывальник и неработающий сейчас, в зимнее время, кондиционер. Кровать была низенькой, деревянной и явно не такой удобной, как новые металлические, специального медицинского назначения кровати, завезенные в больницу после ремонта и поставленные во всех остальных палатах отделения. Шаткий журнальный столик придавал палате вид номера затрапезной гостиницы. В углу на тумбочке расположился сломанный, на данный момент, телевизор, а около двери небольшой и, о чудо! вполне исправный холодильник. «Бесплатные» пациенты пользовались холодильником в коридоре.

Казалось бы, что еще нужно болеющему, но вполне ходячему старому человеку? Отдыхай в тишине и покое в перерывах между капельницами, походами в диагностические лаборатории, между посещениями палаты лечащим и дежурными врачами, между четырьмя, включая полдник, приемами пищи, отдыхай с утра до вечера… Но было две причины, которые гнали Полину в коридор на прогулку.

Она овдовела совсем недавно, около полугода назад. А за год до этого горестного события Полина с мужем перебрались в город к детям. Снялись с насиженного места в расчете, что жить неподалеку от дочери и сына им будет легче. К новой трехкомнатной квартире, которую купила и оформила на себя дочь, надеялись быстро привыкнуть. Со своей обжитой квартиркой, ставшим родным поселком и уже немногочисленными друзьями-земляками старикам, конечно, было трудно расставаться, да детей не хотели обременять поездками. Они ведь не молодели, и навещать их требовалось все чаще. К тому же верили старики в лучшую, чем в их захолустье, медицину областного центра.

Почти сразу после переезда Полина прооперировала глаза, избавилась от катаракты. Но что-то пошло не так. Из-за послеоперационного осложнения один глаз вовсе перестал видеть; второй тоже был плох, нуждался в дополнительной операции. Её пришлось отложить. Мужа Полины скрутила неизлечимая болезнь. Он ушел спустя несколько месяцев после постановки диагноза. Онкология.

С ней и сама Полина была знакома не понаслышке. Еще до выхода на пенсию попала она в онкодиспансер областного центра. За операцией последовали облучение и химиотерапия. Выкарабкалась, хотя и тяжело пришлось. И на мужа появилась обида. Может, переживал он сильно, и от этих переживаний старательно убегал, но за те три года, что Полина боролась с болезнью, он несколько раз съездил в санаторий. Полина не сомневалась, там без романов и измен не обошлось, но на эту тему с мужем так и не заговорила. Когда же он слег со своей болячкой, все хотелось ей услышать от него просьбу о прощении, а этого не случилось. Осталась Полина со своим горем и своей горечью в полном одиночестве. У дочери и сына забот полно, заезжают не часто. Внуки, в количестве трех, уже взрослые, работают, личную жизнь устраивают. Бабушку некогда навещать.

Одна радость – нашлась у Полины подружка прямо в ее подъезде. Соседка этажом выше. Добрая женщина и выйти Полине в магазин помогала, и номера телефонные Полининых родных набирала. Сама-то Полина это научилась делать на ощупь только тогда, когда налепила дочь на пару самых важных кнопок телефона клейкую ленту. Соседка и скорую помощь для Полины вызывала. Пару раз в неделю, не реже. То сердце подводит, то давление скачет. Вот и положила дочка Полину в больницу. Сколько заплатила, матери так и не сказала. Не бери в голову, мол. Это моя забота.

Неуютно Полине одной в палате. Телевизор молчит. Телефон тоже звонит редко. Вот в коридоре хоть люди ходят, веселее как-то. Тут и знакомство с Клавой состоялось, да через пять дней ее выписали. Правда, в Клавиной палате остались соседки; пусть и моложе они Полины, но с ними поговорить можно. Когда одна из них оторвется от сканвордов, а другая перестанет слушать радио через наушники телефона.

Только новая неприятность случилась с Полиной. Простудилась. И немудрено. Выходила она из палаты не только из-за одиночества. Нужно было систематически эту палату проветривать. От дыма. Вот так она оказалась устроена, что через вентиляционную решетку проникал в палату сигаретный дым. Это за стенкой в соседнем отделении больницы врачи в нарушении всех новых, так хорошо прописанных Думой законов курили в своем кабинете, снимали стрессы от мало оплачиваемой докторской работы.

Пожаловалась Полина на дым медсестрам своего отделения, а те ответили, что не по рангу им делать врачам замечания. Лечащему же доктору или заведующему отделением говорить о курильщиках Полина не стала. Побоялась, что выпишут её раньше срока, не дадут долечиться. И дочка не стала «права качать».

А, наверное, напрасно. В соседней, тоже платной, палате как раз в это время забарахлила канализация. Раковина умывальника вдруг «заговорила», да таким громким квакающим звуком, что обитательнице палаты невозможно было уснуть. Привела она утром врача, и тот, послушав это кваканье, распорядился перевести больную в трехместную палату, а дверь плотно закрыть до лучших времен. То есть до появления опытного сантехника. Больничный сантехник таковым-то не являлся, а квалифицированные на жалкую местную зарплату не шли.

Надо, надо бороться за свои права! За тишину или за чистый воздух. И не путем распахивания окон в зимний период, когда на улице почти двадцатиградусный мороз. Полина теперь пожинала плоды своей робости перед больничным начальством.

Началась Полинина простуда с боли в горле. Ни насморка, ни чихания, ни повышенной температуры. Внук привез ей таблетки для рассасывания. Но возраст есть возраст. Горло все болело, а тут и кашель присоединился. Наконец лечащий врач забеспокоился, назначил антибиотики, направил на рентген легких.

Полина совсем приуныла. Боялась ночью одна в палате оставаться. Не спала, так, подремывала. И домой страшно захотелось. Там бы чаи пила с малиной да травками. А здесь Полина изредка только, благодаря одной женщине из Клавиной палаты, чай в пакетике заваривала. У этой больной кипятильник был.

Но и она, того гляди, выпишется, время-то идет. По стандарту лежат больные в стационаре дней двенадцать, максимум – две недели. К тому же, не заладились у Полины отношения с новой пациенткой из этой же палаты. Полининой простуды она сильно испугалась. Вдруг заразится?! И когда Полина заглядывала в палату, эта солидная дама ворчала, что куда, мол, смотрит заведующий отделением. Надо Полину в её палате запереть, карантин объявить.

Волновало Полину и то, что оплаченный срок её пребывания в больнице подходил к концу. Вот и гадала она ежечасно, отправят ее с простудой домой или нет?

Наконец, приехала дочь беседовать с лечащим врачом. Результат этого разговора превзошел все ожидания. Полину перевели в бесплатную палату, где уже лежали две женщины. Пообещали долечить пневмонию, в которую превратилась её простуда. Жизнь повернулась к Полине светлой стороной, и она это сумела оценить, повеселела. И припомнились ей другие радостные события из далекого прошлого.

Одно из них – дети. Первое, что спрашивала Полина у акушеров после родов, все ли в порядке с руками новорожденного младенца. Больше всего боялась она, что унаследуют дети тот дефект, который был у неё с рождения. Несколько пальцев на Полининых руках отсутствовали, другие были короче положенного. На одной руке только три пальца нормальные, на другой – вовсе два. Как ни странно, эта аномалия не помешала Полине выполнять все виды домашней работы; она шила, вязала, справлялась с кухней, огородом и садом. И все же замужество было её удачей. А рождение здоровых детей – большущим счастьем. Каждый пальчик Полина перецеловала сначала у дочери, потом у сына…

И вот теперь дети заботятся о Полине, помогли с больницей, а скоро отвезут в постепенно обживаемую квартиру, где стены уже стали знакомыми, телевизор бормочет, нарушая тишину одиночества, а этажом выше живет чуткая соседка.