Крупный пёс

      Серия со сквозными героями.   
      Первое появление персонажа тут: http://proza.ru/2013/06/21/572
      По этой ссылке в части дуплета (рассказ «Брызги»).
      «Улица ширкатура» http://proza.ru/2013/05/02/12
      Третий рассказ в серии: http://www.proza.ru/2013/09/14/23


Не упадите. Собака крупной породы – это я. История будет про громоотвод, советскую и несоветскую медицину, хозяйство и соседа.

Некоторым важно, как сами они и ещё всякое разное выглядит. Другим важно, что есть на самом деле, а на внешнее им наплевать.

«В высшей степени», как говорится? Не-а. Моему соседу в городе на степени так же наплевать, как и на мнение тех, кто ему не интересен.

Сейчас он психиатр на пенсии, поэт и писатель, добрый друг и прикольный сосед. А я уже несколько лет, как из безработного стал нормальным работягой, женился и …

И всё так же попадаю в приключения. Как недавно. Сейчас расскажу.
Начиналось всё ещё в те времена, когда в моей родовой деревне газ был только в баллонах.

Родовая она, потому что там дом предков, который уже для очередного поколения семьи работает дачей. Живу в большом городе, но сердце там.

Так вот, пожарнадзорники велели торговцам баллонами и хозяевам аппарата для заправки многоразовых баллонов поставить при торговле громоотвод.

Когда это трёхметровое чудо появилось недалеко от нашего сельского дома, все сразу признали в нём копию Эйфелевой башни.

Однако время шло, прогресс крепчал, газ провели, а баллоны стали не нужны.
Баллонно-заправочная контора куда-то испарилась, а «Эйфелева башня» осталась. Теперь уже ничья.

Была она склёпана и сварена из отличного профильного металла. Бесхозный склад всего, что может понадобиться хозяйственному дачнику, который уж не первый год торчит рядом с домом…

Торчал. Имелись планы построек при доме, как арматура для бетонирования нужна, так и не найдёшь её, особенно без оплаты, запас кармана не протрёт…

Ну, эти и близкие мысли меня больше года свербили. И вот…

Сбор родни и друзей назначен, все прибыли. Начали подкапывать, желая утащить всю конструкцию в свой двор. Узнали, что три метра – это только над землёй.

Вкопано было почти столько же. Сейчас уже посещают мысли, что громоотвод – штука полезная. Вообще полезная, а не конкретно только тем, кто рядом с ним торгует газом.

И рождение этих опоздавших резонов напрямую связано с тем, что произошло, когда яма была глубже метра, а конца нижней части башни-громоотвода всё не было.

Что произошло? Терпение лопнуло. Заметили, что наша «эйфелевка» уже качается.

Я влез до середины, и как свирепый обезьян стал раскачивать конструкцию. Не пальма. Качалось с амплитудой, оная прибывала, а «башня» всё не падала.

Мы победили! Когда падала, я спрыгнул. И порвал связки или сломал что-то в голеностопе.

Тогда не знал. Но всей роднёй меня пожурили… Ну, мягко выражаясь. Да, и направили в райцентр в поликлинику. И столько нам открытий чудных спроворил просвещенья дух!

Это не моя шутка. Это сосед, это Док сказал, когда я позвал его на кофе. Был я по травме на больняке, скучно было, а тут услышал, как его дверь хлопнула, и позвал.

Пока готовил кофе, узнал, что у него в компьютере писательских дел по горло, а чай-кофе кончился. Типа всё наоборот – мне скучновато, а есть и чай, и кофе.

Ну, теперь главный прикол…

В поликлинике всё плохо: к хирургам запись за недели, скорой нет, рентгена нет, и не предвидится, все мотаются в межрайонный центр или в областной. Или так пухнут, без бесплатной медицины.

А работающее место целебной помощи рядом есть. Только не для людей.

Тут Док и принялся ржать, когда рассказал ему, как начиналось моё выздоровление.

Вхожу в ветлечебницу и честно говорю звериному доктору: «Могу погавкать, но очень нужно сделать снимок. И сказать мне, что там видно».

Айболитом в тот день там работал отличный дядька. Он по главным свойствам и человек, и доктор. И в диагнозах не ошибся. Профи!

Оказалось, не перелом, разрыв связок. Ну, помощь тоже была оказана, как обозначилось в документах, «собаке крупной породы». Блеск, господа! Что б вас самих так лечили, как вы организовали для нас.

Вся эта история осталась бы только байкой про дачника, запасавшего в свои закрома бесхозный профиль, если бы не докторские комментарии.

Пока пили кофе, я, само собой, полил современную медпомощь всем, что допускают в разговоре младшего со старшим поколением.

Док, слушал, кивал. Мрачнел. Потом…

Ну вот, как запомнилось:

– Думаешь, вся это гниль в области охраны здоровья только в этом веке началась? Увы, на пару десятилетий раньше. Даже до гибели СССР. Смотри, нищета медиков стала нарастать ещё в семидесятые прошлого века. Нам на съездах КПСС посвящали строки в докладах генсеков, как и другим. Та же дуда про «неуклонное повышение и рост благосостояния». Но упадок нарастал своим путём, а херня на съездах крепчала по-своему. Это как бы было два мира, которые упорно не пересекались, хоть изойди на агитпроп до последней капли. Почти катастрофической, хоть и вялотекущей, ситуация стала в восьмидесятые. Холопская медицина хирела, а для «слуг народа» становилось закрытой, но сказочной. Если попросту, то передовой, может, просто современной и адекватной. И недоступной. Но в конце восьмидесятых вожди СССР изобрели план – «Организацию новых условий оплаты труда». Ты понял, что это?

– Не-а, – честно ответил Доку, поскольку в самом деле не понял, зачем так сложно говорить, что боссы хотят сэкономить на хряпе для рабов.

– Я тогда был профсоюзным лидером в нашей организации, диспансерные коммунисты даже подумывали принять меня в свои ряды, но упирался, и дело застряло, – продолжил Док преданья старины глубокой. – Нас в 1987 году собирали на профсоюзные собрания, чтобы мы одобрительно отозвались о правительственной инициативе. Просто: отменяли процентные надбавки, а вместо них платили фиксированную сумму рублями. Советскими рублями. Догнал?

– Ну… Да. А к чему это вы? – поддакиваю.

– К тому, что в те годы прожить на голую ставку в сто или сто двадцать рублей уже было трудно даже одному, а семейным эта зарплата за полную занятость гарантировала только медленное умирание от недоедания.

– Преувеличиваете? – сомневаюсь.

– Нет. При случае дам расклады для большого города, но просто поверь слову. Необходимость вынудила меня тогда детально считать личный бюджет, а когда карточки ввели, дело стало ещё хуже. Лучше на даты глянь: «Новые условия», с одобрения профсоюзов, кстати, хотя одобряющих я видел только в президиумах, где одно начальство сидело и пара кивал из простых, так вот, их начали вводить в 1988 году от профессий к профессиям, постепенно. До психиатров по плану дошли только в 1992 году, фактически, уже в 1993-м моя двадцатипятипроцентная надбавка за вредность превратилась в двадцать пять бесполезных рублей. То есть в плевок с присвистом, а не в деньги. Даже эти нищенские умудрялись задерживать к выплате на долгие недели, а то и месяцы…

Док закурил, а я старался тактично промолчать, но думать о том, что не получил помощи через тридцать лет после того, как КПСС организовала гибель советского здравоохранения, было противно. Блин! Да мне живому лет меньше, чем трупу советской медицины! Вообще-то не трупу, а мумии, но это детали.

– Я тебе это к тому, что до гибели системы есть другой этап. Что система? Это абстракция. Жива она только до тех пор, пока живы люди, скармливающие этой абстракции свою живую рабочую силу, – мрачно продолжает Док, разглядывая остаток остывшего кофе в кружке. – А уже в девяностых, пока вожди гоняли друг друга в столицах и областных центрах и палили из танков по парламенту, из постсоветской медицины стали уходить толковые люди. Кто в систему платной, то есть продажной медицины, кто в начальники. Кто не хотел выжимать деньги из хворого народа, уходил на кладбище, а кто выжимал, оставался врачом только по диплому и записям в трудовой книжке. Короче, сперва мутировали и частично вымерли настоящие медики, а потом мутировала абстракция. Система…

– В смысле, это стало не здравоохранением? – спрашиваю, уже зная ответ.

– Здравоохренением…– бормочет Док. – Разумеется, подвижники сопротивлялись и оставались врачами в бюджетной сфере, прирабатывая кто где мог. И не врачом, в том числе…

– Ага, это я помню, – соглашаюсь. – Я ещё школьником был, когда вы дисками и кассетами торговали, мешочничали… Точнее, рюкзачничали. Нас тогда дача с огородами здорово выручала, потом маме с работой повезло. Но… Почему вы мне сейчас это всё про организацию системы новой оплаты рассказали?

– Про организацию новой системы оплаты труда, – механически поправляет Док и на полминуты замолкает.

Я жду, подозревая, что он опять свернёт на политику и вражий заговор.

– Видишь, причины сломать советское здравоохранение было, как кажется, всего две. Первая, тупая, связана была с тем, что у нас был не социализм в реале, а вождизм. И вожди привыкли, что народ по-любому не перемрёт. И экономить на охране здоровья народа решили потому, что не хотели экономить на себе. Вторая причина была не в дурости вождей, ощущавших себя несменяемыми, даже вечными, а в том, что стали считать себя элитой. Понимаешь? Не самозванцами, не формально провозглашёнными, а настоящей элитой, эксклюзивом, солью земли, пупом мироздания и лучшими представителями нации. Это ведёт к специфическим изменениям личности, которых нет в описаниях психических заболеваний, которые официально учитываются всемирной организацией здравоохранения.

– И как называется? – мне уже интересно.

– Официально? Никак, – смеётся Док. – А неофициально, как сам назовёшь. Я бы назвал это осложнением сословно-кастового формирования бессовестной личности или элитарной формой истероидности, но в официальных источниках ты такого не найдёшь, даже не пытайся!

– Это лечится? – спрашиваю, ухмыляясь, поскольку Док засёк, как я глянул на смартфон, в котором обычно добываю нужные пояснения и справки.

– Декапитацией. Помнишь, я объяснял, что это значит?

– Угу. Отсечь башку. Если только она одна и сгнила, то тело может ещё ногами подрыгать. Помню.

– Я тебе всю эту драму выдал потому, что получить нормальную медпомощь мы сможем ещё не скоро. Везде получить, а не только в местах обитания любителей нудить про «денег нет» и «вы держитесь». Ты ж понимаешь, что сословно-кастовое устройство не при Ельцине родилось, а крепло с послесталинских времён в особо хамском варианте. И не Путин с ним покончит, даже если будет стараться до гробовой доски. На это десятилетия нужны, точно не меньше лет, чем потребовалось, чтобы сгнить. А сам какой вывод делаешь?

– Когда я по медикам бегал, семейный совет постановил разделать «эйфелевку» на куски и схоронить, пока не понадобится. Арматура нужна для бетонного фундамента. Не пропадёт. А я опять нашёл себе на задницу приключения. Беречься! Другого вывода нету.

– Да, – кивает Док. – Ты уже мужик, а не пацан, как во времена «улицы Ширкатура». Никто не даст нам избавленья. Ни бог, ни царь, и ни герой. Только сами. Ты, когда детей родишь, обязан научить их быть взрослыми так, чтобы им хотелось спрашивать у тебя совета столько, сколько им нужно. Понимаешь? Не через силу, плюясь и кривясь, а в охотку. А сможешь, если будешь делать это не болтовнёй, а личным примером. Спасибо за кофе, пойду я…

– Док, банка кофе вам в подарок, а звал я вас с умыслом. Схитрил! – подмигиваю. – Хотел, чтобы ваши истории про меня пополнились. Давно же нет ничего. Даже про свадьбу не писали. Будет? – пока договариваю, Док смеётся.

– Будет-будет! Шашлык из тебя будет, если беречься не будешь! Окей. Начало я уже придумал: «Не упадите. Собака крупной породы – это я!»

На том и расстались. Я уже здоров, обследованный и полеченный уважаемым Айболитом как собака. Мне не обидно. Я же сам собачник.

Но чем больше сегодня слышу, как нам обещают дать справедливость, тем больше люблю собак. Если понадобится, могу и гавкнуть.

Пока! Возможно, это не последнее моё приключение, из которого Док сделает новый рассказ.