Выставка Петрова-Водкина в Русском Музее СПб идет

Был на выставке Петрова-Водкина в Русском Музее. Потрясен. Благодаря совершенно особой перспективе, картины просто "опрокидываются" на вас и роняют в вас какой-то совершенно новый смыл давно известных вещей. Понимаешь, что любой портрет - это икона. Любой натюрморт - история не с одним смыслом.
А как он изображал женщин!!! Ни одного портрета красавицы. Наоборот, почти все женские портреты на одно лицо. НО!!! И это "но" делает его великим - столько силы, столько духа и достоинства в глаза женщины не вмещал даже Рафаэль в своей Сикстинской Мадонне.
А еще...
Любая его картина - это история с тайным смыслом. Чего только стоит картина "Новоселье" - показана квартира высшего сословия с видом на Петропавловку в которой отмечают новоселье какие-то люди в сапогах и валенках и с дебильными рожами. Белоснежная скатерть в объедках, среди дорогой мебели какие-то табуретки, рядом с ковром половик. Все радостны, но почему-то картина производит давящее ощущение. А еще больше потрясает описание картины самого художника. Дескать, хотелось показать радость простых людей, которые устраивают жизнь после лихолетья революции. Картина - явная иллюстрация к Бунинским "Окаянным дням", но автор признан советской властью как в доску свой. Вообще пост-советский период очень мрачен. Мое мнение, что ненавидел Петров-Водкин советского человека. Видел в нем хама и быдло, но маскировался так ловко, что никто и не заметил, ни его издевки, ни того, что он продолжал рисовать иконы умело маскируя Христа под комиссара, а мадонне надевал красную косынку работницы (впрочем, вспомним Блоковское понимание революции: в белом венчике из роз впереди Иисус Христос ).
Поздние картины Петрова-Водкина угнетают посильнее Питера Брейгеля. Видишь, что оба они писали в схожих исторических условиях. И если картины Брейгеля, (где вместо лиц рожи и кажется, что даже слышишь чавкание, как аккомпанимент безысходности) - это лучшие иллюстрации к роману Шарля де Костера об Тилле Уленшпигеле и Фландрии томящейся под игом Инквизиции, то Петров-Водкин - это иллюстратор советской разрухи, угрюмого быта и нехорошего веселья. Одна из последних работ - портрет Пушкина на набережной Невы. Живой Пушкин у него - мертвее собственной посмертной маски. Соперничают с ним его же угрюмые "Колхозницы". Такое впечатление, что он, Петров-Водкин остался творить в Советской России по зову какого-то странного долга: увидеть и запечатлеть то, что другие не решились. (Например втиснуть между умирающим комиссаром и уходящем отрядом еще одного раненого, на которого никто не обращает внимания. Напрасно он зовет товарищей. Он - никто. И этот никто  НЕЗАМЕТЕН в самом центре картины. Но картина не о комиссаре, а о нем. О тебе? Ты тоже никто в этой стране? Кто ТЫ на этой картине?) И страшно... страшно ничего не изменилось...

А еще...
Создается впечатление, что Петров-Водкин торопился. Он почти не работает над качеством изображения. Эскизы к картинам - ЛУЧШЕ прорисованы, чем конечная работа. Но (искусствовед поймет) ему важно совсем другое - количество смысла! втиснутого в картину.
И наконец...
Скажу о том, что легче понимаешь его если ставишь рядом тех, кто работал примерно в это же время. Вот мазок, как у раннего Врубеля. Врубель разовьет эту технику в свой неповторимый стиль, а Петров-Водкин попробовал и пошел дальше искать свое. Вот цвета, к которым Рерих придет лишь к концу творчества, а для Петрова-Водкина это так... не очень важно. Он идет дальше. Смысл! Смысл! Как можно больше смысла на одном куске холста. Картины все больше становятся похожи на иконы. Больше уже не втиснуть - кино выйдет. Недаром, А.Тарковский считал работы Петрова-Водкина апофеозом и русского искусства и иконописи. Да, это у него Тарковский научился в каждый свой кадр вмещать больше смысла, чем кто-то мог в целый фильм.