All you need is love

В целом изображение на потолке под куполом районной церкви было удачным и напоминало огромную фотографию в паспорте: вероятно, художник действительно перенес лик мэра на круглый высокий потолок с фотографий 3 на 4. Мэр был изображен, как и полагается, по грудь, в черном пиджаке, белой рубашке и красном галстуке со значком партии.
- Вчера подруга рассказывала… Снова накрыли одного.
До Ивана доносился разговор двух женщин, стоявших перед ним в очереди, и так как заняться было больше нечем, он стал вслушиваться в диалог, делая вид, что рассматривает фрески. У одной из женщин из затылка росла плетеная шишка волос, похожая на ядерный взрыв; у другой было светлое каре в бархатном берете. Женщины говорили шепотом, тесно прижимаясь друг к другу головами.
- Чуть ли не с поличным взяли. Соседка вовремя позвонила. Давно подозревала, что за стеной творится. Видела, как он с девушкой какой-то по вечерам домой возвращается, улыбается весь, сияет… А у них квартира, значит, коммунальная, она мимо, якобы за чайником, на кухню проходила, и подслушала, как он ей в любви признается… Через три минуты примчались Серые, ему – пожизненное, девушке – двадцать лет. Эх… ; вздохнула та, что с ядерным взрывом на голове. - Жизнь!
- Поди сюда!... Погоди!
Женщина в берете обернулась к Ивану. Тот рассматривал витражи, словно искусствовед. Сплетница, прикусив саднящий от невысказанных слов язык и причмокнув губами, вернулась к уху собеседницы.
- … А я слышала, как одна парочка шла рано утром по аллее, в парке… и, ты не поверишь… они держались за руки без талонов!
- Сумасшедшие!
- Да, не говори! Самоубийцы… И когда за ум возьмутся! Держались за руки и хохотали. Парень ее целовать пытался, а она вырывалась якобы, отбегала, он ее догонял, щипал там… Серые тут из подворотни и вырулили. Документы спросили. Те – по сумкам, достали документы… Ну, а талоны на любовь есть у вас? У них и не было. Девушка – в слезы, парень им объясняет, что в прошлом месяце им талонов не досталось просто, а Серым это все, как…
- Тсс…
- Забили говорят до смерти их, пару эту, дубинками, прямо в парке…
- Да ты что?..
- Ага. А еще слышала… ; очередь где-то впереди лопнула, и женщины молча сделали несколько шагов вперед. Иван не отставал: важно не потерять свое место в очереди.
Витражи в районной церкви изображали различные бытовые сценки из жизни чиновников города. В большой «розе», которая занимала практически всю левую стену, размещался цветной витраж, поделенный на небольшие квадраты; витраж был стилизован под комикс. В одном квадратике к чиновнику, усатому черноволосому человеку в пиджаке, приходит проситель, бабушка с костылем, и жалуется на ЖЭУ; в другом чиновник говорит «УНИЧТОЖИМ НА КОРНЮ» и протягивает бабушке пакет с продуктами. На следующих чиновник вызывает к себе начальника ЖЭУ и заставляет коррупционера надеть оранжевую форму уборщика. Была здесь и знаменитая работа художника Бесятова, на которой мэр города, задрав голову к небу, читает наизусть текст Конституции. Витраж на правой стене, сквозь который днем на алтарь падал солнечный свет, изображал воинственного мужчину со значком партии на галстуке. Он расстреливал падающие на него сверху доллары из автомата Калашникова.
Очередь двигалась быстро. Впереди, Иван видел, от нее отслаивались счастливцы, получившие свой талон на любовь. В этот момент у них над головами расцветал венок нимба. Когда они по одному выбегали из церкви, казалось, будто ее широкие стены вдруг сжимались и выплевывали полноценных людей. Как он завидовал им, уже имеющим право любить. Иван не получал талон уже четыре месяца, он здорово изголодался по возможности любить, а главное – по праву проявлять любовь.
Возле алтаря стоял сам настоятель церкви, похожий на телохранителя, в темных солнечных очках, в дорогом отутюженном костюме, с нагрудным бейджиком «Отец Иоанн». Брюки трещали от острых стрелок. Проверяя паспорта, отец Иоанн молчаливо выдавал талоны под роспись.
Женщины в очереди снова зашептались.
- Я слышала, как мужчину одного на кладбище застали за этим делом… - затараторила та, что в берете. - У меня сестра, короче, с ним работала в магазине канцелярских товаров. А у него дочь умерла месяца два назад. Для похорон он, конечно, талон взял, не дурак же, реветь без талона… Как в той песне поется: «слезы потери – любви проявленье». Через недельку на могилку к ней пришел. Сестра говорит, сел на скамейку и растрогался. На фотографии черно-белой, на могиле, и ребенок изображен. Неправильно это как-то… Ну тут Серые, как из могилы какой… Талон есть? Нету. Проедемте в отделение…
Очередь снова лопнула. Иван сделал два шага вперед. Между ним и настоятелем церкви оставалось всего три человека. Как выйдет из церкви, сразу же позвонит Андрею, обрадует его. С первого сентября и по тридцатое они могут не прятаться, могут ходить в обнимку по городским площадям, могут держать друг друга за задницы и взахлеб целоваться. Как же это хорошо: иметь на что-то право!
-  А ты потом куда, на рынок?
- Нет. Внук на свидание с девочкой хотел… Вот, талон надо ему завести. Мне-то взять проще… По выслуге лет.
- Ого! А мой все по проституткам… Говорит: «И без любви проживу».
- Даааааа… Вот так дела. Раньше наказывали за половое, «животное», то, что ниже живота, а теперь вот за сердечное…
- Следующий! – громко объявил настоятель церкви.
Женщины, как сиамские близнецы, сросшиеся языками, не сговариваясь одновременно протянули свои документы.
- По одному, пожалуйста.
Когда подруги показали Ивану свои довольные лица (у одной был желтый зуб во рту, она широко улыбалась, у другой – тяжелые, как у Вия, веки), он сделал всего один шаг вперед. Левая нога при этом почувствовала себя непричастной, ватной и какое-то время не знала, как ей быть, затем неохотно подтянулась. Иван оказался наконец у алтаря.
- Внимание! – за темным стеклом очков блеснул административный восторг. – Остался последний талон!
- Да, вот мой паспорт… - дрожащей неверующей рукой Иван полез во внутренний карман пиджака.
За спиной – злой, разочарованный гомон толпы.
- Мужчина! – кашель. - Мужчина, можно вас?
Иван сделал вид, что не слышит. Он, зачем-то улыбнувшись, протянул настоятелю церкви паспорт, но документ так и остался у Ивана в руке. Его вдруг резко и без предупреждения развернули лицом к очереди, и, ослепленный количеством глаз, которые на него уставились, он чуть не уткнулся носом в чье-то плечо. Плечо принадлежало высокому, под два метра, блондину в круглых очках.
- Это вы мне? – спросил Иван, щурясь в чей-то кадык; в глазах все плыло, лоб неприятно защекотало.
- Да… ; сказал блондин. - Вы не могли бы уступить мне место в очереди?
Иван задыхался. Он не мог больше без любви.
- Нет, не могу… простите… ; сказал Иван и попытался развернуться к алтарю.
- Вы не понимаете! – блондин придержал конкурента за плечо. – У меня свадьба завтра… Невеста вот моя тут со мной, ждет… Ну, как я на свадьбу и без талона?!... Войдите в положение. Судачить станут, что по залету, а не по любви. А как доказать что по любви, если любовь законодательно не оформлена?
Иван дернулся, рука блондина свалилась с плеча.
- Простите. Я хочу любить.
- Я тоже хочу любить! – крикнул блондин в очках, его крик разлетелся по залу церкви, как могучее лесное «Ау», зазвенел в витражах и забытым окончанием молитвы повис над головами. Очкарик выдохнул и попытался отпихнуть конкурента с его места, но Иван выстоял, крепко вжавшись стопами в пол.
- Соблюдайте очередь! – сказал отец Иоанн. - А вы давайте свой паспорт…
Неудовлетворенная очередь медленно расходилась, как швы на ране. Блондин посмотрел в глаза своей невесте, дождался, когда она отведет свой карий взгляд, и, поджав губы, ребром ладони сильно ударил Ивана в ухо. В голове у Ивана зазвенел храмовый колокол, он согнулся, взялся за подбитое ухо. Очкарик пихнул поверженного в сторону, подальше от алтаря, и, думая, что победа осталась за ним, встал возле настоятеля. На удивление, Иван не сдался, а простояв секунду в молитвенном поклоне, не разгибая спину, слепо, макушкой вперед, с воплем бросился на блондина, как бык.
- Я хочу любить! – крикнул Иван, роняя блондина к чьим-то ногам. Наверху ахнули. Зал церкви завибрировал от голосов. Очки сорвались с переносицы. Открыли испуганное перекошенное лицо. Глаза зажмурены.
- Я хочу любить! – еще раз крикнул Иван, чтобы набраться сил, и ударил соперника в рот каблуком. - Я… ; удар, – хочу… - удар, – любить! – удар.