Во имя Святой Марии Магдалины

ПОЛИКАРП НИКОЛАЕВИЧ КРЫЖАНОВСКИЙ – ПЕРВЫЙ ЛЕТОПИСЕЦ ЧЕРНОМОРСКОЙ ЖЕНСКОЙ ВО ИМЯ СВЯТОЙ МАРИИ МАГДАЛИНЫ ОБИТЕЛИ

В 1902 году, в периодическом издании Ставропольские епархиальные ведомости вышел фундаментальный труд под названием «Исторический очерк женской во имя Св. Марии Магдалины иноческой за 50 лет ее существования – с 21 сентября 1849 по 21 сентября 1899 гг., пустыни» [1].

В этой обширной и скрупулезной работе, не потерявшей своей актуальности и в наши дни, был представлен ценнейший материал, посвященный учреждению и устройству первой женской иноческой обители на Кубани.
 
Автором такого замечательного, сугубо научного исследования, основанного не только на материалах войскового архива, но и на документах, отложившихся в самой обители, скромно значился «П.Н. Крыжановский», без каких-либо дополнительных сведений, указывающих на его должность или профессию.

Знакомство с указанной работой невольно пробудило интерес к ее автору. В результате проведенного поиска, в составе архивного фонда «Коллекция документов попечителя Кавказского учебного округа», было обнаружено личное дело статского советника Поликарпа Николаевича Крыжановского, являвшегося, как оказалось, автором вышеупомянутого произведения [2]. О нем и пойдет речь в данной статье.
Первый же лист личного дела П.Н. Крыжановского вызывает живой интерес к этому человеку и располагает к серьезному исследованию его биографии.
 
Прежде всего, хотелось бы остановиться на письме городского головы  Екатеринодара Василия Семеновича Климова (1844-1901) от 3 октября 1896 года, в котором тот обращается к попечителю Кавказского учебного округа Кириллу Петровичу Яновскому (1878-1901) с просьбой назначить преподавателя русского языка и словесности Екатеринодарской городской женской гимназии, Поликарпа Крыжановского, на освободившееся место директора народных училищ Кубанской области. «Насколько мне известно, - пишет в своем послании В.С. Климов, - и по личным беседам, и по отзывам заинтересованных в этом деле лиц, Крыжановский, служа в женской гимназии, не упускает случая лично знакомиться с положением учебного дела в городских школах, где он каждый год бывает с воспитанницами 8 класса женской гимназии. Независимо от этого, Крыжановский принимал деятельное участие в организации сначала воскресной, а потом ежедневной начальной школы при 8 классе женской гимназии, в целях практического ознакомления воспитанниц 8 педагогического класса с ведением начального обучения в народных школах…».

Тем не менее, К.П. Яновский, в своем письме от 9 декабря 1896 г. № 12098, «к глубокому сожалению» отказывает В.С. Климову в его просьбе, так как не может исполнить его желание «по многим причинам». Причины эти в письме не указываются, но о них будет упомянуто ниже в других документах.

Не было удовлетворено и прошение самого П.Н. Крыжановского о назначении его на указанную должность, направленное им окружному попечителю 2 июня 1898 года, равно как и прошение его о прохождении службы в Варшавском учебном округе, направленное им в это же время попечителю упомянутого округа В.Н. Лигину (1846-1900) [2. Л. 1, 1об., 2, 3].

При этом следует обратить внимание на то, что из прошения П.Н. Крыжановского к К.П. Яновскому от 31 августа 1898 г. становится известным, что в это время он «заканчивает печатанием огромный свой труд «Очерк первого десятилетия Екатеринодарской женской гимназии…», над которым работал в течение двух лет [2. Л. 5-6].

Это исследование под заголовком: «Очерк постепенного развития и современного состояния Екатеринодарской городской женской гимназии за десятилетний период ее существования - с 14 сентября 1884 г. по 14 сентября 1894 г.» было издано попечительским советом Екатеринодарской городской женской гимназии  (Типография И.Ф. Бойко, 39 с.) в г. Екатеринодаре в 1899 г. и в настоящее время экземпляр его с дарственной надписью: "Многоуважаемому Николаю Федотычу Блюдову от автора", хранится в фондах Краснодарской краевой универсальной библиотеки им. А.С. Пушкина). Как известно, Блюдов Николай Федотович - действительный статский советник, директор народных училищ Кубанской области, имел большую личную библиотеку, и значительную партию своих книг передал в дар Екатеринодарской библиотеке им. Пушкина (информация размещена на официальном сайте Пушкинской библиотеки).

17 августа 1898 г. председатель педагогического совета женской гимназии сообщил попечителю Кавказского округа о необходимости назначения нового преподавателя на место П.Н. Крыжановского, так как последний «ни в каком случае» не желает оставаться на должности преподавателя гимназии [2. Л. 7-7 об.].
Однако из письма самого Крыжановского попечителю округа от 2 сентября 1898 г. выясняется, что еще 31 августа 1898 г., до распределения уроков в педагогическом совете, он просил председателя совета предоставить ему уроки русского языка в 4-х, 5-х и 8-х классах гимназии, но председатель не удовлетворил этой его просьбы, и, не предупредив об этом Крыжановского, распределил уроки русского языка и словесности между другими преподавателями.

В рапорте председателя педагогического совета окружному попечителю от 3 сентября 1898 г. выясняются некоторые причины, «побудившие» его настаивать на увольнении П.Н. Крыжановского из гимназии, поскольку тот не желал учитывать в своей преподавательской работе «указаний и предупреждений», которые «делались ему в течение нескольких лет». Из рапорта также видно, что председатель не только был недоволен «педагогической деятельностью» П.Н. Крыжановского, но и возмущен «самым образом» его действий, а следовательно, именно председатель и добивался увольнения неугодного ему преподавателя, а не сам Крыжановский, как это было представлено в рапорте от 17 августа 1898 г. 

И вот, уже 25 сентября  1898 г. председатель официально сообщал, что, в связи с разрешением окружного попечителя, П.Н. Крыжановский уволен из гимназии с 1 сентября 1898 г. [2. Л. 8-11].

В деле также имеются личное прошение П.Н. Крыжановского, датированное 1 сентября 1898 г. об увольнении его по «домашним обстоятельствам» от занимаемой должности и «вовсе от службы, с мундиром», и ведомость, в коей указано, что статский советник П.Н. Крыжановский, 43-х лет, уволен от службы согласно прошению 1 сентября 1898 г., всего прослужил «15 лет 9 месяцев и 27 дней». В отпусках не был… [2. Л. 14, 21-22].

Одним словом, «уволен вчистую», то есть - окончательно. Возможно, вспоминая перенесенные в своей жизни испытания, через несколько лет отставной статский советник Поликарп Крыжановский напишет в своем историческом очерке Черноморской женской во имя св. Марии Магдалины пустыни такие слова: «…Наконец, слава, известность стоили страшных душевных терзаний и, в конце концов, оказались дымом, оставившим в душе после себя только впечатление тяжелого угара…
 
Прибавьте к этому еще и вражду, и неприязнь, и зависть, которые человек встречает от подобных себе, и которые часто разрушают самые лучшие и благотворные его начинания… И ясным и понятным нам делается, почему мудрейший из земных царей [т.е. - царь Соломон. – А.Б.], на верху славы и всяких утех, наконец, с горечью разочарования, воскликнул: «суета сует, и всяческая суета». Жизнь человеческая – пустыня с обманами, ошибками, заблуждениями, иллюзиями, разочарованиями, со своими могилами, где бедный путник, гоняясь за призраком счастья, хоронит часто свои самые лучшие, самые чистые мечты, и, поверх всего, рядом с горьким сознанием, что не в том надо было ему искать счастья, зачем он гонялся при жизни, - рядом с ним остается только печаль и с нею – жгучая, неутолимая жажда истинного, прочного успокоения… Издревле алчущие и жаждущие правды и помышляющие об утолении душевного глада привыкли обращаться за умиротворением к Св. Православной Церкви, которая, как чадолюбивая мать, с любовью всегда открывала свои объятия всем прибегающим, призывая их словами Своего Установителя: «приидите ко Мне вси труждающиеся и обременнии, и Аз упокою вы» (Матф. 11.28) и предлагая им разнообразные средства утешения»… [1. № 12. 1902. 16 июня. С. 724].

После небольшого вступления, обратимся теперь к материалам, содержащимся непосредственно в формулярном списке «О службе учителя русского языка Екатеринодарской городской женской гимназии, Статского Советника Поликарпа Николаевича Крыжановского», составленном 5 ноября 1895 года.

Итак, из этого документа становится очевидным, что П.Н. Крыжановский, сын православного священника, Николая Крыжановского, родился 23 февраля 1857 года.
30 мая 1881 г. он окончил курс наук в Императорском Новороссийском Университете в г. Одессе со званием действительного студента с предоставлением права представить диссертацию на степень кандидата.

2 июня, по «выдержании специального испытания в историко-филологическом факультете Новороссийского университета», удостоен звания учителя гимназий с правом преподавания русского языка и словесности.

4 ноября 1882 года, согласно прошению, с разрешения г-на. попечителя Киевского учебного округа, допущен к исполнению должности учителя русского языка и словесности в Киевской женской гимназии.

Затем, предложением от 13 декабря 1882 г. № 13894, попечителем Киевского учебного округа, утвержден в занимаемой должности учителя с правом государственной службы.
28 сентября 1884 г. избран секретарем педагогического совета Киевской женской гимназии.

1 сентября 1886 г., распоряжением попечителя Кавказского учебного округа от 31 октября 1886 г. № 6674, согласно собственному прошению, назначен учителем русского языка Екатеринодарской городской женской гимназии.

Указом Правительствующего Сената от 30 апреля 1890 г. № 94, за выслугу лет, утвержден в чине коллежского асессора со старшинством с четвертого ноября 1882 г.
Указом Правительствующего Сената от 8 ноября 1890 г. № 206, за выслугу лет, утвержден в чине надворного советника со старшинством с 4 ноября 1886 г.
Указом Правительствующего Сената от 5 октября 1892 г. № 111, за выслугу лет утвержден в чине коллежского советника со старшинством с 4 ноября 1890 г.
1 января 1894 г. Всемилостивейше награжден за усердную службу орденом Св. Станислава 3-й степени.

Высочайшим приказом по гражданскому ведомству от 11 июля 1895 г. № 39 произведен за выслугу лет в статские советники со старшинством с 4 ноября 1894 г.
Семейное положение: женат на дочери надворного советника Марии Бутковой, имеет дочь Наталию, родившуюся 26 августа 1895 г., жена и дочь вероисповедания православного и находятся при нем [2. Л. 14, 25-26].

Известно также, что 17 ноября 1898 г., по Указу Его Императорского Величества, статскому советнику П.Н. Крыжановскому был выдан аттестат, в котором отмечалось, что, кроме упомянутых выше наград он был Высочайшим приказом от 14 мая 1896 г. № 32, «за отлично-усердную службу» Всемилостивейше награжден орденом Св. Анны 3-й степени и, кроме того, получил серебряную медаль на Аннинской ленте в память царствования Императора Александра III.

Содержания в год П.Н. Крыжановский получал в следующем размере: за 12 нормальных уроков – 900 рублей, за 1 дополнительный урок в 8 классе – 75; квартирных – 270 рублей, а всего – 1245 рублей. Ни родового, ни благоприобретенного имения он не имел [2. Л. 14, 19-20].

Вскоре после ухода в отставку, в Ставропольских епархиальных ведомостях (1898, № 24, с. 1228-1245) вышла работа за подписью «статского советника П.Н. Крыжановского»: «Открытие исправительных детских приютов при Екатерино-Лебяжской Николаевской и женской Мариинской обителях в Кубанской области».
После выхода в 1902 г. в свет работы П.Н. Крыжановского о Мариинской женской пустыни, след его на Кубани теряется, но оставим этот вопрос на разрешение другим исследователям, а наше сообщение закончим словами этого незаурядного человека, искренне преданного своей Родине и Русской Православной Церкви, словами, сказанными им в предисловии к его работе о первой женской монашеской обители на Кубани еще в 1902 году, и, до некоторой степени, проникающими сквозь туманную для его современников завесу будущего:

«И думается нам, что немало невзгод еще придется потерпеть русскому иночеству, при увеличивающемся гласе тайных и явных врагов его, сознательных и бессознательных, при поразительном упадке христианской жизни. Но мы твердо верим, что все эти невзгоды – временные, что иночество выйдет из них даже с большим торжеством. Много гонений потерпела от язычников Христова Церковь в первые времена; христиане подвергались не только осмеянию, но терпели самые ужасные муки, какие только могло придумать распаленное ненавистью воображение гонителей; немало страдала она потом и от многочисленных еретиков, в рядах которых были иногда сами сильные мира сего, и что же? Церковь Божия незыблемо стоит на камени веры и будет стоять вечно, а гонители ее рассеялись как пыль, вздымаемая ветром. И невзгоды, которые могут постигнуть иночество, установление Церкви, тоже пройдут, и оно снова засияет своим лучезарным светом, просвещая верных сынов Св. Православной Церкви.

Так иногда внезапно разразится буря, потрясая самую землю – так кажется застигнутым ею – и все разрушая на пути своем, но пронеслась она и – снова сияет солнце, и легче дышится, и человек чувствует себя как бы обновленным…» [1. № 12. 1902. 16 июня. С. 730].

Литература и источники:

1. Ставропольские епархиальные ведомости № 12. 1902. 16 июня. С. 723-743; № 13. 1902. 1 июля. С. 786-808; № 14. 16 июля. С. 842-841; № 15 1902. 1 августа. С. 893-927; № 16. 1902. 16 августа. С. 964-979; № 17. 1902 г. 1 сентября С. 1017-1040.
2. Государственное Казенное Учреждение Краснодарского края «Государственный архив Краснодарского края». Ф. 427. Оп.2. Д. 848.


П.Н. Крыжановский

ИСТОРИЧЕСКИЙ ОЧЕРК

женской во имя СВ. МАРИИ МАГДАЛИНЫ иноческой за 50 лет
ее существования пустыни – с 21 сентября 1849 по 21 сентября 1899 гг.

разботеют красная пустыни,
и радостию холми препояшутся
(Псал. 64. Ст. 12)

Открывая первые страницы истории создания женской во имя св. Марии Магдалины пустыни, мы твердо проникаемся сознанием всей справедливости той мысли, что бывшее Черноморское (теперь Кубанское) войско, издавно преданное православной церкви, подвигалось благочестивыми сынами своими на доброе и благое дело устроения Мариинской обители.

Это возвышенное религиозное чувство, как заветное наследие запорожцев, еще ранее подсказало черноморцам основать новую обитель, именуемую Екатерино-Лебяжской Николаевской общежительной пустынью; оно же нашло себе довольно яркое проявление в благородной деятельности незабвенного для войска генерала Г.А. Рашпиля и его ближайших помощников, трудами которых была создана Черноморская женская Мариинская обитель.

Глава I.

Первые моменты и начальные ходатайства в деле сооружения Мариинской женской обители.

Современному поколению трудно представить всю массу энергии, затраченной Г.А. Рашпилем на такое широкое по замыслам и блестящее по исполнению начинание, как основание и устройство Мариинской обители: предшествовавшая этому делу обширная переписка исправляющего должность наказного атамана Черноморского казачьего войска с командующим войсками Кавказской линии и Черномории, представителями духовной власти и другими учреждениями наглядно свидетельствует об этом.

При обозрении означенной переписки, очевидным становится, что инициатору этого доброго дела пришлось много потрудиться, призвать к содействию, так сказать, лучшие силы своего ума, вложить в задуманное дело всю душу, - отсюда и блестящий успех всего дела, и достойный венец всех предпринятых трудов: посреди степи, на полуострове «образованным излучиною реки Керпилей », образован женский монастырь, привлекший к себе силой своей духовной власти взоры и сердца жителей ближних и дальних окраин.

Первая мысль о Черноморской женской обители заключена в «рапорте исправляющего должность наказного атамана Черноморского казачьего войска, генерал-майора Г.А. Рашпиля временно командующему войсками Кавказской линии и Черномории, генерал-лейтенанту Заводовскому» от 22 июля 1848 года, за № 3473.

Строго говоря, почин в этом добром и благом деле принадлежал близкой родственнице генерала Рашпиля, монахине Полтавского Ладинского монастыря Митрофании (она же, впоследствии – первая игуменья Мариинской обители), неоднократно навещавшей «свою родину для сборов доброхотных даяний, в пользу своей далекой обители»: на это мы встречаем указание в означенном «рапорте» генерала Рашпиля от 22 июля1816 г.

Предложение генерала Рашпиля начинается кратким, но выразительным очерком сооружения Лебяжской Николаевской пустыни, с объяснением значения ее в религиозно-нравственном отношении, просветительном и благотворительном: обитель «до заведения в войске народных училищ, служила для него единственным рассадником воспитания и обучения, если не образования народного; с изданием же Высочайше утвержденного в 1-й день июля 1842 года Положения о войске, общеполезное значение ее возвысилось определением учреждения при ней богадельни».

Далее проводится мысль, что сооружение Лебяжской Николаевской обители «было потребностью и выражением религиозного чувства юного черноморского войска, состоявшего в то (ближайшее к его колыбели Запорожской Сечи) время из одних почти бессемейных казаков, «сиромах», тогда только еще обязанных к распространению семейственного жития. В настоящее время, утратив без сожаления «сиромацкий» быт своих дедов, черноморское войско сохранило, как дорогое наследство, теплое усердие «товарищества» к православной церкви. И это не угасшее наследственное чувство выразилось напоследок в общем народном желании, принадлежащем уже, можно сказать, новой или позднейшей половине войскового народонаселения, в желании основать в пределах войсковой земли женскую монашескую обитель для войсковых обывательниц».

В 1846 году некоторые из черноморских казачек, «посвятивших себя иноческому житию и рассеянных по разным монастырям Малороссии», - в числе их монахини Ладинского монастыря – Митрофания и Филарета, - навещая свою родину, стали высказывать искренне сокрушение об отсутствии в войске черноморском женской обители, стали жаловаться, что на чужбине нередко слышат они упреки, как это черноморский край, обильно наделяющий приношениями чуждые монастыри ежегодно, не имеет до сей поры своей женской обители? Их благочестивый ропот, если позволено так выразиться, в соединении с религиозным народным желанием, подвиг генерала Рашпиля возбудить ходатайство об учреждении в Черномории женской монашеской общежительной пустыни, во имя Св. Марии Магдалины (день ходатайства – 22 июля), «потому что это, драгоценное сердцам казаков, имя принадлежит Августейшей супруге порфирородного Атамана всех казачьих войск, Ее Императорскому Высочеству Государыне Цесаревне и Великой Княгине Марии Александровне».

Мотивируя свое ходатайство, генерал Рашпиль полагал, что учреждение женской обители «во-первых, и главнее всего, будет питать живое народное усердие к религии, во-вторых, даст средства беспомощным старикам и вдовам, испытавшим в жизни невозвратные утраты, обрести утешение в молитве, и, в-третьих, при отсутствии в войске женских учебных заведений, как общественных, так и частных, женская обитель могла бы служить местом воспитания женского юношества».

Побуждаемый изложенными мотивами, генерал Рашпиль вошел с ходатайством в главный штаб:

1) Основать в войске черноморском общежительную монашескую женскую пустынь, во имя Св. Равноапостольной Марии Магдалины.

2) Отвести, для устроения обители, свободное войсковое место на реке Керпили, между станицами Тимашевскойи Роговской, в форме полуострова, и с присоединением к нему участка земли, в 171 десятину, для хлебопашества, сенокоса и других хозяйственных потреб монастырских; в;ды омывающие полуостров, отвести монастырю для рыбной ловли, - всего 35 квадратных десятин, считая по данному протяжению реки и от одного берега к другому, без всякого со стороны станичных обществ и частных обывателей со стороны станичных обществ и частных обывателей вмешательства и без всякой в пользу войска пошлины».

3) Сооружение обители с храмом и все «первоначальное обзаведение» ее должно быть произведено на счет доброхотных приношений и жертвований, а дальнейшее содержание обители «предоставляется ее церковным и экономическим доходам», со включением «необходимого жалованья, в ограниченных окладах, игуменье, сестрам и церковному причту от войска».

4) «Чтобы преподать средства, более положительные, чем доброхотные приношения, к поддержанию зданий и ризницы предполагаемой обители в должном приличии и благолепии, то обратить на этот предмет исключительно кошельковые и от свечной продажи деньги».

5) Для «охранения зданий и для хозяйственных занятий пустыни, каждогодно наряжать в оную 8 служителей из казаков».

6) От епархиального начальства «зависеть будет преподать внутреннее монастырской обители устройство по чиноположениям и регламентам духовным».

7) Устройство и отчетность Черноморской Мариинской пустыни, «во всех отношениях, равно и управление оною – как монастырское собственно, так и экономическое, прямо и непосредственно зависят от епархиального начальства, которое в первом только отношении ограничивается в своих действиях одним общим желанием войска, чтобы в штат сестер пустыни поступили исключительно одни уроженки – черноморки, но никто из иногородних, - разве только в случае крайнего недостатка в монашествующих из среды «первых».

8) Сбор доброхотных даяний и приношений на сооружение и устройство пустыни «может быть возложен на старшую монахиню Ладинского монастыря (Полтавской губернии), Митрофанию, черноморского войска вдову – сотничку, урожденную дочь есаула, в мире Матрену Степановну Золотаревскую, которая лично, с убедительными даже просьбами, изъявила мне (генералу Рашпилю) ревностно-охотное к тому усердие, положительно ручаясь за успех в благочестивом деле; ручательство свое основывает она на многолетних опытах: будучи посылаема из своего монастыря для сбора пожертвований, она уверяет, что из одной Черномории каждый раз вывозит гораздо более приношений, нежели из всех прочих губерний, объезжаемых ею».

Изложив главнейшие условия «осуществления настоящего религиозного народного желания», генерал Рашпиль заключает свой доклад ходатайством «об учреждении в войске общежительной Черноморской Мариинской пустыни» на изложенных выше началах, поясняя при этом, что «отвод войсковой земли и денежные отпуски», показанные во втором и третьем пунктах, служа «краеугольным камнем» для устройства обители, являются, во-первых, даром «богоугодному и нравственно-полезному делу», во-вторых, представляются расходом, «даже незаметным в ряду других расходов войска, Высочайшим Положением 1 июля 1842 года мощно движимого к возможному усовершенствованию и украшению общественного своего быта во всех отношениях».

К выраженному ходатайству генерал рашпиль приложил «Штат предполагаемой Мариинской обители»: игуменья, казначея, 9 монахинь и причт, - с обозначением ежегодного жалованья им от войска, в сумме 470 рублей на 30 человек, а также список 14 монашествующих  черноморских казачек по разным женским монастырям Малороссии».

В тот же день, 22 июля 1846 года, генерал Рашпиль оповестил о своем ходатайстве преосвященного Иеремию, епископа Кавказского и Черноморского, в следующих выражениях: «Вняв общему всех классов Черноморского войска желанию, близкому и моему собственному сердцу, я предпринимаю ходатайство о сооружении в недрах войска общежительной женской пустыни в наименование Св. Равноапостольной Марии Магдалины». Приложив при этом копию «с представления своего по команде», генерал Рашпиль интересуется мнением владыки об этом предмете: «может быть чему-либо даны взгляды не с надлежащей точки зрения», просит содействия духовного пастыря своему «начинанию, которое, не знаю еще, как будет принято на инстанциях высших», и, в заключение, просит архипастырского благословения на себя и «на весь войсковых товарищей моих круг».

Преосвященный Иеремия не замедлил ответом (12 октября № 2838) на «приятнейшее пастырскому, да и всякому благочестивому сердцу, писание его превосходительства, по предмету учреждения в земле войска черноморского женской во имя Равноапостольной Марии Магдалины обители и, в свою очередь, препроводил начальнику штаба войск Кавказской линии и Черномории, генерал-майору Коцебу, от 7 октября, за № 2379.

Отзыв Преосвященного Иеремии имеет особый интерес: он оказывается, служит ответом владыки на отношение к нему начальника главного штаба, от 22 сентября, за № 2330, в коем обозначено было, что «его сиятельство (командующий Войсками Кавказской линии) имеет ввиду препятствие в самом законе, ограничивающем открытие новых обителей»; преосвященный полагал это препятствие устранимым, «если, по усмотрению правительства, штат обители будет перенесен из обители той, которая где-либо во внутренних епархиях может быть закрыта, - раз примется в соображение, что на всем пространстве обширного Подкавказья нет ни одного духовно-нравственного учреждения для женского пола, и, наконец, учреждение обители Черноморской было бы восстановлением той второклассной женской обители, которая существовала в Моздоке».

В том же отзыве Преосвященного проводится отчетливо мысль о важности будущей обители для воспитания бедных и сирых девиц войскового духовенства.

Не оставил без движения предпринятого ходатайства об устройстве Черноморской обители и главный штаб Кавказской линии: в своем отзыве от 8 ноября 1846 года за № 2744, на новое представление генерала Рашпиля, помеченное 24 августа, за № 19.354, главный штаб извещает, что «главнокомандующий, желая в точности знать, до какой степени простирается надобность в учреждении в войске Черноморском означенной обители, изволил требовать мнения по сему предмету епископа Кавказского и Черноморского». как нам уже известно, епископ Иеремия признал в своем донесении учреждение обители благодетельным: «служа приютом как для тех, кои, по слабости здоровья или по влечению духа, желают посвятить себя безбрачной жизни, так частию и для тех, кои по суду гражданскому или по суду своей совести обяжутся нести подвиги покаяния», Черноморская обитель могла бы в то же время служить рассадником воспитания и образования бедных сирых девиц духовенства.

Дальнейшая часть доклада владыки, как известно, посвящена вопросу об устранении препятствия открытию новой обители перечислением в нее штата монашествующих из старой, упраздняемой, таким путем, обители.

Г. Главнокомандующий, сообразив мнение это с представлением генерала Рашпиля, отозваться изволил, что, со своей стороны, охотно соглашается на учреждение в войске черноморской женской обители», за устранение, по мысли владыки, законного к тому препятствия, с той, однако, оговоркой, чтобы в обители, кроме монахов, «воспитывались девицы – как духовного, так и прочих сословий черноморского войска, тем более, что содержание обители предположено, по мнению вашего превосходительства (генерала Рашпиля), отнести на счет войсковых сумм». В заключение «его сиятельство требует представить немедленно проект об учреждении в войске черноморском женской обители».

Таким образом, первоисточники по истории создания Черноморской Мариинской обители ясно свидетельствуют, что высшая власть в крае связывала с ней учебно-воспитательную задачу, искони присущую нашим монастырям.

Определенно и внушительно поставленный вопрос о школе при обители, а равно и средствах к содержанию последней вызвал новый обмен донесениями.

В докладе (5 декабря 1846 года № 4499) «временно командующему войсками Кавказской линии и Черномории, господину генерал-лейтенанту  Заводовскому» генерал Рашпиль просит разъяснения: «в рапорте Вашему превосходительству г. начальника главного штаба, от 8 ноября, изъяснено соизволение князя-наместника на учреждение в пределах войска черноморского женской обители» … на изложенных выше основаниях.

Из приведенных в рапорте слов «можно заключить, что ваше превосходительство в представлении своем князю-наместнику об учреждении обители изволили быть такого мнения, чтобы содержание обители было обеспечено на счет духовных сумм».

А между тем, в своем первом ходатайстве генерал Рашпиль «как сооружение, так и содержание обители предоставляет частным благотворительным жертвованиям, хотя и положены были оклады жалованья монахиням и духовному причту», и по своему незначительному количеству не обеспечивавшие содержания обители».

Не имея, таким образом, «определенных оснований, на которых проект (затребованный от генерала Рашпиля) должен быть возведен», исправляющий должность наказного атамана черноморского войска покорнейше просит генерал-лейтенанта Заводовского сообщить ему копию с представления его князю-наместнику или содержание «того представления в удовлетворительных подробностях».

Одновременно с этим генерал Рашпиль просит разъяснить:
1) если содержание обители должно быть отнесено на войсковые средства, то, не должно ли также быть отнесено насчет тех же сумм и сооружение ее во всех частях?
2) в какой мере признать за войском это обеспечение?
3) учреждать ли особое здание для «предполагаемого в обители воспитания детей женского пола и определять ли штатное содержание, или предоставить это воспитание усердию инокинь?».
4) не присоединить ли к обители богадельни, ибо «человеколюбивые заведения служат лучшим украшением богоугодных учреждений, по неразрывной связи любви к Богу и любви к ближнему?».

Несомненно, генерал Рашпиль, душу свою вложивший в дело учреждения Черноморской женской обители, дал широкое толкование мыслям генерал-лейтенанта Заводовского, и с радостию шел навстречу их практическому осуществлению: ему виделась возможность создать и поддерживать обитель на войсковые средства, но ответ штаба, от 13 декабря 1816 года № 28754, не оставлял на этот счет ни малейших сомнений: «Г. временно командующий войсками, представляя г. главнокомандующему отдельным Кавказским корпусом рапорт вашего превосходительства, от 22 июля, изволил предполагать – на поддержание Черноморской обители, при ее осуществлении, отчислить из войскового капитала 20 тыс. рублей серебром, с тем, чтобы капитал этот был положен в кредитные банки на 20 лет, капитал возвратить в войсковую сумму.

Ныне же его превосходительство, Николай Степанович, получив докладную записку вашего превосходительства по этому предмету, от 5 декабря, изволил отозваться:
1) сооружение обители во всех ее частях не должно быть относимо на счет войсковых сумм;
2) обеспечение содержания обители этой, кроме войсковых сумм, предоставит благотворительным жертвованиям, церковным доходам, хозяйству самой обители и келейным трудам инокинь;
3) особого заведения, для предполагаемого в обители воспитания детей, не учреждать и особого штата не содержать, предоставив это усердию инокинь;
4) в присоединении к обители богадельни «в настоящее время не представляется надобности и возможности, без особенного отягощения войсковой суммы».

Так формулированы были в окончательной редакции основные положения, на которых довелось созидать генералу Рашпилю предположенную им Мариинскую обитель.
В прямом соответствии с этим и составлен был генералом Рашпилем затребованный высшим начальством (25 ноября № 26989) проект учреждения в земле войска Черноморского женской монашеской общежительной пустыни во имя Св. Марии Магдалины, и препровожден генералу Завадовскому, «с планом участка земли, предполагаемого к определению для пустыни сей и пояснительною запиской к проекту».

Приводим дословно означенный проект учреждения Мариинской женской обители, определившей собою на долгие годы коренные свойства и особенности как по внешней организации, так и в укладе внутренней (духовной) жизни этого симпатичного и и высокого учреждения, отвечавшего в своем возникновении, по глубокой мысли его основателя, «религиозным потребностям и общему желанию всех классов черноморского войска».

Ставропольские епархиальные ведомости. № 12. 1902 г. 16 июня. С. 723-743.


Глава II.

Проект учреждения Мариинской обители и его Высочайшее одобрение.

ПРОЕКТ
учреждения в пределах Черноморского казачьего войска женской монашеской пустыни во имя Св. Марии Магдалины.

I.

О поземельном довольствии, возведении и устройстве пустыни.

§1. Для возведения предлагаемой женской пустыни и для хозяйственных ее обзаведений отвести участок пустопорожней земли на реке Керпили между станицами Тимашевской и Роговскою. В участок этот должны войти: полуостров, образованный излучиною реки Керпили с прилежащими к нему пятью небольшими островками и достаточное количество материка, примыкающего к перешейку полуострова от дороги, пролегающей параллельно с рекою Керпили, между станциями Роговскою и Тимашевскою. Всего для пустыни должно быть отведено матерой и омываемой рекою земли, в совокупности 171 квадратная десятина.

§2. Воды, опоясывающие полуостров, с пятью островками, равно как омывающий остальную, определяемую обители, землю, с произрастающими в них камышами, также отвести в исключительное пользование монастыря, как по протяжению реки Керпили, так и в поперечнике от одного берега до другого. Всего для пустыни должно быть отведено вод по протяжению и поперечнику сказанной реки, в совокупности – 35 квадратных десятин.

§3. Определяемый пустыни участок земли и вод изображен на прилагаемом при сем плане  (А. полуостров, Б. полоса твердой земли, примыкающей к полуострову, В. Г. Д. Е. Ж. островки, З. И. протяжение вод реки, принадлежат монастырю имеющих).

§4. На полуострове обитель устроит свои службы и хозяйственные заведения, разведет сады, огороды и т.п.

§5. Из островков некоторые могут также служить для разных хозяйственных угодьев обители, а от некоторых, по чрезмерной их низменности и тонкости, можно получить один камыш.

§6. Полоса твердой земли, исходящая из перешейка полуострова в открытое поле, назначается для хлебопашества, сенокосов и пастбищ. На исходе перешейка в открытое поле будет возведена самая обитель с церковью.

§7. Возведение и обзаведение обители предоставить одному жертвующему усердию жителей Черноморского казачьего войска. Самое же Войско отделит на этот предмет из своего капитала 20 тысяч рублей серебром – с тем, чтобы эта сумма поступила в одно из Государственных кредитных учреждений для приращения указанными процентами (4% на руб.).

Проценты эти (800 рублей серебром в год) отпускать обители ежегодно в продолжении 20-ти лет. Затем войско возвратит означенные 20 тысяч рублей серебром.

§8. Означенные 20 тысяч рублей серебром взнести из войскового капитала в кредитное учреждение немедленно по воспоследовании Высочайшего разрешения на учреждении предполагаемой обители. Проценты сказанной суммы имеют принадлежать монастырю со дня принятия суммы в кредитном учреждении.

§9. Других же денежных отпусков или иных каких-либо пособий на возведение и устройство монастыря ни от казны, ни от войска не ассигнуются.

II.

О штатном образовании и содержании пустыни.

§10. В предполагаемой женской обители предполагается быть:

- Игумении 1-ой,
- Казначее 1-ой,
- Монахиням 15-ти,
- Священнику 1-му,
- Диакону 1-му,
- Причетникам 2-м,
- Просвирне 1-й,
- Служителям 8-ми.
________________
Итого 30-ти лицам.

§11. Этим лицам определить ежегодное жалованье из войскового капитала Черноморского казачьего войска, в ограниченнейших окладах, по прилагаемому при сем штату, всем в год 562 руб. 94 коп. серебр.
§12. Если, по соображениям епархиального начальства, признано будет за лучшее учредить в предполагаемой пустыни совершенное общежитие, то назначаемые в штате игуменье, казначее и 15 сестрам оклады не будут раздаваться по рукам, а будут поступать безраздельно на содержание игуменье и сестер обители.
§13. Число послушествующих сестер, вне штата, не определяется. Оно может быть сообразно со степенью поместительности обители и с собственными ее средствами содержания.
§14. Восемь служителей, полагаемые по штату для обители, должны быть наряжаемы из казаков, отбывающих внутреннюю в войске службу, без всякой со стороны обители платы.
§15. Служители эти назначаются для охранения монастырских зданий, для содержания чистоты при оных и для хозяйственных заведений и занятий обители.
§16. Показанное число войсковой прислуги пустынь может усиливать, в потребных случаях, вольнонаемными работниками на счет доходов.
§17. Для поддержания зданий и ризницы предполагаемой обители в должном приличии и благолепии, обратить на этот исключительно предмет кошельковые и от свечной продажи выручаться имеющиеся деньги.
§18. Предоставить пустыни на отводимых ей поземельных и водяных угодьях заниматься хлебопашеством, сенокошением, скотоводством, пчеловодством, рыбною ловлею и другими промыслами, правилами, допускаемыми, без всякого со стороны станичных обществ и частных обывателей вмешательства и без всякой в пользу войска пошлины (Св. Зак. т. IX изд. 1742 года ст. 293-306).
§19. Сверх того, предоставить пустыни добывать в свою пользу собственными ее средствами на ближайших войсковых соляных озерах соли до 300 пудов в год, с платою, в пользу войскового капитала, Высочайше установленного для войсковых обывателей акциза по 4 коп. серебр. от каждого пуда.
§20. Таковой сбор и вывоз с войсковых соляных озер соли допустить пустыни только для собственного ее домашнего употребления, но отнюдь не для продажи.
§21. Приобретение же соли покупкою из войсковых внутренних магазинов или из бугров при соляных озерах, предоставить пустыни на общих с войсковыми обывателями правах.
§22. Таким образом, предполагаемая монашеская пустынь, кроме ассигнуемых ей от Войска окладов жалованья, будет получать содержание от собственного хозяйства, от доходов церковных, от келейных трудов инокинь и от частных приношений и жертвований.
§23. От Духовного Начальства зависеть будет преподать внутреннее обители монастырское устройство, по чиноположениям и регламентам духовным.

III.

Об именовании и особенном назначении пустыни.

§24. В драгоценное для Войска тезоименитство Августейшей Супруги Высокого Атамана всех казачьих войск, Его Императорского Высочества, Государя Наследника Цесаревича, предполагаемая обитель освятится во имя Св. Равноапостольной Марии Магдалины.
§25. Учреждение в пределах Черноморского войска женской монашеской пустыни, как проявление и выражение живого народного усердия к религии, будет питать это священное и драгоценное народное чувство.
§26. В предполагаемой обители обретут последнее утешение молитвы и христианского вспоможения старицы и вдовы, потерявшие на защите государственной границы, в боях с хищными соседями Войска, мужей или сыновей, или же испытавшие другие невозвратные в жизни утраты, в краю, столь многим лишениям подверженном.
§27. В этом внимании и согласно с общим желанием всех войсковых сословий, долженствуют вступить в предполагаемую обитель, по влечению собственного духа, исключительно одни урожденные всяких званий черноморки, но никто из иногородних. Изъятие из сего будет допущено только в случае крайнего недостатка в монашествующих из среды казачек.
§28. При отсутствии до настоящего времени женских в войске учебно-воспитательных заведений, как общественных, так и частных, предполагаемая женская обитель, как религиозно-нравственное учреждение, будет служить, более или менее, местом воспитания войскового женского юношества.
§29. Для предполагаемого в обители воспитания войскового женского пола не учреждать особого заведения и штатного содержания, но предоставить этот предмет усердию инокинь и взаимным их с родителями детей соглашениям.

IV.

О порядке устройства пустыни и об отношениях ее к Епархиальному и Войсковому Начальству.

§30. Дело учреждения в пределах Черноморского войска предполагаемой обители, по воспоследовании на то Высочайшего соизволения, Войсковое Начальство имеет немедленно передать в распоряжение и попечение Кавказского Епархиального Начальства.
§31. Означенное Епархиальное Начальство, прежде всего, сделает надлежащее распоряжение о сборе по земле Черноморского Войска, в пользу возведения предполагаемой обители, доброхотных пожертвований, через достойнейших Черноморский уроженок, в разных монастырях Малороссии ныне монашествующих.
§32. Порядок, заведывание, наблюдение и отчетность по предмету сборов, равно как и хранение их до урочной поры, будут принадлежать непосредственно в исключительно Кавказскому Епархиальному Начальству.
§33. Если Войсковое Начальство признает полезным и с своей стороны открыть по Войску подписку для добровольных приношений в пользу сооружения обители, то всю сумму, какая от того составится, передать в распоряжение Епархиального Начальства.§34. Также передает оно, в надлежащее время, в распоряжение Епархиального Начальства и сумму процентов, какая составится в продолжении сборов доброхотных даяний от упомянутых выше в §7 20 тысяч рублей. серебром.§35. Когда сбор приношений возрастет в такую сумму, что по соображению Епархиального начальства, можно будет приступить к возведению обители, в то время Войсковое Начальство распорядится произвести надлежащее отмежевание земли и вод, определяемых обители (§§ 1, 2).
§36. В то же время назначит оно из своих чиновников фундатора , долженствующего иметь наблюдение и попечение по предмету закупа и поставке строительных материалов и самого возведения обители с церковью.§37. Тогда же распорядиться оно составить по предварительно сообщенным ему соображениям Епархиального Начальства, планы и сметные исчисления на все строения, какие в обители будут предположены.
§38. Таковые планы и исчисления передаст оно Епархиальному Начальству под наблюдением и попечением которого, при содействии фундатора со стороны Войска будет происходить самое возведение обители во всех ее частях.
§39. Войсковое Начальство поставит себе в обязанность всеми возможными для него мерами способствовать и покровительствовать успешному возведению и устройству обители, но не иначе, как по исполнениям со стороны Епархиального Начальства.
§40. По возведении обители, Епархиальное Начальство распорядится определить в нее священно- и церковно-служительский причт (§10), и населить ее по смыслу §27 сих начертаний.
§41. В то время, по надлежащем со стороны Епархиального Начальства уведомлении, что монастырь восприял свое существование, Войсковое Начальство распорядится производить в обители полностью штатное жалованье, о котором сказано выше в §11, со дня введения в обитель игуменьи и священно- и церковно-служительского причта.
§42. Затем обитель будет состоять в непосредственной и полной зависимости от Епархиального Начальства – в иерархальном, церковном, хозяйственном и во всех других отношениях.
§43. Войсковое Начальство только оставит себе право не терпеть в обители таких распоряжений, которые оказались бы противоречащими какому-либо из §§ сих начертаний.
§44 Епархиальное Начальство неупустительно будет сообщать Черноморскому Войсковому Правлению по истечении каждого года, отчет в употреблении ассигнуемых обители на 20 лет процентов (800 рублей серебром), из капитала 20 тысяч рублей серебром, доколе окончится термин отпуска означенных процентов в пользу устройства обители, а капитал возвратиться в войсковые суммы.
§45. Предполагаемая женская обитель будет иметь необходимые местные сношения с Войсковым Начальством, как например: по предмету ежегодного наряда в оную восьми казаков внутренней службы и отпусков жалованья, так и вообще в каких-либо своих нуждах, которых устранение может зависеть от Войскового Начальства, без участия Начальства Епархиального. – Подписал генерал-майор Рашпиль.

К проекту генерала Рашпиля приложен был и «штат предполагаемой Черноморской Мариинской женской пустыни», с сохранением в нем первоначального определения 470 рублей на жалованье 22 лицам и 92 рублей 94 копейки на содержание 8 служителей-казаков» - всего 562 руб. 94 коп. серебром.

Благому, истинно доброму делу дан был ход: письмо генерала Рашпиля к монахине Митрофании от 28 сентября 1846 года ярко о том свидетельствует. Вот строки из этого письма: «Спешу обрадовать Вас, честнейшая сестра Митрофания, уведомлением , что благочестивое желание сердца Вашего мною и другими земляками Вашими искренне разделяемое, видимо, удостаивается благословения и покровительства свыше, судя по быстрому успеху, которым готово оно увенчаться.

Я говорю об учреждении в недрах Войска святой женской обители: представление мое о сем угодном Богу предмете весьма благосклонно было принято в Ставрополе генералом Н.С. Завадовским, а потом и в Тифлисе Князем-наместником, от которого, как слышно, он отправлено в С.-Петербург на Высочайшее утверждение.

В пользу обители ассигнуется 20 000 рублей серебром.

Излишним считая распространяться о том, как я и все мы этому душевно рады, прошу Вас принять уверение в истинном моем почтении».

В течение двух лет со дня возникновения, ходатайство генерала Рашпиля об учреждении женской пустыни восходило от Главнокомандующего к Военному Министру, на усмотрение Военного Совета и Святейшего Синода.

В рапорте командующему войсками на Кавказской линии и в Черномории от помощника начальника главного штаба, от 25 апреля 1849 года № 249, читаем следующие строки: «По ходатайству Вашего Превосходительства от 24 августа 1846 года, г. Главнокомандующий имел честь входить в сношение с г. Военным Министром об учреждении в Черномории женской обители. От 27 декабря 1848 года № 5518, генерал-адъютант князь Чернышов уведомил, что Государь Император соизволил утвердить Положение Военного Совета, который изъявил согласие на учреждение в Черномории означенной обители», - о чем, по приказанию Главноначальствующего, штаб уведомил генерала Рашпиля от 25 января 1849 года № 249.

В виду особой важности отношения г. Военного министра к Главнокомандующему», определяющего собою начало возникновения Черноморской обители, мы приводим его дословно: «Военный совет, рассмотрев представление департамента военных поселений, положил:

1) На учреждение в Черномории женской пустыни во имя Св. Марии Магдалины, по предложению Вашего Сиятельства, одобренному Святейшим Синодом, испросит Высочайшее Его Императорского Величества Соизволение;

2) женскую монашескую общежительную пустынь во имя Св. Марии Магдалины учредить в Черноморском казачьем войске на следующих главных основаниях:
а) пустынь предназначается для лиц женского пола, собственно войскового сословия;
б) для устройства сей пустыни и вообще для ее довольствий отвести в Черномории пустопорожнее, принадлежащее Войску место на реке Керпили, в количестве 171 десятины земли и 35 десятин под водами, с выдачею пустыни на владение сими угодиями плана и межевой книги;
в) в пособие на этот предмет от Войска отделить из войскового каптала 20 000 рублей серебром, которые внести в одно из кредитных учреждений. Проценты на этот капитал в течение 20 лет предоставляются пустыни, по миновании же 20 лет обращаются в войсковые суммы, и вместе с тем прекращается отпуск пустыни процентов.

В расходовании процентов епархиальное начальство сообщает ежегодно отчет войсковому начальству.
д) При этом определен штат обители: игуменья, казначея, 15 монахинь, церковный причт (священник, диакон, причетник) и просфорня – всего 22 человека с жалованием в 470 рублей в год: игуменье 48 рублей, казначее – 18 рублей, монахиням по 9 рублей каждой, священнику – 130 рублей, диакону – 86 рублей, причетнику – 20 рублей и просфорне – 13 рублей.
е) «Исчисленные по штату 470 рублей серебром в год, а также провиантское довольствие служителям внутренней службы из казаков (8 человек) производится со времени открытия обители из сумм Черноморского казачьего войска.
ж) на поддержание здания обители и ризницы обращать исключительно кошельковые и от свечной продажи выручаемые деньги;
з) обители предоставляется собственными средствами добывать для своего обихода, но отнюдь не для продажи, на ближайших войсковых озерах до 300 пудов соли (ст. 422 Войск. Полож.);
и) в иерархальном, церковном, хозяйственном и во всех других отношениях обитель состоит в непосредственной зависимости от духовного ведомства на общих правилах.
i) жителям войскового сословия дозволяется отдавать на воспитание в обитель детей женского пола, по взаимному соглашению родителей с инокинями; впоследствии же, когда обитель получит прочное основание, предоставляется начальству войти с особым представлением об учреждении при ней женского пансиона.


Государь Император таковое положение Военного Совета в 11-й день декабря 1848 года Высочайше утвердить соизволил.

Сообщив о сем Обер-Прокурору Святейшего Синода и доведя до сведения Правительствующего Сената, честь имею уведомить Ваше Сиятельство, впоследствие отношения Вашего  за № 544», - заключает Военный Министр свое «отношение к Главнокомандующему отдельным Кавказским корпусом от 27 декабря 1848 года за № 5518».

Глава III.

Подготовительные работы, оповещение Черноморского войска и прибытие игуменьи Митрофании.

Изложенный документ, таким образом, устанавливает определенную дату Высочайшего разрешения на устройство Черноморской Мариинской пустыни: 11 декабря 1848 года.

Получив Высочайше утвержденное Положение Военного Совета об учреждении названной обители, генерал Рашпиль, отношением от 22 февраля 1849 года № 682, уведомил Преосвященного Иеремию, епископа Кавказского и Черноморского, о последовавшем одобрении его заветной мысли, - поспешил, видимо, поделиться радостной вестью со своим ближайшим сотрудником в предпринятом им ходатайстве. Одновременно с этим, генерал Рашпиль извещает о своих ближайших распоряжениях по организации задуманного им дела: «Поставленный в обязанность приступить к приведению в исполнение Положения Военного Совета, я ныне, как и самом начале угодного Богу дела сего, почитаю для себя долгом испросить прежде всего на учреждение святой пустыни того же содействующего архипастырского Вашего благоволения».

Далее генерал Рашпиль доводит до сведения владыки об отчислении из войсковых сумм 20 000 рублей серебром «для приращения процентами в пользу новооткрытой пустыни» (Предписание Войск. Правл. № 681) и препровождении в войсковое Правление проекта устройства обители, служившего основанием Высочайше утвержденному Положению о пустыни во всех пунктах онаго».

Прилагая при сем копии проекта и положения, для соображений при последующих распоряжениях епархиального начальства, генерал Рашпиль «надеется, что со стороны епархиального начальства прежде всего воспоследует распоряжение о сборе доброхотных приношений в пределах Войска на сооружение храма и необходимейших помещений в новооткрываемой обители». Сбор этих приношений должен быть произведен через благонадежнейших монахинь-черноморок, преимущественно через старшую монахиню Ладинского монастыря Митрофанию, изъявившую готовность, при первой мысли об учреждении в Черномории женской обители…».

В силу этого генерал Рашпиль просит владыку «в возможной скорости отнестись к Полтавскому епархиальному начальству о высылке монахини Митрофании и других сестер-черноморок, которых она укажет, «для приятия от Вашего Преосвященства надлежащего распоряжения и благословения на благочестивый подвиг сбора приношений».

В заключение генерал Рашпиль сообщает, что «оставшееся на месте будущей обители ветхое войсковое здание будет возобновлено для приюта монашествующих».

В ответе своем генералу Рашпилю, последовавшем 12 мая 1849 года № 1050, преосвященный Иеремия извещает, что он «предписал Кавказской духовной консистории заготовить две просительные книги на имя рекомендуемой Вашим Превосходительством монахини Митрофании (а равно монахини Филареты и др.), об увольнении которой я отнесся к Полтавскому преосвященному Гедеону с просьбой об отпуске их в возможной скорости в Кавказскую епархию.

В заключении владыка сообщает, что он «приготовил Митрофании игуменский жезл и икону Св. Марии Магдалины – в благословение для все обители».

Со своей стороны генерал Рашпиль, поставив в известность (23 февраля 1849 года) «войсковое Правление Черноморского войска» об отчислении 20 000 рублей серебром, для приращения процентами в пользу обители, и «надлежащей съемке на план и правильном исчислении 171 десятины земли и 35 десятин вод на реке «Керпили» - оповестил особым объявлением (22 февраля 1849 года) Черноморское казачье войско о Высочайшем утверждении Положения Военного Совета, последовавшем в 11-й день декабря 1848 года, с подробным изложением мотивов своего ходатайства, содержания Положения о Черноморской Мариинской обители и обеспечением штата последней.

Приводим дословно знаменательное по своему содержанию в прекрасной форме объявление генерала Рашпиля: «В пределах земли Черноморских казаков, на уединенном Лебяжьем полуострове, существует войсковая Екатерино-Лебяжская Николаевская мужская монашеская пустынь. Она основана в 1794 году, с Высочайшего соизволения, блаженной памяти Государыни Императрицы Екатерины II, по благочестивому желанию Черноморского войска, во все эпохи своего существования – и у порогов Днепра, и у подножия Кавказа – отличавшегося глубоким усердием к святой Православной вере. Это драгоценное народное чувство ни в чем не выразилось так убедительно, как в сооружении Екатерино-Лебяжской обители, в этом христианском подвиге, можно сказать, превышавшем современные средства Войска.  Сооружение сказанной обители, с величественным ее каменным храмом, стоило около полумиллиона тогдашних рублей. Эта сумма была слишком значительна для той эпохи, когда Черноморское войско, в виде небогатого, далекого и одинокого переселенца, впервые водворялось на безлюдных негостеприимных степях Прикубанских. И вся эта сумма составлена была из одних благочестивых приношений и пожертвований от членов войскового общества.
Учреждение Екатерино-Лебяжской мужской монашеской пустыни было потребностию и выражением религиозного чувства первобытного Черноморского войска, когда оно, сгруппировавшись на развалинах Запорожской сечи, под знаменем непоколебимой верности Престолу, состояло почти из одних неженатых, бессемейных казаков-боевых, серомах, только что призванных к распространению семейственного жития Всемилостивейшим словом (грамотою) в Бозе почивающей ныне Великой Императрицы, от 29 июня 1792 года.

С той поры протекло более полувека, и благотворная воля нашей Матери Царицы о взысканных Милостивейшим вниманием, верных Ея Величества казаках, достигла конечного исполнения. Из бессемейной боевой общины, товарищества, Черноморское войско преобразовалось в гражданско-военное семейное общество. Утратив без сожаления «серомацкий» быт своих дедов, оно сохранило, между тем, как заветное наследие, их теплое усердие к Православной церкви. И это не угасшее наследственное казацкое чувство выразилось напоследок в общем народном желании, принадлежавшем уже, можно сказать, новой, или позднейшей половине войскового народонаселения, в желании – основать монашескую обитель – для войсковых обывательниц .

В 1846 году некоторые из черноморских казачек, посвятивших себя иноческому житию и рассеянных по разным монастырям Малороссии, навещая свою родину, стали высказывать искреннее сокрушение об отсутствии в войске женской обители. Их благочестивый, если позволено так выразиться, ропот, в соединении с упомянутым религиозным народным желанием, возбудил ходатайство, с моей стороны, об учреждении на Черноморьи женской монашеской общежительной пустыни во имя Св. Равноапостольной Марии Магдалины, потому что это, драгоценное сердцам казаков имя, принадлежит Августейшей супруге Порфирородного Атамана всех казачьих войск, Ее Императорскому Высочеству, Государыне Цесаревне и Великой Княгине Марии Александровне.

По начертаниям моим, возведенным г. Наместником Кавказским к г. Военному Министру, относительно учреждения в войске женской монашеской пустыни, состоялось в Военном Совете положение:
1) На учреждение в Черноморьи женской пустыни, во имя Св. Марии Магдалины, по предложению г. Наместника Кавказского, одобренному Святейшим Правительствующим Синодом, испросить Высочайшее Его Императорского Величества соизволение.

2) Женскую монашескую общежительную пустынь во имя Св. Марии Магдалины учредить в Черноморском казачьем войске на следующих главных основаниях:

а) Пустынь предназначается для лиц женского пола собственного войскового сословия.
б) Для устройства сей пустыни и вообще для ее довольствий, отвести в Черномории пустопорожнее, принадлежащее Войску место, на реке Керпили, в количестве 171 десятины и 35 десятин под воадми земли, с выдачею пустыни на владение сими угодиями плана и межевой книги.
в) Сооружение обители с церковью и проч. по планам, какие будут Высочайше утверждены, производится на счет доброхотных приношений и пожертвований.
г) В пособие на этот предмет от Войска отделить из войскового капитала 20 000 рублей серебром, которые внести в одно из кредитных учреждений. Проценты на этот капитал в течение 20 лет предоставляются пустыни; по миновании же 20 лет, 20 000 рублей обращаются в войсковые суммы и, вместе с тем, прекращается отпуск пустыни процентов. В расходовании процентов Епархиальное Начальство сообщает Войсковому Начальству ежегодный отчет.
д) Исчисленные по штату 470 рублей серебром в год, а также провиантское довольствие служителям внутренней службы из казаков, производится со времени открытия обители из сумм Черноморского казачьего войска.
е) На поддержание здания обители и ризницы обращать исключительно кошельковые и от свечной продажи выручаемые деньги.
ж) Пустыни предоставляется собственными средствами добывать для своего обихода, но отнюдь не для продажи, на ближайших войсковых озерах до 300 пудов соли, с платою в пользу Войска акциза, установленного 422 стат. войскового Положения.
з) В иерархальном, церковном , хозяйственном и во всех других отношениях, обитель состоит в непосредственной зависимости от духовного ведомства, на общих правилах.
и) Жителям войскового сословия дозволяется отдавать на воспитание в обитель детей женского пола, по взаимному соглашению родителей с инокинями. Впоследствии же, когда обитель получит прочное основание, предоставляется Начальству войти с особым представлением об учреждение при ней женского пансиона.

Государь Император, таковое положение Военного Совета, в 11-й день декабря 1848 года Высочайше утвердить соизволил.
Я поставляю себе приятным долгом объявить Войску (писал генерал Рашпиль) о новом в пределах онаго общеполезном ралигиозно-нравственном учреждении и к таковому объявлению нахожу уместным присовокупить следующее:

Во-первых, в этой новоучрежденной среди казачьих станиц иноческой обители обретут последнее на земле утешение молитвы и христианского вспоможения старицы и вдовы, потерявшие на защите отечественного рубежа, в боях с хищными соседями Войска, мужей или сыновей или же испытавшие другие, невозвратные в жизни утраты в этом краю, столь многим лишениям подверженном.

Во-вторых, при отсутствии до настоящего времени в войске женских учебно-воспитательных заведений, как общественных, так и частных, эта же новоучреждаемая обитель будет служить первым рассадником воспитания войскового женского юношества, подобно тому, как Екатерино-Лебяжская мужская пустынь, в первые годы своего учреждения, когда не существовало в Войске ни народных, ни приходских училищ, служила юным казакам единственным учебно-воспитательным прибежищем и потому была для войска первою исполнительницею священного веления в Бозе почивающего Благословенного Монарха: «Да будет свет и в хижинах!».

Такое оповещение о последовавшем разрешении на устройство в Черномории обители возбудило живой интерес в крае и Войске, горячо откликнувшемся на сердечный призыв своего атамана, и делу открытия, организации обители дан был надлежащий ход, - и тем более спешный, что генерал Рашпиль умелой и энергичной рукой направлял близкое его сердцу дело к быстрому, по возможности, выполнению.

В настоящей фазе своего развития дело организации, устроения обители требовало присутствия на месте, в пределах Черномории, будущей игуменьи обители, монахини Митрофании, призванной, как выразился в своем отношении к Преосвященному Иеремии (11 апреля 1849 года № 1161) генерал Рашпиль, «на благочестивое дело споспешествования созданию новоучреждаемой женской обители».

И действительно: еще раньше, 1-го февраля 1849 года, супруга генерала Рашпиля обратилась к монахине Митрофании со следующим письмом: «Обрадованная сведением о последовавшем Высочайшем утверждении женской обители в Черномории, спешу обрадовать и Вас этим известием, прилагая копию постановления. Очевидно, Всевышний благословляет это Богу угодное намерение. Но, чтобы оно осуществилось, для Вас предстоит труд, и потому надобно Вам непременно весною нынешнего года приехать сюда, а между тем, хорошо бы было, если бы Вы благовременно собрали сведения о лицах женского пола, уроженках Черномории, монашествующих вне своей родины, дабы можно было знать, куда обратиться с приглашением их на родину, в обитель Св. Марии Магдалины. Еще, кажется, нужно бы пригласить двух или трех, хоть и не Черноморских уроженок с достаточными познаниями в науках и рукоделиях, для воспитания детей». С таким же извещением супруга Рашпиля обратилась к игуменье Ладинского монастыря, прося ее отпустить монахиню Митрофанию в Черноморию, к новому месту ее служения. 28 марта 1849 года последовало на имя Преосвященного Иеремии «нижайшее прошение» (за подписью монахинь Митрофании и Филареты и послушниц Агрипины Тимошевской и Агрипины Луценковой): «По приглашению чинов Войска Черноморского – поступить нам в новоустрояемый монастырь, на каковое устроение и Его Императорского Величества последовало соизволение, мы, изъявляя свое согласие, припадаем к святительским стопам Вашего Преосвященства, всенижайше просим принять нас в число сестер означенного монастыря, по сем не оставить учинить милостивейшую резолюцию».

В ответном письме к супруге генерала Рашпиля (от 4 марта 1849 года) игуменья Ладинского монастыря выражает полную уверенность, что ее «духовная дочь, монахиня Митрофания, заслужившая в полном смысле монашеским житием и отлично-ревностным послушанием на пользу обители звание Благочинной монастыря, оправдает свое избрание к благолепному устройству, по воле Божией и соизволению Монаршему, обители во имя Св. Марии Магдалины». Со своей стороны, генерал Рашпиль не замедлил препроводить означенное письмо к владыке, дорожа в нем «самым лестным одобрением» монахини Митрофании и возобновляя при этом ходатайство (22 февраля № 682) т вызове ее в Черноморию. Выразив в ответном письме своем благодарность игуменье Ладинского монастыря, генерал Рашпиль отправил «посильное денежное пособие к перемещению Митрофании в Черноморию» (60 руб.).

В этой переписке останавливают на себя наше внимание следующие строки: извещая монахиню Митрофанию о посылке денег, генерал Рашпиль просит ее «собрать сведения о таких монашествующих особах, которые были бы хотя и не войскового, но благородного происхождения, с отличным воспитанием и такими же нравственными правилами; такие особы могли бы быть полезны для нашей обители воспитанием детей, через что обитель много приобретет во мнении народа (о перемещении таких особ можно будет предпринять особое ходатайство)».

30 апреля 1849 года монахине Митрофании (и другим сестрам) выдан отпуск Полтавской духовной консисторией, согласно резолюции Преосвященного Гедеона, на следование в Ставрополь, оттуда в Черноморию, «для поступления в тамошний новоучрежденный женский монастырь».
14 мая 1849 года игуменья Ладинской обители Мария извещает генерала Рашпиля, что она «отпускает в новоучреждаемый монастырь любезную сестру Вашу, а мою духовную дщерь, монахиню Митрофанию, благословляя ее на новые труды и подвиги, к которым сам Царь царей ее призывает».

По скором прибытии в Екатеринодар монахини Митрофании, генерал Рашпиль отнесся к Преосвященному Иеремии с извещением, что монахиня Митрофания, «прибыв в Черноморию, на место, предназначенное для сооружения женской монашеской обители и сделав необходимейшие там на первый раз хозяйственные распоряжения», спешит явиться к владыке, в сопутствии с монахиней Филаретой (живущей, к слову сказать, по сей день в Мариинской обители), и двумя послушницами для принятия архипастырского благословения и наставлений «на предлежащее ей поприще первых трудов и забот о средствах сооружения означенной обители».
Преосвященный Иеремия не замедлил почтить уведомлением генерала Рашпиля, что монахиня Митрофания причислена им к «новоучрежденной Св. Марии Магдалины женской Черноморской пустыни, вместе с тем определена попечительницей и начальницею сея новыя святыя обители, о чем выдан ей духовной консисторией указ, с таковым пастырским моим желанием и наставлением, дабы она всеми силами, первее всего, с помощью Божией и при усердном Вашем содействии, озаботилась о сооружении в обители сей храма Господня». В заключении владыка извещает, что «22 сего же месяца, в день Св. Равноапостольной Марии Магдалины, настоятельница Мариинской Черноморской женской пустыни, монахиня Митрофания, будет, аще Господу Богу угодно, произведена в чин игуменьи».

Одновременно с этим, генерал «Рашпиль предписал Роговскому станичному правлению (29 июля 1849 года № 1,903) «указать монахине Митрофании войсковое жилое строение (на реке Керпили, между Роговской и Тимошевской станицами, в юрте первой), «которое назначается на первый раз приютом ей и другим монахиням», с ней прибывшим в Черноморию; о том же генерал Рашпиль известил и «Екатеринодарское окружное Сыскное  Начальство (того же числа, № 1904).

Со своей стороны, войсковое правление извещает, что оно «предписало войсковому казначею с числа билетов сохранной казны Московского опекунского совета, на вложенные в оную войсковые капиталы, один, выданный 16 февраля 1845 года, № 1929, суммою 28 559 рублей 65 копеек серебром, отправить при отношении в тот же опекунский совет, который просить из значащейся по этому билету капитальной суммы, отделив 20 000 рублей, иметь особо для приращения процентами в пользу новоучреждаемой в Войске сем женской монашеской обители в продолжении 20-ти лет и следующие на оные проценты, по 800 рублей серебром, высылать ежегодно для употребления на назначенный предмет, до окончания 20-летнего срока…».

Правление войсковое просит Межевую Комиссию Черноморского войска, с препровождением копии плана местности, предполагаемой под устройство пустыни и списка с 1, 2, 3, 4, 5 и 6 пар. проекта учреждения обители, поручить кому либо из состоящих в ведении оной землемеров сделать самовернейшую съемку на план и правильное исчисление десятин земли и вод на реке Керпили, предназначенных для довольствия той пустыни, и по окончании представить оные в войсковое правление (рапорт наказному атаману от 28 июня 1849 года, за № 6719).

Таким образом, игуменья Митрофания, монахини Филарета (Волошенкова), Анания (Проскурина) и Агрипина (Луценкова), определенные в Мариинскую обитель 18-го июля 1849 года, а Параскева (Монаренкова) и Татьяна (Лаврова) – 19-го июля того же года образовали первоначальный состав сестер новоучрежденной женской обители в Черномории.
О допущении в войсковую пустынь на первый раз, в виде полезного для самой пустыни исключения, курской мещанки Татьяны Лавровой «предпринято было особое ходатайство со стороны генерала Рашпиля, основанное на «удостоверении игуменьи Митрофании, что Т. Лаврова искусна в разных рукоделиях, трудолюбива и к подвигам благочестия усердная»; означенные качества Татьяны Лавровой, «могущие принести существенную пользу обители», подвигли войсковое начальство «не ставить никакого препятствия к допущению в обитель иногородней»; - ясно, серьезные интересы учреждаемой пустыни главенствовали во всех заботах ее устроителей, не задумавшихся, в силу этих интересов, поступиться одним из пунктов Положения о войсковой обители.

На отношение по сему предмету генерала Рашпиля последовало утверждение Татьяны Лавровой послушницей обители (отношении владыки от 4 августа 1849 года № 2047). Указом консистории (23 июля № 482) дано знать об этом игуменье Митрофании.

Ставропольские епархиальные ведомости. № 13. 1902 г. 1 июля. С. 786-808.

Глава IV.

Первые заботы игуменьи Митрофании и главнейшая из них –
забота о сооружении храма.

С этого момента центр тяжести – в вопросе о создании обители – сосредоточен в широкой деятельности игуменьи Митрофании: от нее исходят все начинания, возбуждаются ходатайства, направляемый твердой рукой генерала Рашпиля.

Определенная «попечительницей и начальницей новоучрежденной женской обители в Черномории» игуменья Митрофания, с первых же дней своей деятельности, обратила преимущественное внимание на важнейшую и великую потребность пустыни – устройство храма Божия: в рапорте от 19 июля, № 1-й, игуменья Митрофания излагает свою просьбу в следующих выражениях: «В силу архипастырской резолюции Вашего Преосвященства, изъясненной в последовавшем ко мне, от 18 числа сего июля, № 1738, указе Кавказской духовной консистории, приняв сего числа присягу на вверяемую мне Вашим Преосвященством должность настоятельницы, вменяю себе униженнейше просить архипастырского благословения и святительских молитв Ваших к Богоугодному и успешному прохождению предстоящего мне подвига и с тем вместе молю Вас, архипастырь, о преподании благословения и наставлений к сооружению на месте предполагаемой обители временного, хотя на первый раз небольшого храма Господня, дабы вверяемые мне дщери юной обители не были совершенно лишены христианского утешения – слышать богослужение».

На сем рапорте резолюция Его Преосвященства последовала таковая: «19 июля 1849 года. Согласно благочестивому ходатайству настоятельницы, монахини Митрофании, и таковому желанию Его Превосходительства, и. д.  Наказного атамана, именем Господним благословляется соорудить на месте, назначенном и утвержденном для женской Черноморской обители храм Господень».

Уведомляя об этом, от 21 июля 1849 года, за № 1673, генерала Рашпиля, владыка присоединяет к ходатайству игуменьи и свою просьбу «довершить святое дело по началу своему, по преимуществу – Ваше (генерала Рашпиля)».

При этом преосвященный Иеремия поясняет, что на первых порах речь идет о храме, «в виде временного, какой возможно, по крайней в нем и наипервейшей потребности для инокинь, - так расположив его, чтобы он не представил и сам не встретил препятствия проекту будущего главного здания, - о чем, вместе с сим, по резолюции моей, дано знать из Кавказской духовной консистории указом настоятельнице, монахине Митрофании».

В заключение владыка просит генерала Рашпиля сделать распоряжение «об указании места для первоначальной в обители церкви, с общего согласия настоятельницы, о. архимандрита Николаевской пустыни и местного благочинного, протоиерея Диомида Попки; освятить место поручено мною о. архимандриту, по совещании о времени с Вашим Превосходительством. Храм же сей, первый в возникающей женской святой обители, приличнее, мнится мне, посвятить преблагословенному имени Пресвятыя Владычицы нашея Богородицы, да Ее Покров и Заступление, и Матернее благословение пребудет на ней выну ».

Согласно изложенной резолюции Преосвященного Иеремии, 22 июля последовал указ (№3) Кавказской духовной консистории на имя игуменьи Митрофании о состоявшемся разрешении соорудить храм в обители.

Оставалось закрепить формальным актом за обителью отведенную ей по Высочайше утвержденному Положению землю: игуменья Митрофания докладывает Преосвященному, что «место землемером снято на план, но не отмежевывается еще по случаю неверности прежнего плана, о чем войсковое начальство предпринимает надлежащее ходатайство». И действительно: исправляющий должность наказного атамана, генерал Рашпиль отнесся 17-го июля 1849 года, № 2123, в войсковое правление и потребовал командировать «на место межевого действия» депутатов от войска и учреждаемой обители, - со своей стороны, рекомендуя монахиню Митрофанию, - и, вместе с сим, обратился того же числа, № 2124, к председателю межевой комиссии с просьбой «командировать без промедления» старшего землемера, ассессора Томашевского, «с поручением произвести вернейшую съемку упомянутой местности и отмежевать для пустыни 171 десятину земли и 35 десятин под водой, при депутатах от Черноморского войска и учреждаемой обители, так как исполнение этого основного к учреждению обители распоряжения не терпит отлагательств».

Для той же цели и надобности генерал Рашпиль послал того же числа за № 2125 «открытое предписание Роговскому станичному правлению об оказании содействия Томашевскому «к успешному выполнению им означенного поручения».

Председатель межевой комиссии подполковник Немирович-Данченко, в свою очередь, в свою очередь, доносит генералу Рашпилю (29 июля 1849 года, № 83), что ассессор Томашевский 23 июля «отправился к месту действия».

На месте действия межевых работ оказалось следующее: 1-го августа генерал Рашпиль, лично обозревая «местность новоучреждаемой женской обители», получил донесение землемера Томашевского, что «на пространстве, глазомерно нанесенном на данный ему план той местности, по надлежащем инструментальном измерении оной, оказывается земли слишком вдвое более против количества, прежде исчисленного».

Находя необходимым сократить прежний очерк означенной местности, генерал Рашпиль поручил Томашевскому «отбить, при нанесении на план порученной ему к съемке местности, проективную чертой особый из этой местности участок» (лично обозначенный на месте генералом Рашпилем), - о чем извещены председатель межевой комиссии, 4 августа 1849 года, за № 2257, и землемер Томашевский – 1 августа за № 2248.

Так определен был участок земли, отведенной для пользования новоучреждаемой в Черномории женской обители. Оставалось приступить к ее сооружению, устройству, согласно 3-му пункту Высочайше утвержденного Положения, «на счет доброхотных приношений и пожертвований».

Дело, разумеется, нелегкое, тем более, что сбор пожертвований, силою обстоятельств, падал, главным образом, на настоятельницу обители игуменью Митрофанию, отвлекаемую от этого дела организацией первоначального приюта для сестер и первейшей, высшей заботой о храме; ясно, что игуменья Митрофания вынуждена была оставаться на месте, предоставив попечение о сборе другим сестрам – монахиням.

В таком именно смысле и последовало со стороны игуменьи донесение Преосвященному: «на означенном (для обители) месте я с прочими монашествующими и послушествующими имею помещение в находящемся там войсковом ветхом и исправленном доме, уступленном от войска во всегдашнее владение пустыни».

О «безвозмездной уступке» этого дома в пользу пустыни, предназначенного войском (в 1843 году) в продажу и оцененного в 47 рублей, ходатайствовал генерал Рашпиль (докладная записка от 4 августа 1849 года № 2254). «На таковое малозначительное со стороны войска пожертвования» последовало разрешение Г. Наказного атамана Черноморского войска и командующего войсками на Кавказской линии и в Черномории, генерал-лейтенанта Заводовского, с «исключением из войсковых отчетов», о чем генерал Рашпиль объявил войсковому правлению – от 16 августа 1849 года, за № 2384, и уведомил того же числа игуменью Митрофанию (№ 2390).

В дальнейших строках своего донесения игуменья Митрофания поясняет, что «для устройства на месте обители временного храма Господня покупается в станице Старокорсунской старая деревянная церковь, которая непродолжительное время может быть перевезена и поставлена на месте.

На покупку означенной старой церкви я получила от г. исправляющего должность Наказного атамана пожертвование, по приглашению Его Превосходительства, равными в Войске лицами до 500 рублей серебром, которые и сохраняются в казначействе».

Заключая свое донесение, игуменья, «всенижайшей просьбой учинить архипастырское распоряжение о высылке надлежащей печати для пустыни, а равно и двух еще просительных книг, для испрошения в пользу пустыни доброхотных даяний в разных местах и в разных губерниях» - (22 августа 1849 года).

Надо сказать, что первое сведение о приобретении старой церкви в Старокорсунской станице игуменья Митрофания получила от генерала Рашпиля 5 августа 1849 года, за № 2296: «Подполковник Золотаревский приторговал в станице Старокорсунской старую деревянную церковь для новоучреждаемой под Вашим попечением святой обители, за 500 рублей серебром, на условиях, изъясненных в особом акте». Для этого генерал Рашпиль просит игуменью прибыть в Екатеринодар, а «отсюда, при уместных», с его стороны, распоряжениях, «отправиться в станицу Старокорсунскую».

Независимо от этого, генерал Рашпиль отнесся к войсковому архитектору, есаулу Чернику, приглашая его отправиться в станицу Старокорсунскую и там совместно с подполковником Золотаревским и другим офицером, «опытным в строительной части (приказ от 18 августа 1849 года, № 2416). Об этом генерал Рашпиль, по заведенному обычаю, не упустил сообщить игуменье Митрофании, также отправлявшейся в станицу Старокорсунскую (18 августа 1848 года, № 2418).

Продолжая неустанно трудиться на пользу сооружения женской обители во вверенном его управлению крае, генерал Рашпиль затребовал того же числа (№ 2439) от председателя межевой комиссии «план местности с проектными межевыми чертами (по указанию самого генерала Рашпиля). В то же время затребованы были от подполковника Золотаревского сведения о качестве хранившегося при Ново-Троицкой батарее леса, пожертвованного в количестве 332 бревен, войсковым старшиной Посполитаки, новоучреждаемой женской пустыни (21 августа 1849 года, № 2459). Ясно, что заботы генерала Рашпиля расширились с приближением начала сооружения женской обители и храма. 19 августа (№ 66) от войскового архитектора последовал рапорт с приложением акта осмотра церкви ст. Старокорсунской и оценки ее материала; по означенному акту, «лес и кровельное железо» признаны годными, исключая самой малой части, «могущей, при разборке церкви, отойти в негодность»; по тщательному исчислению всего материала, стоимость церкви определена в 846 рублей 80 копеек серебром.

Излагая в сообщении игуменье (4 сентября 1848 года, № 2596) содержание означенного акта, генерал Рашпиль, «со своей стороны, покупку Старокорсунской деревянной церкви находит выгодной» и прилагает доставленный архитектором акт – за № 66».

Почти одновременно с этим последовал на имя исправляющего должность наказного атамана рапорт подполковника Золотаревского, извещающий о «составлении комиссией акта освидетельствования пожертвованного в 1846 году Посполитаки леса, в пользу обители, в количестве 332 бревен (во исполнение предписания генерала Рашпиля от 21 августа 1849 года, № 2459)». Лес оказался «в наличности», хотя часть его пришла в негодность» за отсутствием нужного прикрытия (28 августа 1849 года № 165). Означенный в описи (приложенной в рапорте) лес генерал Рашпиль предоставил в распоряжение и ведение настоятельницы Митрофании с правом употребить его на постройку церкви или других зданий в обители, по ее благоусмотрению (11 сентября 1849 года, № 2597). О передаче леса в распоряжение игуменьи сообщено и подполковнику Золотаревскому (того же числа, № 2598).

Так медленно, но уверенно шли учредители первой женской обители в Черномории к ее сооружению…

Глава V.

Выбор места для временного храма и оповещение о заложении
Мариинской обители и храма – 21 сентября 1849 г.

Покончив с хозяйственной, так сказать, стороной дела, генерал Рашпиль не замедлил обратиться к вопросу «об указании места для предположенной первоначальной в обители церкви – с общего согласия настоятельницы, игуменьи Митрофании, о. архимандрита Черноморской Николаевской пустыни и местного благочинного, протоиерея Диомида Попки».

«Преосвященнейший Иеремия просит меня (21 июля 1849 года) принять личное участие, совместно с Вами (отношение к архимандриту – 2 сентября 1849 года, № 2578 и отношение к протоиерею того же числа, № 2579), в указании места для временного храма в новоучреждаемой обители на реке Керпили. Я предположил вновь посетить означенное место 6-го числа текущего месяца, во вторник, для указания при личном Вашем усмотрении и совете, того именно, места, где, по благодати Господней, долженствует создаться самая обитель, ибо указания места для храма обители, по мнению моему, неразлучно с указанием места и для всего здания обители».

С той же целью извещается того же числа Роговское станичное правление (№ 2580), для отправки «на монастырское место» нужных людей.

О результатах моей поездки и произведенного осмотра места генерал Рашпиль известил Преосвященного Иеремию (11 сентября 1849 года, № 2676);изложив все, что «сделано для блага юной обители», исправляющий должность наказного атамана доводит до сведения владыки, что «место для обители избрано общим совещанием и очерчено; место это лежит впереди известного большого полуострова, образуемого водами реки Керпили, близ существующего там домика: оно заключается в квадратной площади, каждая сторона которой простирается на 70 саженей; таким образом, обитель будет иметь в окружности 280 саженей.

В черте означенной площади указано место для временного храма к северо-восточному углу, с таким соображением, чтобы главная, имеющая создаться впоследствии церковь, имела место на средине площади.

Тем же совещанием положено совершить освящение места для обители, с водружением на средоточии оной Св. Креста, и обложение временного храма, согласно с мнением Вашего Преосвященства, во имя Покрова Пресвятой Богородицы, 21 числа настоящего (сентября) месяца. С моей стороны возможные распоряжения к приданию этому акту приличного торжества, а к принятию в этом акте благочестивого участия войско приглашено печатными объявлениями.

Испрашивая споспешествующего архпастырского Вашего благословения на начало и основание святой обители, обретшей усердную и неутомимую зиждительницу в лице игуменьи Митрофании, с истинным высокопочитанием и таковою же преданностию, имею честь быть Вашего Преосвященства покорный слуга.

В прямом соответствии с означенным донесением находятся и следующие акты:
а) Указ Кавказской духовной консистории (№ 2712) и
б) Архипастырское послание игуменье (7 октября 1849 года № 2273), независимо от целого ряда отношений и предписаний генерала Рашпиля к разным лицам и учреждениям, имеющих своим предметом ожидаемой основание обители и храма; в указе консистории воспроизведено воспроизведено донесение Преосвященному генерала Рашпиля, обозначены «блага», содеянные для юной обители: 1) из войсковых казенных сумм внесен в сохранную казну Московского Опекунского Совета капитал в 20 000 руб. серебром, с тем, чтобы ежегодные проценты 800 руб. серебром поступали в пользу обители в течение 20 лет, что, следовательно, составит 16 000 рублей серебром; 2) передан во владение пустыни дом ; 3) выслано в распоряжение администрации обители 8 казаков внутренней службы; 4) передан пожертвованный обители Посполитаки лес, «в количестве 300 слишком бревен»; 5) куплена в станице Старокорсунской деревянная церковь за 470 рублей серебром «для перемещения и воссоздания оной на месте пустыни», а для разбора и постройки оной церкви к 1 ноября договорен мастер за 350 руб. серебром (и за перевозку 142 рубля серебром); 6) сверх 500 рублей серебром, пожертвованных в пользу пустыни войсковым старшиною Посполитаки, пожертвовано в пользу той же пустыни по открытой Его Превосходительством подписке 683 руб. серебром, это усердная лепта казаков из Царского жалованья; 7) средствами Межевой Комиссии произведены инструментальная съемка на план и точнейшее исчисление земли, ассигнованной пустыни; при этом «открыты значительные погрешности прежней глазомерной съемки той земли (вместо 171 десятины оказалось на участке более 522 десятин); это обстоятельство остановит на некоторое время отмежевание земельной дачи для пустыни». В заключение приводится сообщение генерала Рашпиля о предположенном «освящении места для обители» 21 сентября. На сем отношении резолюция Его Преосвященства: «Объявляемое начало да благословит Господь Бог к славе Пресвятого Своего Имени и к истинной душевной пользе нашей, молитвами Пресвятые Владычице нашей Богородицы, Царицы Небесной и Святого Димитрия митрополита Ростовского. И да совершит. И выну во всем да благопоспешит, немощное подкрепляя и оскудевающее восполняя своею благостию» (19 сентября 1849 года).

Оставалось после этого принять меры к оповещению некоторых лиц и учреждений о предназначенном на 21 сентября основании обители и храма в ней.

С этою целью генерал Рашпиль от 10 сентября 1849 года препроводил сообщения Екатеринодарскому сыскному начальству (№ 2636), Таманскому окружному сыскному начальству, № 2637, Ейскому (№ 2638), полиции города Екатеринодара (№ 2639) и пригласил «прибыть к 21 сентября в Роговскую станицу для совершения крестного хода и предназначенного священнодействия на месте новой обители, архимандрита Дионисия (№ 2642) и протоиерея Диомида Попку (№ 2643).

В сообщении игуменьи Митрофании (№ 2644) генерал Рашпиль упоминает, что «необходимая для закладки храма доска с камнями, а также крест для водружения среди обители, на месте имеющего впоследствии соорудиться главного или соборного храма, заготовляются» по его распоряжению. Сделано также распоряжение о присылке войскового хора.

В то же время были изданы исправляющим должность наказного атамана по войску печатные объявления такого содержания: «Сего сентября 21 числа, в день Св. Димитрия Ростовского Чудотворца, при реке Керпили, между станицами Роговскою и Тимашевскою, имеет быть совершено торжественное заложение Высочайше утвержденной в войске Черноморском женской монашеской во имя Св. Марии Магдалины обители, первого в сей новой обители храма. Божия.

В означенный день настоятелем войсковой Екатерино-Лебяжской пустыни, о. архимандритом Дионисием, соборне  с почетным духовенством войсковой иерархии, будет совершена в приходской церкви ст. Роговской литургия, за которой последует крестный ход на вышеупомянутое место нового христианского учреждения, долженствующего послужить войску залогом новых благословений свыше, о чем доводится до общего по войску сведения, для принятия общеусердного в сказанном благочестивом торжестве участия (6 сентября 1849 года)».

В рапорте от 1 октября 1849 года (№ 9) игуменья Митрофания доносит Его Преосвященству: «21 истекшего сентября о. архимандритом Дионисием, соборне с благочинным, протоиереем Диомидом Попкою и другим духовенством, в присутствии Его Превосходительства, исправляющего должность наказного атамана, и при многочисленном стечении народа, после совершения божественной литургии в церкви станицы Роговской и крестного оттуда хода, совершено обложение новоучрежденной Мариинской обители и временного в ней храма – во имя Покрова Пресвятой Богородицы.

Обложение обители сделано близ дома на назначенном пустыни месте, размером в квадрате 70, в окружности 280 сажень.

Временный в обители храм возводится из купленной в станице Старокорсунской и уже перевезенной на место пустыни старой деревянной церкви, с необходимою добавкою нового леса. За сию церковь заплачено 470, а за воссоздание оной на месте пустыни 350 рублей серебром. Сооружение сего храма, при помощи Божьей, может быть окончено к предбудущему празднику Рождества Христова». Далее игуменья сообщает о купленных ею 3-х колоколах.

Извещая о предоставлении дома и небольшой рощи в собственность пустыни, игуменья отмечает, что «разные приношения, денежные и материальные, по благости Божией, изливаются на юную обитель».

«Благословите, - заключает игуменья Митрофания, - Ваше Преосвященство, назначить в обитель священника – по архипастырскому Вашему благоусмотрению».

Заботясь и трудясь о сооружении святой обители, я все мои начинания и действия, равно и судьбы новооснованной обители, предоставляю Святому Провидению Божиему и архипастырскому Вашего Преосвященства благословению.

Изложенное донесение игуменьи Митрофании надлежит рассматривать как акт учреждения, основания женской иноческой Св. Марии Магдалины обители в Черномории и первого храма в оной; день торжественного освящения места для храма и обители 21 сентября 1849 года, и является днем основания Мариинской обители, началом ее существования.

Судя по донесению игуменьи Митрофании, торжество носило скромный характер, знаменуя собою тихую подвижническую жизнь инокинь учрежденной обители, и только упоминание о «многочисленном стечении народа», присутствовавшего на богослужении в церкви станицы Роговской и участвовавшего в крестном ходе к месту, где «было совершено обложение новоучрежденной Мариинской обители, ярко свидетельствует, что это торжество открытия, выходя за пределы монастыря, получило характер народного религиозного праздника, одинаково радостного – как для создателей обители и главных руководителей всего дела, так и для всего населения ближних и дальних округов.

Глава VI.

Грамота на сооружение храма; измерение и отмежевание участка земли; сооружение и освящение церкви – 7 апреля 1850 года.

Совершилось, таким образом, давно задуманное генералом Рашпилем и разделяемое игуменьей Митрофанией доброе, святое дело, «истинно приятное для всякого христианского сердца», как выразился о нем Преосвященный Иеремия (14 мая 1849 года, № 1050, отношение к генералу Рашпилю); совершилось оно соизволением высшей власти в крае, стараниями генерала Рашпиля, его ближайшей сотрудницы, игуменьи Митрофании, при высоком содействии Преосвященного Иеремии, - на радость собравшихся в обитель инокинь и всего края. Тем возвышеннее и радостнее чувства, охватившие в тот день генерала Рашпиля, узревшего плоды своих неусыпных трудов: сбылось его благочестивое желание и, «восхищаясь духом», генерал Рашпиль свободно предоставил последующее развитие духовных сил обители попечениям ее сестер, во главе с игуменьей Митрофанией, а материальных – радению и усердию истинно добрых русских людей…

Преосвященный Иеремия почтил рапорт игуменьи, ее донесение о торжестве основания обители следующим ответом: «Радуюсь и благодарю Господа Бога и Царицу Небесную, «Преблагословенную Деву Марию о благополучном основании первой церкви в новосозидаемой обители, Вам вверенной. Чаще и чаще непрестанно да возносим усердную молитву нашу ко Всевышнему о благодатной помощи и содействии к доброму и благоприятному окончания начатого.

Его Превосходительство и Ваше Преподобие прекрасно и благознаменательно распорядились, назначив для основания обители день священной памяти Св. Димитрия Ростовского. Желательно, чтобы Вы, в память о событии дня сего, устроили икону Св. Димитрия, а по времени бы и храму во имя Его быть в обители весьма прилично.

Божие благословение буди с Вами и с сестрами-первенцами обители вашей.

Ни на чем так крепко не утверждаются святые обители, при основании своем и всегда, как на смиренном терпении и на уповании на Господа Бога».

В заключение своего письма Преосвященный Иеремия извещает: «священника в обитель Вашу я назначил того самого, которого пожелали Вы».

Со своей стороны, Кавказская духовная консистория препроводила «настоятельнице Мариинской Черноморской женской обители, игуменье Митрофании, грамоту, изготовленную за подписью Его Преосвященства, Преосвященнейшего Иеремии, епископа Кавказского и Черноморского, на сооружение во вверенной Вам пустыни храма Господня, в виде временного, - по крайней в нем и наипервейшей потребности для инокини (октября 31 1849 года, № 2979).

Оставалось, с формальной стороны, закрепить войсковую землю за Мариинскою обителью: с этой целью поставлен был на ближайшую, так сказать, очередь вопрос о количестве десятин земли, определенной женской обители. Согласно затребованным отзывам, председатель войсковой межевой комиссии донес рапортом (от 28 октября 1849 года № 168) исправляющему должность наказного атамана Черноморского казачьего войска, что «на основании разрешения командующего войсками на Кавказской линии и Черномории (от 16 июля сего года) снятый землемером Томашевским план местности на речке Керпили, между станицами Тимашевской и Роговской, определяемой для вновь учрежденной в войске Черноморском женской монашеской пустыни, с обозначением на плане трех проектных нарезок и подробного исчисления снятого пространства», при сем представляется, согласно отзыву генерала Рашпиля от 18 августа за № 2439).

По получении означенного плана, генерал Рашпиль, в свою очередь, представил рапорт (от 11 ноября 1849 года за № 3266) командующему войсками на Кавказской линии и в Черномории, генерал-лейтенанту Заводовскому, в котором изъясняет настоящее положение дела: Мариинской обители предположено было отвести участок войсковой земли, с которого снят был план глазомерно, с натуры, без всякого инструмента, ибо в войске еще не было чинов, знакомых с Топографическою и межевою частью; по тому плану на описанном пространстве было исчислено твердой земли 171 и под водами 35 десятин. Такое количество земли определено и в Высочайше утвержденном 11 декабря 1848 года Положении Военного Совета – об учреждении в Черномории женской монашеской Мариинской пустыни».

А между тем, известные уже результаты «измерения инструментного», произведенного по требованию генерала Рашпиля, старшим землемером Томашевским, обнаружили ошибочность прежнего «глазомерного» измерения: по тщательным вычислениям оказалось, что означенная на плане местность «содержит в себе 522 десятины земли». Доводя о таком результате до сведения командующего войсками, генерал Рашпиль просит «возыметь ходатайство об укреплении за женскою Мариинскою пустынью участка всей земли – в количестве 522 десятин и 315 сажень, т.е., такой именно в натуре земельный участок, какой первоначально для пустыни был предложен». Ежели на укрепление за обителью означенного участка не последует соизволения, то генерал Рашпиль просит ходатайствовать об оставлении пустыни земельного участка – в 256 десятин и 737 сажен.

Означенное ходатайство в копии препровождено было генералом Рашпилем Преосвященному Иеремии, для сведения (29 ноября 1849 года № 3527).

Того же числа (№3528) генерал Рашпиль писал Преосвященному: «Зиждующаяся в благословляемое Богом управление Ваше Кавказскою паствой женская Мариинская монашеская обитель в настоящее время имеет удобное помещение, - в скором времени будет иметь храм. После того необходимейшим признается приступить к возведению монастырской ограды, на первый раз деревянной». С этой целью генерал Рашпиль распорядился составить проект означенной ограды, с исчислением необходимых на это сооружение издержек, - в 1246 рублей 13 ; копейки серебром…

Приемлю честь препроводить при сем сказанный проект, с ведомостию издержек, на архипастырское Ваше усмотрение. «Для исполнения означенной работы, имелось 500 рублей серебром, пожертвованных из имения умерших полковника Табанца и его жены, а для покрытия остальных расходов, без сомнения, найдутся источники в благочестивом народном участии к основывающейся святой обители».

На отношение генерала Рашпиля последовало уведомление Преосвященного Иеремии о «полном согласии» владыки на возведение ограды Черноморской женской пустыни (№ 3251).

Изложенное выше ходатайство генерала Рашпиля об отмежевании всего участка увенчалось блестящим, можно сказать, результатом, - обители отведен был участок земельный в количестве 522 десятин и 315 сажен, значительно высшем против самого проекта, как известно, определявшего участок земли для нужд обители в 171 десятину.

Воспроизводим относящиеся к этому вопросу документы – в их существенной передаче.

По получении, как известно, от председателя Межевой комиссии «плана с проектными межевыми чертами (оранжевой, синей и розовой), из которых последняя вмещала в себе полный измеренный и положенный на план участок в 522 десятины и 315 сажен земли удобной , неудобной, под строениями, лесом, кустарниками, камышом и под водами», генерал Рашпиль «предпринял по начальству ходатайство об укреплении за Мариинской пустынью земельного участка в показанном выше пространстве». По этому предмету в Военном Совете состоялось определение: «Черноморской женской Мариинской пустыни отвести участок земли по реке Керпили, в количестве 522 десятин и 315 сажен, удобной, неудобной и под водами. Государь Император такое Положение Военного Совета в 12-й день прошедшего августа соизволил Высочайше утвердить, о чем Военный Министр уведомил г. главнокомандующего отдельным Кавказским корпусом отношением от 27 августа за № 797, для зависящего распоряжения к исполнению».

Отношение это в копии сообщено было генералу Рашпилю командующим войсками на Кавказской линии и в Черномории – к надлежащему исполнению.

Препровождая при сем в копии сказанное отношение за № 797, с последовавшими на нем надписями, за № 2443 и 21406, генерал Рашпиль затребовал от Межевой комиссии «безотлагательного распоряжения пока еще не наступило неблагоприятное для полевых межевых действий время, - отмежевать для Мариинской пустыни, законным порядком, по имеющемуся в комиссии вышеобъясненному плану, участок земли в 522 десятины и 315 сажен».

При этом генерал Рашпиль пояснил следующее: «Относительно земли под водами необходимым почитаю заметить, что, как земля эта, по Высочайше утвержденному плану, вошла в исчисление во всем поперечнике речки Керпили – от одного берега до другого включительно, то северная межа упомянутой земельной дачи должна быть проведена по правому берегу реки Керпили, насколько эта речка омывает дачу сухой земли, отводимой Мариинской пустыни. Такой исключительный по всему поперечнику, от одного берега до другого, отвод для пустыни названной речки, в определенном протяжении оной, имелся в особенном виду – как в самом начале, так и в последовавшем развитии переписки о наделе землею Мариинской пустыни, во-первых, потому, что такому учреждению, как иноческая обитель, приличествует быть, сколь возможно, более разобщенным от соседственных частных мирских владений, а, во-вторых потому, что речка Керпили, составляя в районе земельной дачи Мариинской пустыни пруд, а не живой меженник, не подходит к категории межевых постановлений о реках, в действительном выражении этого наименования в натуре».   

Для исполнения предложенной задачи, генерал Рашпиль «просит Межевую комиссию командировать в Мариинскую пустынь, на межевание земельной дачи, чинов к 10-му ноября; на то же число командируются депутаты от войска и пустыни, Екатеринодарский окружной сыскной начальник и 12 понятых от четырех окрестных станиц.

По исполнении всего дела, - заключает генерал Рашпиль, - Комиссия «не оставит меня уведомлением, доставить мне копию межевого плана» (с показанием межевых знаков) и учинит законное распоряжение о выдаче пустыни на сказанную дачу межевых плана и книги» (28 октября 1850 года, № 3386, отношение к игуменье по означенному вопросу от того же числа, ща № 3408).

При этом, по распоряжению «пекущегося о благоустройстве пустыни» генерала Г.А. Рашпиля, отослан в обитель «транспорт с кладью: 100 штук жженного кирпича, 3 четверти угля, 26 межевых столбов и пр.» (7 ноября 1850 года).

3-го апреля 1851 года в обители получен был по тому же предмету указ из Кавказской духовной консистории (от 20 марта 1851 года № 831): «Консистория слушала указ Святейшего Правительствующего Синода, последовавший Преосвященнейшему Иоанникию, епископу Кавказскому и Черноморскому (от 20 октября 1850 года за № 10714), в коем прописано, что Военный Министр от 31 декабря 1848 года за № 5550, сообщил г. Обер-Прокурору Святейшего Синода Высочайшее повеление об учреждении в Черномории женской пустыни во имя Св. Марии Магдалины, с отводом оной, согласно ходатайству главнокомандующего отдельным Кавказским корпусом, принадлежащего Черноморскому казачьему войску места на реке Керпили, в количестве 171 десятины земли 35 десятин под водами. Ныне генерал-адъютант князь Воронцов сообщил Министру, что в участке, предназначенном для обители, после правильного межевого (инструментального) измерения, оказалось всей вообще земли удобной и неудобной под строениями, лесом, кустарником и под водами, 522 десятины и 315 саженей, а потому князь Воронцов ходатайствовал об укреплении за пустынью всей земли, оказавшейся по последнему измерению (в июле и августе 1849 года), так как, такой точно и в натуре поземельный участок первоначально был для нее предположен, - за исключением острова, под буквою «Д», означенного на плане и составляющего частную собственность Военный Совет, рассмотрев представление Департамента Военных поселений по сему предмету, согласно с ходатайством главнокомандующего и заключением общего присутствия Департамента, положил: Черноморской женской Мариинской пустыни отвести участок по реке Керпили – в количестве 522 десятин и 315 саженей земли удобной, неудобной и под водами, какое оказалось по инструментальному измерению, за исключением острова, изображенного на плане под буквою «Д». Государь Император таковое Положение Военного Совета в 12-й день прошедшего август соизволил Высочайше утвердить. Сообщив о сем к исполнению главнокомандующему и доводя до сведения Правительствующего Сената, Министр уведомляет Его Превосходительство, для надлежащего сведения. Приказали и Его Преосвященство утвердил: С прописанием указа Святейшего Синода, предписать (и предписывается) Вам (игуменье Митрофании) сим о принятии на законном основании показанного количества земли, и когда будет принята, то с копией плана и документов донесли бы консистории; подлинный же план, межевую книгу оставили в церковной ризнице на хранение».

Последнее требование (представление копии плана) не было исполнено игуменьей по особым, от ее воли не зависевшим требованиям, «и от 30 июня 1852 года, № 1995, и 7 февраля 1853 года, № 262, последовали запросы из Консистории на имя игуменьи – донести, в каком положении находится дело об отводе для обители 522 десятин земли»?

Что же оказалось на деле?

Согласно предписанию местного начальства, генерала Рашпиля (от 28 октября 1850 года № 3408), отмежевание определенного обители участка земли было произведено с должною тщательностью:  «Слава Богу! Чрез благодетельнейшее Ваше ходатайство (писала игуменья Митрофания генералу Рашпилю) Высочайше ассигнованное от межевания земли для Мариинской пустыни ныне старшим войсковым землемером, при чиновниках-депутатов и разных станиц понятых самым вернейшим порядком, с водружением на границе межевых знаков, уже окончательно сделано, и теперь я с моей паствой, зная Ваше монастырское достояние и не опасаясь притеснений, остаемся довольны и благонадежны, за каковое Ваше великое, неоцененное и общеполезное благодеяние приношу Вам всепокорнейшую мою благодарность» (17 ноября 1850 года).

А между тем, генерал Рашпиль от 2 ноября 1851 года (№ 3837) извещает, в свою очередь, игуменью, что «составленный по сему отмежеванию план со всем делопроизводством и межевыми книгами, в числе других материалов Межевой Комиссии, сгорел во время бывшего в Екатеринодаре 21 августа пожара. Для обойдения вновь в натуре дач Мариинской пустыни и острова, снятия внутренней ситуации и составления затем нового плана с межевыми книгами, командируется Межевой Комиссией землемер 3-го разряда, коллежский секретарь Ротте с помощником Штранниховым».

При этом делается распоряжение о назначении вновь депутатов и понятых.

Согласно с обозначенными в извещении генерала Рашпиля обстоятельствами дела, игуменья Митрофания формулировала свой ответ консистории от 24 февраля 1853 года, № 19-й, добавляя к извещению о случившемся пожаре, что «вторично была учинена съемка комиссиею, но плана и всех документов доселе не выслано в пустынь». В последующем донесении своем консистории, от 23 июля 1855 года № 82, игуменья Митрофания свидетельствует, что «при отношении Комиссии, Высочайше утвержденной для размежевания земель Черноморского казачьего войска, от 26 апреля 1855 года, за № 192, мною 11 июля получен план с межевою книгой, который в главной описи, на обороте 201 стр., под № 1, записан».

Так завершилось дело отмежевания земельного участка, Высочайше определенного для нужд основанной в Черномории Мариинской женской обители…

К слову сказать, этой перепиской закончились заботы Преосвященного Иеремии о делах Мариинской Черноморской женской обители, за состоявшимся, в начале следующего [1850] года, назначением Преосвященного Иеремии епископом Нижегородским.

На прощание владыка обратился к игуменье со следующим письмом:

«Ее Преподобию, госпоже игуменье Черноморской Св. Марии Магдалины обители и всем о Господе сестрам мир Вам и благословение от Господа нашего Иисуса Христа.

Приношу Вам, матерь Митрофания, благодарность за писание Ваше. Пастырскому сердцу моему весьма радостно было узнать из писания Вашего, что в младенчествующей обители, от Промысла Божия Вам вверенной, все благополучно, что она растет, благоукрашается и преуспевает. И впредь да преуспевает и от силы в силу да восходит Божиею благодатью.

Молю Господа Бога и Матерь Господа, да благословятся небесным и земным благословением все любители, все посетители Вашей обители и все пекущиеся о ее благолепии и довольстве. Паче же Божие благословение и милость выну да будут на Превосходительном господине Григории Антоновиче и на чадах, и на чадах чад его (генерала Рашпиля).

Я перемещен на паству Нижегородскую и на сих днях отправляюсь в путь дальний и – по времени года – трудный.

Помолитесь о мне соборне, чтобы благополучно окончить путь и на месте Вас воспоминать в молитвах.

Усердный Ваш слуга и Богомолец Иеремия, епископ Нижегородский и Арзамасский. 12 января 1850 года».

А между тем, верная завету владыки, обитель женская преуспевала: еще на имя Преосвященного Иеремии 26 ноября 1849 года последовало сообщение генерала Рашпиля (№ 3494) о пожертвовании «благотворителем, ростовским купцом 3-й гильдии, Дмитрием Самойловым, старого иконостаса (бывшего в приходской Екатеринодарской Димитриевской церкви, для которой Самойлов соорудил новый иконостас) для созидающегося в Мариинской обители временного храма, со взносом за это в пользу Димитриевской церкви 300 рублей серебром».

Но разрешение на «принятие пожертвованного в новоустрояемую в Черноморской пустыни церковь купцом Самойловым иконостаса» последовало только 7 февраля 1850 года от нового епископа Кавказского, Преосвященного Иоанникия.

Иконостас послан был в обитель 22 января 1850 года (письма игуменье генерала Рашпиля и Самойлова от того же числа).

Так постепенно подготовлялось окончание постройкой первого храма Божия в обители и освящение его.

Не оставались без внимания генерала Рашпиля и другие стороны в жизни новой обители: в ответ на донесение игуменьи (от 8 декабря 1849 года, № 15) о неполучении определенного от войска жалованья, со дня назначения игуменьи Митрофании на должность настоятельницы обители, 19 июля 1849 года, генерал Рашпиль «предложил войсковому правлению (23 декабря 1849 года № 3776) безотлагательно учинить надлежащее распоряжение об отпуске из войсковых сумм определенного по штату жалованья не только игуменье, но и всем монашествующим, которых число определено приведенным штатом», о чем генерал Рашпиль известил игуменью того же числа (№ 3777).

В отношении к ректору Кавказской семинарии, от 14 января 1850 года (№ 115), генерал Рашпиль просит о. архимандрита Герасима, «ради преуспеяния юной обители, оказать благосклонное содействие к скорейшей высылке игуменье двух просительных книг, о чем игуменья ходатайствовала 22 августа».

Ректор семинарии, архимандрит Герасим, объяснил, что просительные книги Преосвященный Иеремия желал «выдать игуменье, при посещении им обители», но по случаю нового назначения, не успел исполнить своего намерения: игуменье предстоит обратиться с новым ходатайством к Преосвященному Иоанникию, по прибытии его на место служения.

Далее о. ректор извещает генерала Рашпиля, что им сделано распоряжение «через канцелярию консистории относительно назначения о. Василия Мирошниченкова штатным священником в Мариинскую пустынь» (26 января 1850 года № 3).

Ответ ректора был сообщен генералом Рашпилем игуменье (1 февраля 1850 года № 230).

В тоже время стараниями игуменьи Митрофании и сердечным, участливым содействием генерала Рашпиля, первый храм в обители был сооружен; оставалось торжественно освятить его, и генерал Рашпиль не преминул обратиться с первым ходатайством к новому епископу Кавказскому и Черноморскому Преосвященному Иоанникию: «Предместник Вашего Преосвященства, Преосвященный Иеремия, во многих писаниях своих ко мне благоволительно выражал попечительное архипастырское участие к новоучрежденной в земле Черноморского войска Мариинской монашеской пустыни, которая, как учреждение новое, крайне нуждается в соединенном внимании епархиального и войскового начальств.

Сия зиждущаяся обитель, прежде всего, имеет нужду в богослужении. Попечительная мать младенчествующей обители, игуменья Митрофания, при помощи Божией, соорудила в пустыне временный деревянный храм».

В заключение генерал Рашпиль обращается с «покорнейшей просьбой» к владыке – не оставить преподать игуменье святительское разрешение на освящение сооруженного храма, в христианское утешение здешнему обществу, и принять другие нужды обители в ближайшее архипастырское внимание» (15 февраля 1850 года № 273).

На «почтеннейшее писание Вашего Превосходительства (отвечал Преосвященный Иоанникий) честь имею уведомить Вас, что сооруженную в Черноморской женской Св. Марии Магдалины обители церковь, во имя Покрова Пресвятой Богородицы, поручено от меня настоятелю Екатерино-Лебяжской пустыни от архимандриту Дионисию, освятить по чиноположению св. церкви, с ближайшим духовенством, в такой день, который, на основании церковных правил будет признан приличнейшим, по желанию настоятельницы с сестрами», о чем посланы указы консистории архимандриту и игуменье.

Со своей стороны Преосвященный просит распоряжения Его Превосходительства о снятии плана церкви и препровождении его в консисторию» (27 февраля 1850 года № 221).

Отзыв Преосвященного, независимо от ходатайства генерала Рашпиля, имел, несомненно, ввиду и донесение игуменьи Митрофании (от 13 февраля 1850 года № 3-й), которое, по принятому нами в таком важном и ответственном деле порядку, приводим дословно: «Во вверенной попечению моему Св. Марии Магдалины женской пустыни деревянная церковь, во имя Покрова Пресвятой Богородицы, с разрешения Преосвященного Иеремии, обложена 21 сентября 1849 года; ныне, при помощи Божией, постройкою окончена, и все, нужное к украшению ее и имеющему совершаться в ней священнодействия, приобретено и устроено.

Препровождая при сем опись церкви сей, имущества и утвари ей принадлежащих, всенижайше прошу, Ваше Преосвященство, о выдаче святого антиминса и дозволении, кому следует освятить церковь». В приложенной описи поименовано 60 предметов, в большей части пожертвованных разными лицами, среди которых чаще встречаются имена Преосвященного Иеремии, генерала Г.А. Рашпиля, игуменьи Ладинского монастыря, Посполитаки, Самойлова, Кухаренко и Курганской; есть также предметы, изготовленные монашествующими сестрами обители.

Оставалось, таким образом, выждать получение указа консистории и приготовлений к освящению храма в обители.

Указ Кавказской духовной консистории (от 23 февраля № 199), получен был 15 марта 1850 года. По изложению содержания заслушанного в консистории рапорта игуменьи, в Указе приводится следующая резолюция Преосвященного Иоанникия: «Из рапорта игуменьи и письменного отношения ко мне г. правящего должность наказного атамана в Черномории видно, что церковь во имя Св. Марии Магдалины, построенная с разрешения предместника моего, в сей общежительной женской пустыни, снабжена всеми нужными для богослужения потребностями, и потому поручить о. архимандриту Дионисию освятить оную соборне, с ближайшим духовенством, в такой день, который будет признан приличнейшим со стороны войскового начальства и настоятельницы с сестрами и об исполнении рапортовать, о чем и послать указ архимандриту и игуменье, для потребного к сему духовному торжеству приготовления, с возвращением ей описи, по надлежащей скрепе ее, вменив в обязанность копию оной, за свидетельством архимандрита, представить в духовную консисторию к делу. Войскового начальника о сем уведомить, равно, с прописанием нужного из дела, донести и Святейшему Синоду».


Означенная опись в засвидетельствованной копии и была представлена игуменьей в духовную консисторию (11 апреля 1850 года № 20): «Полученные мною от Вас описи – подлинную и в копии – писал игуменье о. Дионисий 13 апреля 1850 года, - при сем к Вам почтительно обращаю. Из них первую Вы оставите при Вашей ризнице, для хранения, а вторую – копию, мною засвидетельствованную, во исполнение указного предписания, отправите, при Вашем рапорте, в Кавказскую духовную консисторию».

Таким образом, из дела видно, что выбор и назначение дня для освящения первого храма в женской обители представлены общему соглашению – на первых порах – игуменьи с войсковым начальством, но уже 12 марта 1850 года игуменьей получено было извещение, что войсковое начальство изготовило «множество печатных приглашений» на освящение храма в обители, назначенное первоначально на 2-е апреля, и разослало «таковые уже всем станичным правлениям и присутственным местам войска Черноморского, равно и тем особам в Екатеринодаре, которые показаны в приложенном списке (числом 36)»; в то же время войсковое начальство предлагает игуменье разослать приглашения от своего имени в Ставрополь и другие пункты, а сообщением от 19 марта 1850 года игуменья поставляется в известность, что прибывший из Ставрополя о. Дионисий сообщил Г.А. Рашпилю волю Преосвященного избравшего 9-е апреля днем освящения храма в обители, «в пятое воскресенье сего великого поста», с чем согласился и генерал Рашпиль.

В силу этого, игуменье Митрофании предложено озаботиться приготовлениями к торжеству. Со своей стороны генерал Рашпиль предлагает «откопать и поднять слишком глубоко заложенный в землю (на месте обители) крест, дабы он имел вид величественный», и предлагает игуменье прислать в обитель войсковой хор певчих (или регента, «для назидания клира обители в пении»): «Советы мои Вам по этому предмету были бы неуместны, но не могу не высказать при этом того общего и не требующего доказательств убеждения, что правильное и стройное пение, как потребность души, наиболее будет привлекать народ в новосозданный храм обители».

Принимая далее в соображение отсутствие при обители свободного помещения для приглашенных на торжество лиц, генерал Рашпиль обещает прислать палатки с прислугою и заключает сообщением, что им «заготовляется в великолепном переплете книга, в которую благоволят внести свои имена особы, имеющие присутствовать при освящении первого в обители Мариинской храма» (19 и 28 марта 1850 года).

Вот текст оповещения, разосланного учреждениям и честным лицам Черноморского войска: «Сего 1850 года, апреля 9-го, в воскресенье, с новоучрежденной на реке Керпили, между Роговской и Тимашевскою станицами, женской монашеской во имя Св. Марии Магдалины обитель, имеет быть совершено освящение первосозданного храма Господня, во имя Покрова Пресвятой Богородицы.

Благочестивые христиане усердно приглашаются разделить христианское торжество оной обители и, купно с нею, в первом ее храме первое вознести моление ко Всевышнему. То будет день, с которого обитель начнет свое молитвенное бытие.

Обитель поставит себе долгом признательности сохранить на первой странице своей начинающейся летописи имена особ, имеющих почтить и украсить своим присутствием смиренное торжество иночествующих, и в неусыпных молитвах обители будет одна благожелательная молитва: да напишутся те имена в небесной книге вечной блаженной жизни.

Настоятельница Черноморской Мариинской пустыни, смиренная игуменья Митрофания.

Мариинская пустынь в земле Черноморского казачьего войска.

Не оставил без движения порученного владыкой дела и архимандрит Екатерино-Лебяжской пустыни, о. Дионисий: в письме к игуменье Митрофании от 22 марта он сообщает, что «при затруднительном пути», не мог исполнить данного Г.А. Рашпилю обещания – посетить женскую обитель и «лично сказать о приготовлении предметов, необходимых к освящению храма», - и в дальнейших строках своего письма он делает перечень всех нужных предметов, как белый, чистый покров, Св. Евангелие, крест серебряный, сосуды и др.

В отношении от 7 апреля он: обещает прибыть в Мариинскую обитель 8 числа, с двумя иеромонахами и двумя диаконами; при этом он советует игуменье, для придания большей торжественности духовному празднику, «обратиться с приглашением к о. протоиерею Попке и другим священникам – удостоить ваше, или, лучше сказать, общее торжество своим посещением». Остальные заботы о самом торжестве, приглашении выдающихся в войске лиц и устройстве их при обители, во время празднества, взял на себя, конечно, и главный, можно сказать, ходатай по устройству Мариинской обители, генерал Рашпиль; для должного распорядка он откомандировал в обитель сыскного начальника Э.Я. Вербицкого.

Ожидаемое с чувством живой радости торжество освящения первого в женской обители храма происходило в присутствии исправляющего должность наказного атамана, генерала Рашпиля и приглашенных им от войска и других лиц, 9-го апреля 1850 года, при большом стечении народа, и носило характер духовного праздника, привлекшего к женской обители сердца верующих: великолепие торжества, как выразился справедливо в своем отношении генерал Рашпиль, оставило неизгладимое впечатление в сердцах присутствовавших, побуждаемых добрыми чувствами к радению на благо и дальнейшее преуспеяние женской Мариинской обители, - этого будущего рассадника религиозного, умственного и нравственного просветления «новой половины войскового населения»», черноморских казачек.

В самый день торжества один из присутствовавших на нем (И. Попка) «возымел усердное желание» посвятить храму сему церковную книгу (часослов) и медный крест (распятие). «Эти священные вещи, - пояснял жертвователь, - особенную имели в глазах моих цену и приняты были мною с христианским чувством, когда доставитель оных (1846 г.) шапсуг, объяснил мне, что крест и книга заграблены горцами, в числе прочей добычи, из русского укрепления Черноморской береговой линии, в 1839 году» (9 апреля 1850 года).

По окончании торжества, согласно распоряжению генерала Ращпиля, войсковым архитектором снят был план «с нововозведенного в обители храма» и препровожден игуменье, для хранения при делах обители (12 апреля 1850 года № 1419), сохранившийся до настоящих дней.

Подробный рапорт о торжестве освящения храма представлен был Преосвященному архимандритом Дионисием, что явствует из переписки игуменьи Митрофании с о. Дионисием: к последнему игуменья обратилась за разъяснением вопроса: кому надлежит рапортовать о торжестве?

В ответе своем о. архимандрит пояснил: «мне предписано освятить Ваш храм, - мне и рапортовать Его Преосвященству», в этом состоит вся сила указа, относящаяся собственно до меня; следовательно, излишним, кажется, будет Вам рапортовать об освящении, так как оно совершено нашим недостоинством. Впрочем, если угодно Вашему Высокопреподобию, то можно в том рапорте, при коем будете представлять копию описи, кратко коснуться и освящения, т.е. в какой именно день освящен храм мною» (15 апреля 1850 года).

 Ставропольские епархиальные ведомости. № 14. 1902 г. 16 июля. С. 842-871.

Глава VII.

Сооружение монастырской ограды, ее расширение и замена деревянной ограды – каменною. Расширение и перестройка жилых корпусов Мариинской женской обители.


Дело устройства ограды первоначально возникло по мысли того же генерала Рашпиля в ноябре 1849 года: «Его Превосходительство, г. генерал-лейтенант Г.А. Рашпиль, в отношении от 29 истекшего ноября , № 3528, - читаем в резолютивной бумаге Преосвященного Иеремии к игуменье – изъяснил мне необходимость возведения ограды, вверенной Вам пустыни по приложенному проекту. Одобряя и благословляя план сей ограды (деревянной – на первый случай), препровождаю оный к Вам со сметой издержек, для приведения к исполнению сего предприятия. Божие благословение буди с Вами и сестрами – первенцами обители вашей» (12 декабря 1849 года № 2774).

Судя по приложенной смете, имелось в виду возведение ограды с двумя воротами, - всего в 280 погонных сажен, стоимостью – в 1044 рубля за материал и 202 рубля за работу.

В отношении к игуменье от 8 марта 1850 года, № 10, генерал Рашпиль, указывая на последовавшее разрешение владыки соорудить деревянную ограду, поясняет свою мысль: «Продолжая принимать участие в сказанном сооружении и признавая необходимым, чтобы по углам ограды были возведены небольшие деревянные башни, я, препровождаю при этом к Вам, чертеж одной таковой башни и смету издержек на сооружение всех 4-х башен. Если Вы будете разделять мое по этому предмету мнение, то не угодно ли распорядиться в изъясненном мною смысле». При этом генерал Рашпиль обещает доставку и даже приобретение необходимого для башен материала, на сумму 299 рублей (судя по описи) – принять на свой счет, не обременяя средств обители.

В 1853 году возбужден был игуменьей Митрофанией вопрос о расширении монастырской ограды, устроенной «при первоначальном основании обители»; надлежало расширить, «отнести стены северную и южную, дабы была возможность без стеснения и с безопасностью от пожара разместить службы позади жилых зданий, близ стен устроенных».

Что же касается восточной и западной стен, то «расширение их может быть отложено до того времени, когда представится возможность соорудить вокруг обители капитальную (каменную) ограду, на место существующей ныне временной (деревянной) (14 августа 1853 года, № 80).

Указом Кавказской духовной консистории (от 17 сентября 1853 года за № 3888) дано знать игуменье Митрофании о последовавшей резолюции Преосвященного: «Дозволяется расширить ограду при женской обители», согласно ходатайству игуменьи, что и было исполнено средствами обители (донесение игуменьи от 7 декабря 1853 года № 115).


Сооружение каменной ограды совпало с общим переустройством жилых корпусов в обители – от 55-60 до 70 гг.

Строго говоря, учреждение корпусов при Мариинской обители является делом многих лет. Как известно, прибывшая на место новой обители игуменья Митрофания, согласно воле войскового начальства, поместилась со своими сестрами-монахинями в старом, исправленном и подновленном заботами генерала Рашпиля войсковом здании, «пожертвованном обители, согласно благосклонному соизволению и разрешению г. Наказного Атамана Черноморского войска и командующего войсками на Кавказской линии и в Черномории, генерал-лейтенанта Заводовского» (сообщение генерала Рашпиля от 16 августа 1849 года № 2390).

Само собою понятно, что с расширением обители и увеличением числа монашествующих в ней сестер, явилась потребность – сначала в увеличении здания, предназначенного для жилья, а потом в пристройке нового, и игуменья Митрофания в сознании настоятельной потребности, возбудила (7 декабря 1853 года) ходатайство пред Преосвященным о разрешении «пристроить к занимаемому жительством монашествующими сестрами корпусу новый, на 34 аршина, и нужные службы» (№ 115); просьба игуменьи была уважена, о чем последовал указ консистории от 14 января 1854 года, за № 83-м. Означенные пристройки закончены были в течение 1851 года (рапорт игуменьи Преосвященному от 29 декабря 1854 года).

Это, впрочем, только начало переустройства жилых корпусов Мариинской обители, продолжавшегося, с некоторыми перерывами, в зависимости от поступавших в обитель пожертвований, до 1870-х годов: начатое, как и все в обители, в управление игуменьи Митрофании, дело переустройства жилых корпусов закончено было, в основных частях своих, при ее преемнице, игуменье Олимпиаде, дополняясь, однако, по мере расширения обители, новыми постройками, даже самого позднейшего периода – в управление игуменьи Мариамны, нынешней настоятельницы Мариинской женской пустыни.

Само собою понятно, что дело устройства корпусов для монашествующих лиц, а равно для нужд школы и больницы, не могло закончиться в короткое время, по неимению специальных на то средств в Мариинской обители: ее всесторонняя организация устройства храмов требовали большого напряжения денежных средств обители, а постоянными для этого источниками оказывались проценты с войскового капитала, в 20 тысяч рублей, временно на 20 лет отпущенного в помощь обители, и доходы с монастырских угодий, не представлявших по свойству своему, обильных источников доходности.


Весьма, поэтому естественно, что все сооружения обители производились в долгий, сравнительно, промежуток времени, в прямой зависимости от притока в кассу обители денежных средств.

Но обратимся к документам.

В рапорте игуменьи Олимпиады, от 12 октября 1870 года № 109 встречаем ходатайство о замене «турлучного корпуса, ветхого и близкого, от долгого времени своего существования, к разрушению, новым, каменным – на счет монастырских экономических сумм, покрыв его железом, пожертвованным войсковым старшиною Халявкой на этот предмет». В марте 1871 года ходатайство возобновляется, с пояснением, что в «одной половине предположенного к постройке корпуса будут жить монашествующие сестры, а в другой – больные и лишенные зрения сестры сей же пустыни, постоянно нуждающиеся в отдельном помещении и особо внимательном за ними наблюдении; такое (отдельное) помещение составляет крайнюю нужду обители». Ясно, это первый шаг к созданию при обители богадельни и больницы.

В ответ на ходатайство игуменьи последовало отношение настоятеля Екатерино-Лебяжской пустыни от 14 апреля 1871 г. № 53, запросившего игуменью, «вследствие резолюции Преосвященнейшего Феофилакта, епископа Кавказского и Екатеринодарского, последовавшей на рапорте от 12 октября 1870 года, в каком количестве имеются в обители средства на перестройку турлучного корпуса в каменный, не имеется ли и в настоящее время долгов неоплаченных, какие остались на пустыни, по смерти настоятельницы (Митрофании), не окажется ли необходимым при этой перестройке входить в новые долги?».

Ответ игуменьи не замедлил последовать: постройка нового корпуса «будет размером 50 аршин длины и 15 аршин ширины»; на нее, по соображению с числом и стоимостью материалов и всех работ, потребуется всей суммы 2500 рублей, кроме 50 тысяч кирпича и железа, пожертвованного Халявкой; экономических сумм в обители имеется на 1300 рублей; остальное предположено собрать от известных игуменье благотворителей. Долгов на обители не имеется – (16 апреля 1871 года, № 40-й).

На поступившее от настоятеля Екатерино-Лебяжской пустыни, архимандрита Самуила, от 20 апреля 1871 года, ходатайство по этому предмету последовала Преосвященного Феофилакта резолюция: «Разрешить игуменье Олимпиаде устроить, вместо обветшавшего, турлучного, каменный корпус, для помещения сестер и больницы, с истребованием отчета в израсходованных на сей предмет суммах», о чем дано знать игуменье указом консистории (от 29 апреля 1871 года № 1601).

Немедленно, по получении означенного архипастырского разрешения, приступлено было к постройке нового корпуса, а в октябре 1872 г. игуменья Олимпиада донесла Его Преосвященству рапортом, во исполнение указа духовной консистории, от 29 апреля 1871 года, что «новый (кирпичный) корпус постройкою окончен, израсходовано денег 3725 рублей; длина корпуса – 50 аршин, ширина – 15 аршин, с открытыми коридорами с обеих сторон, о десяти келиях. По надлежащем освящении, в 8-ми кельях поместились монашествующие сестры, числом 20, а в 2-х последних, назначенных для временной больницы, помещены престарелые и увечные послушницы пустыни (28 октября 1872 года).

Дальнейшее расширение жилых корпусов при Мариинской женской обители свидетельствуется «Пояснительной запиской», затребованной Преосвященным Германом, епископом Кавказским и Екатеринодарским (указ консистории от 29 сентября 1877 года № 4805) и представленной игуменьей Олимпиадой 22 декабря 1877 года № 135, «с точными и подробными сведениями обо всем, что касается постройки этих зданий».

Собственно говоря, такого рода «Пояснительные записки» о монастырских постройках затребованы были высшей властью и от других женских обителей; поводом к такому запросу послужило следующее (частное) обстоятельство: одна из бывших послушниц Ставропольского женского монастыря, оставив обитель, просила о выдаче ей денег за построенную ею на собственные средства в монастыре келию. Консистория, воспрещая на будущее время возведение построек в монастыре без предварительного на то разрешения епархиального начальства, разъяснила, что такие постройки, за уходом их владельцев, поступают в собственность монастыря, «по силе 262 ст. т. IX Св. Зак. о сост. и указа Святейшего Синода, от 10 ноября 1871 года, за № 64;  одобрив такое воззрение консистории, Преосвященный Герман резолюцией положил: затребовать сведения о существующих в женских монастырях постройках, с пояснением, когда, на чей счет произведена постройка и в какую сумму?

В ответ на резолюцию Преосвященного, изложенную в указе консистории (от 24 сентября 1877 года, № 4805), и последовала, как известно, пояснительная записка о жилых корпусах, устроенных в Черноморской Мариинской обители, представленная Его Преосвященству игуменьей Олимпиадой.

В этой записке удостоверяется, что корпуса, «составляющие вечно – неотъемлемую собственность обители Св. Мари Магдалины, по средствам своим и целям, могут быть причислены к двум разрядам: а) построенные собственно на капитал, пожертвованный возникавшей обители, с помощью от войска, для помещения монастырского штатного числа лиц монашествующих и монастырской прислуги, а в последнее время и вновь поступающих сестер, со взносом от некоторых из них значительных вкладов, и б) корпуса, построенные по желанию самих сестер, на собственные их средства. К первому разряду относятся постройки под №№ 1, 2, 3, 4 и 5, а ко второму под № 6 (частные постройки или келии). Все эти здания построены в последние двадцать лет, а именно: корпуса под №№ 2, 4 и 5 до 1870 года, под № 1 – в 1870 году, под № 3 – в 1873 г. и под № 6 (частные кельи) в 1876 году.

Постройка корпусов, причисленных к первой категории, была воздвигнута на суммы, пожертвованные в разное время  на общее устроение обители, начавшей, как известно, свое существование с весьма ограниченным обеспечением к будущему своему поддержанию и устроению, - и, благодаря только энергичной заботливости начальствующих лиц и неусыпной деятельности сестер, с помощью христолюбивых благотворителей войска Кубанского, возросли эти капитальные постройки в пустынной и безлюдной степи.  С. 900.

Все устроилось неспешно, - насколько хватало средств обители и усердия благотворителей, помогавших, кто чем мог, - и деньгами, и материалами, а войско – денежными пособиями, подвозом материалов, лесом и нарядом на службу в пустыни казаков. Во главе всех доброхотных жертвователей, несомненно, надлежит поставить генерал-лейтенанта Г.А. Рашпиля, «как истинного и неусыпного благодетеля и основателя обители».

Стоимость воздвигнутых при таких условиях зданий, особенно до 1870 года, «в точности определить невозможно; по приблизительному же соображению, можно сказать, что корпус под № 2 стоит до 2500 рублей, № 4-й 200 рублей и № 5 – до 4000 рублей; построенные с 1870 года стоили пустыни: № 1 – 3000 рублей, № 3 – 2000 рублей. Корпус под № 6 устроен (кроме больницы) усердием сестер, на их собственные средства, с предоставлением монастырю (законом присвоенных ему прав), по желанию строительниц, владеть этим зданием. как пожертвованным в вечное владение, на праве собственности.

Значащиеся под № 6 частные постройки и кельи (домики, крытые камышом и тесом) сооружены также усердием некоторых (беднейших) сестер – на условиях, законом определенных.

Стоимость этих келий – в общей сложности, определяется в 500 рублей.

Вопрос о вознаграждении за кельи получил следующее разрешение: «Так как пустынь устроялась для общежития, где вознаграждение оплачивается преимущественно личным трудом сестер, определивших себя на одинокую жизнь, то вознаграждение за кельи получалось  и получается самое незначительное, и кельи, большею частью давались сестрам, особенно монашествующим и достойнейшим из послушниц, своею деятельностью послужившим на пользу и процветание обители, даром, без всякого вознаграждения, с оценкою их личного труда.

По размещению же штата и полезной монастырской прислуги безвозмездно, на оставшиеся незанятыми помещения, или же при устройстве новых зданий, положены значительные оклады, числом 21, на сумму 6600 рублей. Вся эта сумма, вырученная разновременно из вкладов за кельи, при поступлении в монастырскую казну, записывалась своевременно на приход по монастырским книгам и, смешавшись, таким образом, с общеэкономическими суммами, не составляла отдельного капитала, а расходовалась или на постройку новых зданий и ремонтировку старых, или на другие монастырские нужды. От владелиц частных построек, сооруженных на их собственные средства, на случай их смерти, взяты узаконенные подписки, вполне обеспечивающие право монастыря на владение этими зданиями и хранящиеся в монастырском архиве».

Мы намеренно привели в дословной форме «записку» игуменьи Олимпиады: в ней изложены основания Мариинской общежительной пустыни, ее можно сказать, строй внутренний; в ней, независимо от затребованных епархиальной властью формальных сведений, заключается беглый очерк постепенного устроения женской обители, возникшей, волею отдельных лиц (генерал Рашпиль и игуменья Митрофания) и сочувствием всего общества, преимущественно Черноморского войска, «с помощью христолюбивых благотворителей его, - как прекрасно выразилась в своей «Записке» игуменья Олимпиада, среди пустынной и безлюдной степи» и – добавим – украсившей собою благодатный Черноморский край, с его своеобразным населением…

Глава VIII.

Сооружение храмов Божиих при Мариинской обители: постройка теплой церкви во имя Св. Марии Магдалины (и при ней настоятельского дома) – 1860 года; построение в обители каменного 3-х престольного храма в честь и память Вознесения Господня – (соборный храм) – с 1865 года; ходатайство о разрешении постройки храма в честь Нерукотворного Образа и в память избавления от опасности Государя Императора 4 апреля 1866 года (ходатайство от 1867 г.).


Сооружение при Мариинской женской обители храмов Божиих всегда составляло предмет особенно важных забот и попечений начальствующих в обители лиц: уже с первых дней основания Мариинской пустыни, как мы видели, осуществлялась давно взлелеянная игуменьей Митрофанией мысль о постройке временного храма, - история создания первого в обители храма подробно и документально обследована нами в предшествовавшем обозрении; в следующие годы, с расширением Мариинской обители и развитием ее духовных сил, а следовательно, и потребностей, сооружение нового храма, весьма естественно, стало на первую очередь в заботах монашествующих сестер.

Выразительницей их сокровенных дум и помыслов явилась, конечно, настоятельница женской обители, игуменья Митрофания: в рапорте от 25 июня 1860 года (№ 63) на имя Преосвященнейшего Игнатия, епископа Кавказского и Черноморского, обстоятельно мотивировано ходатайство игуменьи о постройке теплой церкви во имя Св. Марии Магдалины; резолюцией Его Преосвященства «постройка теплой церкви разрешена (по приложенным к рапорту рисункам), с тем, чтобы, по окончании оной, донесено было, и представлен отчет по расходу денег. Предписать игуменье  (читаем далее в резолюции), чтобы закладка церкви произведена была по церковному чиноположению священниками, состоящими при монастыре» (Указ кавказской духовной консистории – от 5-го июля 1860 года, № 2020).

По получении изложенного указа, с приложенными к нему рисунками церкви, игуменья Митрофания приступила к выполнению своей задачи. Однако, епархиальное начальство, судя по частным запросам консистории, долгое время не получало сведений о ходе постройки или ее окончании: в указе от 19 декабря 1861 года, за № 4310, предписывается игуменье Митрофании «представить отчет расходу денег, употребленных на постройку теплой церкви»; в указе от 17 ноября 1862 г. № 2770, «подтверждается представить отчет в расходе денег при постройке в пустыни Мариинской церкви» и, наконец, в указе от 20 декабря 1863 года № 3569 «предписывается донести консистории, в каком находится положении строящаяся в Мариинской пустыни церковь – во имя Св. Марии Магдалины?».

Изложенные запросы, в особенности последний из них, не поддаются точному суждению, тем более, что настоятельница Мариинской обители, игуменья Митрофания, входила с рапортом к владыке еще 1 августа 1861 года (№ 55), ходатайствуя «о дозволении освятить новоустроенную в означенной пустыни теплую церковь», на что последовала резолюция Преосвященнейшего Игнатия такого содержания: «Освятить храм предоставляется управляющему Черноморской пустынью, о. Димитрию Гремяченскому» (Указ консистории от 24 августа 1861 года № 2848).

Со своей стороны «благочинный Черноморской Мариинской женской пустыни, протоиерей Д. Гремяченский, препроводил означенный указ консистории игуменье Митрофании, предлагая ее «ближайшему усмотрению назначить день освящения церкви».

Новопостроенная в Мариинской обители, в настоятельском игуменском доме, вместо бывшей старой деревянной (на том же месте), во имя Св. Марии Магдалины теплая каменная церковь освящена 17 сентября 1861 года благочинным, протоиереем Д. Гремяченским. При освящении были и служили: протоиерей Диомид Попка, священник Иоанн Нарыжняк, иеромонах Серафим, священники: Филипп Николайченко, Тимофей Сергиев, Е. Залесский, Н. Николайченко и И. Лоза, также и диаконы». Найденная нами в делах монастырского архива пометка об освящении храма достаточно свидетельствует о торжественности этого духовного праздника, и протоиерей Д. Гремяченский, освящавший церковь, казалось бы, не преминул донести о торжестве епархиальному начальству во исполнение указа консистории от 24 августа 1861 года № 2848, в коем ему предписывалось «о последующем донести Его Преосвященству».

А, между тем, в указе консистории от 20 декабря 1863 года № 3569 требуется донесение, «в каком положении находится строящаяся в пустыни церковь во имя Св. Марии Магдалины?».

Игуменья Митрофания, в ответ на этот запрос, представила в консисторию рапорт следующего содержания: «Указом духовной консистории (от 20 декабря прошлого 1863 года) мне предписано донести, в каком положении находится новостроящаяся во вверенной мне пустыни церковь во имя Св. Марии Магдалины? О чем сим имею честь донести, что церковь вышеупомянутая постройкою уже окончена, освящена, и в ней производится Богослужение» (17 февраля 1864 года, № рапорта 8-й).

В делах не видно, правда, сметы и отчета произведенным на постройку теплой церкви расходам, но последние, надо полагать, отнесены на счет общих экономических монастырских сумм и общей сметы по перестройки корпусов, так как и самый проект церкви, составленный войсковым архитектором Черником, тесно примыкает к настоятельскому дому, при котором построена церковь, и носит следующее название: «Чертеж существующего в Мариинской женской обители дома, занимаемого настоятельницей оной обители, который предполагается к капитальной перестройке – с увеличением церкви».

Дело о построении в «монашеской во имя Св. Марии Магдалины пустыни каменного 3-х престольного храма в честь и память Вознесения Господня», начатое судя по документам, в 1863 году, продолжалось в течение долгого периода времени; его обозрение, непосредственно, так сказать, примыкает к общей истории Мариинской женской обители, в то же время изобилует поучительными данными и весьма интересными страницами.

Верные раз установленному порядку, мы и в этом вопросе не отступим пред детальным рассмотрением документов, поражающим своим обилием, - невзирая на вытекающие отсюда пестроту и сложность изложения.

Как мы выше сказали, первые сведения о новом (соборном) храме в Мариинской обители восходят к 1863-му году: на это указывает нам предписание консистории, адресованное игуменье Митрофании 24 сентября 1865 года (№ 2851): «Кавказская консистория – читаем в указе – предписывает Вам донести, получены ли Вами препровожденные при указе от 20 декабря 1863 года (№ 3569) план, фасад и смета соборной монастырской церкви, и, если получены эти документы, то в каком ходу идет построение церкви?». Тот же вопрос повторен (игуменье Митрофании) и в указе консистории  от 18 февраля 1866 года (№ 528).

Со стороны игуменьи Митрофании, в ответе на эти запросы последовало донесение консистории, что «архитектором сделаны план, фасад и смета соборной церкви и представлены Преосвященному Игнатию на рассмотрение; потом возвращены опять архитектору, от которого в обители и до сего времени не получены» (выписка из журнала за 1866 год, 14 марта, № 12-й).

Очевидно по ходу сего дела, что план с детальными чертежами, по важным соображениям, возвращен был архитектору, для дополнения и приложения сметы на постройку храма, но войсковым архитектором был задержан, что явствует из его рапорта в Войсковое Правление, предписавшее подполковнику Чернику (23 июля 1866 года № 18949) «отправить игуменье план и смету»: На предписание Войскового Правления имею честь донести, что я, будучи занят весьма экстренными поручениями от правительства, не имею свободного времени заняться составлением сметы на постройку соборной церкви в Мариинской обители; при том же игуменья Митрофания сообщила мне, что на постройку храма нет в сборе денег, да и не предвидится возможности собрать их вскоре» (28 июля 1866 года № 174-й).

А между тем, до поступления изложенного рапорта, «консистория слушала отношение войскового правления Кубанского казачьего вой ска от 17 мая сего года (№ 12917), коим уведомлялось, что об отправлении в обитель плана и сметы предписано войсковому архитектору и со своей стороны, предписала настоятельнице, игуменье Митрофании, по получении от архитектора плана и сметы, представить таковые Его Преосвященству на благоусмотрение и утверждение (указ от 29 октября 1866 года № 4303).

По получении же донесения от войскового архитектора, войсковое правление не замедлило известить о положении дела игуменью Митрофанию (9 августа 1866 года № 20107), так что указ консистории, не осведомленной в ходе всей переписки, не вызвал затребованного от настоятельницы ответы.

Дополним наше изложение: игуменье Митрофании, отдавшей, как мы видели все заботы и труды свои на процветание Мариинской обители, - с первых дней ее основания, - не довелось благополучно завершить это благое дело; не довелось к большой горести ее сотрудниц-сестер, начать и довести до конца сооружение соборного в обители храма, долженствовавшего, по мысли первой игуменьи, украсить ее обитель, и достойно, так сказать, увенчать дело ее твердых рук (созидание женской обители): она простилась со здешним миром, где не искала обычных радостей, но вся отдалась общему делу, непрестанно работая то в отдаленной обители, то в своей родной, ею же созданной, на пользу ближнего, ищущего в святой молитве удовлетворения своей высшей духовной потребности.

В последние годы трудовой жизни игуменьи Митрофании дело сооружения в обители соборного храма приостановлено было в своем движении. Указом Святейшего Синода от 30 июля 1869 года (2666) определена настоятельницей в Черноморскую Мариинскую женскую пустынь и возведена в сан игуменьи Преосвященным Феофилактом, епископом Кавказским и Черноморским, монахиня, благочинная той же обители, Олимпиада, перемещенная из Ладинского монастыря 17 июня 1852 года, из дворян Кубанского казачьего войска».

При ней, и то с 1871 года, возобновилась переписка о построении в Мариинской пустыне Соборного храма: в рапорте от 6 июля игуменья Олимпиада донесла консистории выяснившиеся из прежней переписки обстоятельства дела.

Установив то обстоятельство, - в ответ на новое требование консистории (указ от 18 мая 1871 года № 1881) – «исполнить указы и предписания консистории (игуменьи Митрофании), от 29 октября 1866 г. и 5 августа 1867 года №№ 4303 и 2244», что «плана на построение Соборной церкви не имеется в пустыни, игуменья в последующем изложении напоминает содержание рапорта своей предместницы от 14 марта 1866 года № 12-й, а также изложенное выше предписание войскового правления – от 23 июля за № 18944 ответное донесение войскового архитектора – от 28 июля 1866 года № 174 (рапорт игуменьи от 6 июня 1871 года № 68).

По получении этого рапорта консистория препроводила игуменье Олимпиаде указ от 9 сентября того же года, в коем поставила на вид следующие соображения: из донесения игуменьи Митрофании усматривается, что на сооружение храма Соборного «нет в соборе денег, да и не предвидится возможности иметь их вскоре». Однако, по справкам оказывается следующее: а) в Московской конторе Государственного банка имеется 9100 рублей, оставшихся после послушницы Аполлинарии, которые могут быть обращены на постройку Соборного храма; б) кроме сего, неоднократно выдаваемы были на сей предмет из консистории сборные книги, по которым сбор денег был довольно значительный, и в) как видно из рапорта игуменьи Митрофании от 10 января 1855 года за № 11 ежегодно отпускалось от войскового начальства по 800 рублей, которые тоже могут быть употреблены на постройку храма». В силу изложенных соображений, игуменьи предписывается войти в переписку с войсковым начальством о возвращении плана и фасада на постройку Соборного храма или, в случае не окажется таковых, озаботиться составлением нового плана и фасада для представления Его Преосвященству на благоусмотрение, «с присовокуплением, сколько в настоящее время имеется всей суммы на означенную постройку, и не имеется ли к тому других источников?» (сентября 9 1871 года № 4280).

Во исполнение изложенного указа консистории, игуменья Олимпиада обратилась с запросом к новому войсковому архитектору В.А. Филиппову (октябрь 1871 года), который не замедлил «доставить чертежи Соборной церкви, найденные в делах архитектора Черника» (13 октября 1871 года № 62).

Что же касается денежной стороны вопроса, то игуменья в октябре месяце того же года донесла рапортом Преосвященному Феофилакту следующее: «Мариинская женская пустынь имеет очень ограниченные средства, едва достающие только на поддержание обители – в ее обыденных нуждах, ремонт существующих построек и сооружение необходимых в ней новых; на постройку же предполагаемой Соборной церкви потребуется очень значительная сумма, которая в настоящее время в пустыни далеко не достаточна к осуществлению этой великой цели». В силу этого, игуменья усердно просит возбудить пред Его Императорским Высочеством ходатайство «об обращении в собственность пустыни капитала в 20 тысяч, ассигнованного на поддержание пустыни ежегодными с этого капитала процентами, по 800 рублей, в течение 26 лет, чтобы, если последует разрешение Его Императорского Высочества, весь этот капитал употребить на постройку Соборной церкви».

Далее игуменья исчисляет суммы, имеющиеся в обители: в билетах на 16 750 рублей и наличными 2 242 рубля 10 копеек; кроме того, имеется в виду получить за проданный дом в станице Гривенной 1000 рублей и сбора пожертвований по двум книгам – 1000 рублей; других же источников к постройке Соборного храма не имеется» (27 октября 1871 года № 122).

На просьбу игуменьи о возбуждении ходатайства на счет обращения в собственность обители войскового капитала – в 20 000 рублей последовала следующая резолюция Преосвященного Феофилакта: «Так как из справки сей видно, что капитал в 20 000 рублей положен из войсковых сумм в сохранную казну с тем, чтобы проценты с онаго поступали в пользу Мариинской пустыни в течение 20 лет, то каким образом игуменья, в рапорте своем от 27 октября минувшего года, писала, что означенный капитала ассигнован на 26 лет? (21 января 1872 года № 413).

Игуменья Олимпиада не замедлила донести, что, по просьбе игуменьи Митрофании и ходатайства бывшего наказного атамана Кубанского войска, Графа Эльстон-Сумарокова, Его Императорское Высочество, Главнокомандующий Кавказской армией, соизволил продолжить срок этого пособия еще на шесть лет; о сем милостивом распоряжении Его Императорского Высочества игуменья Митрофания была извещена частным письмом, а формального дела при пустыни не имеется» (4 февраля 1872 года № 23).

По получении этого донесения, консистория затребовала от игуменьи «представить копию с того письма, коим извещена игуменья Митрофания о последовавшем разрешении Его Императорского Высочества на продление срока поступлений (ежегодно по 800 рублей) еще на шесть лет (указ от 13 марта 1872 г. № 1221). Игуменья Олимпиада «почтительнейше представила в консисторию копию означенного в указе письма».

В то же время последовало извещение консистории относительно предположенной постройки храма: «Хотя из рапорта игуменьи от 29 октября 1871 года видно, что на постройку Соборного храма имеется сумма в 20992 рубля 10 коп., но не известно, чего будет стоить вся постройка? Посему, с возвращением планов, предписать игуменье, чтобы она обратилась к войсковому архитектору с просьбой о составлении сметы материалов и суммы, потребной в уплате рабочим за означенную постройку, и смету сию, по получении от архитектора, представила Его Преосвященству, с приложением планов (14 августа 1872 года № 3844).

Согласно этому предписанию, игуменья подала 23 октября того же года прошение начальнику области, ходатайствуя о составлении сметы войсковым архитектором на постройку Соборной церкви в обители. 19 января 1873 года последовало извещение Кубанского областного правления, что «строительное отделение, препровождая составленные войсковым архитектором В.А. Филипповым проект и пояснительную записку на постройку Соборной церкви, имеет честь уведомить, что архитектор г. Филиппов подробную смету на постройку церкви составил, по техническом рассмотрении и утверждении проекта подлежащим начальством. По приблизительному же вычислению его, соображаясь с полученными (от игуменьи) сведениями о местных ценах на строительные материалы, он определил стоимость постройки в 72 000 рублей (19 января 1873 года № 1131). Об этом игуменья не замедлила донести Его Преосвященству рапортом, с приложением проекта и записки, составленных архитектором В.А. Филипповым (8 февраля 1873 года № 20).

На рапорте игуменьи последовала резолюция Его Преосвященства: «Если постройка храма будет стоить, по примерному исчислению, до 72 000 рублей, а суммы имеется налицо с небольшим 20 000 рублей, то не представляется ли возможным произвести постройку храма по другому плану, в меньшем размере, при меньшей затрате средств? Далее: какие имеются ввиду источники и средства к постройке храма, кроме 20 000 рублей, по проекту, составленному архитектором г. Филипповым? (13 марта 1873 года № 1563).

На эти запросы последовал обстоятельный ответ игуменьи в консисторию. Вот его сущность: «Сумма, указанная по проекту для всей постройки, может быть собрана, хотя и не в одно лето». Сумма в 72 000 рублей определена на всю постройку, с окончательной отделкой, а это может совершиться в несколько лет.

Можно надеяться, что «как только благочестивые христиане будут видеть начало постройки, то с любовью окажут пожертвования». Далее игуменья в своем рапорте приводит такие соображения: городские справочные на материалы цены «к нам не приложимы»: вместо дорогого булыжника, можно взять для фундамента «железняк, вырабатываемый на нашем кирпичном заводе»; железо и другие материалы будут приобретены для обители дешевле показанного в проекте; столярные и плотницкие работы обойдутся также по низшей цене, при содержании рабочих от монастыря; все это может понизить общую сумму постройки по представленному плану и производить оную хозяйственным способом, под наблюдением войскового архитектора (20 апреля 1873 года № 55).

Консистория, по соображениям данных, изложенных в рапорте игуменьи, препроводила проект с запиской архитектора в строительное отделение, для «рассмотрения в искусственном отношении», игуменье предписала донести, в честь какого святого или Господня или Богородична праздника предполагается постройка нового храма?» (1 мая 1873 года № 2378).

Игуменья известила, что постройка храма «предполагается в честь праздника Вознесения Господня» (1 июля 1873 года № 102).

Близко уже было начало постройки храма и игуменья, придавая серьезное значение своему кирпичному заводу, решила приступить к расширению его, для чего, к услугам обители, сотник Сосновский предоставил свой участок земли. А между тем, 9 октября 1873 года в обители получен был указ консистории такого содержания: «Из дел видно, что игуменья Митрофания, находя существующую в Мариинской обители церковь весьма тесною и не поместительно. для прихожан, ходатайствовала о постройке Соборного храма и для этого изыскала средства и заботилась о составлении проекта; то же ходатайство поддерживает игуменья Олимпиада; представленный проект на постройку храма утвержден Его Императорским Высочеством, Наместником Кавказским и в церковном отношении признан консисторией удовлетворительным; избранное для постройки храма место, как видно из пояснительной записки, ровное, без всяких значительных уклонов; грунт земли прочен и надежен; для начатия постройки имеется сумма, около 20 000 рублей. Почему консистория положила: разрешить в Мариинской пустыни построение новой Соборной церкви во имя Вознесения Господня, на каковой предмет и выдать храмозданную грамоту, с тем, чтобы постройка производилась на монастырскую и жертвуемую благотворителями сумму, по утвержденному Его Императорским Высочеством Наместником Кавказским и одобренному Его Преосвященством проекту, под наблюдением архитектора или опытного техника.

Для распоряжений по сему предмету образовать, применительно к 138 ст. т. XII Уст. строит., изд. 1857 года, строительный комитет из игуменьи Олимпиады, местных священников, Иоанна Лозы и Стефана Медведкова, и станицы Роговской Севастиана Шелеста, под председательством – первой; комитету руководствоваться правилами, на сей предмет составленными в консистории и выдать книгу, за скрепой и печатью консистории, для записки прихода и расхода сумм и материалов по постройке Собора. О чем игуменье Олимпиаде, с препровождением проекта с пояснительной запиской, храмозданной грамоты и приходо-расходной книги, послать указ с предписанием, чтобы по совершении закладки Собора, по чиноположению церковному, на указанном по плану месте, донесено было епархиальному начальству. Резолюция Преосвященного: утверждается. Но о закладке храма игуменья войдет ко мне особым представлением, когда наступит удобное для того время» (31 августа 1873 года № 4205).

Оставалось после этого разрешения, приступить к постройке Соборного храма.

Но, предварительно, игуменья Олимпиада возымела намерение оформить уже заявленное ею ходатайство о продлении срока пользования процентами с 20 000 рублей войскового капитала, отчисленного при основании обители в 1849 году, на поддержание ее существования.

В 1869 году, когда истекал первый срок пользования означенным капиталом, игуменья Митрофания исходатайствовала, как известно, продление этого срока пользования процентами, по 800 рублей в год, еще шесть лет, т.е., до 8 августа 1875 года.

«Имея ввиду, что срок пользования процентами с означенного капитала должен окончиться в августе 1875 года, а между тем, средства монастыря нисколько не улучшились, и разрешенная Вашим Преосвященством постройка Соборного храма должна потребовать значительных затрат, я вынужденно нахожусь (докладывала игуменья Преосвященному) просить ходатайства Вашего Преосвященства о продолжении срока пользования процентами с означенного капитала еще на пять лет, начиная с августа 1875 года.

Представляя при сем в подлиннике письмо бывшего начальника Кубанской области, Графа Эльстон-Сумарокова на имя предместницы моей, игуменьи Митрофании, о продолжении пользования процентами с помянутого капитала до августа 1875 года, приемлю смелость надеяться, что Ваше Преосвященство, по вниманию к нуждам монастыря, не откажете в обозначенном ходатайстве» (2 мая 1874 года № 62).

В то же время организованный, по мысли епархиального Совета, строительный комитет приступил, с Божией помощью, к подготовительным работам по закладке Соборного храма: 5-го июля 1874 года областным архитектором В.А. Филипповым «освидетельствованы были выкопанные рвы для фундаментов Собора, на глубине более одной сажени, где грунт земли оказался глинистый и весьма плотный во всех частях рвов, без мест разрыхленных». Архитектор предложил комитету приступить к забутке фундаментов», согласно сделанной им разбивке (5 июля 1874 года).

15-го июля в Мариинской обители получен был указ консистории, трактующий вопрос о заключении условия договора, «который игуменья намеревается заключить с временным Ставропольским купцом 1-й гильдии Иларионовым на постройку в пустыни хозяйственным образом Соборной каменной церкви».

Одобрив в общем условии, консистория требовала, однако, дополнить их «обязательством относительно обеспечения принимаемого Иларионовым на себя подряда особым залогом, хотя [бы] в третьей части стоимости постройки  Почему, хотя на настоящий подряд не произведено открытых торгов, но, имея ввиду, что на постройку эту, по объяснению игуменьи Олимпиады, едва ли можно найти при открытых торгах выгоднее и исправнее подрядчика Иларионова, что по взысканным игуменьею в рапортах от 20 апреля 1873 года за № 55, и 2 мая сего года за № 59, данным смета, при постройке храма хозяйственным образом, может уменьшаться до 40 000 рублей, консистория положила разрешить настоятельнице Черноморской Мариинской женской пустыни, игуменье Олимпиаде, постройку во вверенной ей пустыни Соборного храма хозяйственным образом и заключить для этого формальное условие с подрядчиком Ларионовым, но с условием Обеспечить подряд залогом, помимо упоминаемого в условии удержания денег из уплаты. Затем дозволить о. архимандриту Екатерино-Лебяжской пустыни Самуилу, о чем дать знать игуменье, с тем, чтобы она со старшими сестрами о времени закладки храма донесла Его Преосвященству. При этом вменить в обязанность игуменье, чтобы она озаботилась и об устройстве при обители воспитательного какого-либо или благотворительного заведения».

Резолюция Преосвященного Германа: «Утверждается, но с тем, чтобы на построение храма употребляемы были только те денежные и материальные средства, которые собраны уже и будут собраны именно на этот предмет, о чем должно быть упомянуто в условии с подрядчиком. Одновременно с закладкою храма хорошо было бы положить начало какому-нибудь воспитательному или благотворительному заведению; если эе это невозможно, то, по крайней мере, назначить от монастыря несколько стипендий для воспитания сирот духовного звания в предполагаемом Кавказском епархиальном училище» (4 июля 1874 года № 3682).

Дополненное консисторией условие обязательным со стороны подрядчика залогом, в 24 000 рублей, признано было со стороны последнего затруднительным для выполнения; со своей стороны, предвидя отказ подрядчика, игуменья находила, что «такая мера при тех средствах, с какими предполагается вести постройку, но составит особо  - важной помощи нашему делу, а напротив, затруднит производство работ купцом Иларионовым не есть в точном смысле подрядчик, для которого залог в обеспечении подрядных работ необходим, ибо он принял на себя «поставку всех мастеровых и рабочих», игуменья просит разрешения заключить с ним условие на производство работ, не изменяя 17 пункта этого условия, т.е. не требуя залога, а в крайнем случае, ограничившись принятием от него страхового на дом свидетельства, на сумму стархования в 5000 рублей (10 июля 1874 года № 78). 

В ответ на это последовал указ консистории, в коем изъяснено, что  «так как игуменья вошла с настоящим ходатайством, касающимся постройки храма, помимо членов строительного комитета, то ходатайство это оставить без последствий» (7 сентября 1874 года № 5453).

До возбуждения означенного ходатайства игуменья Олимпиада вошла (со старшими сестрами) с рапортом к владыке, в коем доносила об освящении места и закладке храма Соборного во имя Вознесения Господня, с двумя придельными престолами, во имя Св. Архистратига Михаила и святителя Димитрия Митрополита Ростовского 9-го июля 1874 года «Священнодействие это совершал о. архимандрит Самуил, в соучастии протоиереев города Екатеринодара: О. Маковского, И. Эрастова и И. Лаврова и 12 священников ближайших станиц. При этом радостном для нас событии определили мы за общим согласием, при Божьей помощи, по устройстве храма, устроить и дом для безмездного училища на 12 сирот духовного звания женского пола, с полным обеспечением их пищей, одеждой и учением – первоначально грамоте и письму, а потом рукоделиям (9 июля 1874 года № 77).

На это представление последовала резолюция Преосвященного Германа, что «для устройства училища назначен слишком отдаленный срок» (13 августа 1874  № 5319).

Оставалось, таким образом, оформить условие с подрядчиком по производству работ и архитектором для наблюдения за работами. Первый вопрос принял следующую форму: мысли и суждения игуменьи Олимпиады, выраженные ею в рапорте от 10 июля, повторены были в дословной форме и всем составом строительного комитета, возобновившего ходатайство о заключении с купцом Иларионовым условия, без включения обязательного залога. Духовная консистория, обсудив все обстоятельства дела и признав купца Иларионова подрядчиком только по поставке всех рабочих, с отнесением к его обязанностям кладки кирпича на все здание, штукатурки, окраски и покрытия храма, определила: затребовать от подрядчика Иларионова в обеспечение правильности дела  и своевременной поставки людей, представления в залог страхового свидетельства на дом – в 5000 рублей, купчей на дом крепости и вводного акта (7 декабря 1874 года № 7667).

Однако в следующем донесении от 29 декабря 1874 года  № 158, строительный комитет во исполнение вышеизложенного указа консистории, повел речь о новых требованиях подрядчика Иларионова, несовместных с понятием о выгодах для монастыря, - назначении определенного срока по постройке храма и др.; сообразив все обстоятельства дела, комитет пришел к убеждению, что, раз постройка храма разрешена хозяйственным способом, необходимо производить все работы, и даже приготовление кирпича под непосредственным распоряжением комитета, относя сюда наем людей, мастеровых и всяких рабочих, с приглашением, для верности производимых работ, архитектора и, в помощь ему, приказчика, каковым может быть и тот же Иларионов. Такой порядок одобрен был консисторией и утвержден Преосвященным, с тем, однако, «чтобы о ходе постройки, приходе и расходе строительных материалов и денег было вкратце доносимо Его Преосвященству ежемесячно, и чтобы, во избежание потерь, на крупные поставки и подряды были заключаемы надлежащие условия, с прочным обеспечением монастырского интереса (18 июня 1875 года № 3749).

 В таком положении и заключилось дело: с купцом Иларионовым договорено было еще 28 декабря 1874 года условие, с уплатой ему в год, как приказчику, 500 рублей вознаграждения, а для наблюдения за правильностью постройки, особо приглашен был военный инженер Коленкин.

Дело в том, что строительное отделение Кубанского областного правления уведомило строительный комитет о «невозможности предоставления архитектору г. Филиппову ввиду многочисленности его занятий по прямой своей обязанности, производства работ по постройке в пустыни Соборного храма (18 июля 1874 года за № 11938).

В отношении областного правления к строительному комитету от 12 июля 1874 года за № 11648» для разъяснения обстоятельств, заявленных строительным комитетом г. Начальнику области, в бытность Его Превосходительства в женской пустыни, по поводу данных архитектором Филипповым технических указаний», затребованы были утвержденный план, пояснительная записка на постройку храма, составленный архитектором г. Филипповым детальный чертеж на разбивку фундамента. В ответ на это требование строительный комитет извещал, что, решив обратиться за указаниями к епархиальному архитектору, он «находит излишним обременять своей перепискою Областное Правление во внимание к чему и утвержденный чертеж на постройку храма не препровождается». Далее комитет отвергает, чтобы он входил с жалобой к Начальнику Области, свидетельствуя, что «о всех недоразумениях было сделано заявление Его Превосходительству о. архимандритом Самуилом» (22 июля 1874 г. № 3-й).

Таким образом, выраженное архитектором В.А. Филипповым согласие от 5 июля 1874 года, на принятие «надзора за производством работ в настоящем 1874 году, с законною ответственностью в точном исполнении постройки, согласно утвержденному плану, и в прочности всех производящихся работ» было расторгнуто, к несомненной выгоде самого дела, составляющего, как известно, издавна предмет ярких предначертаний и прекрасного выполнения со стороны бывшего войскового архитектора г. Филиппова.

Как бы то ни было, но дело надзора за постройкой храма вызвало большое внимание членов комитета, и в рапорте Преосвященному Герману, епископу Кавказскому и Екатеринодарскому, выражена просьба о командировании епархиального архитектора (23 июля 1874 года № 2-й); на это последовала, по донесению консистории, резолюция Преосвященного: «Дать знать, что епархиального архитектора для Кавказской епархии еще не назначено, и что комитет должен озаботиться приисканием техника (указ от 14 августа 1874 г. № 5323).

Во исполнении означенного предписания, комитет заключил условие с военным инженером Коленкиным с обязательством выплачивать ежегодно Коленкину по 500 рублей «во все время производства работ, начиная с 14 октября 1874 года».

Того же 14 октября инженер Коленкин подписал строительному комитету свидетельство в том, что им «была освидетельствована забутка фундамента под строящийся Соборный храм, и найдено: 1) разбутка произведена во всю ширину вырытых рвом рядами с заливкою известковым раствором и доведена до ; глубины рвов; 2) оборотные арки возведены правильно и на положенных по проекту местах; 3) судя по местам доступным и удобным к осмотру, - как известь, так и кирпич, оказались доброкачественными».

В то же время строительный комитет пополнился еще одним членом-работником: принимая во внимание, что «о. архимандрит Самуил, как человек во всех отношениях сведущий может принести делу постройки Соборного храма существенную пользу, как советом, так и непосредственным участием в этом деле», комитет просил Преосвященного о зачислении о. архимандрита в члены строительного комитета по означенной постройке (1-го октября 1874 года № 4-й), на что последовало одобрение начальства, с поручением архимандриту Самуилу руководствовать действиями строительного комитета и подписывать рапорты его (25 октября 1874 года № 6817).

Таким образом, строительный комитет, можно сказать, во всеоружии явился на постройку Соборного храма в Мариинской женской пустыни.

Независимо от прямого и непосредственного участия членов комитета в надзоре за постройкою храма, на обязанности комитета, согласно указа консистории, от 18 июня 1875 года за № 3749, лежало представление ежемесячных отчетов по ведению постройки храма; в сознании обременительности такой переписки, комитет просил разрешения представлять отчетность весной, при начале, возобновлении работ, и осенья, при их заключении.

Образчик такой отчетности мы имеем в рапорте Преосвященному Герману: 1) Суммы на устройство храма поступило – с 1 января 1875 года по 1-е октября, с остатком от прошлого года, всего 4061 рубль и 64 коп., в том числе поступления от войскового капитала 800 рублей, пожертвований разными благотворителями – 2703 рубля и проч.; 2) из этой суммы употреблено в расход 3640 рублей 95 копеек, в остатке имеется 420 рублей 69 копеек. Далее исчисляется количество употребленного и имеющегося для постройки материала и сообщается, что постройка храма возведена выше цоколя в 1 ; четверти аршина» (октября 1-го 1875 года № 2-й). При этом приложен акт, составленный инженером Коленкиным.

Тот же инженер удостоверил 15 декабря 1875 года, что работы, начиная с 4 октября текущей осени до полного закрытия их, были произведены в следующем размере: по всему наружному периметру стен возведен весь над-цокольный пояс, с обозначением пилястр и ниш в них, а также внутреннего каменного плинтуса, общею высотою на один аршин. Все возведенные работы на зиму закрыты».

Так медленно, тихими шагами созидался Соборный храм в Мариинской пустыни: пожертвования от войсковых чинов (М.Г. Холявка – 300 рублей, С.А. Венеровский – 100 рублей и др.) и других благотворителей восполняли скудный запас монастырской казны, в самом начале предназначенной на постройку Соборного храма. Не взирая на это, приходилось, однако, комитету обращаться за пособием – в форме материала – к казенным и войсковым учреждениям: от 27 января 1876 года (№ 24-й) комитет, донося Преосвященному Герману о нуждах своих, просил ходатайствовать, «в видах воспособления постройке храма, об отводе в дачах казенных леса, необходимого для устрояемого храма, без взыскания установленных пошлин». При сем приложено «сметное исчисление количества лесного материала на возведение Собора».

11-го февраля 1876 года (№ 31-й) комитет представил на усмотрение владыке ведомость «о состоянии постройки нового каменного храма» за 1875 год: от 1874 года оставалось 32 р. 38 коп., в 1875 году поступило 6977 рублей 1 копейка, всего 7009 рублей 39 копеек; в 1875 году израсходовано 6294 рубля 31 копейка; в остатке на 1876 год – 715 рублей 8 коп., в 1876 году поступило 3558 рублей; в остатке на 1877 год – 252 70 копеек. При этом по обеим ведомостям приведены поступления и расходы материалов.

Собственного говоря, в 1876 году, «по неожиданному неурожаю на хлеб и травы и дороговизне продуктов, комитет нашел нужным не производить работ по постройке храма, а озаботиться лишь изготовлением разных материалов, для более успешного хода работ, которые, с помощью Божьей, предположено начать со вскрытием весны, в сем 1877 году».

Не взирая на происшедшее замедление в постройке Соборного храма, строительный комитет не упускал из виду благоприятного разрешения поступившего от него (24 января 1876 года  № 24) ходатайства об отпуске, без установленных пошлин, из казенных дач, нужного для постройки храма лесного материала (отношения консистории от 28 февраля за № 1056 и областного правления – от 24 сентября  за № 534): со стороны областного правления последовал ответ, в силу которого Мариинской пустыни дозволялось воспользоваться лесом, не только «из дач Нагорной полосы Екатеринодарского уезда, и не иначе, как из лесорубочной сметы будущего 1877 года, так как назначение отпуском по лесорубочной смете настоящего года покрыть всего этого отпуска (по смете обители) не может. Посему, ежели пустынь имеет возможность вывезти из Нагорной полосы необходимые ей материалы, то консистория не откажет уведомить областное правление».

На последовавший запрос консистории (23 октября 1876 года № 6577), игуменья Олимпиада доносила рапортом консистории, что «при отдаленности пустыни от лесоскладных пристаней Ростова и Ейска, отпуск леса, хотя бы из Нагорной полосы Екатеринодарского уезда, составляет великое благодеяние для пустыни и значительную помощь, при ограниченности средств на сооружение Соборного храма», но воспользоваться этим разрешением пустынь не в силах (28 января 1877 года № 12-й). В дальнейшем движении, однако, этот вопрос принял неожиданное направление. Правда, «Кубанское областное правление, по отделению государственных имуществ, от 16 июля 1877 года за № 526, сообщило, согласно уведомлению временно исправляющего должность Начальника Главного Управления Наместника Кавказского – 21 го минувшего июня (№ 2123), что Его Императорское Высочество соизволил на бесплатный отпуск из казенных дач Нагорной полосы Екатеринодарского лесничества необходимых на постройку Собора при Мариинской пустыни лесных материалов, в количестве 4788 разномерных бревен, потребных на временные вспомогательные для каменных работ сооружения; по окончании постройки собора, лесной материал должен быть  сдан обратно в казну, для продажи с аукционного торга, с обращением вырученных средств в лесной доход».

Но на практике встретилось большое затруднение: приводим по этому вопросу документальное свидетельство члена комитета, коему поручено было ведать приемку и хранение (до сдачи лесничеству) казенного леса; приводим акт, составленный 25 января 1878 года № 51 священником Медведковым: «1878 года 25 января» член строительного комитета по постройке Соборного храма при Черноморской Мариинской женской пустыни, священник С. Медведков, по доверенности от прочих членов комитета, осматривал, вместе с приглашенными членами Ключевого станичного правления и посторонними свидетелями, леса и нашел нижеследующее: 1-й, леса эти указаны Екатеринодарским лесничеством в таких местах неприступных, что с начала поселения ни один из жителей станицы Ключевой не рубил там леса и не вывозил его для продажи не только в город Екатеринодар, но даже и в ближайшие места; 2-е, некоторым из жителей станицы Ключевой было предложено взять на себя операцию по вырубке и вывозке леса за весьма выгодные цены, хотя бы до станицы Ключевой, но никто из них не решился принять на себя операцию, видя неприступность указанных мест».

Вообще, надо сказать, что постройка Соборного храма велась с большими перерывами: донося Преосвященному о состоянии постройки Соборного храма за 1877 год, комитет поясняет, что «постройка означенного храма в 1877 году, по современным обстоятельствам и нуждам не производилась; забота комитета состояли в собирании денег и заготовлении самых необходимых материалов (22 декабря 1877 года № 136)». Приложенная ведомость свидетельствовала, что от 1876 года оставалось (на постройку храма) 252 рубля 70 копеек; в 1877 году поступило на приход – 3115 рублей 89 копеек, всего 3368 рублей 59 копеек; поступило в расход 2488 рублей 55 копеек; оставалось на 1878 год – 880 рублей 4 копейки, независимо от количества приобретенного материала.

В следующем – 1878 году «работы по построению храма начались, с наступлением весны, и к 19 июня (день рапорта) вокруг всего здания стены возведены на 4 ; аршина от цоколя; рабочих на постройке находится 23 человека, каковые состоят в непосредственном распоряжении законтрактованного нами подрядчика Керченского купца Телепова, представившего залог в обеспечение своего подряда на 12 000 рублей. Кроме ожидаемого сбора денег по епархии, в распоряжении комитета имеется капитал в билетах на сумму более 10 000 рублей, и в наличности до 10 000 рублей», - в том числе 1000 рублей, пожертвованных для сей благой цели монахиней Мариинской пустыни Мариамной, получившей за оную жертву благодарность владыки и благословение Святейшего Синода (19 июня 1878 года № 2-й).

Кроме нового подрядчика, приглашен был 19 марта 1878 года комитетом, для наблюдения за рабочими, и новый архитектор, И. Ермолов с вознаграждением  «400 руб. в лето»; в апреле месяце того же года архитектор И.К. Ермолов осматривал «начатое сооружение храма и нашел следующее: 1) размеры стен в цоколе, во всех частях, против проекта значительно увеличены; 2) в цоколе, при его закладке, были пропущены во всех углах заплечики, для основания устоев подпружных арок, и таковые только впоследствии добавлены, без всякой связи со стенами, как в цоколе, так и затем в стенах, и проч.». В заключение акта своего осмотра архитектор Ермолов признает необходимым, ввиду означенных уклонений от проекта в первоначальных работах принять в руководство для дальнейшей работы увеличенные размеры толщины стен и всех устоев и, по исполнении подрядчиком перечисленных отступлений, соблюдать в дальнейших работах проект храма во всей его точности», без ничтожных по-видимому отступлений». Пр этом только условии архитектор признавал возможным «допустить подрядчика к продолжению работ» по постройке Соборного храма: видимо, дело это попало в надлежащие руки и требовало неотложных исправлений; работа, таким образом, естественно, тормозилась, невзирая на бдительность комитета, проявлявшего в порученном его ведению делу энергию и заботливость.

На этом мы останавливаем свой обзор постройки Соборного храма в Мариинской обители; дальнейшие движения этого вопроса не выходят уже из пределов обычных в таких делах затруднений и огорчений.

Оставляя или, вернее, прерывая на время обзор постройки Соборного храма, для своевременного занесения на страницы нашего отчета других предложений и планов, имеющих своим предметом церковные строения, - мы вернемся к обследованию окончания постройкой Соборного в обители храма в дальнейшем изложении.

А теперь перейдем к рассмотрению следующего предложения: 6-го декабря  1866 года за № 49, последовал рапорт игуменьи Митрофании, «с представлением проекта предполагаемого к построению при обители, на восточном острове оной, храма в честь Нерукотворенного Образа Христа Спасителя и в память избавления от опасности Государя Императора [Александра II] – 4-го апреля [1866 года]. Резолюция Преосвященного Феофилакта последовала такого содержания: «Предприятие святое и патриотическое. Но Мариинская пустынь имеет много нужд, более настоятельных. Если найдутся средства к построению проектируемого храма и некоторому обеспечению его в будущем, помимо всяких издержек, со стороны обители, то Бог благословит предприятие сие. Консистория имеет выслать одобренный мною план храма игуменьи Митрофании, с тем, чтобы она о последующем донесла мне», о чем консистория и послала игуменьи указ «к должному исполнению резолюции Преосвященного, с препровождением одобренного плана храма» (4 февраля 1867 года за № 321).

На том и заключена была переписка, возникшая по мысли игуменьи Митрофании, о постройке нового храма: средства Мариинской пустыни были в тот, впрочем как и в последующие периода, слишком ограничены, - их едва доставало на удовлетворение нужд пустыни. Кроме того, не следует упускать из соображения того важного обстоятельства, что Мариинская пустынь, в лице своей игуменьи Митрофании, в то время озабочена была вопросом о сооружении Соборного храма, привлекшего, как известно, все материальные средства обители…

Ставропольские епархиальные ведомости. № 15. 1902 г. 1 августа. С. 893-927.

Глава IX.

Об учреждении в Мариинской пустыни богадельни и больницы с послушанием  при оной. Воспитательное заведение при женской обители.

Одновременно с созданием самой Мариинской пустыни, сооружением ее храмов и жилых строений для монашествующих сестер, возбуждались, как мы уже отчасти видели, епархиальным начальством вопросы о постройке зданий и организации при обители благотворительных и просветительных учреждений.

Строго говоря, такое тесное единение женской обители с названными учреждениями, властно заявленное Святейшим Синодом и епархиальным начальством, могло, - в этом не может быть сомнения, - способствовать притоку в обитель денежных и иных пожертвований, ее так сказать, материальному преуспеянию, а следовательно, скорому и полному развитию всех ее учреждений; это одна сторона возвещенного высшим начальством благотворительного воздействия от соединения подвигов иночества с делами милосердия и просвещения темного люда; более возвышенной представляется другая сторона дела: благотворительные и просветительные при женской обители учреждения, являя в стенах своих подвиги христианской любви и труды учения, послужили бы на пользу самой обители, достойно украсив ее внутренний мир и возвысив тем любовь к ней народа, всегда чуткого к делам веры, учения и милосердия.

Уже в 1851 году (18 февраля) получен был в устроявшейся обители указ Кавказской духовной консистории, которым, «во исполнение резолюции Его Преосвященства, Преосвященнейшего Иоанникия, последовавшей от 25 января сего 1851 года, предписывалось игуменье Митрофании немедленно донести сей консистории, находит ли она, по учреждении во вверенной ей пустыни богадельни и больницы, возможным совместить с послушанием сестер уход их за больными женщинами в предполагаемой больнице – и как? Через назначение для сего особых монахинь, или через очередное служение их всех? Далее, не предусматривает ли настоятельница в сем заведении каких опасностей для мирной, безмолвной и безукоризненной жизни монашествующих и спасающихся о Господе» (26 января 1851 года № 173).

Ответ игуменьи Митрофании: «Имею честь донести, как при известных мне в разных губерниях Малороссии монастырях нигде нет богаделен и больниц для мирских женщин, и не видно, чтобы монашествующие лица служили послушаниями в таковых богадельнях и больницах мирским женщинам; потому нахожу и я, с моей стороны, таковое послушание монашествующих сестер моих мирским женщинам в предполагаемой в заведываемой мною пустыни больнице несовместным, более потому, что предусматривается в сем заведении опасность для мирной, безмолвной и безукоризненной жизни иночествующих и спасающихся о Господе» (27 февраля 1821 года, № 11-й).

Прошло некоторое время, и в Мариинской обители 25 сентября 1852 года получен был новый указ консистории на имя игуменьи Митрофании. Приводим его ввиду особой важности изложенных в нем соображений, в дословной форме: «Кавказская духовная консистория слушала указ Святейшего Правительствующего Синода от 17 июня за № 5231, в коем прописано, что в Святейшем Правительствующем Синоде слушано, во 1-х, дело касательно учреждения в Черноморском войске окружной богадельни, при вновь учрежденной Мариинской пустыни; во 2-х, предложение г. Обер-Прокурора, графа Н.А. Протасова, что, вследствие сообщенного г. Управляющему Военным Министерством определения Святейшего Синода, от 28 июля минувшего 1851 года, касательно учреждения в Черноморском казачьем войске окружной богадельни, вместо Екатерино-Лебяжской Николаевской пустыни, при вновь учрежденной Мариинской женской пустыни, получив ныне от г. Военного Министра отзыв по сему предмету, за № 496, он, г. Обер-Прокурор предлагает оный в списке со следующим к нему приложением на усмотрение Святейшего Синода. При упомянутом отношении г. Военного министра приложено отношение к нему по сему предмету главнокомандующего отдельным Кавказским корпусом следующего содержания: «По положению о Черноморском казачьем войске, Высочайше утвержденному в 1 день июля 1842 года, в войске этом должно быть учреждено два богоугодных заведения: 1-е в г. Екатеринодаре – богадельня на 45 человек мужского пола и 15 женского, с отделением при ней для умалишенных и с больницею на 25 лиц обоего пола; 2-е – в Екатерино-Лебяжской пустыни, в предместии, называемом Киновиею, богадельня на 30 человек. По обстоятельствам, выраженным в отношении его. г. главнокомандующего отдельным Кавказским корпусом, к Его Светлости, князю Чернышеву, от 29 июля 1850 года за № 6678, он полагал определенные при Екатеринодарской войсковой богадельне 15 вакансий для лиц женского пола причислить на будущее время к 45 вакансиям, установленным собственно для призреваемых мужского пола, таким образом, Екатеринодарская богадельня, сохраняя общее штатное число – 60 вакансий, могла сделаться человеколюбивым заведением, для призрения исключительно мужчин. Впрочем, в отделение умалишенных по-прежнему должны поступать безразлично мужчины и женщины, лишившиеся ума. Затем назначенную, но и до сего времени не учрежденную при мужской Николаевской пустыни богадельню, на 30 человек, без означеиия пола, устроить и открыть при Мариинской женской пустыни на 25 лиц исключительно женского пола, войскового сословия».

Вследствие чего, департамент военных поселений, при отношении от 25 сентября 1851 г. за № 2083, препроводил на заключение его, г. Главнокомандующего, копию с отзыва в Св. Синод Его Преосвященства, в коем полагает, что учреждение богадельни при Мариинской женской пустыни неудобно, потому что подобное заведение должны посещать местные начальники, врачи, отцы, братья и мужья одержимых болезнями, и что все это может нарушить спокойствие отшельниц, обрекших себя на уединение для Бога и спасения своего. Ходатайство его, г. главнокомандующего, об учреждении при Мариинской женской пустыни богадельни было основано на представлении командующего войсками на Кавказской линии и в Черномории, и потому г. главнокомандующий спрашивал его: как он полагает поступить в этом случае, за силою означенного отзыва Его Преосвященства? Ныне генерал-лейтенант Заводовский доносит, что учреждение богадельни при Мариинской пустыни не предполагалось в стенах сего заведения, но в значительном от него расстоянии, на основаниях не зависящих от нее; никакого обязательного участия не требовалось от обители, и только на случай, если бы инокини, по влечению христианского духа, пожелали искать в человеколюбивом заведении поприща для подвигов любви и милосердия к страждущему человечеству, то, без сомнения, учреждение вблизи обители женской богадельни могло бы удовлетворить их религиозному влечению, при дозволении этого со стороны епархиального начальства. Во всяком случае, вышеупомянутое богоугодное заведение должно было существовать само собою, по собственному штатному учреждению, и только по цели и назначению своему иметь нравственное соотношение с обителью иночествующих сестер».

В заключение генерал-лейтенант Заводовский присовокупил: 1-е) что, за выраженным духовным начальством препятствием к женской богадельни при Мариинской пустыни, он не может ходатайствовать об изменении узаконений, изображенных в Высочайше утвержденном положении о Черноморском казачьем войске, относительно учреждения и существования в оном богоугодных, и потому полагает настоящий предмет оставить в том самом виде, в каком он должен быть, согласно с войсковым Положением, если только не может быть осуществлено предположение г. главнокомандующего, изъясненное в отношении Его Светлости от 29 июля 1850 года за № 1678-м; 2-е) он предложил исправляющему должность наказного атамана Черноморского казачьего войска избрать вблизи Екатерино-Лебяжской пустыни по возможности удобное и здоровое место, для основания определенной Положением богадельни  и составить по этому предмету проект, который, по получении, будет доставлен г. главнокомандующему. Соглашаясь с мнением генерал-лейтенанта Заводовского, изложенным в первом из означенных пунктов и одобряя распоряжение его, объясненное во 2-м пункте, г. главнокомандующий уведомляет о сем Его Светлость, присовокупляя, что, по получении от генерал-лейтенанта Заводовского проекта означенной богадельни, оный немедленно будет отправлен к нему; при чем возвращает и отзыв Его Преосвященства за № 1111.

По сим обстоятельствам, Святейший Синод определили: О вышеизложенном отношении г. Военного Министра, с приложением копии с отзыва к нему г. Наместника Кавказского, по предмету устроения богоугодных заведений в Черномории, во исполнение Высочайше утвержденного 11 июля 1842 г. Войскового Положения, дать знать указом Его Преосвященству. На сем указе резолюция Его Преосвященства последовала: «Дать знать о сем игуменье Мариинской пустыни» (10 сентября 1852 года № 2867).

Так непредвиденно закончились предложения высшей власти в крае об открытии благотворительного учреждения при Мариинской женской обители. Но, как это часто бывает, плодотворная мысль, возвышенная идея, зароненная добрыми людьми, находит живой отклик в глубине души человека и поджидает только удобного момента и подходящей формы, чтобы выразиться и получить яркое отражение в живом и добром деле. Не заглохло и доброе слово, выраженное в предложении о благотворительном при обители, или вблизи ее учреждении. Но оно, как и следовало ожидать, приняло иную окраску, осуществилось в форме воспитательного заведения, довольно широко развившегося при Мариинской женской обители. Этому решению вопроса, самой жизнью обители подсказанного, во многом способствовал внутренний строй женской пустыни и временем установившийся обычай – принимать в свою среду девочек-подростков, выразивших желание – с одной стороны, послужить родной обители, а с другой – выучиться церковному пению, рукодельным работам, - с первых дней правильно поставленным в Мариинской пустыни. С течением времени, когда весть о благолепном иноческом житии сестер в пустыне разносилась широкой волной среди населенных станиц, прилив в обитель юных сил, желавших в ней поселиться, возрос до солидных размеров; с тем вместе возрастали и заботы инокинь о воспитании молодых сил, врученных их попечению, и труды сестер получили высший образовательный характер, обучение детей приняло строгий вид. Собственно говоря, почин в этом благом деле принадлежит самой обители, ее первой настоятельнице, игуменье Митрофании, о чем ярко свидетельствует письмо генерала Рашпиля, этого основателя и друга Мариинской пустыни.

Письмо генерала Рашпиля помечено 22 ноября 1851 г.:

«Посещая вверенную настоятельству Вашему обитель (к слову сказать, одно из посещений носило необычайно торжественный характер: обитель, во главе с игуменьей, сердечно, радостно встречала генерала Рашпиля, как «основателя обители и неусыпного ее благодетеля»), я с душевным удовольствием видел в оной обучающихся у монашествующих детей женского пола.

Принимая в особенное внимание этот важный предмет, заслуживающий всякого одобрения и поощрения, я покорнейше прошу Ваше Высокопреподобие сообщить мне сведения: каких родителей и каких возрастов дети, и сколько их в настоящее время обучается в обители Св. Марии. Я почел бы себя обязанным, если бы к этому благоволили Вы присовокупить сведения о том, обучаются ли дети все вместе, под руководством нарочито учрежденных наставниц, или порознь, в келлиях монашествующих особ?».

Таким образом, мы видим из этого важного документа, что Мариинская пустынь в первые годы своего существования, ознаменовала свою деятельность высокой заботой о воспитании детей, что в ту глухую пору Черноморского края имело преимущественное значение, далеко выходящее, как понимал это и начальник края, за пределы простой благотворительности: созидалась трудами монашествующих сестер не формальная, правда, но достойная всякой похвалы домашняя, если позволено так выразиться, семейная школа, куда поступали дети всего чаще беднейших семей, лишенных всякой возможности вывести своих детей на свет Божий, дать им, хотя бы скромное воспитание и образование; создавался, и то, надо сказать, кадр будущих послушниц и монашествующих сестер обители, ибо дети, постепенно, в годы своего учения, привыкая к благолепию церковному и нравственному, жития монастырского, естественно, переходили, по своей доброй воле, к послушанию.

Ясно, стало быть, что Черноморская обитель явилась религиозным и нравственным, в скромных пока размерах, центром малокультурного в ту пору края. Такое значение Мариинской пустыни, с ее разросшейся впоследствии школой, свидетельствуется, спустя десять лет, отношением исполняющего обязанность наказного атамана Кубанского казачьего войска от 7 ноября 1861 года (№ 2091), отмечающего, в числе прочих сторон, и преуспеяние воспитательного заведения в обители: «Между полезными учреждениями Черномории, без всякого сомнения, одно из первых мест может занимать женская Мариинская общежительная пустынь, с воспитательным при ней заведением. Образуя благочестивых жен, для простого домашнего быта, удаляющего раздор, приносящего отраду, - заведение это, проливающее истинный свет скромного образования на двести питомиц гражданок, временно в нем находящихся, - и теперь уже поставлено высокого, в смысле понимания женщины-матери, достойной этого имени.
Относя столь удовлетворительное состояние юной еще обители, Вам вверенной, к неутомимому и просвещенному о ней Вашему (игуменьи Митрофании) попечению, я, как начальник края, для народонаселения которого скорее всего польза сего заведения может быть ощутительна, поставляю себе приятнейшим долгом выразить Вам, достойнейшая игуменья, мою искреннейшую признательность за все виденное мною в обители, поразившее меня отчетливым порядком и отменным благоустройством, присовокупляя, что об отличном мнении моем на счет управления Вами обителью и женским воспитательным при ней заведением я, вместе с сим, довожу до сведения высшего начальства».

В этих немногих словах начальника края, посетившего по долгу службы обитель Мариинскую, заключена лучшая похвала достойной, воистину плодотворной деятельности, первой настоятельницы обители, игуменьи Митрофании.

Глава X.

Об устройстве в Мариинской женской пустыни училища для девиц духовного звания.

В ряду других предположений, исходивших от епархиального начальства, видимо, с сердечной заботливостью относившегося к юной женской обители, стоит и учреждение при ней училища для девиц духовного звания. Независимо от изложенного выше проекта открытия вблизи обители богадельни для женщин, в указе от 4-го июня 1874 года № 3682, резолюцией Преосвященного, разрешавшей произвести закладку Соборного храма, «вменялось в обязанность игуменье, чтобы она озаботилась устройством при обители воспитательного или благотворительного заведения; если же это, по состоянию средств, было невозможно, то предлагалось назначить от монастыря, по крайней мере, несколько стипендий, для воспитания сирот в предполагаемом к устроению епархиальном училище». «По освящении места и закладке Соборного храма, мы определили, - доносила игуменья, - за общим согласием, при Божией помощи, по устройстве храма, устроить и дом для безмездного училища на 12 сирот духовного звания, женского пола, с полным обеспечением их пищей, одеждой и учением первоначальной грамоте и письму, а потом рукоделиям» (9 июля 1874 года № 77). Как известно, на это представление последовала резолюция Преосвященного Германа, что «для устройства училища назначен слишком отдаленный срок» (13 августа 1874 года № 5319).

Такой отзыв Владыки побудил игуменью Олимпиаду со старшими сестрами изменить первоначальное намерение; призыв архипастыря встретил живой отклик в среде монашествующих сестер, и 7 февраля 1875 года (№ 28) игуменья вошла с рапортом к Преосвященному Герману следующего содержания: «имея намерение в настоящем году, с помощью Божией и благословения Вашего Преосвященства, начать постройку флигеля для предположенного нами безмездного училища на двенадцать сирот духовного звания, женского пола, припадаем к святительским стопам Вашего Преосвященства и всенижайше просим, в пособие нашим скудным средствам, выдать годовую книгу, для сбора доброхотных пожертвований на постройку в пустыни означенного училища. При этом, всенижайше докладываем Вашему Преосвященству, что на означенную постройку своевременно будет испрошено разрешение и архипастырское благословение Вашего Преосвященства». В ответ на это ходатайство игуменьи, в обители 16 мая 1875 года получен был указ консистории, сообщивший всему делу иное направление: «Попечительный совет по устройству в городе Ставрополе епархиального женского училища, по выслушании рапорта Вашего, от 7 февраля 1875 года, о намерении начать в сем году постройку флигеля для безмездного училища на 12 сирот духовного звания, женского пола, постановил: «имея ввиду, что многие девицы-сироты духовного происхождения часто бывают лишены возможности научиться правильно читать по-русски и выучить общеупотребительные молитвы, без чего, по силе 78 параграфа Устава епархиального женского училища, они не могут быть приняты в первый класс епархиального женского училища, попечительный совет положил рекомендовать игуменье Черноморской Мариинской обители со старшими сестрами устроить предполагаемое ими училище в виде приготовительного класса, для обучения правильному чтению по-русски, письму и общеупотребительным молитвам, чтобы всякая девица беспрепятственно могла поступить из этого училища в епархиальное». На докладе сем резолюция Его Преосвященства последовала таковая: «Консистория даст знать игуменье об этом заключении Попечительного совета; в выдаче же сборной книги отказать». О чем консистория и посылает сей указ» (28 апреля 1875 года № 2517).

Такой ответ, несомненно, затрудняет постройку флигеля, не предрешая, однако, существенного вопроса об организации при Мариинской обители «безмездного училища», хотя бы в ограничительной форме приготовительного или, вернее, подготовительного класса, согласно воле и одобрению епархиального начальства, что и было осуществлено заботами игуменьи и старших сестер Мариинской обители, к вящему украшению последней.

В настоящее время для училища построен новый кирпичный дом, в коем помещаются 30 воспитанниц; обучением и их призором заведует особая учительница из монашествующих сестер; училище снабжено нужными средствами и совершенно справедливо, является радостию Мариинской обители. 

Глава XI.

Подворье Мариинской женской пустыни в городе Екатеринодаре. Проект сооружения часовни.

Первое сведение о подворье монастырском мы встречаем в отношении генерала Рашпиля к игуменье Митрофании: «для устройства подворья от вверенной настоятельству Вашему обители, по распоряжению моему, куплено в  городе Екатеринодаре, на главной, называемой Красною, улице, дворовое место, принадлежавшее казаку Ивану Чадному, ценою за 200 рублей серебром. На уплату этих денег за означенное дворовое место открыта была по моему распоряжению, Екатеринодарским полицмейстером подписка, по которой собрано от Боголюбивых дателей 202 рубля серебром. Из этой суммы 200 рублей серебром уплачены казаку Чадному за означенное дворовое место, и на поступление этого места во владение женской Мариинской пустыни взят от Чадного надлежащий документ, при сем к Вам препровождаемый» (10 декабря 1849 года, № 3624). При отношении приложен документ, свидетельствующий о продаже планового места пустыни, за надлежащим удостоверением. В 1855 году последовал рапорт игуменьи Митрофании Преосвященному Иоанникию такого содержания: «В городе Екатеринодаре бывшим наказным атаманом, генерал-лейтенантом Рашпилем, приобретено для монастыря поместье. А как по делам монастыря и сама я, и посылаемые мною монахини весьма нередко обязаны бываем приезжать в город Екатеринодар и останавливаться в посторонних домах, то я за лучшее и необходимое считаю устроить на том поместье домик, для помещения в нем, на случай приезда в город Екатеринодар. Почему  покорнейше прошу Ваше Преосвященство дозволить мне исполнить мое предположение на счет монастырской суммы» (13 апреля 1855 года № 60). По смете на постройку домика требовалось 481 рубль 11 копеек. От игуменьи, в силу ее рапорта, затребован был в консисторию акт, «по коему досталось место монастырю» (21 апреля 1855 года № 1425). Акт и план подворья и предположенного домика представлены игуменьей в консисторию, при рапорте от 11 мая 1855 года (№ 72). В июле последовал указ консистории: «В войске Черноморском нет поземельной собственности, которую бы можно было приобретать в вечное владение, и на тамошней земле могут устраиваться только туземцы, а потому возвратить план и фасад и прочие документы, предоставив Вам снестись с местным начальством, для испрошения разрешения на постройку дома в городе Екатеринодаре, и если получите разрешение, то можете приступить к постройке, ибо епархиальное начальство, со своей стороны, не находит к тому никакого препятствия» (26 июля 1855 года № 2764).

В этом смысле и последовало разрешение местной власти, и турлучный домик построен был на счет монастырских экономических сумм.

В последующие годы возникла мысль о постройке часовни на «углу планового места, принадлежащего монастырю в Екатеринодаре». Об этом мы встречаем сведение в переписке игуменьи Олимпиады с Екатеринодарским городским головой В.С. Климовым, в 1880 году.

«Честь имею уведомить Вас, - писала игуменья, - что дело об устройстве часовни на монастырском плановом месте, в память чудесного избавления драгоценнейшей жизни Государя Императора от руки злодея, 2 апреля 1879 года, уже приняло надлежащий ход: указом консистории от 28 декабря 1879 года № 8930, сообщена мне резолюция Преосвященного, из которой видно, что ему угодно знать, на какие именно средства имеет быть построена предполагаемая часовня.

В видах тех, что в настоящее время пустынь обременена постройкой Соборного храма, а средства сей пустыни не весьма значительны, немыслимым кажется и разрешение постройки часовни на собственные средства пустыни.

Истинная же, глубокая верноподданническая любовь к священной Особе Государя Императора располагает меня задуманное дело осуществить, на всегдашнюю память в народах Кубанской области о чудесном спасении Обожаемого Монарха, 2 апреля и 19 ноября 1879 года, от рук злодеев. По поводу этому я обратилась с покорнейшей просьбой о содействии к высокоуважаемому благодетелю пустыни, войсковому старшине М.Г. Холявке, и он изъявил готовность поставить все нужные материалы для постройки часовни на собственные свои средства: теперь остается лишь уплатить рабочим за труд и содержание их.

Осмеливаясь почтительнейше просить и Вашего содействия, М.Г., в этом святом и Богоугодном предприятии. Если благоугодно будет городской думе осчастливить меня своим вниманием и оказать свое содействие в устройстве проектируемой часовни, то благоволите прислать свое заявление о содействии города Екатеринодара, для представления Его Преосвященству».   

По тому же вопросу, независимо от изложенного письма, игуменья Олимпиада входила в городскую управу с формальным заявлением о желании Мариинской пустыни соорудить в городе Екатеринодаре часовню-памятник, в прославлении Имени Божия», ходатайствуя при этом об «объявлении такого желания пустыни городской думе и гражданам города Екатеринодара, не благоволят ли они принять участие в этом благом предприятии и оказал общине посильное материальное пособие в сооружении этого памятника».

К истинному прискорбию, приходится отметить тот факт, что благая мысль игуменьи о постройке часовни, на принадлежащем монастырю в г. Екатеринодаре плановом месте, не осуществилось по причинам, от воли представителей гор. Екатеринодара не зависевшим.

Глава XII.

Рыболовный завод при Мариинской пустыни.

Сведения о рыболовном заводе, судя по документам, восходят к 1871 году: в отношении «конторы рыболовных участков – 3 и 4-го», от 8 февраля 1871 года № 12-й, сделан запрос игуменье, действительно ли «рыболовный завод, состоящий на Ахтарской косе Азовского моря, - собственность войскового старшины Холявки, - подарен им Мариинской пустыни? Если на означенный завод имеется в монастыре документ от Холявки, переданный им для владения, то контора просит прислать таковой, для записания в алфавитный список, который будет своевременно возвращен». На это последовало уведомление, что «вышеупомянутый завод, по распоряжению настоятельницы, игуменьи Митрофании, перевезен в Мариинскую обитель, где с него годное дерево употреблено на постройки монастырские, а волокуша, по ветхости, упразднена». При этом приложена опись означенного завода. Просимый конторой документ – в копии передан в рыболовную контору от 17 февраля 1871 года, № 16.

По справкам оказалось, что означенный рыболовный завод, бывший в собственности войскового старшины К. Садило (дом рубленый, со всеми материалами и снастями) продан 30 ноября 1865 года в Екатеринодаре, в окружном суде, с публичных торгов и куплен войсковым старшиной В.Г. Холявкой за 270 рублей серебром, - как удостоверяет данная от войскового правления по крепостной книге № 15-й, выданная Холявке 2 мая 1866 года.

На той же данной Гавриилом Холявкой сделана надпись, по которой рыболовный завод на Ахтарской косе, купленный сыном Г. Холявки на средства отца, по смерти первого, передается Гавриилом Холявкой «Мариинской женской пустыни, в Кубанском войске состоящей, на реке Керпили, в вечную собственность». (29 октября 1867 года).

В 1869 году на имя Холявки последовал новый запрос «доверенных 3 и 4 рыболовных участков». Поводом к тому послужило следующее обстоятельство: для решения всех недоразумений и затруднений по «недобору годовой пошлинной суммы за рыбу и ее продукты в войсковой доход, сложения рыболовами теперешнего своего обязательства, изыскания новой системы к возможному производству рыболовства и других предметов», с разрешения наказного атамана, назначен был «полный сбор общества рыболовов на 1 июля 1869 года» (31 мая 1869 года № 82). Г. Холявка, получив такое извещение, с правом послать, вместо себя, доверенного, заявил, что у него «нет и не было рыболовного завода», и на «сбор» не прибыл (26 июня 1869 года). Тогда ему и сделан был формальный запрос: справедливо ли, что купленный сыном Г. Холявки рыболовный завод «подарен или передан Мариинской пустыни?». При этом сделано напоминание, что за неявку положено денежное взыскание. Требовалось разъяснить, «остается ли этот завод за ним, или за монастырем, или, быть может, завод этот следует вовсе исключить из списков?» (7 августа 1869 года № 122). Гавриил Холявка повторил свое объяснение, что он «как не рыболов, подарил это место с документом на оное Мариинской женской пустыни» (16 августа 1869 года).

Тогда от игуменьи затребовано было «дать удовлетворительное разъяснение, и ежели упомянутый завод упразднен монастырем, то в таком случае приложить к этой переписке документ, переданный Холявкой, для представления по принадлежности об исключении сего завода из наличности» (7 сентября 1869 года № 134).

На это последовал подробно мотивированный ответ настоятельницы Мариинской пустыни, игуменьи Олимпиады, изъясняющей историю дарственного перехода рыболовного завода в собственность обители. Касаясь вопроса о будущем этого завода, игуменья доводит до сведения войсковых чинов, что «Мариинская обитель, хотя и сняла здания, но желает снова возобновить их и тем удержать место около завода за монастырем». Денежного штрафа пустынь не признает, так как «до 7-го сентября пустынь не знала о «сборе» в рыболовную контору заводовладельцев или доверенных лиц» (25 ноября 1869 года № 87).

Так мирно закончилась «рыболовная история», тщательно извлеченная нами из дел Мариинской пустыни. 

Ставропольские епархиальные ведомости. № 16. 1902 г. 16 августа. С. 964-979.

Глава XIII.

Денежные пожертвования в пользу Мариинской обители: проценты с войскового капитала в 20 000 руб. и др. суммы – с 1849-го года.

Не подлежит сомнению факт широкой частной благотворительности, солидных «доброхотных даяний» черноморцев на пользу Мариинской женской пустыни, засвидетельствованный рядом неоспоримых документов и положенный, можно сказать, в основание самой Черноморской пустыни, ее процветания и заметно быстрого развития.

Во главе «доброхотных даяний» надлежит поставить, несомненно, положенный Кубанским войском в государственный банк капитал в 20 000 рублей, проценты с которого, как известно, поступали в пользу обители (по 800 рублей в год).

Высочайше утвержденным 11 декабря 1848 года Положением об учреждении в Черноморском казачьем войске женской монашеской пустыни, во имя Св. Марии Магдалины, определено отчислить из войсковых сумм 20 000 рублей и положить в кредитное установление на 20 лет, а подлежащие на эту сумму проценты, в течение означенного времени, отпускать Мариинской пустыни на ее устроение. По миновании означенного срока, 20 000 рублей обращаются в войсковые суммы, и, вместе с тем, прекращается отпуск пустыни процентов.

Согласно изложенному определению, генерал Рашпиль предложил 23 февраля 1849 года, № 681, «войсковому правлению Черноморского казачьего войска» отчислить из войсковых сумм означенный капитал. В силу этого, войсковое правление предписало войсковому казначею «с числа билетов сохранной казны Московского Опекунского совета, на вложенные в оную войсковые капиталы, один, выданный 16 февраля 1845 года, за № 1929, суммою на 28559 рублей 65 копеек серебром, отправить в тот же Опекунский совет, который просит из числа значащейся по этому билету капитальной суммы, отделив 20 000 рублей серебром, иметь особо для приращения процентов в пользу новоучреждаемой в войске сем женской монашеской пустыни в продолжении 20 лет и следующие на 20 000 рублей проценты, по 800 рублей серебром, высылать ежегодно, для употребления на означенный предмет до окончания 20-летняго срока». Таким образом, с указанного войскового капитала – 20 000 рублей определен был ежегодный процент, в пособие Мариинской пустыни, в сумме 800 рублей серебром.

По прошествии, однако, 11 лет, обстоятельства изменились в том смысле, что проценты, «по случаю вновь последовавших правил о вкладах и ссудах в банковых установлениях», с войскового капитала понизились в своей сумме; возник вопрос о дальнейшим их направлении.

Хозяйственная экспедиция войскового правления Черноморского казачьего войска уведомила игуменью Митрофанию 25 января 1860 года (№ 830) о нижеследующем решении вопроса: «Начальник главного штаба Кавказской армии, отношением от 10 ноября 1859 года за № 3427 уведомил командующего войсками правого крыло, генерал-лейтенанта Филипсона, что военный совет, по рассмотрении представления Управления иррегулярных войск, основанного на ходатайстве главнокомандующего от 24 июля 1859 года, № 2226, об отпуске женской монашеской пустыне в Черномории до 8 августа 1869 года в пособие по 800 рублей в год из войсковых сумм Черноморского казачьего войска, взамен процентов с 20 000 рублей, отчисленных из тех же сумм в пользу означенной пустыни, принимая во внимание, что женская монашествующая пустынь не может обойтись без того пособия, которое назначено в самом начале ее существования, то есть, по 800 рублей в год, составляющих по прежним банковым правилам годовой процент с 20 000 рублей, внесенных в кредитное учреждение из войскового капитала Черноморского казачьего войска, - имея ввиду, что на означенную сумму, при действии новых банковых правил, причитается процентов значительно менее, положил: до истечения 20-летнего срока, в продолжение которого предоставлено женской пустыни в Черномории получать проценты с капитала 20 000 рублей, а именно по 8 августа 1869 года, отпускать сей пустыни из войсковых сумм Черноморского казачьего войска по 800 рублей в год, и за сим капитал в 20 000 рублей, хранящийся в кредитных учреждениях, обратить в войсковую сумму Черноморского казачьего войска, а вышеупомянутую издержку вносить с 1860 года в смету войсковых расходов».

Об этом распоряжении, принятом к сведению войсковым правлением, хозяйственная экспедиция известила игуменью Митрофанию.

Изложенным постановлением, независимо от сущности его, предрешался вопрос о предельном сроке пользования денежным пособием от войска, согласно с первоначальным определением.

Исходя из этой мысли, игуменья Митрофания и вошла в том же 1860 году с докладной запиской к Наказному атаману Черноморского войска следующего содержания: «Черноморская Мариинская женская пустынь восприяла свое существование с 1849 года и в течение 11-ти лет, при всей заботливости и попечении моем , мало получила успеха в устройстве храмов Божиих и других служб, необходимых для пустыни, собственно по неимению капитала и других источников, с коих пустынь могла бы приобретать сумму на постройку Соборного храма и упрочения пустыни.

Почему, дабы дать средства к приличному и необходимому устройству святой обители, я имею честь всепокорнейше просить ходатайства Вашего Превосходительства сказанные 20 000 рублей серебром, по истечении означенного 20-летнего времени, оставить для пустыни на вечные времена, с отправлением оных в 5% кредитное установление для приобретения процентами капитала, необходимого на устройство Соборного храма в Мариинской пустыни» (23 августа 1860 года, № 88).

Из содержания предшествовавшего документа очевидным становится, что просьба игуменьи Митрофании об оставлении для нужд пустыни капитала в 20 000 рублей «на вечные времена» не могла быть уважена: временный характер пособия от войска не подлежал, разумеется, сомнению.

Но и нужда пустыни в определенном пособии была велика и настоятельна; в 1867 году игуменья входит с новой «докладной запиской»: «Срок пособию от войска Черноморского, состоящему в ежегодной выдаче по 800 рублей серебром Мариинской пустыни, окончится в будущем 1869 году. А между тем обитель имеет еще много нужд к своему благоустроению, поэтому сим почтительнейше испрашиваю ходатайства о Всемилостивейшем разрешении Его Императорским Высочеством, по истечении 20-летнего срока, продолжить еще на двадцать лет выдачу ежегодного пособия из войсковых сумм – по 800 руб.» (22 мая 1867 года). На этот раз, как мы видели из переписки, ходатайство игуменьи Митрофании было уважено – в ограничительном, однако, смысле: пособие от войска продлено пустыне на шесть лет, то есть, до 8 августа 1875 года, на что игуменья получила от бывшего в то время Начальника Кубанской области, графа Эльстон-Сумарокова письмо, представленное игуменьей Олимпиадой епархиальному начальству, по возникшему запросу. Приближался и этот (новый) срок пользования денежным пособием от войска, в сумме ежегодной выдачи по 800 рублей, и новая настоятельница Мариинской пустыни, игуменья Олимпиада, «представляя в подлиннике письмо графа Эльстон-Сумарокова», выразила надежду, что Его Превосходительство, «по вниманию к нуждам монастыря», не откажет в ходатайстве о продолжении пользования войсковым пособием, по 800 рублей ежегодно, еще на пять лет, начиная с 8 августа 1875 года (рапорт от 2-го мая 1874 года за № 62).

Изложенное ходатайство, мотивированное серьезной потребностью в определенных средствах на постройку в пустыни Соборного храма, было уважено и поддержано высшей администрацией в крае: пособие из войсковых сумм было продлено Мариинской пустыни еще на пять лет по 800 рублей в год, до 1880 года «Но вот приближается 8 августа сего 1880 года и мы должны лишиться этого пособия (письмо игуменьи Олимпиады). В такой крайности мы обратились к Его Преосвященству с просьбой о заступничестве; владыка просил Его Превосходительство, начальника Кубанской области (Н.Н. Кармалина), как главного распорядителя войсковыми суммами, ходатайствовать у Его Императорского Высочества отсрочить получение войскового пособия, в сумме 800 рублей в год, еще на пять лет, но Его Превосходительство не благоволил согласиться с ходатайством Преосвященного Германа и, таким образом, мы остались без всякой надежды получать на будущее время пособие от войска».

Указывая, в дальнейших строках своего письма, что выдача означенного пособия «не причинит никакого ущерба в делах войсковых оборотов, а для нас, при совершенном оскудении доходов и пожертвований на устройство Соборного храма, составляет значительное пособие», игуменья Олимпиада при этом «приводит на память» тот факт, - что наша обитель основана во имя ангела нашей Государыни Императрицы Марии Александровны» (8 июля 1880 года).

Ходатайство игуменьи, за силою первоначального постановления, сохранявшего за пособием от Черноморского войска (проценты с капитала в 20 000) временный характер, не подлежало удовлетворению, как и разъяснил это новый начальник Кубанской области.

К той же группе первых жертвователей могут быть отнесены «офицеры и нижние чины полков, батальонов и батарей, сменившихся с очередной службы, которые выразили благочестивое желание» принести первую жертву и, так сказать, положить первый краеугольный камень будущему зданию св. обители. В самом непродолжительном времени в атаманской канцелярии получено было пожертвованных сказанными чинами, в пользу сооружения Мариинской женской обители, 476 рублей и 91 копейка серебром.

Эта «лепта воинов, добытая священной службой Государевой, принесена на алтарь христианского предприятия» - построения в обители первого храма (28 июля 1849 года, № 2212). О таковом пожертвовании донесла Преосвященному игуменья Митрофания, прибывшая в Екатеринодар 26 июля (29 июля 1849 года).

Скоро пожертвования от войсковых чинов 9-го конного полка стали заметно увеличиваться: одна часть войска не отставала от другой. Генерал Рашпиль объявляет эти пожертвования и направляет их в обитель: подполковник Крыжановский представил от 12 конного полка 44 рубля при отношении за № 367 от 15 февраля 1850 года.

Обеспечив постройку храма, генерал Рашпиль предлагает игуменье «соорудить ограду дешевле сметного назначения», для чего определил 500 рублей, «пожертвованных из имения Табакуевых» (21 декабря 1849 года). Некоторую долю участия в пожертвованиях принимали станицы (28 марта 1850 года № 85). Не отставали от общего дела и частные лица: 30 рублей получено от Надежды Бурсак (5 апреля 1850 года), 40 руб. ассигн. казак Левченко завещал обители (1 мая 1850 года № 40), 22 рубля поступили от станиц (29 мая 1850 года № 335), подполковник Дорошенко представил пожертвованные чинами 7 пешего батальона 134 рубля серебром (2-го июня 1850 года № 1710), от станиц – 7 рублей 11 копеек (того же числа № 1711), от 9 пешего батальона поступило, через подполковника Корсуна – 120 рублей серебром (9 июня 1850 года № 96), от полицмейстера города Екатеринодара подполковника Шарапа, представлены пожертвования разных лиц – в сумме 231 руб. сереб. (28 июня 1850 года № 1985), от конного полка, через подполковника Золотаревского, поступило 167 рублей 82 ; копейки серебром. «Воинские чины конного полка изъявили добровольное желание на пожертвование в пользу Мариинской пустыни причитающегося им с 1 по 15-е мая сего года денежного жалованья» (21 сентября 1850 года № 4909), доносил их начальник.

Войсковой дом в станице Медведовской 20 апреля 1850 года продан хорунжему Баранову за 185 рублей серебром и перевезен в монастырь (12 июня 1850 года). от командира 3 пешего батальона, через подполковника Лисавицкого, переданы 10 рублей (25 июля 1850 года № 2260)., от подполковника Мазана передано обители, по поручению 100 руб. (26 октября 1851 года № 475), 50 рублей переданы П. Бурсаком (по желанию его супруги, Надежды Степановны, 10 ноября 1851 года), подполковницей Марией Рашпилевой пожертвованы 300 пудов пшеничной муки и 50 пудов пшена (31 мая 1850 года № 1681). Последнее пожертвование мотивировано следующим образом: «1850 года 28 мая я, нижеподписавшаяся, подполковница Мария Рашпилева, дала сию расписку в том, что, как по учиненному разделу умерших родственников моих Табанцевых имением, на основании акта, заключенного наследниками в 28 день февраля 1848 года, и учиненного между нами изустного торга, как видно по акту от 1 июля 1849 года, продана мне, с общего всех наследников согласия, водяная мельница с угодиями за 20 700 рублей ас[сигнациями]. Я, Рашпилева, пользовалась этими деньгами более года без процентов, то за сие определяю на женский монастырь муки пшеничной 300 пудов и пшена просто8го 50 пудов». По завещанию сотника Багрова на нужды обители пожертвовано 30 рублей (13 октября 1850 года № 3216), 210 рублей ас[сигнациями] пожертвованы послушницей Харитинией (15 марта 1851 года), 100 рублей ас[сигнациями] на молитвы (27 февраля 1851 года); 100 рублей пожертвованы на устройство Соборного храма монахиней Митрополией – в более поздние годы (1 сентября 1871 года № 4105).


Обследовав вопрос о первых жертвователях на обширные потребы и нужды Черноморской Мариинской обители, мы уклоняемся от дальнейшего обозрения «доброхотных даяний», строго говоря, и не поддающихся точному и последовательному вычислению. Да в этом и не нуждается наш исторический очерк: ведомо каждому, что настоящее положение (разумеем материальное) женской Мариинской пустыни обязано необычайной энергии ее первых деятелей, неослабным трудам игуменьи Митрофании и ее достойных последовательниц, игуменьи Олимпиады и ныне правящей обителью игуменьи Мариамны; рядом с ними в этом вопросе должны быть упомянуты историками обители имена Рашпиля, этого редкостного, по своей заботливости, радетеля и печальника женской Мариинской пустыни. Достаточно будет ознакомиться с частной перепиской генерала Рашпиля, имевшей своим предметом интересы, - и духовные, и материальные, обители, чтобы видеть и понимать, в какой мере близка, родственна ему была жизнь монашеской обители, вызванной на свет его стараниями: то он выражает скорбь, ибо «разрушилось» его предположение «побывать в пустыне для соображений будущих», и попутно делает указания на счет ремонта старого здания, долженствовавшего приютить монахинь (7 июля 1849 года); то делает распоряжение о доставлении в монастырь необходимого, для постройки первого храма, материала и перевозке пожертвованного иконостаса (8 декабря 1849 года); дает совет «приобрести кровельное железо от вольных купцов на Екатеринодарской ярмарке», а кирпич взять в Киневии (27мая 1850 года № 1610); занятый делами своей службы, генерал Рашпиль поручает другому лицу (И. Попка) известить игуменью о «формальном распоряжении по делу обители с Г. Холявкой, поступок которого принят генералом очень серьезно» (30 января 1850 года); спешит высказать свое мнение о настоятельной поездке игуменьи в Ставрополь, для личного доклада новому владыке о нуждах пустыни; при этом выражается забота о правильной постановке хорового пения в монастыре (28 марта 1850 года); выразив сожаление о невозможности прибыть в обитель «на праздник», генерал Рашпиль дает в том же письме совет «учредить при монастыре свой кирпичный завод» (15 июля 1850 года); посетив, наконец, Мариинскую пустынь, генерал рашпиль, по возвращении, не замедлил выразить игуменье «душевное удовольствие» по поводу виденного им в обители обучения детей (22 ноября 1851 года).

Неудивительно, поэтому, что женская Мариинская пустынь приготовилась торжественно встретить прибытие в обитель ее благотворителя «церковным благовестом», по заключении которого, совершена была, в присутствии генерала Рашпиля, литургия, с возглашением многолетия Государю Императору, всему Царствующему Дому, Св. Синоду и «положившему начало и основание и присноблагодеющему сей святой обители болярину Григорию Антоновичу Рашпилю». Посещение Мариинской пустыни генералом Рашпилем состоялось 28 ноября 1850 года, по пути обследования вверенного его попечению края.

Дальнейшее движение жертвуемых сумм направлялось со стороны, как мы видели, войсковых частей и отдельных лиц войскового сословия: несли свои жертвы и офицеры, и простые казаки, и видные имущественные собственники, и более ограниченные в своих средствах люди; не отставали от доброхотных даяний и богомольцы, с первых годов навещавшие юную женскую пустынь; словом, Черноморский, позже – Кубанский край, заботливо относился к монастырю, оберегал его развитие: и горе семейное, и радость, в одинаковой степени пробуждали религиозное чувство и внимание казаков к нуждам родной обители; и мирная, и трудовая походная жизнь бравого казака обращали его взор к Мариинской пустыне, которой он нес свою лепту, удовлетворяя пробудившейся в нем потребности духовной. Отсюда ряд следовавших, притекавших в женскую пустынь жертвований, отсюда – с каждым днем возраставшее религиозно-нравственное значение самой пустыни: и стар, и млад, и мирный труженик, и воин, и богатый, и бедный – все приходили в обитель «утолить свои печали», - для всех она была чудным оазисом, привольно развившимся посреди Черноморских степей, в редкие моменты привлекающих взор путника и вообще скучных своим однообразием…

Яркий образчик сердечного влечения черноморцев к Мариинской пустыни, живо вспоминавших ее в дни суровой боевой жизни и посылавших ей, с поля битвы, привет, мы обрели в следующем письме одного черноморца. Приводим его дословно: «Высокопчтеннейшая, смиренная мать, г-жа Митрофания. Обязанный поручением начальства и растроганный зверскими поступками наших соседей и закоренелых врагов – жителей закубанских, которые не раз, вкравшись в пределы вверенной мне части кордона, безвинно убивали наших жителей, и так безжалостно и кроваво издевались над христианством, я, 23-го числа прошлого сентября, с отважной решимостью, и самым малым отрядиком появился под горами, в самой земле неприятеля, где, призвав на помощь Всемогущего Бога, пустился противу врагов и, к счастью, очень скоро и славно успел примерно наказать горцев за их такое злое хищничество. В этом деле отряд мой увенчан очень счастливым успехом, без всякой со стороны нашей потери: довольное число заплененных нами черкесов и добыча в скоте и оружии подтверждает счастливые подвиги наши. По возврате нашем с похода, вся добыча поступила в благотворительный расход, и из оной некоторая часть обращена в собственность воинов, отчаянно подвизавшихся на поле брани с неприятелем.

Чувствуя вполне, что одно только Всемогущее Провидение могло спасти меня с отрядом в земле варваров, в противном случае, вся отвага, храбрость и неустрашимое мужество одной горсти моих сподвижников не могли бы противостоять сильному набегу горцев, - я ежечасно благодарю Бога за такое Его Великое заступление, а чтобы более были услышаны мольбы и благодарность к Всемогущему, усердно прошу Вас, смиренная мать, не оставить в вашей священной обители помолиться Богу о мне грешном и о всей братии, подвизавшейся в сказанном сражении.

Посылаю при сем одну пару волов с арбою, - примите от нас это малое приношение в пользу священной нашей обители: эти волы есть из добытых в сказанном набеге» (26 октября 1851 года. Пост Великолагерный).

Глава XIV.

Высочайший дар Мариинской пустыне: священное Евангелие и Церковно-служебные книги, пожалованные Государыней Императрицей Марией Александровной; ризы, стихари и прочие церковные вещи, всемилостивейше пожалованные Государыней Императрицей Марией Александровной в Черноморскую женскую обитель; копии писем от Высочайших Особ.

Самое счастливое время переживала Черноморская Мариинская обитель в дни получения Высочайше дарованных ей богослужебных книг и церковных вещей. Эти всемилостивейшие пожалования в дар пустыни высоких предметов от Имени Государыни Императрицы Марии Александровны глубоко волновали монашествующих сестер, подвигая их в большей степени на дела милосердия и подвижничества.

В архиве обители сохранились, независимо от церковных предметов, свидетельства Высочайшего дарования, в форме писем, от имени Высочайших Особ.

Приводим их в дословной передаче. «От заведующего делами Секретаря и суммами Государыни Императрицы Марии Александровны».

1) «Высокопреподобная мать игуменья. Государыня Императрица Мария Александровна, удостоив вспомнить об управляемой Вами Черноморской Марии-Магдалинской пустыни, Соизволила пожаловать оной в дар, от Высочайшего Ея имени, священное евангелие в золоченом окладе и разные церковно-служебные книги, в прилагаемом реестре обозначенные.

Во исполнение такового Всемилостивейшего Соизволения, отправив, вместе с им, помянутые книги, в особом ящике, через посредство почты, я поспешаю о том уведомить Вас, всечестная мать игуменья, покорнейше прося о получении посылки меня известить и принять уверение в отличном почтении и совершенной преданности, с коими честь имею быть Вашего Высокопреподобия покорнейшим слугою» (25 декабря 1857 года № 2071).

В приложенном реестре обозначены следующие книги: евангелие (в золоченом окладе), акафисты с канонами, новый завет, триодь, служба на страстную неделю (4), псалтырь (2), пентикостарион , акафист Великомученице Варваре, правило Богослужения, чин освящения храма, наставление о должностях всякого христианина, увещание и утверждение истины, сокращенный обиход нотного пения, сокращенный молитвослов, житие свят. Димитрия, Алексия, Иоаны, полный христианский месяцеслов, молитвы в навечерии Пятидесятницы, указание пути в царствие небесное, Цветы из сада св. Ефрема Сирина, Служба в неделю Св. Пентикостии , Чин исповедания, Месяцеслов всех святых, Молитвы при божественной литургии, Апостол, Ирмологий нотный , каноник, Минея общая, праздничная, Обиход церковный, Октоих  осмогласный в лист, нотный, Последование молебных пений на Св. Пасху, Службы 1 недели поста, служебник, Собрание разных поучений, Типикон , Требник в лист, Часослов и некоторые другие книги (25 декабря 1857 года), на сумму 250 рублей.   

Отношение заведующего делами Секретарф Государыни Императрицы с реестром церковно-служебных книг, пожалованных Государыней Императрицей Марией Александровной в дар Черноморской Мариинской женской пустыни 13 марта 1858 года были получены. Донося об этом Преосвященному, игуменья Митрофания пояснила, что, «сверх сего, Государыня Императрица Мария Александровна и Августейшая мать Императрица Александра Федоровна пожаловали на пустынь по 100 рублей серебром, Наследник Цесаревич Николай Александрович с братьями по 25 рублей серебром, Великая Княгиня Александра Иосифовна – 25 рублей серебром, Великие Князья Максимилиановичи две триоди» - (16 марта 1858 года № 17).

В феврале месяце 1860 года на имя игуменьи последовало отношение секретаря Государыни Императрицы Марии Александровны, от 20 декабря 1859 года за № 2425; «Высокопреподобная мать – игуменья! Государыня Императрица Мария Александровна Всемилостивейше соизволила пожаловать для вверенной Вам Черноморской Марие-Магдалинской пустыни полную ризницу из белой материи с цветными букетами, в прилагаемой у сего описи обозначенную.

Во исполнение такового Всемилостивейшего Соизволения, отправив, вместе с сим, помянутую ризницу, в особом ящике, через почту, я поспешаю о том уведомить Вас, всечестная мать-игуменья, покорнейше прося о получении ящика меня известить и принять уверение в отличном почтении и совершенной преданности, с коими честь имею быть Вашего Высокопреподобия покорнейший слуга».

При этом приложен реестр вещам церковным: риза и др. вещи для священника, стихарь и др. вещи для диакона и дьячка и одежды на престол с пеленою, жертвенник, аналой, столик и воздухов (3).

По получении в обители Высочайшего дара, игуменья Митрофания отнеслась рапортом к Преосвященному Игнатию, епископу Кавказскому и Черноморскому: «Наступление настоящего 1860 года ознаменовало новым знаком особенного Высочайшего заботливого внимания Ее Императорского Величества к Черноморской Мариинской пустыни: 20-го декабря Государыня Императрица Всемилостивейше пожаловала для нашей пустыни полную ризницу из белой материи и другие церковные вещи.

Почтительнейше сим рапортуя о таковом новом Всемилостивейшем Ее Императорского Величества, Государыни Императрицы даре Мариинской пустыни, честь имею благопочтительнейше объяснить Вашему Преосвященству, что, во 1-х, в пустыни драгоценный этот дар, памятник особенного внимания к нашей пустыни общей Матери Отечества. Ее Императорского Величества, получен при письме Секретаря Ее Императорского Величества, 1 февраля сего 1860 года; что, во 2-х, на другой же день, по получении, вся эта ризница освящена, и в ризах – даре Ее Императорского Величества, совершено молебствие о здравии и благоденствии Высочайшей Благодетельницы нашей женской Черноморской пустыни и всего Царствующего Дома; что, в 3-х, присланная ризница по надлежащему записана, к вечной памяти нашей Высочайшей благодетельницы, в число вещей, принадлежащих пустыни; в 4-х, о получении Всемилостивейшего дара Государыни Императрицы я уведомила Секретаря Ее Величества, при письме коего получена ризница 2-го февраля 1860 года; что в 5-х, о таковом Высочайшем даре Ее Императорского Величества для нашей пустыни, я просила бы Ваше Преосвященство, чтобы было напечатано в Губернских ведомостях, если это возможно, для всеобщего сведения о таковом благорасположении к нашей пустыни Ее Императорского Величества» (21 февраля 1860 года № 230) 

В ответ на последнее ходатайство воспоследовал указ консистории, коим игуменья извещалась о резолюции Преосвященного: «Предоставляется игуменьи напечатать в Губернских ведомостях, с тем, чтобы статья была написана отчетливо и, прежде напечатания, представлена мне на рассмотрение» (31 марта 1860 года № 897).

Со своей стороны, облагодетельствованная Высочайшим даром Мариинская пустынь, независимо от великой благодарности и непрестанных молитв, возымела благочестивое желание поднести Ее Императорскому Величеству Государыне Императрице образ Св. Марии Магдалины, «сооруженный собственноручным изделием инокинь сея обители» и в другой раз икону святителя и Чудотворца Николая, также сооруженную собственноручным изделием инокинь сея обители»:

1) Ваше Императорское Величество, Всемилостивейшая Государыня! Женская обитель в земле Черноморских казаков, основанная во имя тезоименитой Вашему Императорскому Величеству Святая Равноапостольная Марии Магдалины и осчастливленная Всемилостивейшими Вашими дарами – приношениями, вознося благодарственное Господу Богу моление за спасение 4-го апреля драгоценнейшей жизни государя Императора, Августейшего Супруга Вашего Императорского Величества, осмеливается поднести при сем Вашему Императорскому Величеству образ Св. Марии Магдалины, сооруженный собственноручным изделеием инокинь сей обители.

Августейшая Монархиня! Удостойте принять сие усердное приношение в память чудесного Промыслом Божием спаесния жизни Государя Императора. Вашего Императорского Величества верноподданная и богомолица игуменья Митрофания (14 октября 1866 года)».

Всеподданнейшее прошение приложено при письме на имя графа В.Ф. Адлерберга, Министра Императорского Двора: «Ваше сиятельство, милостивейший государь, граф Владимир Федорович! Прилагая при сем Всеподданнейшее прошение на Имя Ее Императорского Величества Государыни Императрицы Марии Александровны и при нем икону Св. Марии Магдалины, покорнейше прошу ваше Сиятельство не оставить поднести оные Ее Императорскому Величеству и благоволите принять от меня уверение в совершенном моем к Вашему Сиятельству почтении и уважении.

Ваша Богомолица, игуменья Митрофания (4 октября 1866 года)».

От Секретаря Государыни Императрицы Марии Александровны последовало отношение:

Черноморская женская Св. Равноапостольной Марии Магдалины обитель, духовно ликуя сегодняшний свой праздник и день Тезоименитства Вашего Императорского Величества, осмеливается поднести при сем икону Святителя и Чудотворца Николая, сооруженную собственноручным изделием инокинь сея обители. Августейшая Монархиня! Удостойте принять сие усердное подношение в благословение новорожденного Внука Вашего, Его Императорского Высочества Государя Великого Князя Николая Александровича: да почиет на нем благодать Божия молитвами великого Угодника Господня Святителя Николая.

Вашего Императорского Величества верноподданная игуменья Митрофания (22 июля 1868 года)».

Всеподданнейшее прошение приложено при письме на имя графа В.Ф. Адлерберга, Министра Двора: «Прилагая при сем Всеподданнейшее прошение на имя Ее Императорского Величества, Государыни Императрицы Марии Александровны, при нем икону Святителя Николая, покорнейше прошу Ваше Сиятельство не оставить поднести оные Ее Императорскому Величеству и благоволите принять от меня уверение в совершенном моем к Вашему Сиятельству почтении и уважении (22 июля 1868 года).

Означенное подношение удостоено было Высочайшей благодарности.

Независимо от этого, Мариинская пустынь удостоилась чести поднести шитую золотом подушку, работы монахинь, Государыне Великой Княжне Цесаревне Марии Феодоровне.

Копия с отзыва Секретаря Ее Императорского Высочества Государыни Цесаревны Наказному атаману войска Кубанского – от 11 июля 1868 года № 477: «Препровожденная Вашим Сиятельством, при отношении на имя Гофмаршала Скарятина, от 18 мая № 1377, бархатная, шитая золотом подушка, работы монахинь Мариинской женской обители войска Кубанского, мною получена и представлена Государыне Великой Княжне Цесаревне.

Ее Императорское Высочество, благосклонно приняв это поднесение, приказать мне изволила просить Вас, милостивый государь, передать игуменье помянутого монастыря и монахиням искреннюю благодарность за усердное приношение их, по случаю рождения Великого Князя Николая Александровича, в котором Ее Высочество видит выражение счастья Ее Высочеству и Первенцу Ее».

Копия эта препровождена игуменье Митрофании (30 июня 1868 года № 1848).

Еще ранее, в 1865 году, Мариинская пустынь имела счастье поднести такую же подушку Государыне Великой Княгине Ольге Федоровне:

«Ваше Высокопреподобие» Государыня Императрица, с удовольствием приняв поднесенную Вами при Всеподданнейшем прошении, от 4-го прошлого октября, икону Св. Марии Магдалины, Соизволила Повелеть мне благодарить Вас, всечестная мать, от Августейшего Ее Имени, за это усердное подношение. Исполняя сим Повеление Ее Величества, покорнейше прошу Вас, Милостивая Государыня, принять уверение в совершенном моем почтении и таковой же преданности. Мориц – (29 ноября 1866 года № 2261)».

2) Ваше Императорское Величество, Всемилостивейшая Государыня!

Копия с отзыва Гофмейстера Двора Ег Императорского Высочества Государя Великого Князя Михаила Николаевича генерал-лейтенанту графу Сумарокову-Эльстон от 20-го ноября 1865 года № 291: «По поручению Государыни Великой Княжны Ольги Федоровны, имею покорнейше просить Ваше сиятельство принять на себя труд передать игуменье Мариинской женской пустыни. Митрофании, что за поднесенную ею, как образчик монастырской работы, бархатную шитую подушку Ее Императорское Высочество изъявляет ей и сестрам пустыни Свою благодарность и при этом просит не забывать Ее с Августейшим Семейством в святых молитвах обители».

Копия настоящего отзыва препровождена игуменьи Митрофании (10 декабря 1865 года № 269).

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В твердых началах религии и заветов евангельских воспитываются монашествующие сестры Мариинской обители; в высокой степени присуща им забота об участи ближнего: отрадным и светлым лучом согреют они бесприютных детей, заброшенных на жизненной дороге недобрыми людьми… И пищу, и одежду, и религиозно-нравственное воспитание дадут сестры Мариинской обители сиротам.

Так, естественно и свободно влекла мысль каждого доброго человека, побывавшего в обители, к устройству и организации в ее стенах детского исправительного приюта, на благо униженным и оскорбленным сиротам…

Благая мысль нашла себе высокого покровителя в особе Архипастыря, и создание в Мариинской женской обители сиротского приюта достойно увенчало полувековые заботы инокинь о благолепии своей обители, с добрым словом и великим делом вступившей в новую эпоху своей благой жизни. Нам довелось быть в числе очевидцев открытия сиротского приюта в Мариинской обители: сей последней главой заключим мы и повесть свою о создании и постепенном росте Черноморской Мариинской женской пустыни в пределах нынешней Кубанской области.

Вопрос об организации и посильном открытии в Кубанской области исправительных детских приютов, прямо и отчетливо поставленный председателем правления, привлек своей гуманной, нравственной стороной, к себе общее сочувствие и содействие со стороны таких высокопоставленных лиц, как Преосвященный Агафодор, Епископ Ставропольский и Екатеринодарский, и нашел свое частичное осуществление 9 и 11 октября. Мысль о создании детских приютов при монастырях Кубанской области надлежит признать симпатичной и вполне удачной: отвечая лучшим традициям монастырской жизни, она в то же время, удобно разрешает самую тяжелую из сторон задуманного дела – материальную.

Весьма естественно, поэтому, что предложение об открытии приюта и сиротского дома  при Лебяжской и Мариинской обителях, заявленное председателем правления Кубанского исправительного приюта, А.Д. Бигдаевым, встретило необыкновенное сочувствие Его Преосвященства, авторитетно содействовавшего быстрому осуществлению столь благого дела…

Отдавая должное идейной стороне вопроса, мы тем с большей готовностью воспользовались любезным приглашением учредителя приютов, А.Д. Бигдаева, посетить монастыри, что интересовались отношением самой монашествующей братии к учреждаемым приютам.

Открытие приюта при Черноморской Мариинской пустыни приурочено было к 9 октября 1898 года.

День выдался прекрасный: видимо установилась теплая погода.

Весть об ожидаемом открытии при Мариинской обители сиротского приюта привлекла в ее стены много народа из соседних станиц.

День был праздничный.

Вечерняя служба, всенощная, совершена была Его Преосвященством, заблаговременно прибывшим в монастырь, в сослужении с протоиереем о. Успенским, местным благочинным, игуменом Сергием, священником войскового собора о. Мищенко и причтом, при массе народа и монашествующих, наполнивших великолепно освещенный храм.

Стройное, красивое пение женского (монашеского) хора, довольно многочисленного, особенно замечено присутствующими: молящиеся вынесли отличное впечатление.

На следующий день Его Преосвященством, Епископом Агафодором, совершена была божественная литургия, на которой, в числе других гостей, присутствовал Его Превосходительство, г. Наказный Атаман, Я.Д. Малама, прибывший в обитель накануне вечером, в сопровождении атамана Темрюкского отдела и др. лиц.

Во время богослужения местным священником, о. Иоанном, прочтено было «воззвание», составленное председателем исправительного приюта А.Д. Бигдаевым; по заключении чтения, священники обошли молящихся с кружками; собрано было 36 рублей на открываемый приют.

Глубокое впечатление произвела проповедь Его Преосвященства, сказанная на тему о любви к детям: старшие призывались властным словом Владыки к помощи и трудам на пользу бесприютным сиротам. Яркими чертами изображено было немощное положение нравственно порочных детей, и каждый из присутствующих убеждался живым словом Архипастыря в настоятельной необходимости помочь бедным сиротам.

«Честь и хвала учредителю детских приютов, честь и хвала женской обители, давшей в стенах своих приют бесприютным», - так закончил свое наставление высокий оратор.

И молящиеся поняли, что они присутствуют при освящении и открытии высоко-гуманного учреждения, таящего в самом себе зародыши великих благ…

По совершении литургии, Его Преосвященством совершен был крестный ход при колокольном звоне, в помещении школы будущего приюта, где отслужен был молебен, преподано учредителю приюта (А.Д. Бигдаеву) и монашествующей братии архипастырское благословение на начатие доброго дела, подарена Владыкою икона Богоматери, Покровительницы детского приюта; далее, крестный ход направился в помещение, отведенное для приюта (на 25 девочек), занимающее прекрасный недавно отстроенный дом в центральной части монастыря.

Торжество закончилось общей трапезой, гостеприимно предложенной игуменьей, м. Мариамной, в ее покоях.

За столом Его Преосвященство изволил произнести тост за здоровье Его Превосходительства, г. Начальника области, принятый вполне сочувственно всеми присутствовавшими; ответный тост Его Превосходительства за здоровье Преосвященного Владыки  столь же радостно был принят. При этом одним из очевидцев открытия двух приютов сказано было следующее: «Ваше Преосвященство, позвольте мне, как свидетелю освящения и открытия двух детских приютов при мужском и женском монастырях, сказать несколько слов по этому важному и серьезному вопросу. Строго говоря, трудно представить себе более великую задачу, нежели та, которая, с Вашего архипастырского благословения, открывается в настоящее время пред монашествующей братией; трудно, говорю, представить себе более возвышенное дело, чем то, призыв к которому подан столь высоким примером.

«И в самом деле: если общие педагогические заботы об образовании и воспитании детей подвигают на этот тяжелый, но славный труд лучших людей в мире, то насколько почетнее и почтеннее, возвышеннее и симпатичнее деятельность будущих блюстителей открываемых приютов».

«Уже одна беспомощность ребенка, поставленного даже в лучшие семейные условия своей жизни, пробуждает в старших лучшие, высокие качества ума и сердца, цвет и красоту нашего внутреннего мира, нужные для развития духовных потребностей ребенка, для развития его физических сил; во сколько же раз беспомощнее положение умственно и нравственно искалеченных детей, силою обстоятельств жизненных и волею злых порочных людей, удалившихся с прямой, светлой юношеской дороги. Так поведите их, господа, на этот честный и светлый путь, возвратите им детский мир радостей, и ваши труды, ваши старания в этом направлении возбудят и привлекут к вам всеобщие симпатии и сочувствия, дорогое для дела сочувствие всех честных, истинно добрых людей».

«В твердом сознании этой светлой цели, я, с приятным чувством исполненного долга, провозглашаю тост за здоровье Архипастыря, преподавшего нам высокое благословение на широкий труд и глубокую любовь к обездоленным, униженным и оскорбленным детям…

«Ваше здоровье, Преосвященный Владыко!».

Тост принят был очень сердечно, так же как и последующие тосты, предложенные Преосвященным Агафодором в честь устроителя приютов для бедных детей А.Д. Бигдаева, и г. Начальника области в честь игуменьи Мариинского монастыря, м. Мариамны, сочувственно встретившей предложение председателя правления об открытии при монастыре приюта.

Провозглашая последний тост, Его Превосходительство, г. Начальник области, Я.Д. Малама, выразил «от своего имени и от всей области сердечную признательность м. игуменье и всем сестрам обители за соувствие и содействие столь благому делу», присоединив к этому благодарность игумену Лебяжской пустыни, о. Сергию, за осуществление такого же доброго дела при мужской обители (на 20 человек).

Тостом Владыки за здоровье гостей закончилась трапеза.

В ; 4 часа состоялся отъезд Его Преосвященства; Его Преосвященство, г. Начальник области и все приглашенные лица явились проводить Владыку; хор торжественно спел «Ныне отпущаеши». В 4 часа оставил обитель Его Превосходительство, сопровождаемый игуменьей м. Мариамной, присутствующими и всей монашеской братией, исполнившей, при отъезде Начальника области, церковную песнь.

Так закончились торжества открытия детских исправительных приютов при монастырях. Учредитель приютов А.Д. Бигдаев может быть доволен результатами своих неусыпных трудов, встретивших глубокое сердечное сочувствие и высокое покровительство со стороны Преосвященного Агафодора, Епископа Ставропольского и Екатеринодарского и Его Превосходительства, г. Начальника Кубанской области, во многом содействовавших своим авторитетным словом скорому и правильному разрешению столь плодотворного начинания.

Добрый почин сделан! Естественно ожидать дальнейшего развития столь симпатичного дела, как организация детских приютов и сиротских домов при монастырских обителях, призванных силою вещей культивировать в жизни своей начала высшего нравственного порядка.

Заканчивая нашу беседу о помощи детям, мы считаем уместным привести забытые слова одного иностранного ученого: «спасение детей есть прекраснейшее и в высшей степени патриотическое дело: каждым спасенным ребенком вы оказываете двойную услугу отечеству, уменьшая армию его врагов и увеличивая армию друзей».

Мысль – глубоко верная и гуманная: кто из истинных друзей человечества не согласиться подписаться обеими руками под этими забытыми, но золотыми словами?

П.Н. Крыжановский.

Ставропольские епархиальные ведомости. № 17. 1902 г. 1 сентября. С. 1017-1040.