Люди России. О русском языке

     - Случилось это в Гандере на острове Ньюфаундленд в далёкие девяностые. Мы тогда возили государственные машины за руководителями страны, - начал свой рассказ пожилой  и довольно знаменитый лётчик Евгений Сергеевич Сукачёв, - время было такое, железный занавес рухнул, и открылись в Европу не только окна, но и все двери. Сидим, ждём вылета, подходит к нам мужчина небольшого роста и на чистом русском языке говорит:
     - Я с вами полечу, я ваш лидеровщик - Иван Родзянко, «Canadian Airlines».
     - Что-то очень знакомая фамилия, - сказал я и вопросительно посмотрел на нового члена экипажа, - вроде как недавно слышал. Ну, да, по телевизору в новостях.
      - Я внук того самого Михаила Владимировича Родзянко председателя третьей и четвёртой Государственной русской думы.
      - Нет, не может быть!? – воскликнул я и позвал других лётчиков, - но тут вы не правы, вспомнили вашего дедушку через семьдесят лет, по-видимому, понадобился его опыт.
      - Жаль, он об этом не узнает. Вы знаете, как он любил Россию? Даже в Югославии  жил по-русски. Ратовал за объединение  русских православных церквей, отстаивал  их земли и имущество, принадлежавшие России, от посягательств новой советской власти. Там находили приют беженцы белой эмиграции. Многие обвиняли его в развале страны, думаю, незаслуженно. В своих записках «Крушение империи» он всё изложил, как было.
      - Скажите, откуда у вас такой литературный язык, вы же выросли в Канаде и скорее всего он ваш не разговорный?
      - Нет, в Америке. А язык - родители, Толстой, Пушкин, Карамзин, Достоевский…
        Он вдруг засмеялся и сказал:
     - Дома нас пороли, если мы говорили по-английски. Только по-русски.  Читали вслух по вечерам и до сих пор эта традиция жива в нашей семье. Жаль, мне так и не удалось побывать в России  на своей исконной родине в Екатеринославском уезде, селе Попасном, где родился дед. Но я уверен, всё впереди.
      - Нет такого города сейчас, есть Днепропетровск - это уже Украина, мил человек.
      - А что вы скажете о нынешнем русском? – спросил второй пилот.
      - Честно?
      - Честно-честно, не обидимся.
      - Неологизмы можно понять, они всегда были и есть в любом языке - это знаки нового времени, открытий и достижений науки и техники, искусства и литературы. Но много появилось чужеродных слов, мне кажется,  вы подражаете Западу. Согласитесь: «здравствуйте» – звучит лучше и искреннее, чем «хэллоу» для русского человека. А речь, состоящая из одних фразеологических сочетаний? Последнее время я с трудом понимаю,  о чём говорят ваши соотечественники, прибывшие в Америку. К примеру, «закрой варежку и поддувало» - всё это означает закрой рот.
       - Да, где-то вы, Иван, правы и вам виднее с такой классической школой. У нас сейчас больше «по Фене ботают» - это воровской жаргон, веяния, так сказать, времени, - сказал я с горечью.
       - Извините, может вам неприятно всё, о чём я говорю, но иногда и ваши руководители допускают много ошибок в своих выступлениях.
       - Тут весь экипаж разразился громким хохотом. Каждый думал о своём и об одном и том же. Но чувство стыда не покидало нас во время полёта, а ещё другое родственное чувство распирало  души пилотов – глубокое уважение и восхищение  к простому человеку, имеющему русские корни и так радеющему за чистоту родного языка.   Расставаясь с Иваном Родзянко, я  понял, что обрёл настоящего друга, стоящего по другую сторону баррикад и пока такие люди будут там, я убеждён - с нами ничего плохого не произойдёт.

                ВСТРЕЧА  В  КАБУЛЕ.

     - С 1979 по 1987 годы я обслуживал пассажирские  и грузовые рейсы  «Москва – Кабул», летал на ИЛ-76 в качестве командира экипажа, к тому времени у меня был большой налёт часов и приличный опыт работы.  Нас сопровождали вертолёты, специально дежурившие у аэродрома, два снизу, два по бокам с тепловыми ракетами. Их отстреливали для обмана в случае нападения или обстрела «стингерами». От Кабула до границы лететь 40 минут, об этом говорил командир из кинофильма «Побег из Кандагара»  Александр Балуев, прототип моего однокашника по академии Володи Шарпатова. Вот после этих  долгих минут, помните, они закричали «Ура!» и заплакали. Такое же ощущение испытывали  мы, когда подлетали к безопасной зоне. Вертолёты покидали  нас, но тут же принимали другие объекты. Когда летели  ночью над перевалом Соланг,  дорога Термез-Кабул горела сплошным огненным потоком, от света фар. Шли машины с товаром, продуктами, оружием, военной и строительной техникой. За время войны Советский Союз построили в Кабуле домостроительный комбинат, дороги, больницы, жилые дома. Афганцы любили нас, звали «шурави», но, когда из Пакистана пошли караваны с американским оружием, многие перешли на их сторону.
       -  В перевозке работали афганские девушки. Очень красивые: в зелёной форме, чёрные брови,  глаза миндалевидные, как чернослив, волосы, как смоль, смуглая кожа – они сводили с ума русских пилотов. Но нужно отдать им должное, для нас эти красавицы были лишь произведениями  искусств, как говорится, трогать руками и заходить за ограждение – смерти подобно.
      - Так я летал всю афганскую войну. Вертолёты провожали нас и возвращались назад, мы привыкли к этому и порою принимали  как необходимость. Всё бывало, но об этом потом. Так вот эти девушки стали виновницами нашей незабываемой встречи с другом. Мы поспорили, что одна из них всё равно сдастся и обратит внимание на нашего красавца штурмана. Невероятная глупость. Так эта красавица, выполняя какую-то свою работу, привела нас к месту дислокации  вертолётной части. Вдруг я слышу, как  кто-то истошно орёт:
      - Женька! Сукачёв! Ты откуда здесь!
        Я оборачиваюсь, весь ещё в погоне за миражем, и вижу Саньку Васильева. Естественно я тоже закричал, да так, что бедная девушка побежала от нас,  скажу по-восточному, как быстрая лань.
          Мы с ним не виделись с начала войны. Я знал, что он тоже в Афганистане, но пути не пересекались, а напряженка была такая, что до подушки и за штурвал.
       - Санька, дружище, вот это встреча! Ты давно тут служишь?
       - Да почитай пять лет, с перерывами, конечно.
       - Чем занимаешься?
       - Так самолёты охраняем, провожаем до границы.
       - Выходит ты меня всё это время сопровождал, был рядом, а я не знал?
       - Выходит, Женёк.
       - Спасибо, друг, так почему мы не услышали друг друга, за столько лет…
       - Сам понимаешь, эфир – это свято, как икона, и спаситель, и ангел хранитель.
         В тот вечер мы долго говорили и не могли наговориться. 
         Война – это особая нечеловеческая жизнь, время в ней быстро сужается и также стремительно расширяется, всё зависит от ситуации. И порою секундный  поворот штурвала на один градус, как черта, между жизнью и смертью. Много воды утекло с того времени, смыло кровь наших погибших ребят, но мы всегда скорбим и помним их поимённо и будет это продолжаться, пока мы живы, благодаря им. Недаром говорят:  «У каждой правды – своё  ВРЕМЯ!».

        Евгений Сергеевич Сукачёв  -  Заслуженный пилот России, награждён «Медалью за отвагу» за исполнение интернационального долга в Демократической республике Афганистан в 1979-1987годах.