Старый дом

Это был неплохой для хрущёвских времён четырёхэтажный кирпичный дом на два подъезда в тридцать две квартиры. Жили в нём семьи железнодорожников.

Но прошло шестьдесят лет. Ни детей, ни внуков когда-то молодых родителей в доме не осталось. Кто смог, перебрались поближе к Москве, где была не только работа, но и деньги. Кто-то переехал в более комфортабельные дома. Некоторые заболели или спились, переселившись на кладбище.

В последние десять лет квартиры первого этажа чудесным образом стали освобождаться, а их престарелые обитатели переезжали в спальные районы города. После нескольких недель бурной активности две квартиры превратились в косметический салон «Француженка» с красивым крыльцом, выходящим не во двор, а на улицу. Яркая неоновая вывеска на бордовом фоне опоясала балкон и два соседних окна квартиры Ольги Михайловны, против чего она совсем не возражала. Во-первых, её дряхлый балкон выглядел весьма неприглядно. А во-вторых, и это самое главное, во время ремонта освободившихся квартир, к ней поднялся услужливый молодой человек, представился владельцем нижерасположенного салона красоты. Он предложил украсить её балкон, выходящий на улицу, светящейся рекламой. А заодно поменять радиаторы в квартире на новые.

- А кто менять будет? – Спросила Ольга Михайловна.
- Не беспокойтесь. Мы всё сделаем сами и за свой счёт.

Не привыкшая к благотворительности Ольга Михайловна снова поинтересовалась:

- А зачем вам такие траты ради меня?
- Извините, но я это сделаю не ради вас, а ради своего салона. Вы живёте одна, видите плохо, мало ли что… Представляете, если вы зальёте нас? С вами, ветераном, судиться – дохлый номер. А так я буду спокоен. Мне самому выгоднее… Сделаем всё за один день, вернее - за полдня...

Ещё через несколько месяцев сбоку от салона умудрился разместиться продовольственный магазинчик, а в левом торце дома в бывших квартирах того же первого этажа - аптека с соблазнительным названием «Низкие цены».

Престарелые жительницы дома заулыбались.

- Теперь не надо за хлебом через дорогу идти, всё под рукой, - сказала одна.
- Правильнее сказать, всё под нами, - сострила другая.

Но ещё через месяц в правом торце дома открылся «Ногтевой салон». Его витрины почему-то постоянно закрывали жалюзи, что вызвало вполне обоснованные подозрения бдительных старушек. Они несколько дней обсуждали вопрос: «Что же там делают с ногтями?»

Особо продвинутые поначалу уверенно заявили:

- Что делают? Ногти там красят, что ещё?
 Скептики резонно возражали:

- Ногти можно и дома покрасить… Небось, что другое там делают…

Кто-то задался совсем уж странным вопросом: а о человеческих ли ногтях идёт речь?..

Ольга Михайловна в споры не вступала. Ей было приятно слышать живые голоса, чтобы они там не говорили. Дома кроме радиоприёмника да телевизора никто больше слова не скажет. А тут – люди. Получалось, конечно, нелепо. Дома одной сидеть скучно, а обсуждать со старушками, впрочем, все они были заметно моложе её, всякую ерунду было неинтересно. И не спросишь ни у кого: возьмут ополченцы Дебальцово или не возьмут? Никто из соседок почему-то телевизор не смотрел, политикой не интересовался. А она никак в толк не возьмёт, кому верить: по «Эху» одно говорят, по телевизору - совсем другое. Не о ногтевом же салоне глупые разговоры разводить! Тут такое творится в мире!..

Она решили вернуться домой. Погуляла немного и хватит.

Сначала надо вспомнить, каким боком она стоит к стене дома. Бабки балаболят впереди неё, сама она не поворачивалась. Получается, что стена – справа. Сначала надо дойти до неё, а уже потом она свободно дотопает и до своего подъезда.

Сделала несколько шагов в нужном направлении и нащупала клюшкой стенку. В очередной раз удивилась, как у неё получается точно подойти к нужному месту. И не видит ничего, а вот остановилась как раз в полуметре от стены. Дотрагиваясь левой рукой до стены, чтобы не потерять направления, направилась к своему подъезду.

Подниматься по лестнице на свой второй этаж ей даже нравилось. Не то, чтобы это было легко, но тут слепота не мешала. Левой рукой держалась за перила, а правой опиралась на клюшку. На лестнице чем хорошо: наверняка знаешь, что впереди ступенька и надо поднимать ногу. Это не двор и даже не собственная квартира, где под ногами неожиданно может оказаться что угодно. На лестнице всё ясно и понятно. А где надо поворачивать, подскажут сами перила…

Зашла в квартиру и решила немного посидеть в кресле, чтобы отдохнуть и собраться с мыслями. Сейчас надо обедать, а этот процесс требует соблюдения определённого алгоритма действий. Как говорил Иван Петрович Павлов, главное – последовательность. Прокрутила в голове, что за чем надо сделать, и пошла на кухню.

Сначала приготовила хлеб и зелёный лук, чтобы они лежали у дальнего края кухонного столика. Затем достала из холодильника кастрюлю с супом. Сколько раз говорила внучке: не наливай полную кастрюлю. Во-первых, её тяжело поднимать, а во-вторых, попробуй такую тяжесть поставить на стол не разлив… Впрочем, не будет же внучка ей каждый день супы таскать? Её тоже понять можно.

Так, с этим справилась. Что дальше? Теперь надо поставить вплотную к кастрюле тарелку и взять половник. А дальше не промахнувшись налить в тарелку два половника. Нет, лучше три. Теперь надо открыть дверцу холодильника, проверить, где в нём находится свободная полка и потом поставить на неё кастрюлю, чтобы та не мешала дальнейшим действиям.

Затем Ольга Михайловна открыла дверцу микроволновки и поставила внутрь тарелку. Нужную кнопку на сенсорной панели нащупать легко: внучка прямо под ней прилепила кусочек лейкопластыря.

Пока печка шумит и вертится, нужно проверить чайник. Если в него много воды налить, то потом не поднимешь. Мало нальёшь – чайник сгореть может. А как определишь, сколько в нём воды? Рука в него не лезет. Только на слух (Господи, лишь бы мне не оглохнуть!) и на вес. Если плещется вода и чайник руку оттягивает, значит, нормальное количество воды. Можно включать.

Вот микроволновка пропищала четыре раза. Какой-никакой, звук. Вроде ещё кто-то живой есть в квартире, не так тоскливо.

Ольга Михайловна открыла дверцу, взяла прихватки – они всегда лежали сверху на плитке. Переставила тарелку на стол. Теперь можно пододвинуть поближе к ней хлеб и лук. И только потом достать ложку из шкафчика. С этой ложкой прямо беда! Положишь её раньше времени на стол, так она обязательно под тарелку и попадёт, зараза такая! Суп прольётся. Вытирай потом стол наощупь…

Вот теперь можно и пообедать.

- Приятного тебе аппетита, Оля! – Громко сказала сама себе Ольга Михайловна.

С собой поговорить она любила. А с кем же ещё?

Наливать чай было сложнее.

Положить в чашку сахар – пустяки. Сыпь его на палец, который опущен в пустую чашку, всего и делов-то. А вот налить в чашку кипяток сложнее! Зачастую и не угадаешь, куда вода льётся. Поэтому Ольга Михайловна ставила чашку в тарелку. Если теперь и промахнёшься, не велика беда, вода в тарелке останется. А вот проверить, наполнен стакан или нет, труднее. Ну, на вес, конечно, можно. Но вернее – а куда денешься? – снова пальцем.

Ольга Михайловна ещё раз определила местоположение чашки, взяла двумя руками чайник, и в этот момент раздался телефонный звонок.

О, господи!  Кто это может быть? Сыночек? Или Нелечка?

Быстрее, быстрее добраться до телефона, а то подумают ещё невесть что, перепугаются. Сын-то сразу сердиться начинает: чего, мол, так долго не отвечаешь?

Ольга Михайловна быстро опустила чайник и попала прямо на край тарелки, в которой стояла чашка. Раздался звон разбитого стекла.

Скатапультировала, зараза! Ну, это потом, позже. Сейчас главное – снять трубку.

Протянула вперёд руки и пошла в комнату. Слева стенка холодильника – всё правильно. Справа – дверной косяк. Теперь три шага вперёд и повернуть направо – будет боковушка дивана.

Да что же ты так нетерпеливо звонишь, сыночек? Я же иду! Вот уже совсем рядом.

Села на диван. Перед ним должен быть столик с телефоном. Сняла трубку.

- Алло. Я слушаю.
- Здравствуйте. Мишу можно?
- Какого Мишу?
- Ой, извините.
В трубке раздались гудки.

- Сыночек, это не ты? – На всякий случай спросила Ольга Михайловна.

Но и так всё было ясно. Зря бежала. Зря чашку разбила. А в ней уже сахар был… Тарелка хоть целой осталась? Сейчас пощупаю.

Теперь с пола придётся осколки собирать, а это самое трудное. Наклоняться она почти не может. Значит, снова придётся вставать на колени и ощупью собирать осколки в мусорное ведро.

- А чего же ты, сыночек, не позвонил, а? – произнесла Ольга Михайловна. – Сегодня что? Четверг. А ты звонишь обычно по пятницам. Мог бы разок и в четверг позвонить…

Надо попросить внучку установить параллельную телефонную трубку на кухне. Звонить по ней не смогу, очень уж там кнопочки маленькие, но ответить всегда смогу. Принесёт в следующий раз суп, попрошу её. Пусть купит мне телефон. Сообразит, как их соединить. И деньги свои дам. Куда мне их копить? Похоронят, когда время придёт, не оставят в квартире… А квартиру, наверное, отремонтируют и сдавать будут. Правильно, конечно… А вещи? Ну, мебель оставят. Она ещё советская, прочная. А фотоальбомы? Выбросят? А книги? Почему их никто не читает?.. У неё, конечно, старые все книги, десять томов Пушкина, весь Достоевский, оба Толстых. Сейчас их, наверное, и не читает никто…

Фотографии и книги жалко. Но с собой в могилу их не возьмёшь… На глазах выступили слёзы.

- Оля! – Громко сказала Ольга Михайловна. – Ты чего опять разревелась? Ну-ка перестань!

Откинулась на спинку дивана. Немного успокоилась.

Может быть, чай не пить? И убрать всё потом. А сейчас полежать… Ну, что же ты сыночек не позвонил? Самой позвонить? А вдруг он занят? Не любит, когда я сама ему звоню, от дел отрываю. Сразу спрашивает, что случилось? А у меня ничего не случилось. Просто поговорить не с кем…

Ну, ладно. Пятница уже завтра. Сколько сейчас интересно времени? И как правильно говорить: сколько сейчас времени или сколько сейчас время? Лучше, конечно, сказать: который сейчас час? Это я узнаю.

Ольга Михайловна наощупь набрала на клавиатуре телефона привычный номер, и женский голос равнодушно произнёс: четырнадцать часов четырнадцать минут.

- Ишь ты, как точно! Ну, спасибо тебе, красавица!

Так идти на кухню или немного полежать?

Пока не уберу осколки, туда лучше не заходить. Сама же первая на них и наступлю. А подошва на тапочках тонкая. Проколю ногу, звони потом внучке, беспокой её. Она, небось, тоже занята. Конечно, у всех свои семьи, свои заботы, зачем им мешать?

Сейчас немного посижу ещё, потом возьму линейку и всё соберу. Линейка – очень удобная вещь. Всё ею сгребёшь на середину кухни, потом в совок, а затем уже в мусорное ведро легче будет пересыпать.

Так сейчас и сделаю. Только полежу немного.

Ой, а лекарства принять, после обеда которые?! Хотя обед она не закончила. Лишь бы не забыть о них. Сыночек велел, чтобы я их по часам принимала. Ничего, не забуду. Память у меня ещё хорошая.

Интересно, сколько я ещё проживу? Уже всех своих подруг пережила. Старше её ни на бывшей работе никого не осталось, ни в доме… Только детей мучаю. Но ведь живой в гроб не ляжешь! Разве я виновата в том, что так долго живу?.. И потом: интересно же узнать ещё, что с Крымом станется? Будут его украинцы отвоёвывать или не будут?.. А в Крым мы с Володечкой раньше сколько раз в отпуск ездили! И не сосчитать. А когда в Ливадии были, то сыночек на скульптуру льва залез, его Володя и сфотографировал. Хорошая фотография. До сих пор на стене висит. Её тоже, наверное, выбросят…

Через некоторое время решила вставать. Села, протянула руку к краю дивана – клюшки не было. Где она?

Она с клюшкой в комнату бежала или на кухне её оставила? Ну, до кухни-то дойти – два раза плюнуть. Повесила, наверное, её на ручку двери.

Встала и сразу вспомнила, что сегодня ещё не читала стихотворения. Хорошо помнила наизусть некоторые стихи Есенина и перед обедом часто становилась посередине комнаты и громко читала их, представляя, что дети и внуки сидят напротив и слушают её. Но сегодня решила повторить то, что сама недавно придумала. Иначе всё забудешь. А если каждый день в течение месяца читать сочинённый стих, то он хорошо запоминается.

Стоять без клюшки в центре комнаты не решилась и прислонилась к книжному шкафу, так надёжнее. Прокашлялась и с выражением начала:

- Поговори со мною, Саша,
Поговори о чём-нибудь,
Ведь я ещё твоя мамаша,
Об этом, сынка, не забудь.

Так. Этот стих у неё хороший получился, с эмоциями. Вот только сразу самой плакать захотелось. Теперь надо про невестку прочитать. Сделала несколько глубоких вдохов и продолжила:

- Поговори со мною, Лиза.
Куда поедешь скоро ты?
Тебе необходима виза,
Чтобы исполнились мечты.

Что ж, пусть катаются по заграницам, пока ещё можно. Теперь надо про дочку прочитать:

- Поговори со мною, Неля.
Со мной никто не говорит.
Пошла четвёртая неделя,
А телефон молчит, молчит.

Тоже неплохо. Пусть телефон молчит не четыре недели, а всего четыре дня, но это уже неважно. Главное – рифму удачно подобрала… А Нелечка – молодец. Ни откуда-нибудь звонит, а из самой Эстонии. Дорогие, наверное, звонки…

Ольга Михайловна пошла на кухню. Клюшки на двери не оказалось. Вот ещё напасть-то! Теперь ищи её по всей квартире! Хуже всего, если она где-нибудь на полу валяется. Тогда легко споткнуться и упасть. Ей только этого ещё не хватало. Один раз руку так поломала, возились все с нею. Даже сыночек приезжал из Москвы.

- Эй, клюшка, ты где?

Ольге Михайловне нравилось иногда сказать что-нибудь вслух. Пусть и безответно. Как-то легче на душе становилось.

Держась за косяк двери, уверенно протянула руку, взяла с плитки СВЧ линейку – она всегда там у неё лежала вместе с прихватками – и стала медленно опускаться на колени.

Чего же так спина болит? Ничего в ней нет, а болит. Ну, сердце или живот – это понятно, а в спине чего? Диски, говорят, там позвоночные. Вот они, наверное, у неё и болят.

Ничего, сейчас линейкой всё соберёт и будет чай пить. Линейка – это очень удобно. Недавно открывала упаковку маленьких помидорчиков. Черри называются. Внучка, когда принесла их, ещё сказала: и резать помидоры тебе не придётся, сунула в рот и жуй. И упаковка легко открывается. Всё правдой оказалось. И резать не надо. И коробочка легко открылась. Вот только она держала упаковку вверх дном. Помидорки на пол и высыпались. Так она их линейкой все собрала… Ну, почти все.

Ольга Михайловна стала медленно проводить линейкой по полу. Хорошо, что кухонька маленькая, не надо ползать из угла в угол. Вот и осколки. А у чашки только ручка отбилась. Ерунда!.. А это что? Салфетка. А это? Ой, та самая помидорка-черри. Только вся усохла уже. Придётся выбрасывать. Зато порядок навела.

Есть у неё ещё порох в пороховницах. Так Тарас Бульба говорил. И для убедительности вслух спросила у себя:

- Есть ещё порох в пороховницах? Не ослабела ли казацкая сила?..

Назло всем неприятностям Ольга Михайловна решила пить чай именно из этой упавшей на пол чашки.
- Подумаешь, чашка на пол свалилась! Мелочь какая! – Высказала она своё мнение кухонным стенам.

Но сегодня явно был день звонков. Теперь раздался сигнал из домофона.

- Это ещё кого принесло? У внучки свои ключи есть, - проворчала Ольга Михайловна, но ответа не дождалась. Пришлось снова выбираться из кухоньки и идти в коридор. Продолжала бухтеть:

- Пообедать не дадут. Да ещё палка, небось, где-нибудь тут под ногами валяется. Не споткнуться бы…

Взяла трубку домофона:

- Кто там?

Тихий женский голос сказал что-то неразборчивое.

- Не слышу я, говорите громче. Вы к кому?
- Это с почты. Откройте, пожалуйста, дверь.
- Ну, то-то же. Так надо и отвечать.

И Ольга Михайловна нажала нужную кнопку.

Интересно, к кому это? Пенсию разносить ещё рано. И сначала женщина что-то другое сказала, это потом уже сказала, что с почты. Чтобы дверь ей открыли. У почтальонов свои ключи есть… Интересно…

Слух у Ольги Михайловны был ещё хороший, но когда говорили быстро, то слова складывались в малопонятные фразы. А когда то же самое произносили медленно и громко, она всё хорошо и ясно понимала.

Интересно, к кому она пришла? Мимо её двери всё равно не пройдёт. Ольга Михайловна прижала ухо к двери и прислушалась.

Услышала шаги.

Подумала: на каблуках цаца. К кому же такая идёт?

И отшатнулась в испуге, когда звонок раздался прямо над её головой.

Девушка представилась работником Управления социальной службы, попросила разрешения войти в квартиру, потом пройти в комнату, потом - сесть на диван. Но сначала помогла устроиться на нём самой хозяйке.

Вежливая и заботливая, подумала Ольга Михайловна. Это она молодец.

Начало беседы оказалось гладким и не без некоторой респектабельности.

Девушка сказала, что её зовут Катя, а как зовут хозяйку, она, естественно знает. Ольга Михайловна, в свою очередь, предложила «чашку чая», от которой гостья благоразумно отказалась.

- Дорогая Ольга Михайловна. Мы занимаемся повышением благосостояния наших уважаемых ветеранов. Наша фирма гарантирует Вам полный уход, уборку квартиры, покупку продуктов, приобретение необходимых вещей – вон у вас телевизор старый! Мы можем купить новый, с большим экраном. Временем наши услуги никак не ограничены, можете не беспокоиться. А Вы за это пишите нам дарственную на квартиру.

Ну, вот, подумала Ольга Михайловна, сейчас скажу, что уже на внучку всё переписала, она и уйдёт. И поговорить будет не с кем. И придала своему лицу выражение глубокого раздумья. Стыдно, конечно, людей обманывать, но так хотелось поговорить с живым человеком.

- Вы не возражаете, если я на кухню пройду? – Спросила Катя.

- Конечно, милая, проходи, проходи, только там нет ничего интересного.
- Вот и я вижу. И плита газовая у Вас очень старая. Таких давно ни у кого нет. Мы Вам новую поставим за свой счёт. Вы не против, если я загляну в ваш санузел?

- Ой, там у меня не очень прибрано. Неудобно как-то…

- Ничего страшного. Я всякие квартиры видела. Ваша не хуже других. А радиаторы у Вас вполне приличные, это хорошо. Видно, что Вы очень аккуратная женщина и стараетесь поддерживать порядок. Кто её убирает?

- Ой, это очень интересная история, я сейчас её вам расскажу. Представляете, Катюша, у нас в городе есть какая-то благотворительная организация, которую финансируют немцы. И раз в неделю оттуда приходит ко мне женщина и пылесосит всю квартиру! Она сама русская, но сын у неё живёт в Германии. Здорово, правда? Главное, что не наши заботятся, а немцы. Меня это очень поразило. Это их называют иностранными агентами?

- Да, это странно. Вам повезло. А еду вы себе сами готовите?

- Внучка приносит, - проговорилась Ольга Михайловна и осеклась. Это она зря сказала. Сейчас та встанет и уйдёт. И Ольга Михайловна поторопилась задать наиболее интересующие её вопросы:

- А вы как думаете, у нас майдан может случиться?
- Ну, не знаю. Это Вы к чему спросили?
- Просто интересно было узнать. А то по радио говорят, говорят, а я не всё и понять могу, чего они там не договаривают.
- Так Вас, получается, внучка навещает?
– Заходит иногда, как не зайти? А Вы не знаете, как это в офшорах деньги отмывают? В чём там выгода-то?

Разговор дальше не клеился, милая девушка вскоре попрощалась, пожелала Ольге Михайловне здоровья и ушла.

- Что же ты так быстро ушла-то? – Обратилась Ольга Михайловна в пустоту. Но комната ей всегда отвечала только красноречивым молчанием.

Закрыв за гостьей дверь и возвращаясь в комнату, наткнулась на клюшку, которая мирно висела на ручке двери в ванную.

- Ну, кто тебя здесь повесил, а? Тебе на кухонной двери висеть полагается! – Сердито выговорила она клюшке, но в руку взяла цепко и крепко. С клюшкой ходить было легче.

Есть окончательно расхотелось.

Ольга Михайловна встала посередине комнаты, правой рукой оперлась на клюшку, а левой для уверенности ухватилась за стенку книжного шкафа. Прокашлялась и громко начала:

- Ты жива ещё, моя старушка?
Жив и я. Привет тебе, привет!
Пусть струится над твоей избушкой…

Горло перехватило, и на невидящих глазах выступили слёзы. Сдерживать их она на этот раз не стала…

Легла на диван и невидящими глазами уставилась в потолок.

А что там на нём? Сынок говорил, когда делал в последний раз ремонт, что какие-то пластины на него клеит. Ну, видимо, хорошо сделал, коли ничего не осыпается. Она предлагала ему побелить потолок и хватит. А он – нет, говорит, сделаю, как в лучших домах Филадельфии…

Слёзы сменились счастливой улыбкой. Хорошо, что у неё двое детей и все её любят и помнят. И квартира у неё ещё хорошая, долго прослужит. И дом ещё крепкий…

Дом, построенный из добротного силикатного кирпича, на фоне окружающих его со всех сторон новостроек выглядел старомодно. Но бригада железнодорожных строителей знала, что строит его «для своих». Поэтому построен он был надёжно и без капитального ремонта мог ещё простоять долго. Когда клали стены, никому и в голову не приходило разбавлять излишком песка раствор, совесть в те далёкие шестидесятые годы у людей ещё была…

***
Апрель. 2015.