Записки резервиста Глава 1 Начало

      Начало шестидесятых годов было бурным и памятным. Изменения в обществе коснулись армии, отныне главную роль в защите страны отводили ракетам, а другие рода войск безжалостно сокращали. В неизвестность гражданской жизни были отправлены сотни тысяч лейтенантов, капитанов и майоров…
      Затем наступило отрезвление. Оказалось, что армия крайне нуждается в пополнении офицерского корпуса. Очень взрывоопасными стали отношения с Китаем, граница с которым протянулась на семь тысяч километров. Уже канул в лету тот период, когда жители Благовещенска и Хайхэ вместе встречали Новый год на льду Амура. На берегах этой реки и её притоке Уссури всё чаще звучали выстрелы, и, наконец, гнойник взаимного непонимания прорвался, вылившись в ужасные события на острове Доманском, когда в боевых действиях с обеих сторон было втянуто до двух дивизий, а несколько армий были готовы вступить в сражение.
      Требовалось срочно укрепить границу с ненадёжным соседом, и началось строительство гигантских укрепрайонов. В сложившейся ситуации правительством было принято решение о призыве в армию и флот офицеров-резервистов, закончивших военные кафедры в гражданских высших учебных заведениях. Особая нужда была в строителях, сапёрах, железнодорожниках, автомобилистах, врачах, механиках и связистах. Вот так я, младший лейтенант запаса, сапёр по военному образованию, был повышен в звании на одну ступень и, несмотря на то, что мне было уже двадцать девять лет, что через год у меня должна была состояться защита кандидатской диссертации, был направлен в Дальневосточный военный округ.
      В Хабаровске мне долго подыскивали место службы – то хотели назначить командиром отряда военных катеров, то на пограничный ракетный катер… Остановились на должности заместителя командира военно-строительной роты в войсковой части 44071.
      Строительные войска имели полувоенный статус. У них были звания «военный строитель», «ефрейтор-военный строитель», «сержант – военный строитель» и т.д. Офицеров с этими приставками не было. После стычки с китайцами стройбат получил оружие, в нашем отряде это были СКС – самозарядные карабины Симонова.
      Строительный батальон, который официально назывался военно-строительным отрядом (ВСО), состоял из четырех рот по 120 бойцов, в каждой роте было три кадровых офицера – командир роты, его заместитель по общим вопросам и замполит. Командирами взводов и отделений, а также старшинами были обычно сержанты срочной службы, лишь небольшая часть из них были контрактниками сверхсрочной службы. Кроме ротных офицеров в батальоне были: командир,начальник штаба, замполит, военврач или фельдшер, а также начальник снабжения. Таким образом, на пятьсот ребят срочной службы приходилось всего семнадцать офицеров. В обыденной жизни строительные батальоны называли по фамилии командиров – ВСО Лозакова (это наш отряд), ВСО Смирнова, ВСО Терентьева и т.п.
       Стройбатовцы обходились государству очень дешево – почти как заключенные. Сержантский состав получал в шестидесятые годы что-то около шести-семи рублей месячного денежного содержания. Военные строители официально получали зарплату, но это были такие мизерные деньги, что их едва хватало на оплату вещевого довольствия и питания. Только у механизаторов - экскаваторщиков, бульдозеристов и подобных специалистов при увольнении набегали какие-то сбережения.

                *     *     *

      Маленький поезд, состоящий из тепловоза и трёх пассажирских вагонов, вёз меня от станции Ледяная в другую страну, другой мир, где мне предстояло прожить два года.
      Солдаты с повязками посмотрели на моё предписание, и старший наряда, сержант, сказал:
      - Вам в отряд Лозакова…
      - Это далеко ? – спросил я
      - Нет, - ответил сержант, - как сойдёте, налево по тропке в лесочек, а там с полкилометра.
      Минут через двадцать поезд остановился. Справа виднелась группа пятиэтажных панельных зданий и что-то, огороженное высоченным забором. Слева, действительно, был лес, в который ручьями стекали довольно утоптанные тропы. Я пошёл по одной из них, спустился в овраг, миновал какие-то заброшенные постройки, и на выходе из леса увидел одноэтажные коробки казарм. Их было много, но на моё счастье войсковая часть 44071 находилась с краю.
     Я вошёл в здание с вывеской “Штаб”. Там было пусто, лишь в дежурной комнате солдат играл на гитаре. Я спросил его, как мне найти командира части.
     - Его нет, и вообще ни одного офицера в части нет, все уехали на объекты, - объяснил солдат, - а вы по какому делу?
      Я показал ему документы.
      - А-а, двухгодичник, - протянул он и, почему-то ухмыльнувшись, добавил, - у нас уже есть один, лейтенант Ревенко…
      Примерно через час к штабу подъехал ГАЗ-69, и из него вышли четыре офицера. Впереди энергично вышагивал, переваливаясь с ноги на ногу, подполковник лет пятидесяти, за ним шли два молодых лейтенанта и немолодой уже капитан в морской форме. Подполковник что-то выговаривал спутникам, те виновато оправдывались. Все четверо зашли в кабинет, не обратив на меня никакого внимания. Выждав для приличия пару минут, я постучал в дверь, вошёл и, как мог, доложил, что, мол, лейтенант такой-то прибыл из запаса для прохождения действительной службы. Подполковник оседлал мясистый нос очками в золотой оправе, просмотрел мои бумаги, и всем своим массивным корпусом повернулся к морскому капитану:
     - Ну, вот, Егоров, а ты плакался, что у тебя нет зама…
      Так я стал заместителем командира 3-ей роты Егорова Виктора Сергеевича, бывшего подполковника береговой службы ВМФ, разжалованного до одного просвета на погонах за чрезмерное пристрастие к горячительным напиткам. С ним я прослужил год и проводил его в запас по выслуге лет. Несмотря на свои слабости, он многое мне дал и многому научил. Он был справедлив и прям в суждениях, очень хорошо знал психологию солдат, в самых сложных ситуациях не паниковал и умел найти единственно верное решение. У солдат он пользовался большим авторитетом и уважением. Как это ни странно, но слабости они ему прощали.

                *      *      *

      Неделю я жил в санчасти по соседству со столовой. Больных не было. Служба моя началась с того, что я получил солдатское обмундирование, лейтенантские погоны, офицерскую фуражку и портупею. Полный комплект всего, что мне было положено по аттестату вещевого довольствия, я получил лишь месяц спустя.
     Пришлось вспоминать, как подшивается подворотничок гимнастёрки, через какое плечо носят ремень портупеи, пришлось штудировать Уставы, чтобы не казаться совсем уж белой вороной. Сразу вспомнилось из “Градоначальника” Мигуева:
       О, воин, службою живущий,
       читай Устав на сон грядущий
       И паки, ото сна восстав,
       читай усиленно Устав...

      Утром второго дня я уже стоял в строю за командиром роты рядом с замполитом Женей Середой. Тот тоже недавно в кадрах, но за его плечами три года солдатской службы в ГДР.
      Постепенно мне становится понятным широкий круг обязанностей заместителя командира строительной роты. Вообще-то эти обязанности определены уставами и наставлениями, но от написанного до суровой реальности дистанция огромного размера. Помимо привития у военных строителей армейских качеств, замкомроты вместе с командиром и замполитом должны обеспечивать выполнение плановых и внеплановых производственных задач. Строительство объектов выполняется под руководством военных инженеров, которые не входят в штаты нашего батальона, а относятся к вышестоящей организации, тем не менее за выполнение плана отвечает ротный комсостав. Если к концу месяца оказывается, что рота недобирает по какому-то показателю, то вызов “на ковёр” к начальству обеспечен.
      Очень редко рота в полном составе работает на одном объекте, чаще - отдельными группами, у различных работодателей. Конечно, это не способствует сохранению высокого уровня воинской дисциплины. Довольно часто группы солдат численностью от пяти до десяти человек живут в какой-то деревушке в 50-70 километрах от расположения части. И таких групп бывало в нашей роте около десятка. А офицеров всего трое. Хоть разорвись, а успевай повсюду...
      Нашу роту называли “кочующей”. Из двух лет службы в расположении части я пробыл в общей сложности менее полугода, остальное время - в чужих гарнизонах, в тайге, в сёлах или в чистом поле.
      Служить в кочующей роте - дело непростое. Когда прибываешь на новое место, возникает множество житейских проблем: где солдатам жить, где питаться, где мыться, как организовать стирку белья и прочее. Если рядом какое-то село, то идёшь к местным властям и решаешь все эти вопросы, иногда напирая на гражданские чувства (Вы же советская власть!), иногда на личные (Ваш сын тоже в армии!). Чаще приходится всё решать чисто экономически - обещаешь вне плана отремонтировать участок дороги, мостик через речушку или подбросить коё-какие стройматериалы.
      В части жить проще. Там основные вопросы решает комбат, и распорядок жизни строго отработанный. В семь часов утра офицеры из городка приезжают в часть на автобусе. После завтрака и короткой пятиминутки следует построение батальона и под медный рёв десятка труб самодеятельного духового оркестра - развод на работу. Командиры - впереди... Затем следует обход или объезд объектов, согласование и уточнение производственных мелочей, оформление нарядов. Потом возвращаешься в часть, оформляешь ротную документацию, проверяешь порядок в казарме, дневальную службу, связываешься с отдалёнными объектами по телефону... И не замечаешь, как уже подходит время обеда. Отводишь солдат в столовую, идёшь в финчасть для выяснения доходов и расходов военных строителей, определяешь, можно ли отправить со счёта солдата Иванова перевод его родителям. Один день в неделю выделен для проведения политзанятий и боевой подготовки. Примерно дважды в месяц заступаешь на суточное дежурство по части.
      В командировке всё это выглядит по-иному. Здесь ты сам себе командир и бессменный круглосуточный дежурный. Без выходных и отгульных дней. Отдыхом считаются дни поездки в штаб части для получения зарплаты для военных строителей, которую сам ты и выдаёшь как кассир. В общем, узнаёшь, почём фунт сущности единоначалия.
      По документам, в беседах  я постепенно знакомился с составом своей роты. Сознаюсь, что контингент бойцов меня удивил разнообразием и особенностями. Около десяти процентов имеют высшее, чаще педагогическое образование. Около пятнадцати-двадцати  процентов парней отбывали ранее наказание в тюрьмах, исправительных лагерях и детских колониях. Средний образовательный уровень солдат - семь классов. Встречаются абсолютно неграмотные, не умеющие даже расписаться, из-за чего у меня не раз были недоразумения с финчастью - строгим бухгалтерам и кассирам не нравились нарисованные в платёжной ведомости немыслимые загогулины или простенькие крестики. Около половины личного состава роты - нерусские, в основном из республик Средней Азии. Среди них немало таких, с которыми поначалу разговаривать приходится через переводчика.
      Возраст моих солдат - от восемнадцати до двадцати шести лет. Многие из них имеют права шофера, тракториста, экскаваторщика, сварщика - мастеровые ребята. И вот с этой разношерстной публикой нужно было найти необходимую зону взаимопонимания.
     В первые дни пребывания на офицерском посту меня часто одолевали вполне логичные вопросы. Например, что я буду делать, если в ответ на мой приказ выполнить то-то и то-то, в ответ услышу от солдата: - А иди-ка ты, литер (так за-глаза солдаты называют лейтенантов), подальше... Через три-четыре месяца подобные раздумья вызывали во мне усмешку - опыт приобретается быстро. Но поначалу на душе было неспокойно.
      Уже в конце службы, когда я готовился к демобилизации, и на моё место прибыл только что окончивший училище молоденький лейтенантик Володя Кульгин, случилось нечто похожее. Не помню, по какой причине мне пришлось остаться ночевать в части. Я расположился на видавшем виды топчане в дежурной штабной комнате и собрался спать, но тут вошёл расстроенный Володя, назначенный в этот день дежурным по части. Я спросил его, в чём дело, он сначала не отзывался, отвернувшись к стене, а потом успокоился и рассказал о случившемся. Он, оказывается, вошёл в казарму нашей третьей роты минут через двадцать после отбоя. Все лежали, кое-где ещё переговаривались в полумраке. Когда Володя пошёл по затемненному коридору между двухярусными койками, кто-то за его спиной на всю казарму запищал:
                - Салага..!
      Володя повернулся на голос, но из противоположного угла вновь послышалось издевательское:
                - Салажонок..!
      Не зная, что предпринять, оскорблённый до глубины души, он выскочил из помещения...
      Я его успокоил, и мы вместе пошли в казарму. Что делать в таких случаях, я уже знал. Как только вошли, с порога крикнул:
            - Рота, подъём! Приготовиться к построению!
      Когда рота была построена, сказал небольшую речь. Суть её сводилась к следующему:
            - Хорошо, когда люди обладают чувством юмора, но порой от смешного до обидного всего один шаг. И этот шаг был сделан сегодня. Я прошу и требую, чтобы юмористы завтра извинились перед лейтенантом. Вам с ним служить не неделю и не месяц, и если вы начинаете службу с обидных шуточек, то и для него, и для вас особенно, эта служба покажется, что небо в овчинку...
      Я видел хитрющие глазёнки Фуртикова, застывшую маску на лице Коровина, и знал, что всё происходящее случилось не без их участия. Выявлять прямо сейчас виновных не имело смысла, да ни к чему бы и не привело...
      Назавтра извинения были принесены по всей форме и на должном дипломатическом уровне. Подворотнички Фуртикова и Коровина сияли белизной, а от блеска начищенных пуговиц ломило глаза.

                Продолжение следует: http://www.proza.ru/2018/08/04/818


Рецензии