Северные дневники Глава 1 Введение в тему

      Когда меня спрашивают, какой период своей жизни я считаю самым значительным и счастливым, то отвечаю без колебаний - время работы на Севере. Относительно небольшой отрезок времени по насыщенности, азарту восприятия и самоотдаче не сравнится ни с каким другим периодом моей жизни. Здесь я приобрел самых верных и искренних друзей, здесь начиналась моя инженерная деятельность со всеми радостями и невзгодами и здесь, наконец, я почувствовал, что в этой жизни что-то значу и могу.
      Начало лета 1961 года. Конец студенческой жизни, защита дипломных проектов и распределение на работу. В длинном списке вакансий, вывешенном на стене у кабинета ректора, есть одно место в Колымо-Индигирское речное пароходство (КИРП). Желающих поехать туда двое - я и мой друг Валера Иванов. Сокурсники смотрят на нас с ухмылкой и ехидным скепсисом: им не верится, что можно вот так, добровольно, ехать туда, куда обычно везут под конвоем. А нам как-то всё равно, у нас нет особого желания сражаться за место в Новосибирске, так как ничего нас здесь не держит - ни семья, ни квартира.
      Вопреки принятым правилам, в кабинет ректора, где заседает распределительная комиссия, мы с товарищем входим вдвоём. Председательствующий, начальник управления учебных заведений министерства Карепанов, смотрит на нас вопросительно - в чём, мол, дело, почему не по одному?  Вкратце объясняем ему ситуацию - либо едем на Колыму вдвоём, либо не едет никто. Он задумывается, стучит пальцами по столу, потом решает:
      - Поедете оба, один - мастером в цех по ремонту дизелей, другой - групповым механиком на флот. Согласны?
      Мы вполне согласны, подписываем какую-то бумагу и выходим, ещё не осознавая значимость всего случившегося.

                *      *      *

      Богом проклятый Якутск! Прости меня, город, за эти слова, но когда околачиваешься здесь около недели, и нет надежды на то, что улетишь в Зырянку в ближайшие две недели, других слов почему-то не находится.
      А как всё хорошо начиналось! Новый, только что отстроенный новосибирский аэропорт Толмачёво проводил нас солнцем, цветами, входящими в моду мини-юбками и прощальным оскалом наших друзей.
      Но вот встреча на якутской земле оказалась не столь приветливой. Билетов на Зырянку нет за месяц вперёд, гостиницы «Лена», «Север», как и все другие, переполнена, и приходится ночевать где попало. Если первые два-три дня мы ещё с некоторым интересом осматривали достопримечательности довольно-таки грязного и неухоженного городка, читали необычные для нашего глаза вывески «Остолобуой» или «Магагыын» (за точность написания я не ручаюсь), то через неделю всё это приелось. Каждый день мы приезжали в аэропорт с надеждой на невероятный случай - вдруг кто-то откажется от билета, но почему-то никто не хотел отказываться.
      Нужно было предпринимать нечто необычное. В этом смысле нам повезло. Как-то мы ехали по надоевшему маршруту в аэропорт и в разговоре одетых в лётную форму попутчиков услышали слово «Зырянка».  Иванов тут же подсел к ним и вмешался в разговор. О чём он говорил, я не знаю, - может быть, вид моего друга был слишком красноречив, но в этот день мы вылетели в Зырянку на грузовом самолёте ЛИ-2. Таких аэропланов давно уже нет. Двухмоторный аналог «Дугласа» с плохо отапливаемым фюзеляжем вёз картошку, и мы, видимо, были оформлены как два куля этого северного деликатеса.
      Наше счастье было безмерным, несмотря на жуткий холод. Я даже достал баян, который вместе с футляром составлял половину моего движимого и недвижимого имущество. И мы с другом спели на высоте четырёх тысяч метров для лётчиков:
      - Когда весна придёт, не знаю...
      В этом нашем путешествии было ещё одно поразившее нас событие. Самолёт летел не прямо в Зырянку, у него была плановая остановка в Хандыге. И вот здесь первое, что мы увидели, спустившись на ватных ногах по стремянке на землю, была громадная шкура медведя, которая сушилась на верёвке рядом со служебным домиком аэропорта.
      А на закате солнца мы увидели сиреневые горы. Не синие, не голубые, а – сиреневые. Таких чистых и ярких природных красок ни мне, ни моему другу ещё не приходилось видеть. Потом уже, годы спустя, нечто подобное я обнаружил в картинах Рокуэла Кента. Зрелище невероятной силы: тёмно-зелёный ковёр вечерней тайги и на горизонте, как драгоценное ожерелье, бесподобно расцвеченные горные хребты. Где ещё такое увидишь!
      Переночевав в Хандыге, мы полетели дальше.

                *      *      *

     Под крылом самолёта горы и горы. Кажется, что кто-то специально изуродовал земную поверхность. Кое-где в распадках и ущельях лежит снег. Растительности почти нет, только внизу, у подножья гор, видна зелень кустарников. Словно жемчужины блестят озёра. Они разноцветны как ягоды: голубые, красноватые, белые, ярко синие. От чего зависит их цвет, я не знаю, возможно, от минералов, составляющих ложе, может все дело в световых эффектах.
      Почти всё время на пути от Якутска до Зырянки внизу видны горы. Их изломанная непрерывность внезапно обрывается, переходя в равнину, и тут же самолёт начинает снижаться перед посадкой. На границе горного массива видны коробки домов и разрытая земля карьера. Это - Угольный, здесь живут и работают шахтеры самого северного за Уралом угледобывающего предприятия. И почти сразу, среди разводий рек, проток и озёр, появляется Зырянка – вполне приличный по размерам посёлок, рядом с которым легендарный Верхне-Колымск выглядит обыкновенным хутором.
      Мы слышали, что от Угольного до Зырянки пытались проложить узкоколейку, но ничего из этого не получилось, помешала вечная мерзлота и российское разгильдяйство.
      Подавляющая часть населения Зырянки - русские. Дома в посёлке преимущественно одноэтажные, есть несколько двухэтажных. Самое большое  и самое высокое здание - клуб. Перед клубом небольшая площадка, огороженная какими-то кустиками. Площадка выходит почти к самому берегу Ясачной. В глубине площадки стоит гипсовая или бетонная фигура Сталина. Он задумчиво озирает окружающее пространство.

                *      *      *

      Итак, в конце сентября 1961 года два молодых человека вылезли из грузового самолета ЛИ-2 на гравийную дорожку аэродрома, возле посёлка Зырянка, и огляделись по сторонам. Рядом с аэродромом протекала большая река, противоположный берег которой покрывала поросль в виде мелкой лиственницы. От домика аэропорта шла дорога к видневшимся неподалеку низкорослым зданиям. Справа от дороги простиралось футбольное поле без трибун и скамеек. На обочине поля стоял памятник с погнутыми лопастями воздушного винта; видимо, здесь были похоронены летчики. Вдалеке чуть виднелись отроги каких-то гор.
      Нагруженные двумя чемоданами и футляром, в котором проглядывался баян, на негнущихся ногах от долгого пребывания в чреве старого самолёта с плохим отоплением, рассчитанным на перевозку грузов, вновь прибывшие зашагали по дороге в посёлок. Дежурившая в аэропорту маленькая красивая женщина в аэрофлотовской форме рассказала им, как найти управление пароходства и с улыбкой извинилась, что таксомоторов в посёлке нет.
      Посёлок Зырянка расположен при впадении реки Ясачной в Колыму. Здание пароходства и жилой комплекс расположены на левом берегу, а все производственные здания – котельно-сварочный, токарный, дизельный и слесарный, а также лесозавод – на правом берегу Ясачной. Здесь же контора ремонтной базы. На работу и обратно все ездят летом на небольшом пароме, а зимой ходят по льду. Основное назначение Зырянки и речного пароходства – перевозка угля, который добывается в недалеком поселке Угольный, и обеспечение северного завоза.
      В Зырянке живет около четырёх тысяч человек. Наиболее крупные предприятия - это наше пароходство и автобаза, где трудится около четырехсот шоферов. Они возят уголь от карьера до зырянских причалов. А дальше топливо следует на теплоходах и баржах до Зелёного Мыса, где перегружается на морские суда, которые развозят его по всему северному побережью.

                Продолжение следует http://www.proza.ru/2018/08/09/1239