Северные дневники Глава 5 Друзья мои

      Атмосферу нашего зырянского содружества создавали люди разных взглядов и характеров. Так получилось, что в 61-м году в Зырянку приехало несколько групп молодых специалистов из институтов, техникумов, речных училищ и СПТУ. Всех их объединяло одно - молодость. Постепенно происходило переформирование этих групп в новые, уже по общности взглядов и интересов.
       Я расскажу о нашей компании. Москвичи - Саша Звягинцев и чета Орловых были интеллигентами по крови. Долгое время квартирка Орловых была для нас своеобразным клубом. Там, зимними вечерами, мы собирались почти ежедневно. Беседовали о прошлом, музыке, литературе и живописи. Именно там я узнал о стихах Б.Пастернака, М.Цветаевой, Саши Чорного и Андрея Белого. Много стихов этих авторов знал Саша Звягинцев. Некоторые из них он пел под гитару. Не очень музыкально, но проникновенно.
      Саша был обладателем роскошной шевелюры, напоминающей гриву льва. Всю колымскую зиму он ходил без шапки, только в самые жуткие морозы поднимал капюшон своей куртки. Жил он один, хотя был женат. Супруга не пожелала разделить с ним прелести зырянского бытия и в письмах называла Колыму краем непуганых идиотов. Чтобы скрасить свою холостяцкую жизнь, Саша приобрёл собаку - сеттера по кличке Адам. Только он знает, сколько изорвал одежды и изгрыз обуви его питомец, дожидаясь хозяина с работы. Когда Саша стал подвешивать вещи к потолку, его охотничий пёс принялся за мебель и радиоаппаратуру. Поэтому сашина комната напоминала скорее сарай, чем жилое помещение.
      Звягинцев окончил кораблестроительный факультет Ленинградского водного института. Мы с ним были коллегами по работе: я отвечал за самоходный флот, а он занимался баржами, лихтерами и другими несамоходными судами. Чуть позже его назначили мастером котельно-сварочного цеха.
      Мне до сих пор непонятно, для чего поехали за тридевять земель Орловы. Саша работал на крупном заводе военным представителем и зарабатывал совсем неплохо. Тая, его жена -  коренная москвичка, типичная городская барышня из хорошей культурной семьи.
      Орловы и Звягинцев составляли, так сказать, духовное начало нашего непростого общества. Другая, большая часть этой компании составляли авантюристы типа Волчкова, Фёдорова, Зарубы, Скворцова и других, для которых Колыма стала прекрасным полигоном для выражения их  темперамента.

                *       *       *

      -  Неба забытого просинь, долгие письма домой, - тянет песню Славик Скворцов, штопая на себе носки, - в мире чахоточных сосен быстро сменяется осень долгой полярной зимой...
      Слава приехал из Горького. Он окончил механический факультет института инженеров водного транспорта и был направлен в Зырянку сменным инженером на местную дизельную электростанцию. Живём мы в одном общежитии, комнаты наши рядом. Привёз Слава с собой нижегородское оканье и волжскую невозмутимость. Что бы ни случилось, он неизменно бубнит: - Не бери в голову... И часто оказывается прав.
      Работа у него - не позавидуешь. Электростанция, от которой зависит всё благополучие посёлка, была построена без достаточной проектной проработки и оказалась на громадной подземной ледяной линзе. По мере подтаивания основания фундаменты дизель-генераторов проваливаются то одним, то другим углом. Регулярно приходится поднимать их домкратами и подкладывать клинья. Первые полгода Слава появлялся в своей комнате только для того, чтобы поспать. Весь перепачканный в соляре и масле, он падал на койку и стонал:
      - Видела бы меня моя бедная мама !

                *      *      *
      Стоит несколько слов сказать и о моем друге Валерии Яковлевиче Иванове, хотя бы потому, что спустя несколько лет он станет начальником того самого пароходства, куда нас призвала родина.
      Валера - киевлянин, городской житель. Родители его были в ужасе, когда узнали, что он распределился на Колыму. Ростом мой друг с хорошего баскетболиста, имеет первые спортивные разряды по плаванию и парусному спорту. Любимец женщин или, как говорил наш институтский товарищ Малкин, бабский угодник.
      Несмотря на приличное воспитание, Иванов всегда и во всём был отчаянным авантюристом. Когда мы учились на втором курсе, он загорелся идеей совершить переход от Новосибирска до Москвы на легко переворачивающихся швертботах по Северному морскому пути, чтобы попасть на Всемирный фестиваль молодёжи. Хорошо, что его во-время остановили.
      После третьего курса Иванов добивается аудиенции у Фёдора Наянова, знаменитого руководителя Спецморпроводок, и участвует в перегоне судов по Северному Ледовитому океану. В составе экипажа чешского буксира он прошёл от Измаила через всю Волжскую  и Беломоро-Онежскую систему каналов, Ледовитый океан, реку  Лену и закончил путешествие в Якутске. Упрямство его не знает границ, даже после перегона он продолжает утверждать, что пройти на швертботах северным путём можно.
      Я поражался техническому нахальству Иванова. Он мог сесть на бульдозер, когда бульдозерист отказался выполнять какую-то работу по причине ее невыполнимости, и сделать эту работу, хотя ранее никогда не сидел за рычагами управления машины. На военных сборах он без колебаний вызвался участвовать в подрыве настоящего моста, как будто этим занимался всю жизнь, хотя раньше видел только муляжи толовых шашек и детонаторов. И взорвал, оставшись в живых.
     Всё, за что принимался мой товарищ, было на грани риска. Даже в отношениях с противоположным полом он многократно рисковал, потому что девушек, желающих окрутить человека с киевской пропиской и такими внешними данными, было много. И я был рад, когда к нему прилетела Валя Пирогова, которая училась двумя курсами позже нас. Она бросила институт ради своего любимого, и их свадьба была первой в нашем здоровом коллективе.

                *       *       *

      Знакомство с Виктором Волчковым произошло в лесу на осенней охоте. Небольшой компанией мы пошли пострелять уток. Охота не клеилась. Стало сумрачно, и мы разожгли костёр. Поставили чайник. Началась обычная травля.
       Из кустов вышел парень в тренировочном рваном костюме и с ружьем в руках. Он подошёл к огню, погрел руки и спросил что-то насчёт охоты. Мы были пустыми и честно в этом признались. А вокруг крякали утки, свистели крыльями чирки и где-то поодаль даже гоготали гуси.
      Парень посидел немного, потом встал и сказал:
      - Кто со мной? Пару уток гарантирую.
      Очень сомневаясь, я взял свой ствол и пошёл за ним. По затемненному кустарнику мы прорвались к небольшому озерку, находящемуся в каких-то ста метрах от нашего костра. Присели. Не прошло и минуты, как в озеро плюхнулась стайка шилохвости. С нашего места стрелять было не очень удобно, мы подползли поближе и ахнули из дробовиков. Три птицы остались на месте, ещё одна закружилась, заметалась, но притихла и она.
      - Ну вот, я же тебе обещал, - спокойно подвёл итог мой спутник и, не спеша, побрёл к берегу.
      Попрыгав то на одной, то на другой ноге, он снял штаны, сбросил куртку и рубаху. Мне в телогрейке стало зябко. У берега озеро было прихвачено льдом, и лезть в воду с нулевой температурой мне казалось чистым безумием. Но на Волчкова, а это был он, лёд не произвёл должного впечатления и, ломая хрупкую корочку, Виктор вошел в воду и поплыл за утками. Я бы, откровенно говоря, решился на такое только под дулом пистолета.
      Выскочив из воды и клацая зубами как кастаньетами, Волчков немного попрыгал на берегу, накинул своё рваньё и мы, взяв добычу, пошли к костру.

      Волчков капитанит на стопятидесятисильном разъездном катере “Амур”. Катер занят на разных работах: буксирует баржи, водит небольшие плоты, возит начальство и пассажиров.
      Виктору  заполнился тот солнечный, тёплый день, когда он повёз пионеров из лагеря на один из островов, где был хороший пляжный песок и где ребятишки могли бы порезвиться. Пристали к берегу, зачалились, высадили детвору. Капитан с механиком взяли ружье и мелкокалиберку, чтобы побродить и пострелять уток. Пройдя метров двести, по заросшему кустарником острову, они услышали шум и тут же увидели медведя. Зверь бросился в воду и, одним махом перескочив через неширокую протоку, скрылся в лесу.
      Волчков был бы не Волчковым, если бы посчитал инцидент завершившимся. Он уговорил механика, бывшего танкиста, участника венгерских событий, и они, перейдя вброд протоку, пошли вслед за медведем. Шли долго, но их остановили сумерки. Пришлось возвращаться. На обратном пути увидели плавающих уток. Прицелились… Выстрелили… Оба ружья дали осечку. Перезарядили… И вновь осечка у обоих. Стало не по себе. Помчались скорее к катеру, где резвились ничего не знающие дети, собрали всех и ушли от опасного места.

      Ещё об одном эпизоде следует рассказать, потому что он наглядно показывает характер Виктора Волчкова.
      Заканчивается весенний ледоход. Кое-где по реке ещё плывут небольшие льдины. Стоим на берегу Ясачной, ждём парома. А его всё нет и нет. Волчков не выдерживает и начинает раздеваться:
      - Вы как хотите, а я поплыл. Одежду привезёте...
      Не успели мы оглянуться, как он вошёл в ледяную воду и действительно поплыл. Ширина Ясачной в этом месте метров двести, но течение очень сильное. Оно подхватило пловца и понесло в Колыму.
      Мы бросились к лодкам, но все они оказались без вёсел, а потому пользы от них - ноль. Пока мы искали средства спасения, Волчков уже выбрался из воды и махал нам с противоположного берега.
      Так получилось, что наша дружба с Виктором Егоровичем Волчковым сохранилась на всю жизнь. Он перепробовал много профессий: кроме Благовещенского речного училища окончил геологический факультет Якутского университета, был геологом, егерем в заповеднике, и, в конце концов, остановился на журналистике и писательстве. Виктора Егоровича Волчкова, члена Союзов писателей и журналистов, хорошо знают на Дальнем Востоке и, особенно, в Амурской области.
 
         На снимке - мои друзья Валерий и Валентина Ивановы, 1970 год

          Продолжение следует http://www.proza.ru/2018/08/09/1384