Северные дневники Глава 7 Первые после бога

   
       О колымских капитанах надо сказать особо. Это профессионалы высочайшего класса, и в разношерстной публике плавсостава они на почётном счету. Нельзя сказать, что их считают представителями “голубых кровей”, отношение к ним совсем иное - как к мастерам-работягам. Не так уж их много, настоящих капитанов: Ткачук, Шустиков, Палдин, Лисов, Березовский, Саражинский... К этому уважаемому обществу с недавних пор стали относить молодых: Кунгурова, Кубашевского и Тахадзе. Но лишь после того, как они сумели сделать то, чего опасались делать старики - провели методом толкания составы барж из Зырянки до Среднекана. Сейчас для многих колымских судоводителей такая проводка - обычная вещь, но так было не всегда, кто-то первым должен был провести тяжелые баржи через десятки перекатов в каменистом ложе реки, когда слева и справа скалы, а скорость течения достигает 14-15 километров в час.
      Колыма на карте России в сравнении с Енисеем и Леной кажется небольшой, но на самом деле это тоже могучая река с судоходным фарватером длиной более полутора тысяч километров. Буйная, стремительная и опасная в скалистых берегах верхнего плёса, она разливается на несколько километров в тундровых низовьях. Глубина  позволяет заходить в неё на 80 километров морским судам грузоподъемностью до 10000 тонн. Именно там находится  морской порт Зелёный Мыс.
      Капитаны пароходов - не только лоцманы, прекрасно знающие повадки реки. Попробуй управиться с тремя десятками кочегаров, машинистов и матросов - выходцев из оргнабора, среди которых герои рассказов Джека Лондона были бы просто мальчиками для битья. А наши капитаны управляются. Без кольтов и винчестеров, без наручников и плетей. Каким образом это им удаётся, знает один бог. Потому-то их и зовут уважительно капитанами.
      Лисов, капитан с “Громова” - двухсотсильного парового буксира, худющий, морщинистый человек с лицом китайского идола, помнит довоенные времена своей работы в старательских артелях, когда жизнь человеческая не стоила ничего, а бандитских шаек, промышлявших вокруг золотоносных отвалов, было больше чем старателей. Ходит капитан Лисов медленно, подволакивая больные ноги, обутые в любое время года в неизменные валенки с галошами. Кажется, ткни этого старца пальцем, и он рассыплется. В обманчивости такого впечатления мне пришлось убедиться самому, когда на моих глазах один из кочегаров, изрядно заправившись спиртом, бросился с ножом на своего капитана. Тот отреагировал настолько мгновенно, что я не заметил, как нож улетел за борт, видел только, как голова нападавшего оказалась в верёвочной удавке. Подержав десяток секунд, Лисов бросил полузадохнувшегося буяна на палубу, и своей шаркающей походкой неспешно направился в рубку.
      Капитан - хозяин корабля. Ну, если не хозяин, то - управляющий. Его слово последнее и решающее для экипажа. И в то же время нет более беззащитного человека, чем капитан речного судна. С него спрашивают план, он отвечает за дисциплину  и политическую работу, он - снабженец, организатор, судья и прокурор. Меня всё время мучает вопрос - почему секретаря обкома, проворовавшегося и развалившего целый регион страны, в качестве наказания отправляют на пенсию или переводят в другое место, а капитана корабля, совершившего аварию, будь то посадка на мель или пробоина, таскают по судам и нередко отправляют в тюрьму. При этом никого не интересует, что эта авария  не является следствием халатности или пьянства, а случайное стечение обстоятельств.
      Стариков, капитан самоходки, шёл из Сеймчана вниз и в страшных шиверах  “поймал” в насадку винта топляк - подводное бревно . Рулевое управление вышло из строя, и как ни пытался капитан маневрировать машинами, теплоход развернуло и ударило о скалу.Казалось бы, что может быть в этом случае криминального - стихия есть стихия, и топляк под водой не увидишь. Но против Старикова было возбуждено уголовное дело, ему инкриминировали чуть ли не вредительство, и больше капитаном он не работал.

              КАПИТАНЫ ОДНОГО ТАНКЕРА

      Танкеру ТН-696 не везёт на капитанов. С караваном Спецморпроводки его на Колыму привёл молодой парень, лет пять назад окончивший Рыбинское речное училище. Прокапитанствовал он недолго, и о нём сохранилось в памяти лишь то, что он в одиночку мог выпить бутылку «тучи» – специальной северной водки крепостью 56 градусов (чтобы не замерзала при перевозке и хранении), закусить вишнёвым компотом и после этого, слегка раскрасневшись, пойти в клуб на танцы.
      Потом капитаном танкера стал Володя Романенко, восьмипудовый гигант, бывший воспитанник Соловецкой школы юнг. Но и его капитанская судьба оказалась заковыристой. На одной из тренировок по вольной борьбе он повредил колено, опрометчиво уронив на себя такого же толстяка, и выбыл из игры с костылём подмышкой.
      В тот момент в резерве у колымского начальства свободных капитанов не оказалось, и временно исполнять капитанские обязанности стал первый штурман, недавно прибывший после окончания училища. Через пару недель после этого назначения к начальнику ремонтной базы пришёл механик танкера Павел Иванович Павлов, тихий и немногословный старичок. Он был явно чем-то смущён и, переминая в руках промасленную шапку, сказал с застенчивой улыбкой:
       - Слушай, начальник, а штурманец-то наш, того, задвинулся...
      - Что значит - задвинулся? - не понял начальник.
      - Шизонулся, другими словами, - пояснил Павел Иванович, - бормочет, что попало, и шибко стал задумчивым.
      Бедный Павел Иванович, вечно ему не везёт. Лет десять назад во времена Дальстроя, когда он работал на разъездном катере, ему пришлось участвовать в ловле людоеда. Не тигра и не медведя, а человека. История в общем-то банальная для того лихого времени. Из лагеря бежали трое. Поисковая команда из охраны нашла сначала останки одного из беглецов с характерными вырезками, потом нашёлся труп второго. На одной из галечных колымских кос обнаружили и третьего - живого, но абсолютно седого и навсегда потерявшего рассудок. Охрана сказала Павлу Ивановичу, что когда-то этот человек был полковником Красной Армии и имел много государственных наград.
     Слава богу, сейчас до каннибализма дело не дошло, и на танкер отправились капитан–наставник с групповым механиком. Ещё издали они увидели штурмана, который стоял на капитанском мостике и по-ленински подняв руку, читал какие-то стихи. На прибывших он поначалу не обратил никакого внимания, лишь когда капитан-наставник попытался отвлечь штурмана от декламации, тот скорбно скрестил на груди руки. Потом он вроде бы очнулся, и после долгого изучения институтского значка на лацкане кителя, невинно спросил:
      - Товарищ инженер, а вы можете мне ответить, какого цвета зайцы на Марсе?
      Может быть, фраза была иной, но смысловая идея была именно такой. Пришлось импровизировать и сказать ему, что начальник пароходства вызывает его на предмет нового назначения, для чего штурман должен пройти медицинскую комиссию. Странно, но капитану-наставнику, который нёс всякую околесицу, штурман поверил и поехал в районную больницу, где предупреждённые заранее врачи приняли пациента и после недолгого обследования признали у него сложную форму психического расстройства. Мудрый Павел Иванович оказался прав в диагнозе. 
      Следующим капитаном танкера был назначен Семён Скоркин (фамилию я немного изменил – Б.К.). В Зырянке он появился весной, когда утихли морозы и почернели первые проталины. Это был крупный мужчина с обличьем и повадками Остапа Бендера. Он был одет в модную лётную куртку с меховым капюшоном, его мощные ноги были погружены в шикарные собачьи унты, отливающие золотом самой высшей пробы, а голова была украшена чёрной каракулевой шапкой с огромной капитанской кокардой, слегка покрытой зеленью и утверждающей, что её владелец никак не связан с мелководным каботажным плаванием.
      Неторопливо оглядев зырянские постройки, хозяин богатой куртки и кокарды смахнул снег с унтов и вошёл в здание управления. Вышел он оттуда уже не приезжим человеком, а капитаном танкера ТН-696. На судне появился новый хозяин с дипломом капитана дальнего плавания. Знак, удостоверяющий это престижное звание, был скромно прицеплен рядом с лацканом форменного кителя чуть ниже того места, где ему положено быть. Над этим значком кокетливо голубел поплавок Владивостокской мореходки, а еще выше разместилась скромная планочка правительственных наград.
      Шикарный вид и манеры английского лорда делали Сеню Скоркина неотразимым. Он был немногословен, лишь изредка в гомоне травильников, собирающихся на перекур в теплушке, которая называется караванкой, можно было услышать его снисходительный, сипловатый голос. Речные байки, которые любят вспоминать заскучавшие по плёсу штурманы и капитаны, просты и бесхитростны. Весь этот трёп можно назвать многосерийной сказкой на тему «Мы  - сели, я - снялся». Действительно, о чём ещё можно говорить, вспоминая прошедшую навигацию? Конечно, о посадках на мель, и о том, как приходилось выкручиваться, стаскивая многотонные посудины с невесть откуда взявшихся посреди реки галечных осерёдков и песчаных кос.
      Рассказы Скоркина были иного уровня. В них полыхали огни Мадагаскара и слышался грохот антарктических айсбергов. В них ллойд-капитан Ман был другом, а один из руководителей  Спецморпроводок Артур Чилингаров - школьным товарищем Сени. Молодые штурманцы, вчерашние выпускники якутского, благовещенского и рыбинского училищ, слушали всё это с раскрытыми ртами. Они считали свою работу на Колыме временным, досадным недоразумением, и каждому чудился открытый океан.
      Когда Скоркину предложили, как и большинству капитанов, поработать на выморозке судов, он вначале не понял, о чём идёт речь, а когда ему наглядно объяснили, что это интеллектуальная работа связана с пешней и кайлом, гордо отказался. Его назначили дежурным по каравану, иными словами - сторожем.
      А потом началась навигация. В первом же рейсе танкер влетел в яр и слегка деформировался. Немного отдышавшись, Скоркин вновь вывел свой корабль из затона и тут же посадил его на Соболохе – первом перекате по пути из Зырянки в Средне-Колымск. Обидевшись на строгий выговор и предупреждая прокурорское расследование, он срочно взял расчёт и уехал из Зырянки, чтобы через некоторое время стать капитаном морского порта Зелёный мыс, что в восьмидесяти километрах от бара Колымы.
       Потом он исчез совсем, когда морфлотовские кадровики, более дотошные чем речники, выяснили, что никаких училищ Семён Скоркин не кончал, что все его награды и знак капитана дальнего плавания - липовые. И что вообще он живёт по поддельным документам.

                На фото - капитан А.В.Лисов

         Продолжение следует http://www.proza.ru/2018/08/10/361