Студенческие были-былинки

      В этих миниатюрах мне хотелось передать атмосферу студенческого бытия в 50-х годах прошлого века. Некоторые фамилии своих друзей я слегка изменил, потому что прошло много времени, и мне неизвестна возможная их реакция на эпизоды.
                *    *    *

      Первый зачет по физкультуре. На водно-лыжной станции мы сдаем легкоатлетические нормативы. Нужно пробежать полторы тысячи метров за пять минут, прыгнуть в длину на четыре метра, преодолеть стометровку за четырнадцать секунд и бросить гранату на тридцать метров.
      Тяжеловесному Борису Титкову никак не удаются длинные дистанции, он дважды участвует в забегах, но не укладывается в положенное время. Худосочный Саша Петрусенко, напротив, бегает как олень, но не может швырнуть гранату на положенное расстояние. Он предлагает Титкову:
      - Боб, давай поменяемся: я за тебя пробегу полуторку, а ты вместо меня кинешь эту чёртову гранату?
      После некоторого раздумья Титков угрюмо соглашается, обман ему не по душе, но деваться некуда.
      В очередном забеге Сашка принимает старт, лихо обгоняет всех соперников и, пробегая мимо преподавателя, записывающего фамилии добравшихся до финиша и их результаты, победоносно сверкает очками и кричит:
      - Титков..!
      Преподаватель удивленно смотрит на секундомер, но поскольку ещё не знает всех студентов в лицо, делает отметку в журнале против фамилии Бориса. Тот заглядывает ему через плечо, видит результат, близкий ко второму разряду и направляется к Петрусенко, который после дистанции делает успокоительную гимнастику.
      - Ты что, обалдел, - говорит он Сашке, взяв его за ухо, - помедленее нельзя было? Препод нас в один миг расколет...
      Сашка неубедительно оправдывается и говорит, что слишком увлёкся борьбой на дистанции и забыл про время. Разозлившись на сообщника, Боб выходит в сектор для метания, швыряет гранату за пятидесятиметровую отметку и, буркнув преподавателю, что он есть Петрусенко, скрывается в толпе жаждущих сдать зачет.
      История эта закончилась тем, что Сашу Петрусенко вызвали на кафедру физвоспитания и сообщили ему, что он включен кандидатом в сборную института... по бросанию гранаты.

                *    *    *

      Валеру Малкина, которого мы звали Джаном, выгнали с зачета по деталям машин. Он стоит у дверей аудитории и с недоумением рассуждает:
      - Кто такой Эйнштейн - знаю, кто такой Бронштейн - тоже знаю, кто такой Эйзенштейн - знаю, а кто же такой кронштейн?

                *    *    *

      C историческими личностями и Джаном связан еще один эпизод. Мы не очень любили предмет с названием “Допуски и посадки”. Умом понимая, что без знаний этой науки инженером-механиком не станешь, мы с трудом и нежеланием воспринимали системы соединений деталей. В этой дисциплине было мало формул и логики, многое требовалось просто запомнить. Одних посадок нужно было знать более десятка: плотная, тугая, скользящая, свободная, подшипниковая ...Каждая из этих посадок имеет свое поле допусков, которые тоже следовало знать.
      Михаил Степанович Медведев, ведущий преподаватель этой дисциплины, был человеком строгим, неулыбчивым и не склонным к лирическим отступлениям. Он дотошно рассказывал нам о технике измерений  и показывал, как пользоваться штангенциркулями, рейсмусами, оптическими и электронными индикаторами и, в конечном итоге, кое-чему нас научил. Но, как оказалось, не всех.
      На зачет по этому предмету Валера Малкин прибыл, вооруженный достаточным запасом шпаргалок и оптимизма. Он умудрился незаметно списать все нужное и был абсолютно уверен, что зачет у него в кармане, то есть в зачетной книжке.
      Медведев, посмотрев его записи, отодвинул их в сторону и спросил:
      - Расскажите, пожалуйста, о нониусе ?
      Лишь секунда потребовалась Джану для восстановления душевного равновесия, и он бодро начал:
      - Великий немецкий учёный Нониус...
      Михаил Степанович насторожился:
      - Какой учёный?
      - Английский учёный немецкого происхождения, -  врал по-черному Джан, -        сделал много открытий в технике измерений...
      Медведев высморкался в платочек и перебил его:
      - Откуда вы почерпнули сведения о нониусе?
      - Из дополнительной литературы, - не моргнув глазом, сказал Джан.
      - Я  вам буду чрезвычайно признателен, если вы мне назовёте её, - сказал Михаил Степанович, - а пока, извините, зачет я вам поставить не могу...
      Валера вышел обескураженный и недовольный. Откуда ему было знать, что нониус - это особая шкала совмещения, позволяющая увеличить точность измерения.

                *    *    *

      Вениамин Плотников, вечный студент гидротехнического факультета и отчаянный баскетболист, на зачете по геодезии посмотрел в теодолит, потом в нивелир и с детской непосредственностью дико заржал:
      - А там все перевёрнутое.!
      О себе он говорит уважительно, похлопывая по голове, где явно просматривается лысина:
      - Девять лет в системе высшего образования !

                *    *    *

      На начальной стадии обучения сдача экзаменов для большинства из нас становилась сущей мукой, но со временем каждый выработал собственную методику подготовки в этом сложном деле. Кто-то в предэкзаменационные дни и ночи зубрил, обрекая себя на монашеское затворничество, кто-то писал многотомные шпаргалки и тренировался в их использовании, но большинство понимало, что на экзамене главное - это психологический настрой. Поэтому наши девочки из опыта предшественниц четко знали, к какому преподавателю следует идти в строгой одежде, граничащей с форменной, а к какому  - в более свободной и открытой.
      Оригинальный по наглости способ давления на психику педагогов придумал Валера Иванов. Вначале это получилось у него случайно. Когда мы учились на четвертом курсе, для пополнения своего бюджета Валера стал подрабатывать в институтской котельной (тогда у нас было местное отопление). В один прекрасный день, совпавший с экзаменом по организации судоремонта, нашего друга вызвали на аварию. В чёрном комбинезоне, с огромным разводным ключом в руках и с лицом трубочиста Иванов явился на экзамен, попросил дать ему билет, заметив при этом, что будет отвечать без подготовки, потому что котельную заливает и промедление смерти подобно. Леонид Григорьевич Егоров, добрейший человек, долгие годы проработавший главным инженером на больших  заводах и понимающий толк в производственных делах, так разволновался за судьбу котельной, что тут же поставил Иванову пятерку, хотя тот даже не прочитал вопросы экзаменационного листка.
      Немного ошарашенный, сам ещё не соображая, на какую золотую жилу он напал, Валера вышел из аудитории. На все последующие экзамены он стал приходить только в замызганном комбинезоне и раздвижным ключом номер три. Судя по оценкам в зачетке, за три недели экзаменационной сессии котельная находилась в аварийном состоянии минимум четыре раза.
      Не повезло Иванову только с научным коммунизмом. Преподаватель, принимавший экзамен по этой, только что введенной дисциплине, с производством никогда не имел дела, и когда Валера стал ему заливать насчет аварии в котельной, брезгливо посмотрел на слесаря-ремонтника и сказал:
       -  Сначала вымойте руки, а потом уж приходите на экзамен.
      Удивленный таким поворотом событий, наш товарищ возмутился и вновь изложил версию об аварийной обстановке, однако сторонник научного коммунизма остался равнодушным к производственным нуждам. Пришлось идти мыться, переодеваться и, как всем, брать билет. Результат был закономерным - представитель пролетариата получил два балла от партийного функционера, представляющего тот же класс.

                *    *    *

      Большой, сутулый и бритый наголо Павел Николаевич  похож на английского премьера Черчилля. И шутки у декана гидротехнического факультета тяжеловесны подобно лондонскому туману. Рассказывая об устройстве какого-то геодезического прибора, он говорит:
      - Эта штука настолько проста, что её может сделать всякий дурак.
      Помолчав немного, он продолжает:
      - ... у нас её делает лаборант Блюмберг.

                *    *    *

      На втором курсе в нашу группу перевёлся из красноярского лесотехнического института некто Кольцов. Неплохой был парень, но тупой как два валенка, вместе взятые. И к тому же ленивый до безобразия. Своими познаниями в области математики он доводил преподавателей до истерики, называя ромб - румпом, интегралы - гусями и получая при сложении трех вторых с единицей четыре вторых.
     - Кольцов,- говорил ему завкафедрой математики Боровенский, поглаживая студента по рыжей шевелюре, - вам противопоказаны технические науки, идите в артисты или в грузчики...
      Веснущатое лицо Кольцова покрывалось смущённым багровым румянцем, и, глотая слова, он начинал убеждать Боровенского в своей безответной любви к дифференциальному и интегральному исчислению.
      После его третьего захода на экзамен и безуспешной сдачи, Боровенский раскинул перед Кольцовым все билеты веером и, обращаясь к нему, как к другу, сказал:
      - Выбирай любой. Даю тебе неделю на подготовку. Если  выучишь все вопросы билета, я поставлю тебе пятерку.
      Кольцов пятерку не получил и очень жаловался на Боровенского.
      - Я вопросы все выучил, - горестно говорил он нам, - а Степан Иванович почему-то стал спрашивать ответы на эти вопросы...

                *    *    *

      Гена Тюпанский до поступления в наш институт был чемпионом Украины по авиамодельному спорту. У него были золотые руки, светлая голова, спокойный нрав и полное отвращение к теоретическим наукам.
      На экзамене по технической механике Гена взял билет, сел за парту, прочитал вопросы, на которые ему предстояло отвечать и, положив голову на девственно чистые листы бумаги, задремал. К нему подошел экзаменатор, заведующий кафедрой Шалькин, и осторожно тронул за плечо:
      - Что снится вам, товарищ Тюпанский?
      Гена вздрогнул, поднял голову и засмущался:
     - Да, знаете, чушь всякая... Будто бы вы поставили мне пятерку...
      И,  испугавшись собственной наглости, добавил:
      - Извините, ради бога, это я пошутил.
      Шалькин внимательно на него посмотрел и улыбнулся:
     - Ничего, ничего, шутка - дело хорошее...
      Он прошелся по аудитории, посмотрел как готовятся экзаменующиеся, подошел к своему столу, где были разложены ведомости, взял зачетную книжку Тюпанского и неожиданно сказал:
     - Я вам ставлю пятерку!
      От такого педагогического хода Гена потерял дар речи, лицо его побелело, потом покраснело.
      - Ну, что ж вы так разволновались?- успокаивающе сказал Шалькин, а потом, не выдержав, расхохотался - это всего лишь шутка!
      И вывел в экзаменационной ведомости жирный “неуд”.

                *    *    *

      Ольгу Никиткину одолели женихи. В этом было повинно её увлечение парусным спортом. Как-то в яхтклуб пожаловал корреспондент газеты “Водный транспорт”, и вскоре на странице этого многотысячного издания появилась броская фотография, где наша сокурсница была представлена в пляжном костюме за рулем шикарной яхты.
      С этого момента спокойная жизнь для Ольги закончилась. Со всех концов нашей необъятной родины в её адрес посыпались письма от кавалеров. Писали с Колымы и Амура, из далекой Прибалтики и знойного Туркменистана. Ольга,  как человек добропорядочный, поначалу старалась отвечать на каждое письмо, но когда ежедневный поток любовных признаний достиг апогея, у неё опустились руки. Если бы только письма...
      В сезон демобилизации наше общежитие стало остановочным пунктом для воинов, отслуживших срочную и считавших своим долгом посетить девушку, которой когда-то было написано письмо. Не раз и не два Ольга приходила к нам и устало произносила:
     - Мальчики, я у вас посижу немного. Там опять какой-то сержант заявился, разыскивает меня по всему общежитию...
      Ольга нами воспринималась как друг, товарищ и брат, поэтому мы ей искренне сочувствовали и предлагали разные варианты спасения от назойливых женихов, не исключая и силовых, но она, добрая душа, отказывалась.
      Так продолжалось месяца два, пока не схлынул поток дембилей.

                *    *    *

      Чтобы познать смысл высокого искусства, а ещё более для заработка, Володя Ягодкин устроился статистом в Оперный театр. Спектакли там шли по вечерам, и это вполне согласовывалось с расписанием занятий в институте.
      Володе нравилось находиться на сцене перед богемной публикой в костюме какого-нибудь древнего воина или в роли заграничного вельможи. Обязанности статистов были просты как у муляжей, что выставляются в витринах магазинов, но иногда Вовке приходилось даже подпевать в массовых сценах, и в эти моменты он чувствовал себя почти настоящим артистом.
      Как-то в одном из спектаклей, кажется, это была опера “Садко”, а, может, “Руслан и Людмила”, по замыслу режиссера над сценой должен был пронестись, как в облаках, один из главных героев. Артист, игравший эту роль, естественно , не летал, его заменял артист миманса. И летуном был назначен Вовка Ягич. Его наряжали в одежду героя, гримировали, привязывали в поясу веревку, поднимали на положенную высоту и, в нужный момент, протягивали с помощью лебёдки от одной кулисы к другой.
      Всё было хорошо до поры, до времени. На одном из спектаклей, когда полёт был в центральной фазе, заело лебёдку, и Вовка повис. Там, внизу, продолжали играть и петь, а он все висел и висел, дожидаясь пока исправят испортившийся механизм. По своей натуре Володя Ягодкин - большой юморист и любитель розыгрышей, но и ему не пришла бы в голову такая дурацкая ситуация, в которую он попал. Поза, символизирующая стремящегося в небо полубога, была крайне неудобна, и к долгожданному антракту Вовка напоминал увядший цветок.
      Это было последнее выступление артиста миманса Ягодкина на сцене прославленного театра, потому что муки творчества не оправдывали те 10 рублей, которые ему полагались за спектакль.

                *    *    *

      Иванов уговорил Малкина выступить на соревнованиях по плаванию.
      - Джан, - сказал он, - ты вырос на Черном море и должен плавать как
       дельфин. Что тебе стоит проплыть за команду двести метров вольным стилем!
      - Я никогда не плавал на время, - пробовал сопротивляться Малкин, - и к
       тому же надо бы потренироваться...
      - Тренировки - ерунда, - обрезал его Иванов, - главное, чтобы была воля к
       победе!
      Соревнования проходили в открытом бассейне, оборудованном в котловане за коммунальным мостом. Тогда ещё закрытых плавательных бассейнов в городе не было. Зрителей набралось много, так как рядом находился городской пляж, а погода была солнечной и теплой.
      Как всегда бывает с новичками, Малкин со старта кинулся догонять соперников, но хватило его ненадолго, и завершал он дистанцию в полном одиночестве. Когда до финиша оставалось метров двадцать, он вдруг стал тонуть - то ли силы иссякли, то ли судороги схватили беднягу.
      Иванов, нагнувшись с бортика и сжимая в руке секундомер, бодро кричал ему:
      - Давай, Джан, работай !
      Отплёвываясь и фыркая, Малкин повернул к нему серое лицо с выпученными глазами и с ненавистью выдохнул:
      - Сгинь..,  зараза..!
      - Потерпи, совсем немного осталось, - убеждал его Иванов.
      - Чтоб ты сдох ... - слышалось из-за бортика.
      - Плыви, плыви,  - не унимался наставник.
       Силы совсем оставили Джана, но на последнюю реплику их хватило:
      - Если ... доплыву..., убью !
       Зрители, вслушиваясь в этот диалог, хохотали как безумные.

                На фото - студенты 50-х годов прошлого века

              Продолжение следует http://www.proza.ru/2019/06/29/1690