Четыре шага жизни

Четыре шага жизни.
Рождественская сказка
Посвящается О.М.Ш.

ЧЕТЫРЕ ШАГА ЖИЗНИ

Грустная сказка перед Рождеством

Женщина открыла глаза сразу, словно и не спала, а лишь на секунду смежила веки. Не мигая, некоторое время спокойно смотрела на потолок. Память только начинала возвращаться к ней.
Потолок был белым. Прямо над собой она увидела большое тёмное пятно с неровными краями.
«Протекает», - это была её первая мысль. И затем, словно оттолкнувшись от этой опоры, мозг заработал с убыстряющейся лихорадочностью: «Где я? Что со мной? Откуда этот незнакомый потолок?»
Стояла ночь, но свет от полной луны беспрепятственно проникал в комнату и, оставляя большой светлый прямоугольник на стенах и потолке, поддерживал вокруг неё зловещий полумрак.
Чувствуя ещё непонятную тревогу, она подняла голову, оглянулась и с ужасом увидела, что рядом стоят ещё несколько кроватей. На них кто-то сидел или лежал. Женщина задержала дыхание и прислушалась.
Лишь звуки тяжёлых вздохов.
«Господи! Где же я? Кто это?» На какое-то мгновение ей даже показалось, что вокруг неё лежат мертвецы. Но словно отвечая на её немой вопрос, одна из соседок, тяжело застонав во сне, грузно повернулась к ней лицом и опять застыла в сонном оцепенении.
Женщина со страхом смотрела на безобразное, заплывшее жиром тупое лицо, которое, освещаемое отражённым от потолка бледным светом, действительно могло показаться мёртвым, будто вылепленным из песка, готовым рассыпаться от первого прикосновения. И причёска у неё была странно короткой, с нелепой чёлкой.
Женщину охватил безудержный страх. Страх перед неизвестностью и непонятностью всего происходящего. Она резко села в кровати, но сразу почувствовала сильную слабость и головокружение, которые заставили её вновь откинуться на подушку.
А страх, не дающий вздохнуть полной грудью страх, продолжал задавать свои вопросы, на которые она не могла дать определённого ответа.
«Спокойно, - прошептала она себе. – Со мной, наверное, что-нибудь случилось, я заболела и вот лежу в больнице. Сейчас всё выяснится».
И вдруг, словно что-то вспомнив, женщина замерла. Ещё не совсем осознавая, зачем она это делает, подняла руку и, словно боясь обжечься, дотронулась до своей головы. С пассивным отчаянием ощутила под ладонью короткие мягкие волосы.
«И я тоже… стрижена…»
Охваченная бессознательным порывом протеста, снова приподнялась, судорожно ухватившись пальцами за края кровати, и села.
Замерла, тяжело дыша. Голова снова закружилась, но уже не так сильно и она, преодолевая слабость, продолжала сидеть и широко открытыми от недоумения и растерянности глазами осматривала помещение.
«Это не комната. Это – больничная палата! Но что со мной случилось? Почему я ничего не помню?»
Палата казалась более просторной из-за полумрака, который скрывал её истинные размеры. Стены уходили под взглядом женщины в темноту, а там, где они были освещены, казались ближе; от такой оптической иллюзии помещение представлялось ей то больше, то меньше.
В горле пересохло, губы стали сухими. Она чувствовала, что не сможет громко говорить. «Надо позвать кого-нибудь. Встать и позвать… Должны же здесь быть медицинские сёстры или санитарки».
Прямо перед ней, через спинку кровати был перекинут тёмный, с неопределяемым рисунком халат. Видимо это её. Женщина машинально дотронулась до груди: на ней была ночная сорочка из простой хлопчатобумажной материи с тесёмками около шеи. Она беспомощно ухватилась за них.
«Да, надо обязательно встать, выйти, позвать кого-нибудь… И быстрее, быстрее… Пока… Что пока? Дверь совсем рядом, шага четыре не больше. Открою её и позову врача. Только бы дойти. Что-то очень я слабая. Впрочем, я же больная, это естественно».
А страх всё не проходил. Страх перед неизвестностью и отсутствием воспоминаний. Женщина осознавала, что она это «она», но кто она? Как её зовут? Сколько ей лет? В каком городе она находится?
И в этот момент, словно сжалившись над ней, в голове открылась какая-то потайная дверца, и воспоминания узеньким ручейком потекли перед её внутренним взором.
Женщина вспомнила себя, своё имя. Ольга! Да, правильно! Я - Ольга! И картины детства, юности понеслись перед моими глазами, всё больше и больше заполняя сознание. Она лихорадочно отбрасывала самые ранние, с подсознательным страхом стремясь к последним. Только они могли мне всё объяснить!
Я вспомнила, что замужем! И что мужа зовут Володя и, что у меня есть прелестная дочурка Нелечка! Тёплая и радостная волна захлестнула меня, разом смыв весь страх и напряжение последних минут.
 Я уже стояла около своей кровати. Обратила внимание, что очень худая и какая-то высохшая, но это отмечалось где-то в подсознании. Главное – к о мне возвращается память!
Осторожно - голова продолжала кружиться - опираясь на спинку кровати, я сделала первый шаг.
«Володечка! Милый и добрый Володечка! Где же ты?»
Из-за его работы им часто приходилось переезжать из одного конца страны в другой. Муж занимался переводом периферийных железных дорог на электротягу. Другими словами, делал так, чтобы вместо паровозов по рельсам двигались электропоезда. Нелечка родилась на Дальнем Востоке. А потом мы переехали… Куда его направили?  И в каком городе я нахожусь сейчас?
Не надо торопиться. Спокойнее. Сейчас я всё вспомню. Нелечку назвали в честь Ленина (при обратном чтении имени Нинель именно так и получалось). Затем родился Витенька. Но это уже было в Средней Азии. Правильно. В Ашхабаде. Что же было дальше? Когда я сама заболела?»
Опять возник страх. Леденящий душу страх снова охватил её, сковывая ноги, которые вдруг задрожали и совсем ослабли. Но, пересилив его, она смогла сделать второй шаг по направлению к двери.
Она вдруг вспомнила, что у неё уже есть внуки. И вроде уже взрослые. Задерживаясь на именах, она попыталась вспомнить своих внуков и внучек, но так всех и не вспомнила. Но если у неё есть внуки, то сколько же ей сейчас лет самой? И потом что-то было ещё. Что-то неприятное, от чего отчаянно отбивалась память, не пропуская его в сознание.
Не надо торопиться. Самая надёжная нить – дети и внуки. По этой цепочке она доберётся до сегодняшнего дня. Нелечка с дочкой уехали в Пензу! Правильно. А мы все жили в это время в Таллине. Володя работал в Управлении железной дороги на улице Пикк. Правильно. Даже улицу она вспомнила!
Затем была объявлена независимость Эстонии от Союза. Русские, кому было куда ехать, стали уезжать в Россию. Нас на работе с Володей сократили как пенсионеров. А потом… А после этого Володечка умер от инфаркта.
В сознании замелькали какие-то не очень знакомые сейчас события и лица, и все они сопровождались чувством несправедливой обиды. Была ещё какая-то история с паспортами. Внуки получили «синие» паспорта гражданина Эстонии, а у нас были «серые» паспорта иностранцев. Вскоре сын с и детьми и женой стал перебираться в Ростов. Это я помню хорошо. И я должна уехать вместе с ними.
Женщина сделала третий шаг и оказалась совсем рядом с дверью. Теперь главное – не упасть. Ещё один шаг и она сможет ухватиться за дверную ручку: и стоять будет легче и открыть дверь сможет или постучать в неё.
Что дальше? Получается, что в Таллине остались только взрослые внуки? И кто-то из них уже переехал в Финляндию.
Но что было со мной? Я сейчас в России?
И вдруг из каких-то глубин сознания, из какого-то уголка памяти выплыла убивающая своей уверенностью и определённостью мысль: «А я заболела и потеряла память. И сейчас нахожусь в психушке». Вот оно как! Вот где я очутилась! Но когда это случилось, не помню. Где я нахожусь: в Рязани или Пензе?»
На этот вопрос она не могла ответить. Неожиданное открытие придавливало её своей обречённостью и несправедливостью. Она потеряла память!
Но вот сейчас же у неё хорошо работает память и соображает голова! Вот только слабость сильная... Возникшая мысль о психбольнице остановила движение её памяти. Но оставалось что-то ещё, что необходимо было вспомнить. Женщина почему-то была абсолютно уверенна в том, что всё вспомнит до самого конца. Она сделала последний, четвёртый шаг и ухватилась за ручку двери.
 И вспомнила. Словно угасающая спичка её сознание вспыхнуло и осветило самые последние годы.
Женщина попыталась открыть дверь, но не смогла. Она несколько раз слабо ударила рукой в дверь. Последние силы покидали её. Колени дрожали всё сильнее и уже подгибались, не выдерживая тяжесть даже тщедушного тела. Лицо покрылось потом. Она из последних сил держалась за дверную ручку, чтобы не упасть.
«Надо позвать их. Надо сказать, что я здорова, что я всё вспомнила. Пусть позвонят сыну или дочери».
Женщина услышала приближающиеся по коридору шаги. Её всё-таки услышали. Сейчас откроют дверь...
Но мозг всё больше и больше цепенел. Как-то незаметно и быстро, словно вода из расколовшегося сосуда, уходило сознание. Его становилось всё меньше, меньше, меньше… А губы почему-то прошептали: «Нет… Не надо звонить».
Дальше апатия и бессмыслие.
Женщина легко и плавно согнулась, опустилась на пол около двери. Провела рукой по стриженной голове. Застыла.

В коридоре недалеко от двери в палату на посту сидела дежурная медицинская сестра. К ней подошла недавно поступившая на работу санитарка. Она была ещё молодой женщиной и ей многое казалось любопытным в этой странной и необычной больнице, где персонал получал повышенную зарплату «за вредность». Услышав повторившийся стук в дверь одной палаты, санитарка спросила у медицинской сестры:

- Kes seal uksele koputab? (Кто там стучит в дверь?)
- See on ;ks vene mutike. Tal on t;іelik m;luauk, igal ;;sel koputab uksele. Aga kui astud talle ligi, siis ta istub ukselavel ja vaikib. Venelased on veidi ohmu. (Одна русская старуха. Совсем без памяти. Каждое полнолуние начинает стучать в дверь. Подойдёшь к ней: сидит у порога и молчит. Русские все какие-то странные).
- Kas tal sugulasi on? (У неё есть родные?)
- Ei. Ta on ;ksik. (Нет. Она одинокая).

(Перевод с эстонского языка).
***
1966 - 1996