Об оккультностях и прочей эзотерике

1.

Наверно, я человек очень сильно внушаемый.  Когда-то мне внушили, например, что я дурак, вот с тех пор и не верю в свои умственные способности, и мне кажется удивительным и даже парадоксальным, что я был автором патентов и научных статей.  Внушили: "никогда не научишься плавать", вот и не умею до сих пор, несмотря на многочисленные потуги освоить это искусство.  И точно так же мне когда-то внушили, что не может быть на свете ничего не объясняемого передовой советской наукой — ни телепатии и телекинеза, ни точных прогнозов с помощью кофейной гущи, ни неопознанных летающих тарелок.  Очевидно, что всякая там астрология и прочая хиромантия — это клинический бред, пропагандируемый темными силами капитализьма с целью сбить советского человека с марксистско-энгельсистского пути познания мира.

И я, вооруженный знанием научного коммунизма, политэкономии и истории КПСС, под звуки песни "Нам нет прегра-а-а-ад ни в море, ни на су-у-у-уше!" поступательно двигался в светлое будущее — строевым шагом, задирая выше уха стоптанные студенческие башмаки.

Но увы — однажды случилось такое, что сильно пошатнуло мою веру в силу и мощь советской науки.

Подскакивает ко мне в общаге с вытаращенными глазами однокурсник Толян Балакирев и взахлеб говорит:

— Ленька, ты у меня находка, я ощущаю всеми фибрами, что ты — отличный индуктор, а я, понимаешь, реципиент, давай бежим скорее учинять опыт в доказательство существования телепатии.

— Давай, — отвечаю.

Почему я так легко согласился с Толькой — чтобы морально шарахнуть его по рогам, провалом опыта показать дураку, что никакой этой самой телепатии, изобретенной загнивающими буржуями, в природе не существует, и вообще наставить заблудшую в дебрях эзотерики овцу на марксистско-энгельсистский путь истинный.

Заходим в Толькину комнату, он сует мне блокнот, карандаш и возбужденно орет:

— Я уйду, а через минуту ты давай начинай передавать мне образы: цифры, слова, геометрические фигуры.  Рисуй всё это и отмечай время.  А я буду все эти образы принимать и тоже отмечать время.  Работай напряженно, со страшной силой толкай образы в пространство.

Ну, началось!  Я с трудом сдерживал скептический смех.  Но решил-таки попробовать себя в этом сеансе мистической приемопередачи.

Как и предполагалось, опыт провалился.  Я торжествовал и хотел уже прочесть Тольке поучительную лекцию о вреде псевдонаучных заблуждений.

Но Толян извлекает из тумбочки трехлитровую бутыль Гымзы и почти навзрыд просит:
— Ну не получилось с первого раза, а все это потому, что не можем расслабиться и сконцентрироваться на предмете.  Ну давай выпьем и увидишь, что все у нас выйдет!!

Выпили.  Юноша я был тогда малопьющий, если не сказать — совсем непьющий, и быстро окривел.  Толян ушел, а я хвать блокнот с карандашом и передаю новую серию образов: дьявольский знак из трех шестерок, шестиконечную звезду Соломона, круг с отмеченным центром, букву А вверх тормашками и первую строчку Евгения Онегина "Мой дядя самых честных правил"...

Когда встретились, я был сильно удивлен несколькими фактами: совпадением числа передач (5), "птичкой" (без перекладины) перевернутой буквы «А» и тем, что под конец я передал какую-то фразу, которую Толя, правда, не смог прочесть.  Я заинтересовался и уже сам попросил Толяна продолжить опыт.   Понятно — добавили еще по стаканчику Гымзы.

Сижу это я на койке, морщась от натуги, и передаю: равносторонний треугольник с отпиленной вершинкой, голую женскую сиську, формулу Эйнштейна "е равно эм-це квадрат" ... и всё.  От выпитого меня сильно развезло и я никак не мог сосредоточиться и придумать новый сюжет.  Я тупо пялился на пару лежащих на полу стоптанных тапочек.

Вихрем врывается Толян, тоже полупьяный.  Начинаем проверять и обнаруживаем:

1)  Число моих передач - четыре, тогда как их было только три: треугольник с отпиленной вершинкой, голая женская сиська и формула Эйнштейна.  Несовпадение, блин.
2) Время передач совпало с точностью до минуты — за исключением последней, четвертой передачи.  Четвертой передачи просто не было.
3) Треугольник с отпиленной вершинкой был принят совершенно четко.  Вместо сиськи пришел перевернутый вопросительный знак — причем Толя удивлялся, почему знак без точки.  От формулы Эйнштейна остался только знак равенства, остальное потерялось при передаче.

Загадкой оказалась четвертая посылка — нечто в форме чугунной атлетической гири.  Никакой гири я не передавал, и вообще четвертой посылки не было.  Но тут я вспомнил - мать моя!!! - что под конец, сильно уставший ото всех этих приемопередач, я  тупо пялился на пару стоптанных тапочек, лежавших на полу передо мной и четко воспроизводящих форму гири (см. рисунок)...

2.

Жил на свете такой Александр Аршакович Акопян, многосторонне талантливый человек — ученый физик, музыкант, писатель.  Это он написал курс химической термодинамики, которым я пользовался для сдачи экзамена на третьем курсе. Впервые я встретился с А.А.Акопяном на кафедре физики Ереванского университета, куда, будучи  солдатом, забритым со второго курса вуза, бегал в самоволки ради продолжения учебы.  Характером и мировоззрением Александр Аршакович напоминал мне Александра Даниловича Александрова, ректора моего питерского альма матер — смелый человек, оригинал, не задавленный партийно-советскими догмами.  Будучи уже в летах (в ту пору ему было далеко за семьдесят), он находился в прекрасной физической форме, обладал отточенным мышлением, великолепной памятью и завидным чувством юмора.

И вот, прибежав в очередной раз на кафедру, слышу: Акопян опыт по телекинезу проводит, приглашает всех желающих.

В лаборатории полно заинтересованного народа. Александр Аршакович только что закончил пояснительную лекцию, но звучала она на армянском языке, поэтому я ничего не понял.  Стоящий рядом парень шепотом рассказывает мне по-русски: вон, смотри, сейчас профессор поставит карандаш в вытяжном шкафу, закроет стеклянную задвижку, отойдет метров на пять и силой мысли повалит карандаш в нужную сторону.

Раздались аплодисменты: карандаш упал заточенным кончиком в сторону лектора.  Следующая попытка привела к падению карандаша в противоположную сторону.  Я был оттеснен толпой от вытяжного шкафа и не видел деталей, но рукоплескания и одобрительные возгласы, доносившиеся из первых рядов, свидетельствовали об успехе опытов.

Халтуры быть не могло.  Воздух в шкафу был неподвижен — "контрольная" пушинка, подвешенная на ниточке паутинной толщины, не шевелилась.  Понятно, что массивный стол с кафельным покрытием внутри шкафа тоже не мог никуда двигаться — по крайней мере с такой скоростью и на такое расстояние, чтобы карандаш потерял равновесие.

В заключение шоу маэстро раскачал силой мысли "контрольную пушинку" с весьма приличной амплитудой.

(Может быть, будет продолжение).