Рыбалка с ночевьём

               
      Рыбалка с ночевкой - это целое событие, и готовимся мы к нему долго и тщательно. Нужно перебрать и проверить донки-закидушки, поплавки и лесы к удочкам, подготовить съестные припасы, просушить предназначенные для таких дел телогрейки, смазать подшипники и подтянуть гайки у велосипедов.
       Есть у моего спутника чемоданчик, в котором аккуратнейшим образом упакованы и разложены все рыбацкие принадлежности. Здесь целая коллекция всевозможных рыболовных крючков от миниатюрных заглотышей до кованых гигантов, которые можно использовать как якоря. Есть здесь десятка полтора катушек с разными лесками. Отдельно лежат, перехваченные черной резинкой, отборные гусиные перья для поплавков. В специальной выгородке сосредоточены донки и жерлицы. Есть в чемоданчике мягкие пластмассовые кружки для чая, жестяные коробки, набитые кусковым сахаром и крупной солью. Здесь можно найти: спички, пенал с грузилами, гвозди, всякие веревочки, мешочки и еще многое из того, что может пригодиться на ночной рыбалке.
      Долгими зимними вечерами дед основательно и со смаком подбирал и сортировал весь ассортимент вещей для летних рыбалок.
      Сейчас, когда наступило это долгожданное и благодатное время, мы основательно и с явным удовольствием обсуждаем возможные маршруты, выбираем места будущих ночевок, и даже прорабатываем вопрос о том, чем будем заниматься днем, когда прекращается клев - то ли обследовать ягодники, то ли осматривать грибные места.
      Наблюдая за горячими спорами, наши женщины снисходительно, как на малых детей, смотрят на нас и мимоходом иронизируют:
      - Рыбаки ловили рыбу, а поймали рака...-
      Но на конфликт они не идут, так как знают, что рыбалка с ночевьём для нас - дело святое, в ожидании которого мы, может, прожили целый год.
      Наконец мы увязываем амуницию, пристегиваем удочки и садимся на велосипеды. Наш маршрут проходит через Селище и Акулово к деревне с названием Кузнечиха. Туда ведут два пути - по верхней и нижней дороге. Верхняя дорога немного короче, но мы почему-то предпочитаем дорогу, которая проходит по низине. У Акулово приходится спешиться и двигаться дальше, ведя в поводу велосипеды по сенокосным угодьям и мелкому кустарнику.
      Нижняя дорога привлекательна тем, что на пути встречается местная достопримечательность - раскопанная учеными стоянка первобытного человека. Должен отметить, что наши далекие предки умели выбирать места для жительства - их городище располагалось на высоком мысу, далеко выступающем в долину тогда еще полноводной реки. Береговой обзор на несколько километров, близость воды, возможность строительства укреплений - все эти достоинства были учтены древними людьми.
      Но, кроме сугубо практических, акуловское городище отличается преимуществом эстетического свойства - пейзаж, который открывается с этого места, прекрасен и неповторим. В окрестностях Борисоглеба много красивых уголков природы, но то, что видишь отсюда, заслуживает шести баллов при пятибальной системе оценок.
      У подножья городища на голом косогоре растут три дубка. Сколько им лет, трудно сказать, но еще труднее понять, как эти деревья умудрились выжить на отшибе от лесного массива, обдуваемые всеми ветрами и обжигаемые зимними морозами.
      Метрах в двухстах от дубков протекает родниковый ручей с вкусной и живительной водой. Сколько раз, изнемогая от жары, потные и усталые, мы пили холодную воду из ключа, от неё ломило зубы и перехватывало горло, но ни разу никто из нас не чихал, не кашлял и не жаловался на простуду. Воистину вода в этом ключе целебная.
      От ручья до Кузнечихи, расположенной на высоком, заросшем дремучим смешанным лесом левом берегу реки, совсем недалеко - полчаса неспешной ходьбы. Кузнечиха - типичная деревня ярославской глубинки со старыми бревенчатыми домами. Когда-то это было большое селение со школой-восьмилеткой, а сейчас средний возраст ее жителей далеко за пятьдесят и добрую половину их составляют дачники, приезжающие сюда на летний сезон.
      Еще в семидесятых годах, направляясь в сторону Кузнечихи, мы проезжали мимо шести деревень, а теперь их осталось лишь три, остальные сгинули в хаосе нашего неразумного мира, и только лебеда да крапива растут теперь там, где сам бог велел жить людям.
      У подножья высокого и крутого склона, заросшего орешником и ольховником, мы устраиваем бивуак. Отсюда рукой подать до реки, стоит только пройти заливной луг с высокой, до пояса, травой. Справа от нашей стоянки бархатным воротником зеленеет полоска мелкого ельника, где в добрую пору можно набрать маслят и рыжиков.
       Если подняться чуть вверх по косогору, то там внимательный взгляд может обнаружить глубокую нору. Я давно знаю об этой норе и ее обитателях. Как-то в поисках грибов я забрел сюда и заметил зверька с брежневскими бровями и бакенбардами. Вначале подумалось, что это одна из кузнечихинских дворняжек вышла на лесную прогулку, но после более внимательного разглядывания я признал в зверьке енота, с которыми был знаком, будучи на Дальнем Востоке.
      Палатку мы с дедом обычно не берем - по опыту знаем, что в ней душно, сыро и темно. Спать на открытом воздухе намного приятнее. Свои лежки мы располагаем с наветренной стороны костра, а чтобы спать было не очень жестко, еще засветло подрубаем немного елового лапника или папоротника, аккуратно раскладывая на земле, сверху бросаем телогрейки, под головы рюкзаки - вот и готовы постели. На всякий случай над лежками натягиваем навес из полиэтиленовой пленки, он сослужит хорошую службу во время дождя, и как отражатель лучистого тепла, идущего от костра, согреет в холодную ночь.
      Дрова мы заготавливаем загодя днем, когда рыбалка еще не идет, а сидеть без дела не хочется. В лесу много сушняку: сломанных веток, засохших стволов молодых елей, не выдержавших борьбы за выживание с более живучими соплеменницами, поваленного ольховника, засохшего кустарника. Кстати, ольха - лучшее топливо для ночного костра, она не трещит и не искрит подобно сосне или елке, а горит спокойно, достаточно долго и с хорошей теплоотдачей.
      Дров мы набираем всегда с запасом,  чтобы не глумиться в предутренней темноте по мокрым росистым кустам, когда озноб пробирает до костей, а костерок едва-едва тлеет. На случай комариных атак у нас всегда есть в запасе сырые ветки сосны, которые в костре дают темные клубы дыма, отгоняющие надоедливых вампиров. Тот же эффект будет от пучка мокрой травы, брошенного в костер. Конечно, неплохо иметь какую-нибудь аэрозоль или противокомаринную мазь, но, как правило, мы ее забываем взять. А для моего спутника комариной проблемы вообще не существует, он с головой закутывается в полиэтиленовый мешок и спит в нем как младенец.
      Но перед сном - вечерний чай. Ритуал его приготовления не очень сложен, но соблюдается нами неукоснительно. Чай мы кипятим в молочном бидоне, трехлитровая посудина на двоих считается у рыбаков нормальной дозой. Воду мы берем из ключа, но если такового нет поблизости, то довольствуемся и речной водицей, которая слегка отдает тиной.
     В домашних условиях как-то не обращаешь внимание на процесс кипения воды, а здесь, у костра, все происходит на твоих глазах, и ты видишь, как поначалу на днище и стенках появляются мельчайшие пузырьки, как они растут и, оторвавшись от эмалированной поверхности, поднимаются вверх, как потом вся масса воды от обилия пузырьков вдруг становится белой, как будто кто-то туда добавил молока, и только после этой стадии начинается бульканье - то, что замечаешь в обыденной жизни.
      Чай заваривается крепкий - за день так находишься и наездишься, что уснешь и после чефира. В обычную заварку добавляется несколько верхних листьев молодой смородины и, если по сезону, то пригоршня ягод земляники или малины. После десятиминутной выдержки вблизи костра в бидоне получается царский напиток, от которого тело молодеет, а душа расслабляется.
      Чего только не услышишь в неторопливых разговорах за кружкой чая у ночного рыбачьего костра. Моему собеседнику есть что рассказать, и он умеет это делать. Меня больше всего интересует историческая тема, и я спрашиваю деда, помнит ли он о коллективизации, об артелях, коммунах, товариществах, обществах и общинах. Задаю я этот вопрос не случайно, так как знаю, что известные столыпинские нововведения не прижились на ярославской земле. В Прибалтике они пошли, кое-где прижились на Украине, а в небогатой черноземами среднерусской губернии люди с давних пор жили общинами, и это, видимо, был проверенный способ выживания. Особое землепользование, в котором сочеталось частное и общественное, имело более глубокий смысл, чем тот, который внушают нам перековавшиеся в демократов бывшие проповедники научного коммунизма, нахватавшиеся верхушечных теорий капиталистической политэкономии. В общине было разумное соотношение между индивидуальным и общественным трудом. Сенокосные угодья, например, были общими, сено убирали всем миром и распределяли по числу едоков в семье. На своих земельных делянах каждый член общины мог выращивать то, что он считал нужным. Община помогала погорельцам, многосемейным и убогим, а также содержала школы и больничные учреждения.
      Вполне возможно, что при нормальном эволюционном развитии страны общинные структуры переросли бы в те самые ассоциации сельских частных владельцев, которые сложились в странах, не знающих революционных потрясений, но помешала этому грубая материализация черной мысли о всеобщей, полной коллективизации и превращении российских крестьян в галерных рабов, не имеющих не только частной собственности, но даже паспортов.
      Дед внимательно слушает мои рассуждения, иногда поддакивает, иногда хмыкает в кулак, и не понятно - то ли осуждающе, то ли одобрительно. Когда мое красноречие иссякает, он устраивается поудобнее, вглядывается в далекие звезды на черном небосводе и говорит:
      - Вспомнил я одну историю... О коллективизации...-
      История, видимо, была забавной, и дед улыбается. Приехал он как-то по служебным делам в небольшую деревушку, где недавно была образована крестьянская артель, о колхозах тогда еще речь не шла. На завалинке одного покосившегося дома увидел мужиков, дымящих самокрутками. День был солнечный, самая пора сенокоса.
      - Здорово, мужики, - говорит им дед
      - Здорово, коли не шутишь...
      - Это артель “Марс”?
      - Она самая, - ухмыляются мужики
      - А почему такое название у артели? - интересуется дед.
      - Все-то тебе надо знать, мил человек, - шутят мужики, - уж не из ЧеКи ли ты?
      - Из ГПУ, - шутит дед.
      - Ну, тоды слухай, ответим, как на допросе. Собрались мы в эту комунию все безлошадные: пять коров, три козы, десяток баб да бык по кличке Марс. Первым нашей артельной жизни не вынес этот проклятущий бык - сначала все рвался на волю к единоличным коровам, а потом сдох от голода... Вот, значит, в честь павшего коммунара мы и назвали артель...
      Веселыми оказались мужики. И смелыми. Разговор-то этот состоялся в те годы, когда головы людские летели с плеч, что капустные кочаны. И не знали эти храбрецы, что разговоры с ними вел одетый в гражданское сотрудник экономического отдела ОГПУ, такую должность имел в то время мой собеседник. А, может быть, и знали, но верили, что здравомыслящие люди встречаются и в этой организации. И не ошиблись.