Призрак дискуссии о графомании

Литературное эссе

Знак информационной продукции: 12 +

Рисунок с сайта kwork.ru

1.

Almaza, Юлия Черн, Юрий Окунев и другие коллеги по «писательскому цеху», вдохновили меня присоединиться к обсуждению вопроса о графомании; о том, что такое графомания в сегодняшнем понимании, и кого можно смело считать графоманом? Не могу сказать, что буду очень оригинален в своих суждениях, но выразить собственное мнение по данному вопросу считаю нужным. Тем более, что на сайте «Проза.ru», где я размещаю свои произведения, о графомании не писал только ленивый.
Начнём разговор с небольшого обзора публикаций из самой передовой   научной библиотеки Рунета «Е-library.ru», и посмотрим, попал ли данный термин в поле зрения отечественной науки?
Безусловно, попал.
А.И. Куляпин в статье «Ни дня без строчки: графоманы эпохи войн и революций» приводит интересный пример героя романа А.Камю «Чума» мелкого чиновника Жозефа Грана, который всю жизнь пишет книгу, исписанную одной фразой. Это же свойственно идиотам и слабоумным – бесконечное повторение одних и тех же слов, одной и той же мысли [2, с. 60].
Более структурировано и обстоятельно проблему графомании излагают  А.В. Подчиненов и Т.А. Снигирева, рассматривая это явление с позиции издателя. Они приводят свои наблюдения исходя из практики издательского бизнеса, и перечисляют черты, которые, как они считают, присущи именно графоманам. Таких черт в общей сложности четыре:
«Во-первых, графомания встречается как прозаическая, так и поэтическая. Но последняя гораздо чаще, видимо, сказывается то, что для создания стихотворного опуса требуется меньше сил и времени, главное, подобрать рифму, особенно не заботясь о размере и смысле. Во-вторых, современный графоман – человек, как правило, образованный: он не обязательно знаток теории стихосложения и может отличить ямб от хорея, но при том прекрасно разбирается в философии, истории, математике или микрохирургии. В-третьих, графоман в наше время не просто создает тексты, радуя ими своих друзей и близких, он обязательно стремится их опубликовать, желая общественного признания в качестве поэта. В-четвертых, и это уже из области эстетической, графоманский текст не просто художественно беспомощен (как раз с сугубо профессиональной стороны он порой безупречен), а художественно шаблонен, вторичен, узнаваем своими расхожими штампами» [4, с. 105].
Очень любопытное определение графомании дал в своей работе «Феномен графомании как результат «восстания масс» О.В. Суворов: «это вторичность (пошлость) и непрофессионализм творчества, не создающего новых ценностей (с «нулевой информацией»), но зато густо замешанного на невероятном тщеславии (нет такого графомана, который бы не мнил себя гением)» [5, с. 160]. Автор на протяжении всей статьи проводит убедительные доказательства соответствия феномена современной графомании знаменитой работе Хосе Ортеги-и-Гассета «Восстание масс». Общая мысль такая: раньше литературные сочинения писали наиболее талантливые представители элиты для других представителей той же элиты. Сейчас же ни таланта, ни профессионализма не требуется. «Закончил человек литературные курсы – и уже «писатель» [5, с. 162]. Автор так же распространяет графоманские тенденции и в другие сферы искусства – архитектуру, живопись, музыку, кино… Мнение, несомненно, интересное, заслуживающее внимания.
«Болезненное влечение к бесполезному сочинительству, патологическое стремление к созданию претендующих на обнародование текстов – таково общеизвестное определение графомании», - так пишет в рецензии на книгу Ю.Щербининой о графомании Т.А. Фетисова. И продолжает: «Сами же графоманы называют себя непризнанными, непонятыми, недооцененными, и это позволяет им без стеснения выставлять на публичный суд текст сомнительного качества и рождает у пишущего иллюзию собственной уникальности и презумпции личной правоты. Графомания – это не мания создания формы, а мания навязывания себя другим» [7, с. 190]. Ещё один очень интересный взгляд. Иными словами – не в текстах дело, а в том, что их навязывают, требуют признания их заслуживающими внимания и публикации. Автор так же тонко подметила, что сегодня графоман – не ругательное слово, не клеймо бездарности и абсурда. Слово активно используется в самых разных сферах литературной жизни, «нередко употребляется в значении «многопишущий автор», «плодовитый писатель» [7, с. 190].
Как мы видим, даже в этих нескольких публикациях на явление графомании взгляд весьма неоднозначен, и векторы видения проблемы приобретает порою диаметрально противоположные направления.
Что ж, дополним это своим вектором и своими примерами.

2.

Не откроем тайны читателю, если скажем, что в графомании подозревают даже великих писателей. Пример – прославленный Стивен Кинг. Только один его роман «Оно»  - это 1392 страницы в оригинале! Вообще, «раздувать» текст – как раз в стиле Стивена Кинга. Помнится, когда я впервые прочитал «Кладбище домашних животных», то удивился: сюжет тянет скорее на рассказ, максимум на повесть. В романе множество сантиментов, каких-то излишних подробностей и деталей. Но следует помнить, что для писателя это бизнес. Рассказ стоит гроши, а большой роман – порою целое состояние. К тому же читатель идёт на имя, и то, что начинающему, или неизвестному автору поставят в «минус», мэтру литературы добавят в «плюс».
Другой, хрестоматийный пример: Даниэль Дефо. Его биограф Дмитрий Михайлович Урнов скрупулёзно перечисляет основные вехи его бурной литературной деятельности:
«…он издавал газеты: в пользу короля, против короля, в пользу вигов против тори, в пользу тори против вигов, как бы против вигов в их же пользу, будто против тори (с их благословения) и – от своего собственного имени (не называя имени);
писал памфлеты: против католиков в пользу англикан, против англикан в пользу диссентеров и – против себя самого (в защиту себя самого);
выдвигал проекты: по торговле, мореплаванию, разведению скота, образованию, стекольному делу, улучшению нравов и о том, как следует составлять проекты;
составлял отчёты: об урагане, чуме, парламентских дебатах и – о появлении призрака;
сообщал о событиях в Англии, во Франции, в России, в Америке, в Индии и – на Луне;
опубликовал романы-исповеди от лица моряка, заброшенного на необитаемый остров, глухонемого, мальчика, выросшего сиротой, воина-наемника, потаскухи среднего разбора, пирата, потаскухи высшего разряда, разбойника с большой дороги и ещё ряда лиц, за исключением своего собственного;
писал истории пиратов, Карла XII, воссоединения Англии и Шотландии, Петра I и, наконец, полную историю привидений.
И вот – из множества названий – одно, из полувековой писательской деятельности – каких-нибудь два месяца – таково положение «Робинзона» в наследии Дефо» [6, с. 5-6].
Сегодня назвать великого Даниэля Дефо графоманом не поворачивается язык. А вот злопыхатели-современники вполне могли. Тот же Джонатан Свифт, автор «Путешествия Гулливера». У них с Дефо были ох какие сложные отношения!
Были случаи, когда писатели подозревали в графомании самих себя. Вот Юрий Олеша, «Ни дня без строчки»: «Зачем я всё это пишу? Чистая графомания» [3, с. 369]. И это – после изложения своих оригинальных мыслей о творчестве Льва Толстого! Более того, создатель «Трёх толстяков» сомневается в будущем объёмных книг. «Современные прозаические вещи могут иметь соответствующую современной психике ценность только тогда, когда они написаны за один присест. - Пишет он за полвека до изобретения электронной почты и «Фейсбука». – Размышление или воспоминание в двадцать или тридцать строк – максимально в сто, скажем, строк – это и есть современный роман.
Эпопея не представляется мне не только нужной, но и вообще возможной» [3, с. 173]. В этом он, разумеется, ошибся. Сейчас ценятся не просто большие романы, а серии романов, букинистические «франшизы», сюжетно охватывающие целые миры.
В статьях и видеороликах, клеймящих графоманию, истинный графоман предстаёт эдаким «добровольцем». Ему говорят: не пиши! А он всё равно пишет, и отстаивает написанное.
Реальность же, дорогие друзья, куда суровее.
«Российское образование в последние годы превратилось в безумную контору… Постоянно меняющиеся федеральные образовательные стандарты не приносят ничего нового по существу, зато делают из образования неэффективную механическую машину, основной целью которой становится производство и воспроизводство бумаг… Преподаватели всей страны, от Петропавловска-Камчатского до Калининграда, сегодня превратились в бесплатных клерков, в писарей, в машинисток. Люди изнемогают от многократного переписывания программ, составления бесчисленных отчетов, заполнения одних и тех же анкет. Ума не приложить – куда девается все написанное?.. Эта бессмысленная канцелярщина, это бездарное бумагомарание уносят у людей, силы, здоровье, жизнь; не оставляют времени на подготовку к занятиям, научные изыскания, отдых. А самое страшное – занимают мысли, вытесняют из умов великие педагогические цели и научные идеалы. Труд по писанию и переписыванию в большинстве своем не оплачивается – это не только ничтожный и оскорбительный, но и рабский труд. Люди с тревогой ждут новых бумажных кампаний, которые, как известно, грядут… Вечная пишущая машинка. Взбесившийся принтер. Бумажная суета сует. Циркулярное увеличение энтропии Вселенной. Целеполагающий абсурд. Документальная паранойя...» [1, с. 82], - пишет в открытом письме доктор философских наук, профессор Саратовского университета Вера Владимировна Афанасьева. «Горам макулатуры, которые выходят из-под пера нынешнего профессора, может позавидовать любой параноик-графоман», - развивает она свою мысль в Интернет-статье «Пять причин, по которым не следует становиться профессором».  И я целиком разделяю это мнение. Каких же инноваций, передовых исследований и гениальных открытий ждёт от науки и образования общество? Из-за бюрократического мракобесия преподаватели и учёные фактически «графоманы поневоле».
Кстати, в той же рецензии Т.А. Фетисова подмечает любопытный момент: «к графомании тесно примыкает производство паразитных текстов – созданных за счет эксплуатации чужих произведений с целью выгодной репрезентации, повышения статуса пишущего. Там, где не хватает собственных идей, начинаются спекулятивные манипуляции с уже созданными произведениями. Бес писательства заявляет о себе не только в художественном сочинительстве, но вообще во всех областях и видах деятельности, предполагающих генерирование текстов, – в науке, журналистике, администрировании и многих других. Здесь более всего возможны и ожидаемы крайние формы паразитирования – переработка заимствованных текстов в виде механической компиляции либо вовсе плагиата. Эти мошеннические технологии текстопорождения во многом стимулированы ажиотажем вокруг новых форм материального поощрения: балльной оплатой по индексу научного цитирования, спецпремиями за опубликованные статьи, монографии, расчетом авторских гонораров по количеству печатных знаков» [7, с. 192]. И всё это безобразие – во многом результат излишней бюрократии в образовании и науке.
Вряд ли кто усомнится в том, что критерий графоманского текста – его бессмысленность. И в бессмысленности всей этой макулатуры, устаревающей едва ли не быстрее, чем её отпечатывает лазерный принтер, не сомневается уже никто.
Лично для меня, к примеру, написание рассказов и эссе – это как защита от бюрократического гнёта, спасение собственного «я», сохранение навыков мышления и письма человеческого, помогающего пробиться ростку творчества через асфальт казёнщины и формализма. И сайт «Проза.ru» стал настоящей «отдушиной» от отвратительного смрада графоманского делопроизводства.

3.

К чему же я, собственно, веду? К тому, что настоящая графомания – это форма проявление недуга, наподобие припадка, или головной боли. Это не причина, это – следствие. Графоманский текст имеет только один-единственный главный признак: искажение, или полное отсутствие всякого смысла. Само наличие расстройства или заболевания ещё не означает графоманию. Не будем забывать о великих писателях, страдавших психическими расстройствами, но графоманами не ставшими. Однако бессмысленный текст – это однозначно симптом болезни.
Приведу пример из собственной жизни. Как-то раз, в самом конце «нулевых» годов, сидел я на кафедре. И вдруг заходит в кабинет мужчина средних лет, странноватый и в движениях, и в речи. Говорит, что побывал уже в нескольких подразделениях ВУЗа, и, в конце концов, его направили ко мне. Из разговора выясняется, что он принёс на дискете (!) какие-то тексты, которые, как он считает, могут быть полезны «Русскому географическому обществу». Мой рабочий компьютер был «динозавром» из 90-х, а потому дискету я открыл, и тексты прочитал. Привожу один из них без авторства, названия и каких-либо правок:
«Варварский дух на обже позвал преподобного Феодория в путь. Вуй погост обжин ставил: частокол вокруг Перыня, крест во главе святого острога.
Встречу готовила Паа.
В дороге беда святейшему мужу улыбнулась: светило лесное ту ногу подвело и клюку раздавило. Пришлось отцу омыть светлую бороду в Улитином ключе.
 - Ай-а, Претич воеводу,- голос озорной уста ключевые открывает, над губой у Русалки от кольчужей рубахи завиток. Омут смехом взбурлил муть и ряса теперь!
Поесть любил Алексей Михалыч комаров, а баба готовила.
Казак Гнедов костер для Паа разжег и брюквой печеной угощает.
Уста речные зарёю ежеденно моргают, хлопают, слезы  - а и не те».
На этом текст заканчивается. Другие два текста приводить не буду. Они в том же духе.
А вот пример стихотворной графомании, услышанной мною в одной из телевизионных передач:

«Сто распределяется
Милостью падших
Силы нашедших
Для возврата в пенаты
Ангелы свободны
Состоялось!».

Но, если с графоманией так всё просто, отчего же тогда вся эта общественная дискуссия?
Виной всему информационный «бум», расцвет публицистики, копирайтинга, масс-медиа, социальных сетей. Издательства публикуют любого, кто заплатил за тираж, а литературные сайты – любого, кто зарегистрировался. Миллионы тщеславных и идейных личностей заполонили информационное пространство, создавая конкуренцию настоящим профессионалам. Вот их-то профессионалы и заподозрили в «графоманстве». А некоторые из них и сами себя заподозрили, и пытаются доказать всему миру и самому себе – «я не такой!».
И пошли многочисленные псевдодискуссии на эту тему, без понимания того, что нынешнее явление «графомании» - не иначе как «дух времени», новая форма коммуникации, общения человека с миром, новый вызов цивилизации, если хотите.
Встречаются, скажем, два молодых прозаика, один пишет про любовь, а другой – про постапокалипсис, и начинают обличать друг друга – «Ты графоман! – Нет, ты!».
Успокойтесь, друзья-товарищи. Все мы авторы, и имеем полное право писать.
А оценить наши труды по справедливости сможет только время.

Список литературы:

1. Афанасьева В.В. Пять признаков тяжёлой болезни. Открытое письмо Министру образования и науки РФ О.Ю. Васильевой. // Национальные приоритеты России. – 2017. - № 2 (24). - С. 81-84.
2. Куляпин А.И. Ни дня без строчки: графоманы эпохи войн и революций. // Филология и человек. 2010. - №1. – С. 60-66.
3. Олеша Ю. Ни дня без строчки. // Олеша Ю. Избранное. – М.: Правда, 1987. – С. 172 – 467.
4. Подчиненов А.В., Снигирева Т.А. Редактор vs графоман. // Текст. Книга. Книгоиздание. – 2017. - №5. – С. 104-112.
5. Суворов О.В. Феномен графомании как результат «восстания масс». // Вопросы философии. – 2008. - №5. – С. 160-165.
6. Урнов Д. Дефо. – М.: Молодая гвардия, 1978. – 256 с.
7. Фетисова Т.А. Щербинина Ю. Бес писательства. Об эволюции графомании. // Культурология. – 2014. - №3 (70). – С. 190-192.

Полный список произведений автора: http://proza.ru/avtor/demits