Меч Аллаха Гетто Хаджа

Анатолий  Третьяков
      
МЕЧ   АЛЛАХА

(Гетто  Хаджа)

Дизайн Анатолия Третьякова
Copyright © 2009  Anatoly Tretyakov
(atret@verizon.net)

Library of Congress Control Number 0000000002
ISBN: 000–0–0000000–02

Редактор:  Леонид Розенблюм
Технический редактор: Миша Нержин





Published by “M.Nerzhin Publishing House”, NYС, NY
(Nerzhin@yandex.ru)

Отпечатано в США
Printed in the United States of America
2009



























ПРОЛОГ


Я вдруг проснулся тёмной ночью
И понял, что пришла беда,
Увидев в тенях, среди прочих,
Присяжных Страшного Суда.
Один, свои бумаги сверив,
Шепнул:
- Ну, Боже, тя спаси!
А Обвинитель,
Мне не веря,
Вскричал:
-  Прощения проси!
У всех, кого забыл, обидел,
И без смущенья растоптал,
Кого отверг и ненавидел!
И полчаса на это дал…
(Его зрачки, как два болида,
По мне промчались деловито)
…Он продолжал:
- Найди все двери,
И розыщи, кого уж нет,
За всё воздастся в полной мере,
И ты получишь документ…
…И я всё сделал этой ночью,
Пока ещё лежала мгла,
Поскольку  то смотрели ОЧИ,
И то не голос был, а ГЛАС…

“Ich weiss nicht was soll es bedeuten/Da; ich traurig bin/ Ein M;RCHEN aus alten Zeiten/ das kommt mir nicht aus dem Sinn…” «Не знаю…что… значит такое….такое…что …скорбью. …я   смущён… Смущён…давно не …даёт мне покою…покою ..не даёт…не даёт…И НЕ ДАСТ И НЕ ДАСТ…И это всё Лорелея сделала пеньем своим…»

              Если  заменить в слове M;RCHEN (сказка) всего одну букву, то получится M;DCHEN (девочка) И это будет то самое, о чём хочется говорить и  одновременно молчать…
     Когда это началось, он не помнит, точно не помнит. Но не так давно… А может быть и давно… Только он не припомнит даты… Трудно сказать когда… Может быть, он никогда и не забывал… Впрочем, скорее всего два-три года, а, возможно, и год… Во всяком случае, это началось и будет продолжаться. И он знает, что ЭТО будет со ним до самого конца… Ничего тут не изменить и не поделать. Очень странно… Тридцать пять лет он об этом вспоминал изредка, по случаю. Не понимая почему. Сердце всё же сжималось от какого-то странного чувства… Не боли, нет. Наверно нечто подобное испытывает старый солдат, носящий с молодости осколок под сердцем. Подумать только - ТРИДЦАТЬ ПЯТЬ ЛЕТ!! В этом возрасте у некоторых женщин наступает климакс… И у других могут появиться  внуки. Ему казалось,  что он забыл. Или старался забыть? Кто знает? И может ли вообще кто-нибудь знать и ответить. Или он просто старался вычеркнуть, забыть, чтобы не чувствовать того, что ощущает сейчас - стыд и боль, перемешанные с чем-то таким, что приблизительно можно было определить как стыдное томление сердца. Как сказал один поэт есть ночные слова, о которых мы днём вспоминаем с улыбкой и сладким стыдом… Но у него стыд не сладок… Кроме всего, постоянное отчаянье от того, что  знаешь,   что всё это всегда будет с тобой и никуда, никогда не исчезнет, не пропадет, как бы ты не старался. Пришло и не уходит. Так брошенный камень разрывает тонкую фольгу пленки льда наросшую за ночь на затянувшейся полынье.  Серебряные клочья разбегаются в разные стороны и снова зияет зовущая чёрная глубина, которая там всегда и ты это знаешь, но боишься самому себе в этом признаться…
      Прошло столько лет, столько лет… А видит он это так же явственно, словно это случилось вчера. Или всего полчаса назад. Или - не исключено - происходит прямо сейчас. И от этого никуда не уйти, не спрятаться, не скрыться, не забыть. Возрождаясь, чтобы умереть…








*               *              *

           Андрей подержал книгу в руке, перелистал, взглянул на название рассказа   - «КРЕСТ», - хмыкнул он, - вообще-то любопытно…  но несколько, пожалуй, затянуто. Кому сейчас могут быть интересны научно-фантастические историйки о противостоянии христианства и, как его, этого  ислама? Навряд ли это так важно сегодня…
           Андрей лениво поднялся с дивана, всё ещё держа сборник научной фантастики, который он на днях случайно купил в киоске. Вот хотел купить только «Литературную Газету», а уговорил его продавец взять ярко оформленную книжечку. Андрей тогда ухмыльнулся, что мол  вот и он наконец-то понесёт свой крест… И почему-то подумал, что давно, давно пора…
           - Не пожалеете, любезный, - шамкал старичок, в котором он с удивлением признал старенького учителя пения в начальных классах его дочери. Он его запомнил, потому что учитель (как же его звали? Как-то очень смешно. Не то Мефодий Митрофаныч, не то Митрофан Мефодич… Что-то в этом роде…  находил большие способности к пению у Гальки. Предлагал даже помощь в прослушивании в консерватории и так далее. А постарел. Столько лет прошло. Пенсии наверно не хватает. Или один остался. А так при деле. Вот газеты продаёт)
           Читать больше не хотелось. Однако прочитанный рассказ почему запомнился. Быть или не быть Исламу в Европе. Он помнил только, что монгольские ханы в конце концов приняли ислам. И татары все мусульмане. Странно, что люди ещё  пишут о таких далёких днях. Тем не менее, хотя он и не был религиозным, почему-то с удовольствием всегда (привычка?) задерживал взгляд на маячащем над дальними крышами золотым крестом собора, название которого он не помнил или, может, и знал, да забыл за ненадобностью…                Скучно. Ничего делать не хотелось. Был бы снег - можно было бы рвануть на лыжах.  Грибы да ягоды тоже давно закончились, а зимы пока нет. На велосипеде не поедешь. Дети взрослые, и не с ним, и ещё утро, в гости не пойти и пить вроде рановато.
      В душу ему запала одна странная мысль после прочтения этого рассказика… Очень странная…  Машина Времени… Изменение Прошлого… Фантастика, конечно, но вот если вмешаться и изменить… Но возможно ли это?

           - Ну чего ты, Андрюша, слоняешься из угла в угол? Пошёл бы прогуляться, съездил бы в центр, прошёлся бы по Невскому, зашёл бы куда-нибудь… И вообще! Что-нибудь придумай, не томи себя. Молодой ещё! Вот и знакомая моя звонила… А? (Соседка… Звонит частенько… После развода многие позванивают… Познакомить хотят…Дают советы…)

          Невский! В пятидесятых  для многих подростков (да и не только для  них) Невский проспект обладал необыкновенной притягательной силой. Прогуляться по Невскому, или, как говорили, прошвырнуться по Броду (усечённое Брод-вей -Broadway a’la New York!), было тогда для многих его сверстников чуть ли не ритуальным, престижным актом. О совершении променада, где можно было и людей посмотреть и себя показать говорили долго, до следующего цикла. Брод, на Броде, Бродом и т.д.
          Вечерняя жизнь многих из тогдашнего ленинградского юношества, казалось, протекала на  тротуарах проспекта от Московского Вокзала (а некоторые даже говаривали Николаевского, мол  с намёком, мы чуть ли не сопротивленцы, надо бы вернуть старое название, ведь отдали же Невскому его старое доброе имя, ликвидировав навязанное сверху неуклюжее Проспект 25-го Октября) до Садовой. Предпочиталась почему-то чётная сторона (может потому, что эта сторона наиболее опасна?).
          Вот так, от улицы Восстания, вальяжно раскланиваясь со знакомыми, мимо пивнушки КРАСНАЯ БАВАРИЯ с огромным красным раком в витрине, на углу Литейного постоять у зеркал, стараясь не обращать внимание на выцветшую табличку с надписью ВЕНДИСПАНСЕР,  дойти до угла Садовой, мимо Пассажа, перейти через пару каналов, задержаться у Дома Книги,  где остановиться у витрин и зацепиться языками…
          Да, конечно, а кинотеатры! Особенно ХРОНИКА, где всего за 1 рубль (до реформы 1960) можно было посмотреть разные сценки из той, западной жизни, где, как убеждал экран в середине пятидесятых, всегда убийства, катастрофы, землетрясения, агрессия против свободолюбивых государств и прочие капиталистические изуверства. И ничего другого не допускалось на экраны в середине тех  уже таких далеких 50-х.




*               *              *
         Он начал бояться просыпаться. Право, всё это было очень странно. Как только он открывал глаза, тут же в его бедную голову (а куда же ещё ?), и он это ощущал физически, врывалось как гейзер из-под земли видение, которое он гнал от себя,   не хотел его видеть, не хотел, не желал… Но увы, увы… В любое мгновение вот он, наготове, ролик, крутящийся без остановок по кругу, по кругу, повторяясь несчётное число раз. Ролик длиной,  трудно сказать какой длины, – он не знал в каких единицах его можно измерить - на котором кадры одной ночи, только одной. За давностью времени  целлулоид покрылся сетью трещин и царапин. Но основное осталось без изменений и щемит  как заноза. Как бы он хотел, чтобы этого не было никогда…





*               *               *
         Когда он был в последний в ХРОНИКЕ? Трудно сказать… Пожалуй лет двадцать назад.  Никаких заметных перемен, однако, он не заметил. Фойе такое же маленькое, тесное и неуютное, как на заброшенном полустанке, где нечего рассиживаться. Подошёл поезд. Садись и поехал… Маленький кассовый зальчик, узенькое окошечко, в который он сунул деньги, получил синенький кусочек бумаги с грязными смазанными буквами. Он не обратил внимание на программу. Какая, собственно, разница? Посидишь, посмотришь, отвлечёшься…
           Ни одного знакомого лица он в зале не обнаружил. Прошло столько лет. Его ровесники  поразъехались или поумирали. Новые поколения ряженых, клоунов, укротителей на арене. Моложе на десятилетия. А всё-таки надеялся, по дурости, конечно, вдруг да мелькнёт знакомое лицо, пусть и постаревшее, но у него хорошая зрительная память, он узнает… А вот мороженое точно такое же. Как и тогда: вафельная воронка с обломанными краями, в которую продавщица длинной алюминиевой ложкой  заталкивает сахаристую массу любого, на твой выбор, цвета, а вкус у любого мороженого одинаковый. И точно также продавщица охает и делает вид, что у неё нет сдачи,  разводит руками и смотрит на следующего покупателя, который нетерпеливо переминается, осуждая его за крохоборство. А уже звонок, пора,  чёрт с ней, со сдачей…
          Мороженое-мороженым, а что он будет смотреть? Перед входом в кинозал висит программа, но там полумрак, слов не разобрать, да и видит он теперь неважно. Да полно, какая разница? Ты уже в лодке, и она поплывёт независимо от твоего желания...
    Он нырнул в зал, как в тихую,  ночную реку.  Сел на первое попавшееся место, а их -  полно. По белеющему экрану пролетели какие-то светлые красные точки, словно стайка фосфоресцирующих рыбок – рыбок лоцманов, постоянных спутников акул и их проводников, которая напомнила, что сейчас появится Его Величество Хозяин. И вдруг из мрака, из ничего в экран вонзились дрожащие столбы сине-белого света. Высветили как МЕНЕ ТЕКЕЛ ФАРЕС:

ОБЫКНОВЕННЫЙ  ФАШИЗМ

          Вот-те на! А он-то надеялся на что-нибудь этакое, ну полегче, одним словом, может быть даже с стриптизом или канканом. И смотрел он этот фильм несколько раз много-много лет назад…

    …1-ое сентября 1939 года. Начало Второй Мировой войны… Вот немецкие солдаты ломают пограничный шлагбаум между Германией и Польшей… Им весело.  Пока. Они ещё не знают, чем для них это всё кончится. Всего  через какой-нибудь час (равный пяти годам!) в конце фильма большинство из них  будет лежать в могилах от Атлантики до Волги.  А оставшиеся в живых поднимут руки.  H;nde hoch! Бля, понял! Штурмовики жгут книги. Костры из книг. Факельные шествия. Четырехглавая свастика из тысяч факелов на ночном стадионе в Нюрнберге. Пикирующие бомбардировщики бомбят Лондон и Роттердам. Гитлер на трибуне. Принимает капитуляцию Франции в Кемпьенском лесу. Колонны обреченных узников. Варшава в руинах. Варшавское гетто. Сначала с высоты птичьего полёта… Где-то внизу дымовая завеса тумана и дождя. Здания выглядят как обычно. С высоты. Над гетто смастерены мостики, переходы, образующие одну нескончаемую цепь площадок и ступеней. Для обзора. Экскурсанты медленно продвигаются по переходам. Благопристойно одетые бюргеры под ручку с фрау. Тирольские шляпы с перьями. Улыбки. Приветственно машут в киноаппарат. Детишки свешивают головы через перила, оборачиваются, зовут родителей.  На что-то показывают… на что-то вниз, пальцами, смотри! Весело… Один мальчишка капризничает - мол, пошли лучше в зоопарк. Снова улицы гетто, но уже с самолёта. Дно океана приближается. Предметы увеличиваются… только здания… дома, обшарпанные… стёкла выбиты… вдали мельтешат какие-то тени, похожие на людей. Перескок кадра. Кладбище. Памятники свалены кучей.   Надпись поясняет, почему горы надгробий, Оказывается, все же издан приказ по вермахту - для того, чтобы сохранить память об этом экзотическом народе, свозить всё, что имеет отношение к евреям на заброшенное кладбище в чешской Праге.

       Было уже около одного часа дня и становилось жарко… На Невском шла, галдела, спешила обычная жизнь…  Мягко шуршат шины троллейбусов, подкатывая к остановкам, гулко распахиваются двери, с  натугой и немыслимым грохотом захлопываются.
        Андрей отвык от Невского, по правде говоря… Толпа выглядела как и раньше: всегда раньше -  довольно странновато. Было видно что это, в основном, приезжие. И одежда какая-то не такая и разинутые рты и взгляды направленные куда-то вверх, но только не под ноги… И как всегда, тем не менее, толпа спешит, многие почти бегут. Но никогда не сталкиваются, а только переходят на разные орбиты - как электроны, с края тротуара к стенам и обратно.  Странный феномен движения толпы на Невском. Основная её масса  всё-таки движется по его чётной стороне. По той стороне, где в начале Невского надпись, вмазанная навечно, предупреждает, что при артобстреле 

ЭТА   СТОРОНА   НАИБОЛЕЕ   ОПАСНА
 
           Он уже прошёл до Дома Книги, подсознательно (по глупости, конечно!) надеясь увидеть хоть одно знакомое лицо, хоть один знакомый облик, взгляд… Увы… Никого… Всё и все растворилось в толще времени… Их уже нет и никогда больше не будет… А на кладбищах всё больше и больше надгробий, где последние цифры - 38 и  -39…


         Он стоял на углу напротив Казанского, чтобы на «зелёный» быстро перебежать и сесть на троллейбус, который уже повернул на Невский у бывших касс Аэрофлота. А там минут двадцать, если у моста Александра Невского не будет заминки, как всегда по выходным. Там всегда пробки -  Старый Невский неширокий...  А вот … Он  снова себя почувствовал на какое-то время молодым и свежим, как в те далёкие дни, когда ему ещё не было и двадцати… Если правду сказать, то ему никогда не нравилось ходить на Брод… Занятие довольно бессмысленное. Для общения? Там, насколько он помнил, не очень то общались. Они участвовали в действии. Чем-то хождение на Брод напоминало ему эпизоды из давно читанной книги  о жизни моряков на Камчатке… Там дамы, чтобы убить время, а также людей посмотреть и  себя показать, ходили глядеть, как приходят корабли. Занятие внешне довольно бессмысленное. Однако все заранее перезванивались, уговаривались. Это было целое действо.  Словно заговор клана. Если ты не ходил смотреть - тебя исключали из общения, то есть жизни. А это было многим не по силам. И не хотелось, а приходилось. Разговоров потом хватало до следующего корабля… А когда навигации не было, то за чаями вспоминалось и обсуждалось,  додумывалось. Там же, бывало, заводились быстренькие знакомства с морячками. Сегодня они здесь, а завтра их уже нет. Как гусары… Пришли в город под литавры. Посуетились, закружили головы дамам и адью, Mesdames! Пора в поход, труба зовёт! А дитё будет, так назови моим именем, чтоб помнила!

         Троллейбус приближался медленно, но неотвратимо, слегка перекосившись на правый бок. Зелёного светофора всё еще не было. Андрей нетерпеливо посмотрел на часы.
          Наконец вспыхнул зелёный. Андрей опустил правую ногу на дорогу  и тут он почувствовал как кто-то положил руку на его  плечо и полуутвердительно-полувопросительно произнёс:
        - Андрей? Ты?!
         - Ну вот, - пронеслось у Андрея. - Всё-таки нашлась хотя бы одна знакомая душа!
         Он рывком повернулся.
         - Почему не приветствуете? - шутливо спросил  высокий черноволосый мужчина его лет. Андрей увидел слегка смуглое лицо, коричневые глаза с синеватыми белками. Расширенные до невозможного зрачки.
         - Узнаёшь ?
         - Ка-анечно! - закричал сам себе не веря Андрей.- Ну конечно! Можешь и не спрашивать! Конечно, Колька-Оглы!
         (Они сидели за одной партой со второго класса по седьмой, и хотя парты при переходе из класса в класс меняли размер, конструкция их оставалась одинаковой. Светлокоричневое основание, всегда забрызганное чернильным кометным дождём - наискосок после очередной  «пары» или выговора, пока училка на перемене, а потом  надо сделать невинное лицо. Поверхность, многократно закрашенная черной краской, больше похожей на вар, которым замазывают швы на асфальте, две дырки для чернильниц, в которых очень удобно топить перышком несчастных мух, но не до смерти, а так, чтобы вылезла в чернилах и потом её какой-нибудь зануде-училке положить на раскрытую страницу классного журнала… Путь мухи непредсказуем… Он запомнил последний звонок в последний день пребывания в десятом классе. Длинный, пронзительный. Такой вещественный, что, казалось, на него можно опереться, как на брусок. Коля-Оглы! Конечно! Андрей вспомнил, что Колька ушёл из школы после седьмого в техникум. Нефтяной и Газовой Промышленности! Придумал же!  Коля был сын татарки-дворничихи и дедушки дворника. О, как же они дружили! Такого больше не будет!
        - Что, действительно узнал? -  спросил недоверчиво Николай. - А?
        - Конечно! - закричал Андрей. Как же не узнать (а голос тот же самый, с таким же странноватым металлическим акцентом. Поразительно. Родился и вырос в России, и говорит с детства по-русски - не отличишь от русских А вот осталась память от первых слов, произнесенных чуть ли не в трехлетнем возрасте по-татарски). Андрей вспоминал их квартиру в подвале. В подвале - а три комнаты.  Обилие ковров и где-то в углу за тяжёлыми занавесями какое-то постоянное шевеление. Какие-то звуки.  Коля всегда прикладывал палец к губам и тихо говорил: Бабушка… Тс-с…  Андрей вспоминал, что он так никогда и не увидел бабушку. Та никогда  при нём не выходила… А ещё вспомнился низкий резной столик с красными лаковыми разводами для чая,  золотые кольца и серьги у матери Коли)
         - Давай отойдем… А может посидим где? Ба, - Коля хлопнул себя по лбу  так как делали актёры в виденном в далёком детстве спектакле «Ревизор».- Ба! Вот и «лягушатник»!
         - Верно! - радостно поддержал Андрей. (Хотя он сам  - там был всего один раз в жизни. (Припомнилась бесконечная похвальба ровесников вчера-позавчера-сегодня-завтра в лягушатнике, лягушатником, о лягушатнике, шампанское с коньяком, фифти-фифти по.. самое то) и т.д и т.п. И вообще… Лихое местечко полумладенческого не то полуразврата, не то злачного места с зелёными диванами и видом на улицу Желябова, по которой спешат взрослые озабоченные люди в ДЛТ. Так как куда же еще им спешить? Не на Конюшенную же площадь в милицию…

       - Мы не виделись тридцать пять лет, ничего себе, - сказал Коля, поднимая бокал с шампанским. Против света было видно, как маленькие пузырьки, словно стаи рыбок, мчатся наверх сквозь светло-жёлтый столб жидкости к проруби узкого отверстия.

      Андрей видел, как крепко сжали хрупкую ножку бокала тонкие пальцы с синеватыми ногтями  и увидел, как в этой кисти, с силой сжатой до белизны – а кожа натянута и блестит -  он увидел зажатый кусок обрезка водопроводной трубы, впаяный так крепко в ладонь, как-будто он часть самой руки…
    - Пришло время сказать – а помнишь? подумалось Андрею. - Самое время..
    - А помнишь, как мы подрались со шпаной на площадке грузовой трамвайной платформы и как я сломал тогда большой палец, но ничего об этом не знал, пока случайно на первой медкомиссии в военкомате не обнаружили. Если бы не ты... Те четверо поняли, что ты ударишь трубой.  Что такое два перочинных ножичка против трубы в руках  крепкого парня, который кричит что-то непонятное? Ты потом сказал, что это были татарские ругательства, которые ты не помнил с раннего детства… А помнишь, как я сочинил тайный алфафит для переписки на уроках, чтобы учителя не поняли, если заметят, а буковки были изобретены на основе шрифтов,  которыми были сделаны надписи на лентах герба, и, как ты сказал мне, что у вас есть свой алфавит, но отец получает из Казани татарскую газету и с трудом ее читает, потому что он не очень запоминает новые буковки, похожие на русские, а вот Коран на арабском он читает хорошо...
     - От кого же я слышал, что ты защитил кандидатскую диссертацию, - раздумчиво проговорил Николай. - Да, слышал лет двадцать назад, а кто сказал не помню. Странно, я ведь никого из класса-то нашего никогда не встречал. Может какой-нибудь случайный знакомый… А я, между прочим, уже давно из Ленинграда уехал. После техникума попросился в Татарию на нефтяные скважины… Хотя была броня. В Ленинград не вернулся. Да и родители умерли. А там у меня семья, дом, подворье. И четверо детей!
       Николай вытащил бумажник, нашел фотографию. Четверо мальчишек от 3-х до 15-ти. Все в тюбетейках. У жены молодое, открытое лицо монгольского типа. Красивое. Особенно глаза и полные губы…
       Николай сказал:
       - Я уже лет десять как ушёл из нефтяного бизнеса…
       - А что делаешь?
       - Ты понимаешь, - протянул Николай смотря в сторону. - Ты понимаешь… Я сменил профессию… Напрочь…
        - И кем же ты сейчас ?
        - Я теперь мулла. Село Кара-Мухтар под Казанью, - ответил просто Николай и посмотрел Андрею в глаза. - Мулла. Я получил специальное образование. Коран. Арабский язык. Ну всё-такое.. И приехал в Ленинград по делам религиозным. Сейчас мне нужно посетить мечеть на Петроградской… Мулла, - повторил он. И продолжал. - Дело в том, что я собираюсь совершить хадж. Обязательный для каждого мусульманина, т.е. посещение Мекки. В этом году муллы из России собираются в Иерусалиме,  а затем в Мекку.
        Затем он заглянул Андрею в глаза и тихо произнёс:
       - Ты знаешь, я искренне верю, искренне…




*                *                *

       Этот участок – Манежная Площадь – начало канала Грибоедова он с детства запомнил в чёрно-жёлтом цвете. Почему? Да потому, что именно так были окрашены все официальные здания и шлагбаумы в царской России. Чёрный на жёлтом – видно очень чётко, красиво.
        Андрей медленно шёл вдоль узорной  чугунной решётки, обрамляющей садик напротив Храма Спасения на Крови. Он любил это место.  Храм, который почему-то – по крайней мере в течение всей его жизни – был всё время в строительных лесах. А верующие посещали Храм «снаружи», оставляли знаки на дверях. Никакие заборы их не могли остановить.
      - Как медленно течёт вода, кажется, что она совсем не двигается… Её плавное неуловимое глазом движение похоже на незаметное течение жизни любого человека, любого живого существа… Медленно, медленно, но постоянно, неуклонно, неотвратимо…
       Через сорок пять минут свидание с настоятелем Никольского Собора.  Собор виден издалека. Его серебристый купол, увенчанный  тяжелым золотым  крестом вырастает как-бы прямо из неба над проспектом Майорова. Собор приближался, вырастал, заполняя своим могучим телом всё видимое пространство.


         
               
*               *               *

        Трудно было договориться о встрече по телефону. Однако любезный собеседник уступил его настойчивой и путанной просьбе. Просьбе отнюдь не религиозного, даже совсем не верующего (а тот даже спросил, как-бы между прочим:  – А Вы не христианин?..)               
     Андрей смущённо пробормотал:
     - О, нет…
     На что получил спокойный ответ:
     - Я так и думал.

      - Так что же такое особенное Вас привело ко мне? – глухим басом спросил опрятный немолодой мужчина в строгом чёрном костюме (Одёт как в миру! -подумал Андрей, посмотрев украдкой на ухоженную бороду хозяина кабинета).
      Пожалуй, кроме всепроникающего сладковатого запаха ладана, да большой библии на пюпире в углу, ничто не говорило о том, что здесь самое сердце Собора..
      - Да…, - терпеливо напомнил хозяин кабинета.
      - Ах, да, извините, - спохватился Андрей. - Дело вот в чём…
       И он сбивчиво, путаясь, хотя речь была заранее приготовлена и отрепетирована, изложил свою странную просьбу - вопрос…
      - Глубокоуважаемый, - сказал священник, помолчав некоторое время, которое Андрею  впрямь показались вечностью.
      - Ваше дело, возможно, может быть разрешено средствами далёкими от христианства. Здесь скорее всего  могут помочь какие-нибудь оккультные науки, связанные так или иначе в настоящем или будущем с мистикой… Вот КАБАЛЛА. Да, я бы посоветовал Вам обратиться к иудейской вере… Попробуйте. Может быть, что-нибудь и получится… Попытайтесь. Если не они, то больше никто.
       И, пожимая на прощание руку ( а сильная ладонь у этого попа! Прямо ручища!), заинтересованным голосом произнёс:
       - Попытайтесь… Уж очень необычное дело отягощает душу Вашу. А утешения Вам, как я понимаю, не очень-то нужны… Вот там, в синагоге. Это совсем недалеко отсюда. На улице Декабристов, около Мариинки.
 
       Андрей прикрыл за собой дверь,  сделав первый шаг к синагоге, храму иудеев.   Он не слышал фразу, которую пробормотал настоятель:
     - Не он один…Увы, не один… Мне в пору и самому задуматься о том же… Надо же! Изменить прошлое…

               


*                *                *
       - Так какое же дело привело Вас к нам? Если я понял правильно,  что-то не очень обычное? – спросил Андрея высокий мужчина средних лет с густой чёрной бородой, поправив кипу. За блестящими стёклами пенснэ сверкнули (да, да именно сверкнули!)  глубоко посаженные цепкие глаза.
        - Курите?
        -  Нет, нет, спасибо…
         Андрей огляделся. Кабинет как кабинет. Ничего особенного. Только вот за стеклом ряды толстых фолиантов, на корешках которых отсвечивали золотом  буквы иврита. Уловив его взгляд раввин усмехнулся:
        - Ну Вы ведь не еврей, не правда ли?  Итак?..
          Андрей вздохнул.
         …Так вот мой основной вопрос, моя проблема в том… И решившись:
         - Можно ли, можно ли каким-то образом вмешаться в прошлое,  изменить его… любым путём… Я не имею ввиду гипноз и тому подобное… Нет, нет…Что-нибудь более материальное… Нечто вроде  Машины Времени… если хотите. Ведь … Ну вот Голем, кабаллистика…, - неуверенно и сбивчиво говорил Андрей.
         Он просил перед ним человека, которого он видел в первый раз в жизни. Тот сидел напротив Андрея и пытливо, с сочувствием всматривался в его лицо.
      Прошла вечность (а по часам всего несколько минут), пока Андрей услышал  ответ:
       - Я Вас понимаю…я подумаю…может быть я и смогу быть полезным…сами понимаете, дело практически невозможное… Но скажу честно, кое-что я когда-то слышал от моего деда… Кое-что…  Я Вам позвоню… Но учтите, ничего гарантировать не могу… И обещать что-либо было бы слишком самонадеянно. Кстати, как же ЕЁ звали и сколько лет ей может быть сейчас? И затем обронил:
        - Интересно…




*               *               *
            Израильский самолёт  он узнал сразу, по расцветке. Голубые крылья, белый фюзеляж. Бело-голубое хвостовое оперение. Цвета израильского флага. Магендавид на белом фоне. Самолёт был небольшого размера по сравнению  с гигантскими боингами, вмещавшими до 400 человек.
        Когда он смотрел с третьего этажа  здания аэродрома то он был убеждён, что улетит именно на этом самолёте. Он, однако, ошибся. Его самолёт стоял в самом дальнем конце лётного поля.
       - Как они по разному взлетают, - дивился Андрей, наблюдая старт лайнеров разного типа. - Вот ТУ-134 поднимается по пологой, а боинг свечкой уходит в небо.

        В полупустом салоне было немного пассажиров. Шёл второй час полёта.   
        Двигатели ровно гудели. Андрей посмотрел в иллюминатор. Кучевые облака, словно корабли сопровождения, следовали параллельным курсом, но отставали, отставали от тени… Яркое жёлтое солнце было похоже на огромный жёлтый светофор. (А если вдруг будет красный!? - промелькнуло у него с каким-то тревожным предчувствием)
      - Не хотите ли свежие газеты, журналы, дринк? - спросила стюардесса, подкатив столик. Андрей скосил глаза на никелированное трёхэтажное сооружение на неслышных колёсиках, на верхней полке которого толпились разнокалиберные бутылки. На средней сиротливо стояли соки и кока-кола.  На нижней -  стопка газет  и журналов. Бросилась в глаза надпись на бутылке с горлышком похожим на шею жирафа: KETEL VODKA.
       - Вот эту и попрошу! - решил он сгоряча. - Цена –то у нас неукупимая! Так мне вот этой и, пожалуйста, без льда и сока, - и он показал на бутылку.
         Стюардесса с лукавой усмешкой протянула бокал с водкой Андрею.
       - Вы, наверно, желали бы из стакана? – пошутила она.
      
        Он посмотрел в иллюминатор. Ему нравилось сидеть у иллюминаторов.                Особенно у тех, которые над крылом. Самолёт был полупустой и поэтому ему удалось попасть на своё любимое местечко. А купил он самый дешёвый билет в хвосте.
       Самолёт летел выше белой, бесконечной как океан, плоскости облаков. Огромное солнце,  постоянно  висело справа по курсу. За самолётом бежала длинная синеватая  тень.
          Андрей поставил на столик пустой  бокал. Стюардесса произнесла над самым ухом:
       - Would you like another  vodka on the rocks?
       - Конечно, - ответил он на всякий случай, не понимая, однако, о каких-таких rocks она спрашивает. Когда стюардесса наполнила снова его стакан и насыпала немного льда. он понял. - Ну, конечно!

       Короткое время спустя  мелодичный женский голос сообщил по трансляции  (не моя ли стюардесса?) что лайнер, выполняющий регулярный авиарейс по маршруту Москва-Тель Авив, пересёк воздушную границу Турции.

      В эту же самую минуту казанский мулла Николай Бахтиаров,  а в миру Колька с Литейного, пересёк морскую границу того же самого государства. Было три часа  дня по средне-европейскому времени. Первого декабря 2008 года.

      Водка была быстро выпита.
      - Ничего, -сказал себе Андрей. - Ничего особенного, если честно.  И уткнулся в газету.
      - Всё-таки красивая наша кириллица, - подумал Андрей.- И шрифт какой-то особенный, симпатичный, не то что в «Правде».
       Из полутранса его вывел ласковый вопрос стюардессы:
      - У Вас всё в порядке? Тогда пристегните привязные ремни. Самолёт идёт на посадку. Через 20 минут мы приземлимся в аэропорту Бен-Гурион.
        Андрей с сожалением отложил газету и вспомнил, что название газеты он и не посмотрел: -  Ага, «Иерусалим Пост»!
      Лайнер мягко коснулся бетона, пронесся по полю и осторожно подрулил к зданию аэропорта. На фронтоне были огромные буквы

WELCOME  TO  ISRAEL!
 
      Андрей почему-то повернул голову налево, чтобы посмотреть на аэродром сквозь иллюминатор соседнего ряда и увидел, как приземляется еще один самолёт. На хвосте сияли большие красные звёзды.  - Наш! - обрадовался Андрей.




*                *               *
       - Дорогой мой, - мягко произнёс раввин. - Дорогой мой! Вы знаете, я посмотрел кое-что, почитал, позвонил моим друзьям. Наверно,  мы сможем Вам чем-нибудь помочь. Да… Вот я выснил, например, что в Израиле в одном месте хранится особая книга по каббалистике,  написанная в древние времена по-арамейски и на библейском иврите. Там есть нечто, что может так изменить  человека, что тот может забыть прошлое… без лекарств и без гипноза… Поговоривают, что это знание пришло оттуда…, - и говоривший показал пальцем на потолок. - Но ведь Вам-то всё равно. Вы же хотите вмешаться в прошлое… Прошлое изменить нельзя… Вот, Вы вошли несколько минут назад в мой кабинет, и этот факт ни Вы,  ни я изменить не можем. Вошли и всё… Ну как Вам объяснить… Но Вы можете изменить настоящее. Уйдя! Этакое отрицание отрицания. Попробуйте. Может быть Вы сможете вмешаться в прошлые события и даже повернуть их вспять. К так называемой Машине Времени то, что рассказываю, отношения не имеет. Предупреждаю однако, что вполне возможно, Вы так изменитесь психически, что станете другим человеком и Вас перестанут даже узнавать … Подумайте… Я Вам дам рекомендательное письмо к нужным людям.





*               *               *
       Николай жадно хватал хватал открытым ртом необыкновенно вкусный свежий воздух, пропитанный мельчайшей взвесью соленых брызг. Такой необычный был для него сочный запах и вкус южного моря. Моря, на котором ни разу до этого момента не удалось побывать, и  которое он страстно желал увидеть всю свою жизнь. Но свидание всё как-то откладывалось, отодвигалось на потом, на потом, на следующее лето, потом ещё на одно лето.
       Необычайная лёгкость пронизывала всё его тело, он боялся кому-нибудь признаться в том, что на верхней палубе лайнера он даже ощущал крылья.  Он стоял и прощался с медленно исчезающей Одессой. Над головой парили чайки, которые пристраивались к бортам судна, вились вокруг кормы и на лету хватали куски, которые им бросали.     Качающиеся на воде за кормой белые птицы были похожи на флотилию маленьких корабликов.
     - А может быть даже они похожи на кусочки  льда…, - подумалось Николаю. - И правда, уже декабрь. Даже на Чёрном Море может быть лёд…
     Он стал чувствовать лёгкий озноб и, решив вернуться в каюту, бросил прощальный взгляд на уже почти неразличимый в серой дымке берег.
     Когда он начал спускаться по трапу, держась на всякий случай за поручни, из репродуктора раздался щелчок и радушный мужской голос известил пассажиров о том, что лайнер  вошёл в нейтральные воды.
- Ага, сказал он себе. - Это означает,что мы уже отошли от берега на 12 километров. И, как бы укоряя его в невежестве, бегущий наверх матрос прокричал :    - Мы уже в восьми милях от берега!
     Николай смущённо хмыкнул:
     - Загадка – сколько же узлов делает  это корыто?

      В каюте он бросился на койку и с наслаждением вытянулся. Его охватило неведомое доселе  чувство освобождения от всего, что было связано с прошлой жизнью до того момента,  когда он перешёл с качающегося трапа на палубу лайнера. Иллюминатор, чей синий, широко открытый глаз, окаймлённый медными веками и коротким никелированными ресницами сверкающих болтов, смотрел прямо ему в лицо.
      - Всё-всё позади, - пел голос внутри него. - Поза-ади, поза-ди. Всё,  но,  к сожалению, не навсегда, - корректировал мозг. - Увы… На короткое время, на короткое время… Но СЕЙЧАС ты свободен!! Свободен от всех и вся!

      Николай смотрел на пылинки, танцующие в цилиндре солнечного света, и показалось ему, что он, как эти пылинки, качается в замкнутом пространстве, из которого нет выхода и чей путь заранее предопределён.  И подумалось ему, что он  игрушка в руках какой-то неведомой силы, которой он подчиняется, потому что сопротивляться ей нет возможности…
     Он начал дремать и перед его внуренним взором понеслись бесформенные, как облака, бесконечные волны памяти, и он уже не понимал, спит он или бодрствует. В какой-то странной полудрёме крутился ролик его жизни, отснятый кем-то когда-то в той,  далёкой жизни..
    Всплыла цветная узорчатая шаль с красными цветами… Откуда она? Наверно потому, что когда солнце бьёт в иллюминатор и пронизывает красную занавесочку, то всё вокруг становится красное, как та шаль. Эта шаль красиво лежала на плечах родственницы из Казани. Шаль была ни на что не похожа, даже ковры, расстеленные по всей квартире, уступали ей по цветовой гамме.
     - Иранская, - говорила с гордостью тетя Роза, расстягивая концы шали кончиками пальцев.
      Дома говорили только по-татарски. Другого языка он не знал. До четырёх лет даже не подозревал, что есть что-то другое. И первые русские слова он произнёс в детском садике. И многие звуки, которые у него долго не получались, так и не стали русскими на сто процентов, особенно некоторые гласные (говорили, что у него какие-то гортанные звуки)
      Тетя Роза сидела за столом и частила по-татарски, пересыпая свой рассказ русскими словами. И он уже не очень понимал, что она говорит, а было ему уже десять лет. И он поймал себя на том, что русский язык он понимает лучше…
      До него доносились слова эвакуация, депортация, немцы Поволжья.  Как хорошо, что Гитлера не пустили дальше, а то могло бы быть так как с крымскими татарами. Всех отправили в Казахстан. по дороге поумирали многие.  Многие русских ненавидят…  особенно старики при мечетях… на трудодни ничего не дают…есть нечего… в магазинах только хлеб да соль… за всем в Казань…
       Николаю навсегда запомнилось, как он говорил себе, мол как хорошо, что я был маленький и ничего этого не помню, как хорошо… Как хорошо, что я живу в Ленинграде, что папа с мамой зарабатывают достаточно, чтобы купить в магазине через дорогу  мяса,  рису и моркови для плова  и охотничьи сосиски, которые очень, как говорит отец, похожи запахом дыма на татарские.
       Бас отца: - Спасибо, дорогая, за книгу. Порадовала ты меня. Не забыл, как читать…
        Эту книгу Коля уже видел в руках у тёти Розы. Толстая, тяжёлая в кожаном зелёном переплёте. Золотая рамка, какие-то странные золочённые линии-значки.   Мама быстро спрятала книгу в нижний ящик комода. Запало слово КОРАН. Наверно те странные значки - это буквы. Но какие? Они регулярно получали газету из Казани на татарском языке. Там буквы были очень похожие на русские. Но были и очень странные, которых не было в русском алфавите. Как родители будут читать КОРАН? И что это такое КОРАН? Что это за алфавит там, на каком языке написано?
       Николай  не знал, что его отец сапожник, которому заказы просовывали в форточку и также безмолвно протягивали деньги в обмен на  починенную обувь, может читать на неизвестном языке. Между прочим, работал папа хорошо, Во всяком случае жалоб не было никогда… Он припоминал врезавшиеся навсегда в его память тяжелый запах кожи, воска и клея, которые смешивались с дымом Беломора.
      Отец после отъезда тети Розы позвал его в свою маленькую прокуренную комнату и показал КОРАН.
      - Запомни, - сказал он тогда. – Это наша священная книга. Когда ты подрастешь, я тебе всё объясню. Только запомни, что НИКТО не должен об, этом знать. Обещаешь?
      Затем он пояснил, что книга написана на арабском языке. Хорош алфавит или нет – он не берётся судить. Для чтения нужно учиться. Но вот что интересно, некоторые наши братья по вере добровольно отказались от арабского алфавита. Например, албанцы и турки. Алфавит у них франкоси (так отец говорил имея ввиду латинские буквы). А вот хорваты, мусульмане по вере, а по крови славяне, тоже пишут латиницей.
       Он запомнил с каким  удовольствием и удивлением слушал отца. Кто мог подумать, что его отец, который напивался до бесчувствия как неверный водопроводчик дядя Женя, умеет читать по арабски! А ведь отец никогда не говорил с ним по татарски.
      - Ты живешь среди русских и должен говорить по-русски. А будешь ли татарином, решишь сам, когда вырастешь, - эти слова Николай помнил с детства.
      Когда ему исполнилось шестнадцать лет (а это было как раз к окончанию девятого класса),  родители послали его к родственникам  под Казань.
    - Там твои братья, сёстры, дядья и тётки, которых ты никогда не видел. Наш дед оттуда. Он приехал в Петербург ещё в девятьсот первом. Поживёшь, начнешь по- татарски говорить как татарин, попробуешь настоящий плов. Только вот с мясом и прочим там плохо – повезёшь пару ведёр подсоленной и замороженной баранины. Ехать всего два дня. Только вот в Москве пересадка. Ну это пустяки. Перейдешь через площадь от Ленинградского до Казанского вокзала. Потянешь, вон какой вымахал!

      От Казани он два часа ехал на электричке. На станции его встречали с телегой. Запомнилась длинная грязная просёлочная дорога, низкие избы, покосившиеся заборы, женщины в платках, деревянная мечеть…
      Сколько же у него, оказывается, родственников! Большинство из них носили странные, никогда не виданные им наряды.
       В магазине, где в правой половине продавали всевозможную хозяйственную утварь от грабель и топоров до хомутов, а в левой продукты, его поразило изобилие мяса. Поразила также низкая цена. Подойдя поближе, на  клочке бумаги  он разобрал:   КАНИНА СВЕЖА. 1 рубель за кгм.

       - Какой же татарин без конины? - повторяли его родственники, готовя плов. Он с трудом понимал их быструю  речь. Да и не знал многие слова. Ему было трудно отвечать, но к концу пребывания он уже понимал почти всё.
       При отъезде он оглянулся на деревню. И запомнил высокий одинокий минарет, вознесённый к небу как указательный палец. Тогда он ещё не знал, что он сюда вернётся насовсем….

        - Какое счастье, - думалось ему, когда он ещё в полудрёме, под  ровный далёкий гул машины, спрятанной где-то далеко в чреве лайнера, начал просыпаться.
        - Какое счастье, что я встречусь со Священной землёй, где родился  Пророк. Кто мог подумать, что мне выпадет такое счастье на шестом десятке бесплатно с единомышленниками по вере увидеть своими глазами все наши святыни, совершить хадж…
       И тут, непонятно по какой ассоциации, перед его взором начали мелькать картины кровой бойни, учиненной его единоверцами в Средней Азии над турками-месхетами. Такое забыть нельзя… Их, мулл из России, тогда специально повезли проповедовать мусульманскому населению веротерпимость и урезонивать бандитов, а заодно и местных мулл, подстрекавших толпы разъярённых, ослеплённых ненавистью людей… Тогда он впервые подумал, что при Советской Власти такого не могло бы быть… Привезли бы дивизию внутренних войск с пулемётами, и всё бы кончилось в считанные минуты… Да, пожалел…

        Раздался длинный гудок, и этот назойливый звук окончательно вывел Николая из состояния забытья.






*                *               *

       - Вот я тоже думаю, как к этому подойти, - проговорил  раввин. Забавная ситуация. Не правда ли? Вы человек активно нерелигиозный. Ни христианин, ни мусульманин, и ни иудей… И ни к какой другой религии или секте, скажем, отношения не имели и не имеете… и вдруг... Вы всё-таки должны ознакомится хотя бы с азами еврейства. Я дам Вам кое-что почитать.. У Вас дело быстрое. Через 3-4 дня обратно.. Знаете, уж очень оно этакое,  Ваше дело, романтическое. Всколыхнуло у меня что-то, знаете,  такое похожее, по молодости… А ведь мы с Вами почти ровесники и наши пути могли, как говорят православные, пересечься на миру.

       Андрей уже бывал за границей. Два раза. Правда, первое посещение Монголии с трудом можно было считать заграничной поездкой. Второе - посещение Болгарии.  Золотые Пески. Помидоры. Обилие вина… Да и было ли это настоящей заграницей?
      Вот Запад! Все кто побывал там с восторгом, захлёбываясь, рассказывали. Израиль, добившийся всего за какие-то пятьдесят лет сказочных успехов в развитии и в уровне жизни, несмотря на несколько войн… Испания, Франция.   И, если повезёт, Штаты…

        Николай полностью проснулся,  когда лайнер уже прошёл Босфор. В золотом кольце часов, наглухо принайтовленных к стене каюты было пол-пятого. Золотой круг ободка часов почему-то напомнил Николаю изречение древних персов: МИР КОЛЬЦО, А ОРМУЗ - ЖЕМЧУЖИНА В НЁМ. (Эта пословица была в книге, о путешествии средневекового русского купца Афанасия Никитина  за три моря,  на Восток, которую ему подарил Андрей ещё в четвёртом классе …)
     -  А далеко до Ормуза,- подумалось ему. - Правда, смотря откуда ехать.
    Он с наслаждением  вытянул ноги, затем открыл иллюминатор и подставил своё потное лицо под освежающий поток.
      - А  хорошо бы чего-нибудь поесть, - подумалось ему. - Самое время.
      Когда он переодевался из наружного кармана пиджака выпал сложенный листок. Он его развернул и прочитал:
 
 Встречаемся девятого декабря у стены плача Обнимаю  Андрей
      - Как он мог забыть об этой телеграмме! Он её получил за два дня отъезда и подивился тогда. Хотел позвонить, да телефона не нашёл. Что Андрей будет делать в Израиле?  - думал Николай.

       Он вышел в коридор. Услышал оживлённые молодые голоса. Звуки русской речи. Навстречу ему шли, торопились молодые люди в мусульманских одеждах.
– Наши! Муллы! Сколько же молодых людей из России решили посвятить себя служению Аллаху! На лицах многих  он прочитал какую-то тревогу. Или …
    Он осторожно поднимался по трапу и, услышав позади себя тяжёлое дыхание, оглянулся. Раздался радостный возглас: - Николай! Ты! Аллах Акбар! Сколько лет , сколько зим…
      Из репродуктора на всевозможных европейских языках прозвучало приглашение в ресторан на палубе номер.





*               *               *
         Андрей и не заметил, как оказался в здании аэровокзала. Право… Вот только что кивнул на прощанье стюардессе (боже, какие у неё ножки! И глаза, чёрные, глубокие как колодцы, и там, на дне, плещутся  серебристые точки созвездий, отдыхающие до поры до времени…)  Казалось, он только что наклонился,  сходя на трап и двинулся вперед по какому-то замкнутому пространству,  и вот он уже в огромном холле, со стен которого смотрят ему прямо в лицо надписи на необычном иврите, арабском, английском и русском.

       - О чём задумались, Андрей? – раздался откуда-то сбоку глубокий бас.
       Андрей вздрогнул. – Ну, конечно, его должны встречать. Как же иначе.
       Перед ним возник высокий  мужчина примерно его лет в свободном сером костюме. Выбритый до блеска. Красивое моложавое лицо. Серые глаза незнакомца смотрели дружелюбно и испытующе. Он держал в руке самодельный плакат с надписью АНДРЕЙ.
       - Вот держу, поднимаю, - шутил мужчина. – А народ всё идёт и никакого Андрея не видно. Хорошо, что вы так непоредственно оглядываетесь и одёжа на Вас уж очень советская. И бледный Вы, а наши все загорелые. Вот я Вас и вычислил. А вот в том углу, - незнакомец показал рукой, - тоже ваши. Я имею ввиду из России, и все почему-то в мусульманских одеждах. Странно. И говорят, в основном, по-русски. Кстати, меня зовут Елиа, раньше звали Леонид, но Вам можно говорить Лео.
       У нового знакомца была симпатичная внешность, интонации были размеренные и успокаивающие.
       - Да, так вот - продолжал он. - Моё имя в Израиле Елиа, ну а для Вас  как я уже говорил, Лео. Я тут уже много лет. Привезли меня сюда родители когда мне было пятнадцать… Сейчас я Вас отвезу в отель в Иерусалиме, где Вы отдохнете и прочее. Отсюда от силы минут девяносто. Только, ради Бога нашего, без вопросов! За всё уплачено, так сказать, будете на полном  довольствии, как говаривал мой дедушка,  еврейский солдат  Второй Мировой. Отдыхайте. Утром в десять часов я Вам позвоню. Поедем по стране. Ведь раньше –то не бывали?
       - Одну секундочку , - попросил Андрей.
        Он лихорадочно соображал, медленно направлясь в тот самый угол, где была группа мулл. Как к ним обратиться? Друзья? Господа? А может быть как-то нейтрально… Мол, извините, и так далее… И неожиданно оказавшись рядом с ними, просто спросил: - Вы не знаете, где Николай Бахтиаров? Он должен был прийти в Газу…
       Многие с любопытством повернули головы на его вопрос. Нет, они не знают.





*                *               *               

      В отеле он принял горячий душ, по телефону заказал лёгкий ужин и бутылку  сухого красного вина. С накинутым на торс кусачим махровым полотенцем пошёл на кухню, чтобы сварить по старой привычке горячий глинтвейн. Однако он не нашёл в холодильнике лимона. Был только сахар.
       - Сойдёт и без лимона, сказал он себе. - Сахар по вкусу, сахар по вкусу.
      И, запахнувшись в длинный махровый  халат, сел в кресло-качалку  у окна . С высоты 12-ти этажей был виден бесконечный разноцветный ковер сине-зелёных огней с вкраплениями крупных ярких жёлтых пятен.
       - Это, наверно, уличные фонари, - сказал он себе. – Скорее всего. Настоящий восточный ковёр, повторил он себе.  - Ковёр ещё не окончен, - сказал он,  вспомня обилие строек на окраинах Иерусалима. По этому ковру, словно иглы продолжающие его рост, сновали острые короткие огоньки автомобильных фар.
       - Любопытно бы узнать всё- таки, где Стена Плача. Кажется, это в той стороне, где интенсивность свечения города снижается и начинается далёкая, темная с редкими сполохами вспышек. Там мусульманская часть, вспомнилось ему. – Да, скорее всего это там.
        - Какая красотища, - думал он. - Ведь только подумать – отсюда пошли все цивилизации и религии!
          Вино было необычного вкуса и пахло чем-то непривычным. Андрей посмотрел на часы. Было уже девять вечера.  - Ого, - как бы завтра не проспать.  Но спать не хотелось. - Ладно, сказал он себе. - Меня в конце – концов разбудят. А сейчас…
         Он протянул руку к столику и взял папку, которую ему дал Лео.
      - Почитайте, я начал писать книгу о нашем народе. Это только начало, но там, по сути дела, квинтэссенция всего. Надеюсь, Вам будет интересно. Начинайте приобщаться к нам и к нашей истории. Я потом спрошу Ваше мнение. Без азов Вы ничего не познаете. Я уже проникся всей нашей идеологией, и мне она всё больше и больше нравится. Не пожалейте времени. Да там и немного. Остальное пока в черновиках.
        Андрей с интересом открыл папку.  На титульном листе значилось:



ПЕРВАЯ  РУССКО-ИУДЕЙСКАЯ  ВОЙНА

2008   -     ИЗРАИЛЬ    -   2008





«Как ныне сбирается Вещий Олег
Отмстить неразумным хазарам..
Их сёла и нивы за дерзкий набег
Обрёк он мечам и пожарам...»
                (А.С.Пушкин)


    Это замечательное по исполнению, ясное по сюжету стихотворение А.С.Пушкина знает с раннего возраста каждый ребёнок в России. Особенно потрясают воображение завязка и развязка, окрашенные печальной мистикой и флёром. Чего только стоят гениальные, крепко сбитые строчки «идёт вдохновенный кудесник, покорный Перуну старик одному, заветов грядущего вестник...»  (Кстати, не отсюда ли вышло Пастернаковское «…ты Времени заложник у Вечности  в плену?..».
         Так вот. Этот, так сказать Мерлин эпохи Исхода первого тысячелетия от Р.Х. на территории будущей российской Империи вышел навстречу (по моим представлениям где-то на границе Леса и Поля, но с берегом реки – возможно Днепра? – навстречу Великому князю Олегу, возвращавшемуся домой после победоносного похода на каких-то неразумных хазар.
      Сомнения, кто такие эти хазары ( рифмовались со словом татары) обычно не возникали.. Какие-то кочевники, татары. Да и стихотворение есть только стихотворение. Не более того. Правда, уже будучи взрослым, я обратил внимание на точное указание А.С. на  «..их сёла и нивы».  У кочевников таковые отсутствовали. Значит, хазары жили оседло, являясь свого рода уделом, анклавом, княжеством, королевством или даже государством.  Я стал копаться в литературе и выяснил следующее. Оказывается (и в это трудно было поначалу поверить) хазары были оседлые многочисленныее племена тюрского этноса, принявшие иудаизм. Почему иудаизм? Объяснялось это мудростью хазарских ханов (да, да именно ханов), которые, имея соседями христиан (Русь) и мусульман (Персия и т.д), приняли иудаим, надеясь таким образом, не входя в тесный конткт  с иноверцами, противостоять их политическому давлению. Хазары приняли иудаизм, обрели письменность и вели переписку на иврите(!) с европейским раввинатом (!). А государство хазар простиралось от лесистой части Руси (Курск?) до Каспийского Моря, граничило с уральскими степями. Хазары, по свидетельству современников,  было весьма сильны в военном отношении и не раз чуть ли не стирали с карты различные княжества Кавказа. И всё это ещё было тогда, когда на поверхности Европы возникали по воле викингов  мини- анклавы. Кстати, эти викинги (слава Богу!) не забыли завернуть и в Приднепровье,  где образовали Киевскую Русь (а первый город на Руси, от которого ведётся летоисчисление России,  был заложен ими же на территории Новгорода – на OLD NORSE – Holmgard.)
      Государство хазар прекратило своё существование после походов Святослава. И тут я нашёл объяснение случаю, который поразил моё воображение в детстве и запал в душу своей непонятностью. Тем более, что  никто, никогда, ничего по этому поводу  не мог мне объяснить. В возрасте девяти лет мне попалась на глаза книжечка дореволюционного издания для детского домашнего чтения, которая называлась  «КАК ИЛЬЯ-МУРОМЕЦ ЖИДОВИНА ПОБЕДИЛ». На поблекшей от времени обложке был изображён ужасномордый воин с подчёркнуто монгольскими чертами лица, в полном военном облачении. У него были не по-человечески длинные усищи и куцая бородёнка. Илья-Муромец поражал противника мощным ударом. Кто это такой ЖИДОВИН?-  вопрошал я неоднократно и не получал ответа. Никто этого не знал. Наконец-то я понял, кто есть былинный Жидовин и зачем ему надо было выйти на единоборство с русским богатырём.
      И пришла мне в голову такая странная мысль, что, по сути дела, войны с хазарским каганатом (а он так и назывался), т.е. с «еврейским засильем» и «агрессией» начались почти 1 500 лет назад и начало было им положено зарождающейся Русью. Эта странная химера - хазарский каганат -  в конце концов исчезла, а население его рассеялось. Но через много лет новые волны уже мирных евреев хлынули в Россию после раздела Польши в 18-м веке. И поток уже было не остановить. И если согласиться с мнением, что революцию(и) в России соверши(а)ли евреи, то следует признать, что они добились небывалых успехов.
      Это вступление было необходимо для того, чтобы заронить в ваши души семена такой странной мысли: ВСЯ ИСТОРИЯ РОССИИ СВЯЗАНА С НЕПРЕКРАЩАЮЩЕЙСЯ ВОЙНОЙ С ИУДЕЯМИ. Эта война уходит своими корнями в древность, и моё допущение не претендует на историческую научную правоту. Скорее всего, с точки зрения историка, она  «явно не того..» . Но каждый обыватель имеет право на собственную интерпретацию любых фактов.
    В целом мои рассуждения были нужны для того, чтобы имидж генетически запрограмированной идеи постоянного конфликта христианства ( сиречь православия) с еврейской ментальностью существовал, существует, будет пронизывать и будет  существовать  в России до тех пор , пока последний еврей с любой долей иудейской  крови от 100 до 0.001 не покинет эту чудесную державу и не вступит с ней, отделившись государственной границей, в законную дипломатическую связь…
          В этом вступлении-эссе я в полушутливой- полусерьёзной форме изложил свои соображения о божественном предопределении постоянной конфронтации русского народа и лиц «еврейской национальности» - бессмысленного неологизма Периода Великого Совка, имеющий такой  же дебильный смысл как «лица кавказской национальности». И если наше ухо в Союзе привыкло к сочетаниям типа – в основном после войны - МЫ – РУССКИЕ (СОВЕТСКИЕ)  ЛЮДИ -  то вслушайтесь в идиотизм такого сочетания – ты же армянский человек! Ты же татарский человек! И т.д!
          Продолжая тему о неизбежности вышеуказанного противостояния и неотвратимости исхода евреев из России (здесь следует заметить, что изгнание евреев и мавров из Испании  предопределило закат Испанской Империи, Третий Рейх, истребивший 6 миллионов евреев вынес себе смертный приговор сразу же после подписания протокола об окончательном решении (final solution) еврейского вопроса. Нет ли здесь очевидной аналогии с распадом тысячелетнего Советского Рейха?)

         ВСЁ ВОЗВРАЩАЕТСЯ НА КРУГИ СВОЯ. Это библейское утверждение вполне справедливо. Сложная эта штука геополитика, как и геолингвистика.  Теперь о «круги своя»
         Евреи  вышли почти 2 000 лет назад из центра Средиземноморья, обогнули Средиземное Море, прошли всю Европу с Запада на Восток и пронизали Великую Восточную Империю – РОССИЮ. Новая волна эмиграции несёт в себе начало Великого Исхода –КОНСОЛИДАЦИИ - Великого Народа в СВОЯ КРУГИ. Круг замкнулся..




         Телефон зазвонил ровно в 10 утра. Тот же вчерашний баритон мягко произнёс:              - Пора! Я Вас жду через 30 минут у входа.
 
         Асфальтированная полоса шоссе Иерусалим - Тель-Авив блестела после проливного дождя. Андрей озирался. Лео комментировал:
        - Сейчас едем по Наблус, одной из главных улиц нашей столицы в Новом Городе. Представляете себе - тут самая высокая концентрация евреев на всей земной поверхности.
             
        - Я откину верх? - спросил Лео. - Не хочется включать кондиционер. Воздух  прекрасен. Им даже можно питаться.
        Андрей глубоко вдохнул. И правда, воздух словно таял во рту  Он имел даже привкус водорослей. И не мудрено - Средиземноморье рядом. Рукой подать .
         Мерседес шёл мягко. Машин на дороге почти не было. А те, которые попадались навстречу,  были, в основном, малолитражками.
         - А к чему нам большие машины? - сказал Лео, предугадав вопрос. -  Страна маленькая и бензина нужно меньше.
         Мощный Мерседес шёл медленно, застревая на каждом углу в потоке машин.
        - Вот он настоящий Запад, говорил себе Андрей. - Хотя географически это Азия.
        Он наблюдал пёструю толпу, заполняющую тротуары и переходы. Молодые и старые. В современных одеждах и бородатые с пейсами. Котелки, кипы, шляпы. Бесконечные ряды каких-то мелких бизнесов и магазинчиков. Над ними бесконечной струей надписи на английском, иврите, арабском и даже русском.
        - Нас тут почти шесть миллионов,  - продолжал Лио. – Шесть! Вы видели когда-нибудь такое количество евреев сразу?
               Андрей отозвался:
              - Я вот когда-то где-то читал, что в Нью-Йорке больше евреев, чем в Израиле…
          - Ну это совсем другие евреи, - ответствовал его собеседник.- Другие. Смотря кого считать настоящим евреем. Помолчав немного он продолжал:
          - Минут через пятнадцать мы выедем из Иерусалима и проедем сначала на север, затем повернём к Хайфе и перед Тель-Авивом двинем на юг. За день обернемся. Вы уже наслышаны о шоссе-виадуке, который с недавнего времени связывает полоску Газы с Вестбанком? Мы его построили с применением всех самых новейших технологий. Там 11 пролётов, каждый длиной почти 1.5 мили. С инженерной точки зрения шедевр, а с политической – просто слов нет. Арабы с нами не контактируют, и мы с ними.

      Они уже ехали почти полчаса. 
      Лио с насмешкой произнёс:
      - А наша – то дорожка получше будет любого автобана. Может, немецкому Мерседесу не очень- то уютно на еврейской земле.
         Андрей в ответ широко улыбнулся. Мысль Лео показалось ему удивительно точной и забавной. Действительно -  подумать только…
         После того как они проскочили какую-то деревушку и свернули влево в лучах утреннего солнца на горизонте появилось что-то вроде гигантской одноцветной синей радуги, охватившей полнеба.
         Андрей с удивлением спросил спутника, мол, что это такое.
      - Что? – cпросил Лио, переключая скорость. - О чём это Вы?
      - А вот это, - Андрей ткнул пальцем в сторону далёкой дуги, которая уже стала слегка выбухать кверху над линией горизонта.,  приоретая характерный облик римского виадука.
      - А Вы разве не догадываетесь? Это то самое, о чём я Вам рассказывал сегодня . Вот сейчас подъедем поближе, и можно будет всё разглядеть в деталях.

       Они подъехали ближе. Пустота подпространства виадука была похожа на огромный туннель, выход из которого слегка брезжил где-то далеко-далеко. Лио осторожно свернул на большой пустынный паркинг, на краю которого был укрепленный блок-пост, обнесённый высоким, обложенным мешками с песком бетонным забором, по верху которого  бежала колючая проволока. Зенитные установки были  направлены на верхний край виадука.  Под огромным бетонным козырьком стояли два вертолёта Апачи.

     - Видели? -  спросил Лио. Таких постов ровно по числу пролётов. Около каждого. Вдоль всего моста. А на фонарях моста установлены видеокамеры.
      И помахал в ответ на приветствие улыбающегося солдата, который высунулся из блокпоста.
      - Сейчас они поднимут шлагбаум и мы заедем на специальную обзорную площадку, над которой сделан карниз из пуленепробиваемого стекла.
      - Выходим, - пригласил он Андрея. - Разомнемся...
   
     Солнце уже зависло над ними и, казалось, катилось, как мяч, по дуге моста.                Андрей даже задохнулся: - Какая красота!
     Ему показалось, что мост летит бумерангом куда-то над ним  в бесплотном синем тягучем воздухе. Массивная конструкция этого удивительного сооружения представлялась невесомой. От изящных линий обводов и закруглений было не  оторвать  глаз.

       Андрей услышал как Лео начал говорить:
       - Этот мост соединяет полосу Газы и Вестбанк. Три года назад было подписано соглашение между Израилем и так называемым Переходным Консулатом Палестинской Автономии о сооружении этого моста. Теперь они не нуждаются в получении различного рода пропусков и прочего для пересечения нашей территории. Тут всего-то около 25 миль. Курсируют автобусы, автомобили. Есть и тротуары. Но пешеходное движение строго запрещено. Мост получил у арабского населения неофициальное название МЕЧ  АЛЛАХА.  Об этом нужно всегда помнить…

       Андрей перевёл глаза на мост  и внезапно представил себе как занесенный  МЕЧ  АЛЛАХА падает вниз и рассекает малюсенький Израиль на две почти равные части.  Ему стало  не по себе…

              Услышав какие-то громкие,  возбуждённые, неразборчивые выкрики сверху он поднял глаза и увидел, как вдоль стальных перил свешиваются вниз головы, руки их обладателей двигаются в разные стороны. Картина ему  напомнила посещение кинотетра ХРОНИКА и документальные кадры о Варшавском гетто, немецких бюргеров с фрау и детьми,  с любопытством глазеющих на полуживые тени людей копошащихся внизу…
      Чудовищный вопрос взорвал его изнутри:
     - Кто же те наверху, и кто же эти внизу и он среди них?  Не стоит ли он сам дне своеобразного ГЕТТО XXI века?

      Его привёл в чувство равнодушный комментарий Лео:
      - Я думаю, что у них сломался автобус. Видите сколько народу. Ждут или следующего или ремонтную бригаду. А пока вот таращат на нас глаза, чтобы как-то время убить. Эти арабы совсем другие, - продолжал он. – Наши пользуются те- ми же правами, что и мы. Среди израильских арабов много образованных. У них есть газеты и прочее. В кнессете есть арабская фракция. Доход наших арабов мало отличается от дохода средних израильтян. А эти… Даже говорить не хочется. Почитайте прессу. Кстати, сейчас самое напряженное время. Хадж. Не слышали? Объясню. 
       Итак, Хадж, или поломничество, предпринимается в  первой половине декабря. Начало этой традиции было положено в селении Джидда, что расположено на  берегу Красного моря…
        9-е декабря самый важный день Хаджа. Наиболее значительная часть  ритуала  пилигримов –  Хаджа -  происходит от полудня до заката в девятый день декабря. Паломники стоят  прямо перед  горой Милосердия, на равнине называемой Арафат. Здесь они молят Бога о прощении.   Согласно учению Ислама, на этом самом месте Бог помирил Адама и Еву, когда те рассорились. Ислам также учит, что там же каждый  мусульманин предстанет перед Богом в  Судный День.


      Сверху продолжали доносится визгливые голоса. Дети указывали на них пальцами, что выкрикивали и смеялись. И снова сердце Андрея обдало жаром того ужаса, который он ощутил в ХРОНИКЕ.
      - Как это всё похоже! - с каким-то неотчётливым беспокойством повторял он про себя. - Боже, как же это похоже!
       Странное тревожное чувство охватило его и уже не отпускало…



*               *               *

       Он проснулся рывком, быстро, так, чтобы снова не уснуть.
      - Сегодня, сегодня,… - повторял он в тысячный раз. - Сегодня…
      Вертикальная полоса яркого солнца, проникшего сквозь неплотно прикрытые шторы, казалось, разрезала стену его номера пополам. Его пронизывало чувство осуществлённого ожидания. Долгожданного момента. Он был уверен, что всё будет хорошо и то, что должно произойти, наконец произойдёт. Где-то в дальнем закоулке его мозга прозвучало: - Да, сегодня, вставай!
       - Ещё есть время! - подумал он, посмотрев на часы. -  Ещё почти полтора часа до машины.
      Перед его глазами возникло лицо раввина, говорящего напутственные слова.  -  Вот Ваш пропуск на ЭТОТ свет, - улыбался раввин. - Не волнуйтесь, всё будет хорошо. Я уверен, что Вам помогут. Я уже позвонил в Израиль. Вас там ждут. А вот адрес и телефон, хотя Вас встретят в аэропорту и доставят куда надо. Когда вернётесь – дайте знать…Удачи.
   
         - Я надеюсь, надеюсь, - повторял Андрей как заклинание. - Я сюда приехал не зря,- убеждал он себя. Дай мне  Бог возможность избавиться от этой памяти. Пусть мне наконец перестанут подавать платок! Он обрадовался проскочившему сравнению, такому ёмкому и точному. (А он любил точное слово, особенно сказанное во время). Да, пусть наконец, перестанут! Сегодня, сегодня!

       Холодный душ ударил острым холодным лезвием под лопатку, которое проникло в глубину ещё не проснувшегося тела,  последние остатки сна выплеснулись из его сосудов.  Андрей был готов.

      - Главное – не заблудиться в Старом Городе! Он многократно повторял выучённый наизусть маршрут, который ему продиктовал тот самый раввин в Ленинграде. Он повторял и повторял как заклинание:
    - Ворота Мандельбаума, Наблус Авеню, Ворота Дамаска, налево Вива Долороза, направо Христинский квартал, прямо церковь  Святой Сепульхерии, Армянский квартал, который граничит с Еврейским кварталом. 

      - Кстати, почему в Армянском?- он спросил тогда. И получил ответ: Это место на границе с еврейским кварталом. Многие думают, что это и есть наш квартал.  Да не в этом же дело… - Конечно, конечно, - соглашался тогда Андрей. – Раввин продолжал: там есть маленькая часовня в садике за изящным каменным заборчиком, её невозможно пропустить. Над входом выбиты в камне надписи на армянском, иврите и английском… Не заблўдитесь… Это просто невозможно… Откройте калитку, пройдите во дворик, справа из стены льётся фонтанчик в бассейн, в котором плавают большие золотые рыбы. За бассейном мраморная статуя Девы Марии. В конце дворика увидите дверь. Отворите её! Не волнуйтесь только, я обещаю, что Вы там найдёте, что ищете.

       - Это только моё дело, - повторял про себя Андрей, - поначалу опешивший в лабиринте средневековых улочек. - Это только моё дело, и я должен сам найти. Ни у кого спрашивать дорогу не буду…
     Он посмотрел на часы. Ровно десять утра 9-е декабря 2008 года….
     - Господи!  - воскликнул Андрей. - Господи! Ведь сегодня день моего рождения! А я и забыл!.. Я уже существую на свете  4 часа плюс …ят лет!
    Он увидел эту дверь, за которой его ждало обещанное освобождение от греха и Она… Дверь сверкала, сияла в лучах утреннего солнца… Она возникла неожиданно из-за громадного куста с необычно яркими красными цветами. Он замер. Затем начал продвигаться к заветной цели, считая зачем-то шаги. Перед самой дверью он остановился, сделав ровно семнадцать шагов. Вблизи он понял почему дверь сверкала. Она была инкрустирована кусочками золотой мозаики. Рама  её была высечена из цельного куска серого мрамора.
       Однако он ещё не решался постучать. Но число шагов – семнадцать (это было его заветное, счастливое число) – придало ему силы. С трудом сжав пальцы в кулак, он постучал. Нет, скорее прикоснулся…  В ответ ни звука, ни движения…
         Затем он толкнул дверь. Та медленно и неслышно открылась. В глубине коридора возникла женская фигура. Он узнал Её сразу! Хотя лица он ещё не видел их-за полумрака, он уже знал… Он уже знал… Он сделал шаг навстречу,  чувствуя себя как бы восставшим из забвения и небытия. Тяжкий крест, который он нёс столько лет, свалился с его души… Воистину эти семнадцать шагов были сделаны как бы по Его Виа Делароса…
       Их руки встретились. Он узнал эти пальцы. Это пожатие.
       - Вот и я , - произнесли они одновременно и оказались в садике. Они жадно вглядывались друг в друга, не расцепляя рук…

       В это мгновение земля вздрогнула, задрожала. Донесся далёкий гул. С крыши часовни порывом воздуха сдуло многолетнюю пыль, дверь с шумом захлопнулась. Было очевидно, что источник этого сотрясения находится не так уж далеко. В следующее мгновенье все слышимое пространство заволокло воем сирен. Донесся треск пулемётов и уханье артилерийской  стрельбы.







*                *               *
        - А теперь, господа, - хозяин на приличном английском пригласил всех присутствующих. - Пройдёмте в другое помещение. Там и поговорим о самом важном для всех нас. Я имею ввиду Ислам.
       Все шумно расселись, заговорили.
       - Ещё раз поздравляю всех с прибытием в Палестину, - сказал председатель.- Надеюсь, что вы, люди сухопутные, хорошо перенесли морское путешествие. К сожалению, наш порт в Газе ещё не очень комфортабелен. Но всему своё время. Подождём. Надеюсь, что недолго…
       - Какие они молодые! – с завистью думал Николай, оглядывая аудиторию. И хотя он ешё не ощущал груза своих пятидесяти пяти лет, всё же  он старался не смотреть лишний раз в зеркало. - Сколько же мне отпущено Аллахом? – частенько спрашивал он себя. - Сколько? А, Колька?

        Gentelmen! Джентельмены, - сказал оратор. - Итак, мы в одном из правительственных билдингов Палестинской Автономиии в секторе Газа. Мы в полной безопасности. Вокруг охрана, и ни один неверный нас не услышит и не помешает.  Скажу прямо, что мы здесь не случайно. Аллах избрал вас для выполнения одной из важнейших миссий. Перед вами пульт, где указаны языки, на которых вы желаете общаться: английский, арабский, французский, русский. Нажмите подходящую кнопку и наденьте наушники. Да, вот так.  Вы не должны пропустить ни одного слова.
       Он обвёл глазами аудиторию:
       - Повторяю, что в силу исключительной важности вашей миссии никто из присутствующих до завтрашнего утра не прокинет это здание, где будут все условия для отдыха, как  вы уже сами в этом убедились. Таково решение высших инстанций.
      Многие начали переглядываться. Многие, но не все.  Николай увидел, как его соседи согласно кивают. Он понял, что они знали, зачем они здесь… Что же такое им сообщат?
      Молчание  воцарилось в зале, после краткой речи хозяина. Николай видел, что все же для многих слова председателя были неожиданными. Николай даже привстал,  чтобы лучше видеть.
      Неожиданно аудитория задрожала от грохота голосов, выкриков, восклицаний на русском, английском, арабском…
      Оратор призвал движением руки к порядку.
     - Я вижу, что мое сообщение никого не оставило равнодушным. Да, наконец-то это презренное государство, возникшее как раковая опухоль в самом центре арабского мира, получит, надеюсь, смертельный удар в самое его сердце! Мы все избраны для этой священной миссии Аллахом,  да святится имя Его!
      Восторженные вопли сотрясали зал. Николай видел, однако, что единодушия среди присутствующих нет.
     - Я хочу повторить, - продолжал оратор. - Вас здесь 250 человек. Муллы из разных регионов бывшего Советского Союза - Татарстана, Средней Азии, Закавказья. Есть наши братья из Албании, Хорватии. Аллах принял решение и выбрал вас для выполнения решительной цели. Он надеется на вас. О чём идёт речь? Завтра, 9-го декабря в 12 часов пополудни наступает пик Хаджа. Наши братья по вере  в Мекке  начнут дело всей своей жизни – поклонение Аллаху. Мы же уверены, что в это же момент решим судьбу арабского мира  здесь, в логове врага, на территории Израиля, в Иерусалиме. Что вы будете делать? Мы атакуем это Исчадие Ада в самом Его существе, в Иерусалиме, который снова станет нашей столицей. На вас возложена следующая миссия. Вам завтра утром вручат портфели, в которых будет находиться мощная взрывчатка, способная разрушить здание высотой до 6 этажей. Вас перебросят через мост – Меч Аллаха - как его справедливо зовём мы, униженные и оскорблённые, в Иерусалим. От вас требуется войти в намеченные здания.  Все они относятся к израильской администрации, гостиницам, кинотеатрам и т.д, Короче, вся ультраструктура управления врага намечена к уничтожению. Включить триггер, расположенный сбоку (он показал на незаметный поначалу язычок чёрного металла сбоку портфеля. Вот так- вниз) оставить портфель и исчезнуть. Вам надлежит стремится попасть с арабский сектор. Вас там будут ждать! Через 15 минут заряд сработает. Это только начало. Я не знаю всех деталей, но  всё, уверен, скоординировано, и 250 взрывов явятся сигналом к восстанию в нашей части Иерусалима. И это будет начало конца еврейского государства! Сейчас вам покажут фильм, в котором будут продемонстрированы все простые приёмы соблюдения личной безопасности при обращении со взрывчаткой. Обращаю ваше внимание на то, что этот тип взрывчатки способен сдетонировать от взрыва находящегося от него даже в 100 метрах. Нужно соблюдать поэтому в автобусе максимальную осторожность.

        Николай не мог уснуть. В прекрасно оборудованном номере было прохладно. Мощный кондиционер поддерживал мягкую прохладу. Он встал, подошёл к окну, но гардины не отдёрнул. Он уже это сделал, когда поселился и встретил холодный блеск решётки. Из-за двери донесся короткий кашель, еле слышный говор. Это охранники коротают время. Смотри, у каждой двери их по двое… Он вернулся к кровати. Лёг. Закрыл глаза и снова, как недавно в каюте на лайнере начали проявляться перед его взором картины, виденные им Сумгаите после армянского погрома… И вот Югославия… Здесь уже христиане резали и умерщвляли  мусульман… Зрелище, переворачивающее душу и сердце… Такое не забыть… Нельзя ни простить, не забыть… Такое нельзя допускать, если ты истинный служитель Бога… Сон не шёл. Он вспомнил, что Андрей его будет ждать завтра у Стены Плача… Ничего не подозревающий друг… Николай встал, налил коньяку и залпом выпил. Вкуса он не почувствовал, но горячая волна забытья захлестнула его,  и он  забылся на короткое время. И перед самым провалом в сон на него нашло успокоение. Он знал, что ему делать… Он знал и решил. Он уснул… И проснулся в девять часов от осторожного прикосновения к плечу.
       - Пора, брат! – произнёс кто-то незнакомым тихим голосом по-русски. - Нам пора…

        Они погрузились в 10 автобусов. В каждый по 25 человек. Держа портфели как продуктовые сумки. Не сговариваясь, все поставили их на колени, обхватили руками. Николай сел в самый первый автобус. Занял место у окна и смотрел. Автобусы тронулись. Набрали скорость.
 
      Он повторял про себя:
     - Езды примерно 30 минут. Когда доберёмся до середины моста, пройдёт уже 15 минут. Нас тут 25 человек, 25 зарядов. А если считать соседей… Вполне достаточно. Девять автобусов за мной. И нажал триггер.
       Он был прав. 25 зарядов, каждый из которых мог поднять на воздух 6-ти этажное здание, разнесли в клочья два центральных пролёта виадука… Между фермами моста зияла пропасть шириной более 500 метров.
              Меч Аллаха не опустился …
   
       Через несколько дней, когда Андрей мчался из Иерусалима с Ней в открытой машине на север (а они  решили не расставаться и никогда не покидать эту счастливую для них обоих Землю) над ними пролетел и остался позади  искалеченный виадук.
         Андрей оглянулся и  увидел, что взорванный мост напоминает ему памятник Разорванному Кольцу Блокады Ленинграда на восточном берегу Ладожского озера у деревни Кабона. Всего лишь три тысячи миль к северу…