Холера

     В городе свирепствовала холера. Восьмилетняя Лиза сидела рядом с умирающей матерью и смотрела в её лицо.
    – Лизонька, – говорила мать, когда ещё была в сознании, – ты меня не хорони, а поспеши к тётке моей, Пелагее. Помнишь, где она живёт?
    Лиза не помнила, потому что всего раз или два приглашала их тётка к обеду, а в другое время сторонилась бедных родственников, будто и не родные они.
    – Пойди к ней да в ножки поклонись. Скажи: мамки нет, одни мы, не к кому пойти. Смилостивится, возьмёт вас к себе.
     В голосе матери звучала надежда, но такая слабая…
     И вот – мать умерла. Лиза взяла те гроши, что оставались в доме, крепче сжала руку брата и, закутав его в платок, вывела наружу.
    – Куда мы идём? – хныкал Борька, которому едва исполнилось пять. – Лиза, мне холодно. 
    Но сестра молчала. Сейчас она знала одно: нужно найти тётку. Улицу она помнила, а вот где дом – забыла. Но если спрашивать у людей, то, кто знает, может, и найдут они родственницу.
   Шли часа два, Борька негромко сопел, а когда проходили мимо рынка, сестра купила круглый калач и покормила его. Посчитала деньги: надолго не хватит, а если заблудятся, то придётся на улице ночевать. Страшно Лизе стало, да нечего делать.
    Медленно, вглядываясь в каждый дом, они прошли вдоль всей улицы тётки Пелагеи, да только никто им не помог. Люди торопливо пробегали мимо, боясь подойти к детям: а вдруг больные?
   Уже и смеркаться стало, Борька окоченел, да и сама Лиза так замёрзла, что говорить не могла. На счастье, дети увидели храм. Звонили к вечерне, и они тихо, стараясь, чтоб никто не заметил, пробрались внутрь.
   Девочка понимала, что самое лучшее для них – остаться в тёплом храме и провести здесь ночь. Да только выгонят, наверное…
   Они уснули прямо посреди службы, прикорнув в уголке и согревшись. А потому и не видели, как от группы немногих молящихся отделилась фигура Женщины в чёрном и, подойдя к детям, набросила на них тёмный платок. С этой минуты дети стали невидимы, потому что Женщиной Той была Сама Пречистая Богородица, для Которой видеть страдания людей очень горько.
   Дети спали, ночь текла незаметно, и только Лизе привиделся странный сон.
   – Детка, – говорила ей Женщина в чёрном, – ты тётку свою не ищи. Недобрая она, выгонит вас с порога. А пойди к помещице Антонине Сергеевне Рыбниковой, она для вас приют найдёт.
   И казалось Лизе, что женщина не только улыбается ласково-ласково, как мать, но и накрывает её тёплым пушистым одеялом.
   Едва настало утро и Лиза открыла глаза, она вспомнила сон и тут же разбудила брата.
     – Идём, я знаю, кто нам поможет.
    И обратилась к работнице:
    – Вы не знаете, где живёт помещица Рыбникова?
    – Как не знать, тут две улицы. Пойдём, покажу.
    Работница вывела детей и махнула рукой:
    – Вот туда, через переулок, найдёте дом большой из красного кирпича. Это и есть её хоромы.
    – А она добрая? – несмело молвила Лиза.
    – Да у тебя, чай, беда?
    – Мамка умерла.
    Работница отодвинулась подальше.
    – Идите, идите, Рыбникова поможет.
    И поспешно вернулась в храм.
    Лиза и Борька прошли узкий переулок и скоро увидели красный кирпичный дом. Девочка не решалась позвонить или постучать, но мимо шла кухарка с корзинкой и спросила, чего они тут стоят.
    – Нам бы Антонину Сергеевну…
    – Так уж сразу Антонину Сергеевну? А вы кто будете?
    Девочка промолчала. И вправду, кто они? Но кухарка уже показала за угол здания.
    – Через эту дверь бары входят. А наша – там, в уголке.
    И повела детей в дом.
    Им пришлось ждать почти час: помещица только что встала и изволила кушать кофе. Но Лиза не роптала: в прихожей было тепло, а вскоре кухарка вынесла две миски супа. Борька ел жадно, сопя, а Лиза – аккуратно, как мамка учила. Наевшись, оба вылизали тарелки и поставили на стол.
    – Она вас в приют устроит, – болтала кухарка, – у ней подруга там, барыня Погорелова. Оденут вас и обуют, станете строем ходить, за ручки взявшись.
    Лиза была согласна. Её пугала мысль, что если не найдут жилья, то замёрзнут на улице. Или заболеют.
    Наконец, вышел какой-то сухой человек и внимательно выслушал кухарку. Затем повернулся и надолго скрылся в комнатах. Прошел ещё час, прежде чем он вернулся, неся в руках записку.
   – Вот, поедете к Погореловой. Барыня вам санки даст. Да не возвращайтесь сюда, – зашипел он вдруг, – и без вас хлопот хватает!
    Лиза согнулась от страха, кивнула головой.
    На улице и им вправду дали санки с бойкой лошадкой, и молодой конюх спросил, куда ехать. Девочка показала записку.
    В санках, да ещё и с лошадью, они не ездили никогда. А потому Лиза очень боялась, что на повороте брат выпадет и разобьётся. Но доехали хорошо, а как быстро-то! Кучер высадил и повернул назад.
    А дети обратились к дому. С первого взгляда Лиза поняла: в недобрый час они пришли. Окна зашторены, молчание и тишина. Но всё же постучала в дверь, потом ещё и  ещё раз. Ей долго не открывали, кто-то глядел сквозь занавески, а затем спросил:
    – Чего пришли?
    Девочка растерялась.
    – У нас записка, – наконец, нашла что сказать.
    – Какая записка? Нам не до записок! Сын у барыни умер, уехала в деревню.
   Лиза умолкла. Долго стояла, а потом повернулась и тихо пошла прочь.
   Они бродили весь день, заходя в лавки, чтобы погреться, но их выгоняли из страха заразиться холерой. Бездомные дети – кому нужны? Лиза искала храм и тихо входила, но не все церкви отапливались, и порою внутри было холоднее, чем снаружи. К вечеру она отчаялась и устала. Брат не мог идти, и она взяла его на руки, присела на обочине. И тут увидала молебен. Десятки людей, вытянувшись длинным рядом, с хоругвями и иконами, обходили город. Впереди шли бородатые священники, чуть позади – миряне.
    – Пресвятая Богородице, спаси нас! – слышались возгласы.
    Лиза и Борька, в надежде, что хоть кто-то увидит, обратит внимание на них, пристроились сзади. Люди толкали, но никто не нашел тёплого слова для двух детей. Одно хорошо: обойдя чуть ли не весь квартал, колонна с молящимися устремилась к храму, и Лиза смогла войти. Здесь было не очень тепло, но надвигалась ночь, и она надеялась, что им опять, как и раньше, удастся укрыться от холода под защитой икон.
    Так и случилось: молебен закончился, все разошлись, и они, накрытые невидимым покрывалом, крепко уснули.
   Дети спали и, конечно, не знали того, что в полночь загорелся свет, и прямо посреди церкви выросла величественная фигура Божьей Матери. Она с болью взглянула на детей, а потом тихо сказала:
    – Неужели во всем городе не найдётся человек, что откроет для них своё сердце? Просить, молить они умеют, а вот любить так и не научились. Да не будет по просьбе их!
    И с грозным лицом, какое редко бывает, взмахнула Своей рукой.
    Дни шли, холера продолжала бушевать.