Герасим, герыч, героин

Мир наркоманов закрыт для окружающих, но, даже проникнув через стену недоверия, неожиданно обнаруживаешь там такие проблемы, которые-то и здоровым взрослым людям не всегда по плечу. И сразу начинаешь раскаиваться в том, что стал невольным свидетелем запутанных жизненных коллизий, что уже почувствовал собственную ответственность перед погибающими от смертельной болезни молодыми людьми. Ни маска циника, ни маска заботливого папаши или снисходительного ментора не помогают заглушить свою совесть, появившуюся душевную боль.

Они живут рядом с нами.

Их становится всё больше.

У них свой язык и своя субкультура.

И они, как зыбучий песок, втягивают в свой круг наших детей и внуков.

Тогда ты осознаёшь своё бессилие.

И каждый в этой ситуации делает то, что он может сделать.


1 октября 2000 г.

На консультации в роддом Сахранов ходить не любил, впрочем, и вызывали его туда, слава Богу, не часто.

Роддом всегда поражал его своей пустотой. Не то, что в наркологическом отделении, все койки забиты, шагнуть некуда: не алкоголик, так наркоман. И очередь на неделю вперёд!

А здесь: зашёл через приёмный покой – ни души. Прошёл в коридор – пустота. Не хочет народ рожать! Из дальнего конца, впрочем, раздавался надрывный детский плач: значит, там кто-то должен быть. Ординаторская то ли на втором, то ли на третьем этаже, да ещё неизвестно, там ли лечащий врач. Броди теперь по всему корпусу!

Он снял плащ и решительно пошёл по коридору на крик: кого-нибудь из медицинского персонала да встретит, они и проводят его к врачу. Главное – выдержать первый натиск, так как, завидев его издали и без халата, акушерки обычно принимали Сахранова за какого-нибудь папашу-посетителя и набрасывались с криком: «Эй, парень! Ты куда?»

Дошёл до открытой двери палаты: в акушерском кресле спиной к входу, широко раскинув накрытые пелёнкой ноги, неподвижно лежала женщина. А в стороне на столике лежал, видимо, только что родившийся ребёнок и орал благим матом. И никого из медсестёр… Никак перерыв на обед устроили. Ну, и порядки у них!

- Здесь медсёстры есть? – громко спросил Сахранов в основном для того, чтобы заявить о своём присутствии и привлечь внимание женщины.

Та отрицательно покачала головой и что-то ответила. Сахранов не расслышал, но это теперь уже и не важно: мелькнул знакомый профиль, и он узнал свою больную. Это Миронова, к ней и вызывали.

Сахранов подошёл к изголовью кресла. Поза, конечно, мало располагает к психотерапевтической беседе, но делать нечего, да и у неё вроде всё, что полагается, прикрыто.

- Привет, Наталья! Узнала? Ты уж извини, что в таком месте разговаривать с тобой приходится, но меня к тебе вызвали. Что случилось? И почему малец надрывается?
- Здравствуйте, Виктор Владимирович. А я не просила, чтобы Вас ко мне вызывали.
- Слушай, солнце моё, давай по-деловому поговорим. Зачем меня к тебе вызвали? Сообрази сама. А то сейчас мне подниматься в ординаторскую, всё узнавать, потом снова к тебе спускаться, затем снова подниматься, чтобы записать консультацию… Пожалей голодного человека!
- Я от ребёнка отказываюсь. Может быть поэтому. Они вон специально его рядом оставили, что бы я его плач слушала и думала... А зачем он мне? Вырастет такой же наркуша, как и я. А у меня ещё ВИЧ. И у него, скорее всего, тоже. Да ещё пальцы на одной ручке сказали сросшиеся… А врачиха, наверное, меня за сумасшедшую приняла…
- Мальчик?
- Мальчик.
- Ну, ладно, это, конечно, твоё дело. Сама в порядке?
- Всё нормально у меня. Я же специально приходила к Вам месяц назад дозу скидывать. А перед родами сама в сухую переломалась, чтобы здесь на игле не торчать. Не хотела, чтобы мне в родилку «герыч» приносили. Так что у них ко мне претензий быть не должно… Сейчас вот только подкумаривает. Они во время родов всё ругались, что у меня вен нет, заставляли какие-то колёса глотать. Может из-за них кумарит?
- Снотворное тебе на ночь выписать? Не уснёшь, небось, сегодня…
- Релашку бы хорошо по вене пустить… И сонники на ночь, пожалуйста, назначьте… Да что же он никак не заткнётся! – с раздражением выкрикнула она в сторону ребёнка. – Уж, скорее бы помер, что ли!… Эх, вмазаться бы сейчас!
- Давай я позову кого-нибудь из медсестёр. С ребёнком наверняка надо что-нибудь делать. Их же там как-то обрабатывают и куда-то уносят. Почему твоего оставили?
- Да говорю же я Вам, что они специально его здесь оставили, чтобы умер. А напишут, что родился мёртвым. Я сама их попросила… Релашечки бы мне, Виктор Владимирович, пожалуйста…
- Я тебе реланиум в вену назначать не буду. Внутримышечно – напишу!
- А это ещё кто здесь такой!? – раздался за спиной у Сахранова возмущённый голос.
- Здравствуйте, - поворачиваясь к вошедшей акушерке, ответил Сахранов. -  Меня вызвали на консультацию к Мироновой. А у вас тут ребёнок надрывается уже полчаса, посмотрели бы хоть на него… У неё кто лечащий врач?
- Ой, извините, доктор, не признала. А к Марине Викентьевне, на второй этаж, в ординаторскую. Давайте я Вас лучше провожу.

Сахранов снова повернулся к Мироновой:

- Ну, пока, Наталья, держись! Не вздумай здесь истерику закатить или психоз выдать, а то меня опять вызовут. А я сюда ходить не люблю… Когда выпишут, приходи, если потребуется, ко мне на приём. Сейчас назначу тебе реланиум и что у них есть из снотворного – на ночь.  Ну, будь здорова! – и он коснулся на прощание худенького плечика больной.



8 января 2001 г.

- С наступившим Вас, Виктор Владимирович!
- Спасибо, солнце моё. Взаимно. Присаживайся. Как жива-здорова?

На первый взгляд Миронову за наркоманку и не примешь: хорошо одета, нормально подкрашена, хотя выглядит и старше своих двадцати лет. Только приглядевшись, замечаешь, что она не столько изящна и стройна, сколько неестественно худая. Зрачки, впрочем, не узкие. Молодец, сегодня, по крайней мере, не кололась.
 
- Мне бы совсем слезть, Виктор Владимирович. Надоела такая жизнь страшно.
- Да ты вроде сейчас не уколотая.
- А я на «качелях».
- Это ещё что за чудо придумали?
- Героин с кокаином. А сегодня я одного кокаинчика пустила по ноздре полдорожки, чтобы в форме быть, и к Вам.
- У тебя сейчас какая доза?
- Чуть больше грамма. Но я терпеливая и выхожу обычно легко. Мне бы только трамал и сонников.
- Нет, это большая доза. Амбулаторно может и не получиться. Давай я тебя лучше в наш стационар направлю. Откапаешься по всем правилам, чего мучиться? – И уже доставая бланк направления, спросил: - А что с ребёнком у тебя? Где он?
- Нет у меня никакого ребёнка. Он мёртвый родился.

Сахранов внимательно посмотрел на Миронову, но у неё на лице не было ничего кроме застывшей улыбки. То ли забыла всё, то ли соблюдает правила игры. Ну, да это не его дело. А золотишка на ней с избытком, да и шубка, судя по виду, совсем не из кролика. Даже в коридоре на вешалке побоялась оставить. Или сама наркотики продаёт, или содержит еёкто хорошо. У обычного наркомана, независимо от времени года и пола, в наличии только куртка, свитер и джинсы. И те в одном экземпляре.

- Кто у тебя муж, Наталья, я что-то его ни разу здесь не видел.
          - Да, так… Какой он муж?... Бабки, впрочем, у него водятся. Пишите направление. Не будет бюджетных мест, заплатит за хозрасчётную койку, никуда не денется.


28 февраля 2001 г.

Ещё через пару месяцев Сахранова вновь вызвали на консультацию к Мироновой, на этот раз в АРО - в реанимационное отделение. Оно располагалось на последнем этаже нового хирургического корпуса. На нём всегда безлюдно, хотя дверь на кодовый замок запирали только на ночь. Естественно, какие тут могут быть посетители!

Консультации в реанимации были сопряжены с особыми неудобствами. Сахранов пришёл, разумеется, в зимних ботинках: не будет же он таскать с собой халат и сменную обувь! В них придётся облачаться здесь и вид у него всегда после такого переодевания самый дурацкий: халат был мало от того, что женский, но ещё и маленький, а матерчатые бахилы наоборот – разношенные и при каждом шаге соскакивали с ног.

Ознакомившись с историей болезни и переговорив с лечащим врачом («О, Виктор Владимирович, наконец-то! Забирайте эту лахудру отсюда! Нам койки нужны. Сейчас после операции должны больную привезти, нам её класть некуда – всё вашими грёбанными наркоманами забито! Сколько на них лекарств переводим! И главное – впустую, всё равно через год-другой сдохнут!»), Сахранов прошёл в просторный реанимационный зал. Шесть коек, около каждой капельницы, мониторы, процедурные столики. Да, здесь техника на высшем уровне. Подошёл к медсестрам:

- Здравствуйте, девоньки! У вас тут Миронова должна быть.
- Здравствуйте! Вон она, крайняя. Вам стул принести?
- Спасибо, не надо. Я ненадолго.

Миронова похудела ещё больше. А симпатичная девчонка была года два назад, Сахранов её хорошо именно из-за этого и запомнил.

- Привет, Наталья! Что стряслось?
- Здравствуйте… Да, ничего, нормально…
- Нет, ты давай-ка мне всё выкладывай. Ты здесь с суицидом лежишь, мне надо во всём разобраться.
- Не было никакого суицида. Просто дозу перебрала.
- Солнце моё, давай начистоту, а? Ты сначала каких-то таблеток напилась, а потом уже укололась. Или рассказывай всё, или я тебя отсюда в психбольницу отправлю. Там пусть и разбираются.
- Ну, напишите, что случайно дозу перебрала. А я обещаю, что пока здесь лежу, всё будет о’кей.
           - Ты хоть знаешь число какое сегодня?
           - Какое?
- Это я у тебя спрашиваю! Какое сегодня число?
- Ну, траванулась я в воскресенье. Значит сегодня понедельник.
- Наталья, ты два дня в коме отвалялась! Сегодня уже среда и ты только с утреца очнулась. Вот меня и вызвали сразу. А хуже всего, что тебя уже собираются переводить отсюда. Ходить сможешь?
- Сама не знаю. Ещё не вставала. А куда переведут?
- В терапию, куда тебя ещё девать? Там пару дней полежишь и выпишут.
- В терапию не хочу. Здесь хоть в подключичку всё капают, а там и колоть ничего не будут, и сонников нормальных нет. Я лучше сразу домой.
- Куда тебя такую домой? Не дойдёшь. А где твой парень? С кем-то же живёшь сейчас.
- Виктор Владимирович, пожалуйста, позвоните ему. Пусть из терапии сразу меня заберёт.
- Пока ты мне не расскажешь, из-за чего травилась, я никого звать не буду. Это раз. А если здесь не разберусь с тобой, отправлю в психушку. Это два. И я не шучу. У меня уже была недавно неприятность с вашим братом, хватит.
- Это Вы про Макса Безрукова? А Вы то здесь причём? Он же слово своё сдержал: сначала выписался, а уж потом под барбитурой себе передозняк устроил.
- Правильно! Он помер, а я потом объяснительную писал, почему разрешил выписать больного с установкой на самоубийство. Нет уж, спасибо! Мне по второму разу такое удовольствие не нужно. Давай, рассказывай всё или я пошёл.
- Тогда стул берите. История долгая.
- Ничего, постою. А ты давай покороче.
- Ну, в общем мать у меня уже давно померла. А этим летом отца убили. Остался брат, в девятом классе учится. И я уже не жилица на этом свете… - Она замолчала.
- Слушай, Наталья, что-то я ничего не понял. Не врубился, как вы говорите. Давай поподробнее.
- Ну, из-за квартиры всё. Мой парень, азербайджанец, попросил оформить фиктивный брак, чтобы себе прописку получить. «Герасим» кульками приносил. Естественно задарма, угощал. Я и ушла в систему… Отец с ним ругался, так его прямо в нашем подъезде зарезали, якобы ограбление… И со мной всё ясно - скоро сама откинусь. А после этого Димку они враз на иглу подсадят. Вот квартира им и достанется.
- Кому им?
- Азерам! Их в нашем городе целая колония. Вот и устраиваются, кто как может. На рынок ходите? Так вот, рынок уже им принадлежит. Теперь квартиры для своих родственников добывают... Вы что, не замечаете, сколько их в городе развелось?! Вот и весь мой, как Вы говорите, анамнез. Теперь въехали?
- Теперь и въехал, и врубился...

 Помолчали.

- Наталья, квартира у тебя на каком этаже?
- Ха! Я как раз тоже об этом подумала. Второй этаж, слава Богу, из окна не выкинут. Бр-р-р, страшно, да и противно – всё в кровище будет. Уж лучше передоз.
- А брата не жалко? Если всё понимаешь, разведись. Откупись комнатой, или разменяй квартиру. Сообрази что-нибудь.
- Легко сказать. Я ему уже столько должна, что иного выхода у меня нет и ни до чего другого додуматься не могу… Жалко, что снова откачали. Сейчас бы уже никаких забот не было… А брат что? Он или на них работать станет, или вот так же как я заторчит и кинется… Всю семью в прах растёрли... Ребёнка я ведь из-за него не оставила, не разрешил…
- А если в милицию обратиться? Не думала?
- А что я смогу доказать? Всё сама делала. Теперь не отмазаться. И конец у меня всё равно один. Только если заявление ментам напишу, зарежут, а я боли боюсь. Убить ведь по-разному можно. Отец возражал против моего брака, так его… И вспомнить жутко… Хотела вот сама с «золотым уколом» уйти, не получилось...
- Ладно. Договариваемся так. Мужу я позвоню. Но ты, пока находишься в больнице, ведёшь себя по всем правилам. Чтобы ничего здесь не натворила. А когда выпишешься, Бог тебе судья…

24 июня 2001 г.

Из раздела «Хроника недели» в городской газете «Время»: «Словно подтверждая факт участившихся случаев самоубийств подростков в Подмосковье, добровольно свёл счёты с жизнью шестнадцатилетний подросток Дима М. Он поднялся на девятый этаж своего подъезда и выбросился из окна. Как говорят соседи, подросток баловался наркотиками, которые, возможно, и послужили причиной такой ужасной гибели».

***

Май 2001.