Убеждённость - В концлагерях

                МОГИЛЁВ

      Из Оленино пленных везли в продуваемых ветром вагонах через Сычовку и Ярцево, где были пересыльные пункты, в Могилёвский концентрационный лагерь. Людей грузили как скот, бросали раненых на голые доски пола. Нечем было укрыться от холода. В дороге совсем не кормили. Только за два дня пути от Сычовки до Ярцево в вагоне, где находился Боровков, погибли от ран, голода и мороза около тридцати человек. То, что происходило, было похоже на кошмарный сон. Обмороженные, обессилевшие люди лежали вперемешку с трупами. Не было сил даже стонать. Когда состав прибыл в Могилёв, в живых осталось менее половины узников.
      В Могилёвском концлагере Боровкова поместили в лазарет, где работали русские врачи и санитары, тоже пленные. Возглавлял работу медперсонала военврач Термецкий Борис Николаевич, бывший москвич. Ему помогали врачи Тарасенков и Черных, а также санитары Каримов, Махрова и другие.
      Фашисты не давали медикаментов, нечем было перевязывать раны. Хирургических инструментов тоже не было. И всё же персонал госпиталя делал многое. Здесь активно действовала одна из антифашистских групп. Несмотря на жесточайший террор, группа работала без провалов. Это, отчасти, объяснялось тем, что в госпитале находились люди, оказавшиеся в плену не по слабости духа, а будучи в бессознательном или беспомощном состоянии из-за ранений. Различными способами велась здесь борьба с фашистами: организовывались побеги, оказывалась помощь наиболее слабым узникам, проводились тайные политинформации.
      В начале 1943 года одним из пленных, учителем биологии, был организован церковный хор. Лагерная администрация не препятствовала этому, а даже поощряла подобные мероприятия. Участники хора под конвоем иногда выезжали в могилёвскую церковь. И невдомёк было фашистам, что эти выезды стали одной из тех ниточек, которые связывали военнопленных с внешним миром и по которой в лагерь поступали от населения оккупированного города медикаменты и продукты. Не догадывались они о том, что скромная монахиня, неоднократно посещавшая лагерь, наряду с благочестивыми молитвами приносила сюда голос Родины - последние известия с фронтов. Фамилия этой женщины - Дерибо.
      С наступления весны сорок третьего года участились побеги из лагеря. Администрация зверствовала, но расстрелы и виселицы не помогали. В среду пленных стали внедрять провокаторов. Почти ежедневно проводились обыски.
Оставаться одному со своей тайной Боровкову становилось всё труднее, прятать партбилет становилось всё сложнее. Он рискнул довериться врачу Термецкому. Интуитивно Дмитрий Абрамович верил, что не может его предать человек, который не только вернул его к жизни, но и сумел сохранить ногу. Конечно, врач был ошеломлён, когда узнал, что у одного из его пациентов хранится партийный билет. Они упрятали книжицу в гипсовую повязку на ноге, и теперь все перевязки Боровкову делал лично главврач.
      В июле сорок третьего из лагеря готовился побег группы советских офицеров, в числе которых был и Боровков. Но незадолго до намеченного дня в лагере была поднята тревога, и всех узников выгнали на плац, где держали под проливным дождём более полусуток. Оказалось, что в это же время бежала другая группа из пяти человек. Все они были пойманы и повешены.

                КАЛЬВАРИЯ И ЧЕНСТОХОВ

      Фашистское командование лагеря решило перевести часть пленных в другие места, и 24 июня группу раненых в количестве 11 человек отправили в Борисов. Здесь эти люди пробыли около двух недель, а 9 июля их переправили в литовский концлагерь Кальвария (Калвария).
      Появившиеся возможности Интернета позволили ознакомиться с тем местом, где содержались военнопленные. Вот что мне удалось прояснить. В местечке Кальвария, к юго-западу от Каунаса,  между Пуньском и Мариянполе, был создан офицерский концлагерь как отделение Каунасского шталага №336. В концлагере Кальвария находилось 4500 офицеров  Красной Армии. По некоторым данным там захоронено более 2000 человек. Люди погибали от голода и болезней, их расстреливали за попытки к бегству и большевистскую пропаганду.
      Кальвария запомнилась Боровкову тем, что в этом лагере существовала подпольная антифашистская группа, составленная из русских полицейских. Вряд ли сейчас можно установить, была ли эта группа внедрённой нашими спецорганами или была стихийной, но факт остаётся фактом - эта группа сделала подкоп из подсобного помещения под колючую проволоку ограды, и через этот тоннель ушло две группы: сначала три человека, потом двенадцать. Уже после войны Дмитрий Абрамович узнал от своих товарищей, что из первых трёх бежавших один добрался до своих, двое были убиты. О судьбе двенадцати ничего неизвестно.
      После этого побега большую группу советских офицеров перевели в Ченстохов.
Около этого польского города в бывших кавалерийских конюшнях фашистами был создан огромный концентрационный лагерь для военнопленных. В этом лагере постоянно находилось более двадцати тысяч узников. Кроме лагеря для военнопленных, около Ченстохова был концлагерь для гражданского населения. Здесь, в Ченстохове, отбирали детей и брали у них кровь для лечения солдат рейха.
      Условия жизни  во всех лагерях одинаковы, и в Ченстохове не отличались от тех, что были в Могилёве или Кальварии. Во всю длину конюшен тянулись двухярусные голые нары, занимавшие огромную площадь. Когда однажды провокатор выдал Дмитрия Абрамовича как участника подпольной группы, товарищи срочно перевели его в другой блок и спрятали под такие вот нары, и он там жил около месяца, пока не убрали провокатора.
      О том, что в Ченстохове проводятся медицинские опыты над заключенными, молва уже шла. Врач госпиталя Буржинадзе, например, развлекался тем, что ампутировал здоровые руки и ноги, выдавая подопытным за это булку хлеба. Зачем это было ему нужно, никто не знал: или это было развлечение, или врач разрабатывал новые способы ампутации... Но Дмитрий Абрамович знал людей, попавших под нож хирурга-изувера. Свою больную ногу он не отдал.
      Его вылечил необычными методами, сохранив ногу, доктор Б.Н.Термецкий. Жутковато выглядел метод лечения раздробленной конечности. Когда выглянуло майское солнце, врач велел вытащить пленного на улицу и раскрыл рану, на которую слетелась масса мух. После этого рану закрыли без дезинфекции, потому что дезинфицировать всё равно было нечем. В ране зародились черви, которые питались больной плотью. Затем рану обработали перекисью водорода, которая уничтожила червяков, сделавших своё дело.
       Не знаю, есть ли в каких медицинских учебниках описание такого метода лечения, но свидетельствую о том, что в шестидесятилетнем возрасте Дмитрий Абрамович мог свободно пройти за день не один десяток километров.
      В Ченстоховском концлагере была мощная организация Сопротивления, которую возглавляли полковники Молев и Щербаков. Пять месяцев, с января по июнь, узники третьего блока готовились к побегу и делали подкоп. Они прорыли около пятидесяти метров, но им не повезло - прошёл ливневый дождь и там, где был тоннель, просела земля. Последовали обыски, аресты, расстрелы...
       Затем большую группу военнопленных, более пятисот офицеров, отправили в Германию - в Хаммельбургский лагерь. Пять суток они ехали в товарных вагонах с проволочными перегородками, за которыми находилась охрана. Пять суток в наручниках. В этой группе оказался и Дмитрий Абрамович Боровков...

                ХАММЕЛЬБУРГ

      Хаммельбургский концлагерь отличался от других тем, что он был интернациональным. Вместе с русскими здесь были англичане и американцы, воевавшие против фашизма в Африке. В лагере их почему-то звали марокканцами.
В середине сорок четвёртого гитлеровцы уже начинали заигрывать с нашими союзниками. Для попавших сюда русских многое казалось необычным. В соседних секторах пленные через каждые шесть месяцев получали обмундирование, офицерам шла выслуга лет, и им повышали звания, через шведский красный крест узники ежемесячно получали до 30 кг продовольствия на человека...
      А совсем рядом, за соседней колючей проволокой умирали от голода другие офицеры, на лохмотьях одежды которых белилами было написано “SU”. Их заставляли работать на заводе изоляционных изделий, но они отказывались работать на врага. Среди них распространяли белоэмигрантскую литературу - мемуары Краснова, Деникина и других генералов. Их пытались склонить на службу власовские вербовщики, регулярно приезжавшие в лагерь. Русские не сдавались. И тогда их стали отправлять в лагеря смерти, откуда никто не возвращался.

                ВЕЗУВИЙСКИЙ ЛАГЕРЬ

      Везувийский концлагерь  с шифром Oflag 6/z WKV сами немцы называли «домом для умирающих». Сюда свозили тяжелобольных и раненых людей из других мест. Лагерь находился недалеко от города Меппен земли Нижняя Саксония. Рядом расположенный городок имеет название Харен. Сначала, до войны, сюда свозили внутренних врагов рейха: коммунистов, евреев, гомосексуалистов и умственно отсталых. Во время войны лагерь стал тюрьмой для советских военнопленных.
В 1944 году в Везувийском лагере находилось 1500 офицеров, большинство которых болели дизентерией и туберкулезом. На кладбище бывшего лагеря найдено 98 могил отдельных людей и три братские могилы на 2000-4000 военнопленных. Эти сведения я получил из Интернета.
       В этот лагерь Боровков и Щербаков попали из Хаммельбурга, где пленных использовали как рабочую силу на военных предприятиях рейха. Они были калеками, работать не могли и потому были переправлены в «дом для умирающих». Их команда состояла из 460 военнопленных – таких же калек.
      Кормили в основном брюквой и баландой из стеблей фасоли. Эту массу привозили в бочках с надписью «Только для русских пленных». Смрад болот, нездоровый климат и постоянный голод - всё это было причиной тяжёлых болезней. Свирепствовали туберкулёз и дизентерия. Об условиях, царивших в лагере, говорил тот факт, что из 460 узников, прибывших вместе с Боровковым 1 декабря 1944 года, к моменту освобождения, то есть через четыре месяца, от болезней и голода умерло более трёхсот человек. К этому следует добавить, что уже после освобождения люди продолжали умирать, и на везувийском кладбище добавилось ещё около сорока могил.
               
                ОСВОБОЖДЕНИЕ

      Война близилась к завершению, что стало заметно даже по составу охраны лагеря - в основном это были либо инвалиды, либо пожилые немцы. С некоторыми из них удалось войти в контакт, и ежедневно узники знали, что происходит на фронтах.
      С каждым днём атмосфера в лагере накалялась. Все ждали освобождения. Или смерти... Это понимали и те, кто был за колючей проволокой, и те, кто их охранял на вышках с пулемётами в руках. Активисты Сопротивления готовили боевые группы из наиболее сильных узников. Лагерь готовился к восстанию. Всем было ясно, что фашисты, скрывая следы преступлений, могут уничтожить всех пленных. О таком варианте развития событий слухи ходили.
      В ночь на 8 апреля 1945 года послышался приближающийся звук канонады. Когда рассвело, узники обнаружили, что они одни - охрана исчезла. Было неясно, к добру это или... Послышался шум танковых моторов. Если это немецкие танки, то с надежной остаться живыми можно было проститься. Люди вооружались всем, чем могли - лучше умереть в бою, чем быть расстрелянными или задавленными.
В 11 часов дня, сминая колючую проволоку, в лагерь прорвался танк, за ни две самоходки. Лагерь замер... Из танка вылез человек и на немецком языке, а потом по-русски  громко крикнул:
      - Эй, есть тут кто живой? Не бойтесь, мы - союзники из Канады...
      И тогда из-за бараков, из ям и других укрытий к машинам бросились живые скелеты. Они бежали, падали, поднимались или ползли - грязные и оборванные люди, словно тени из жутких фильмов. Они всё ещё не верили в чудо спасения.
Их освободила Первая канадская добровольческая армия, высадившаяся десантом на севере Европы.
      Этот день, принёсший освобождение, пленники потом будут считать вторым днём рождения. О физическом и нравственном напряжении, в котором находились узники, говорит тот факт, что из трёх сотен освобождённых девять человек сошли с ума. От радости ... Один из этих несчастных, лейтенант Богомолов, был Героем Советского Союза.
      Тридцать восемь килограммов - таков был вес Дмитрия Абрамовича в день освобождения. Не лучше выглядели и другие узники везувийского лагеря. Канадцы привезли хлеб и несколько машин картошки. Силы восстанавливались очень медленно. Лагерный госпиталь пополнился новыми больными, изголодавшиеся люди не могли совладать с собой и заболевали от переедания.
      Через несколько дней из Брюсселя в Везуве прибыл представитель советского командования полковник Мельников с группой офицеров. Миссия у прибывших была нелёгкой, нужно было организовать какое-то самоуправление, накормить людей, обеспечить их одеждой и подготовить к отправке на Родину. Полковник Мельников первым узнал историю партийного билета N 1837765. Дмитрий Абрамович был временно назначен заместителем начальника госпиталя по политической части. Он пробыл в лагере до июля сорок пятого года. Его, как свидетеля, возили во Франкфурт-на-Майне, чтобы он рассказал о зверствах фашистов для будущего Нюрнбергского процесса.
       Со второй группой репатриантов он был отправлен в Советский Союз. Но до дома было ещё далеко, путь к  нему лежал через сборный пункт госповерки - фильтрационный лагерь, располагавшийся в Вышнем Волочке. Его, на деле доказавшего свою верность Родине, держали за колючей проволокой ещё несколько месяцев.  Родных он увидел лишь 26 декабря 1945 года.
     На карте из Интернета показано место, где был литовский концлагерь Кальвария.
               
 Продолжение следует http://www.proza.ru/2018/09/12/1601