Обманка

Часть первая. Готическая обманка


ДЕНИС.

В смутные ельцинские времена чеченской войны и повторных дефолтов Денис выжил только благодаря тому, что не цеплялся за свою когда-то престижную должность в «оборонном» НИИ, а брался за любую работу, которая приносила деньги: от сторожа до торговца штанами. Джинсы, кстати, привозил из Турции другой кандидат технических наук, превратившийся, в свою очередь, в «челнока». И через несколько лет, ещё на фоне всеобщей неуверенности в завтрашнем дне, он уже почувствовал себя человеком, который не боялся остаться без куска хлеба.

А потом произошло неожиданное: в голове, освободившейся от интенсивной умственной деятельности и оперировавшей в последнее время только понятиями школьной таблицы умножения, неожиданно возник план книги, посвящённой вопросам гравитации. Экспериментальной гравитоникой, впрочем, они в лаборатории и занимались; даже успели сварганить громоздкий, похожий на громадный насос, прибор, который создавал с помощью генератора коротких импульсов антигравитационное поле. Возможности разрабатываемая тема открывала неисчерпаемые, но была настолько «закрытой», что любая попытка продолжить работу над ней с привлечением иностранцев, закончилась бы не научной статьёй, а статьёй Уголовного Кодекса о государственной измене. А собственное финансирование прекратилось. И большинство сотрудников разбежались, как тараканы по разным углам и рынкам…

Трудность задуманной книги состояла в том, что сугубо теоретическую проблему физики надо было изложить популярным языком, сопроводив увлекательными примерами. Написалась книжка на удивление легко и быстро. Денис дольше искал возможность её опубликования не «за счёт средств автора». И наконец-то нашёл!..

А в туристическую группу попал совершенно случайно. Он только что сдал исправленную после редакторской проверки рукопись и ждал «окончательного ответа» от издательства: согласятся ли они опубликовать его книгу? Каким тиражом? С каким гонораром? Или без оного? Но июль-август – мёртвый сезон в книгоиздательском деле. Именно в этот момент позвонила его однокашница, сразу огорошив нелепым вопросом:

- Привет, бобыль! На богатой итальянке жениться хочешь?
- А она красивая?
- О, господи! Да тебе-то какая разница? Можно подумать, сам – Ален Делон!
- Ну, ладно-ладно. Давай без оскорблений. Если мужчина симпатичней обезьяны, он уже красавец!  А что случилось? Причём тут итальянка?
- У нас в школе собралась туристическая группа в Италию. До Бреста на поезде, затем через Польшу и Германию на автобусе с кондиционером, а далее - Венеция, Сан-Марино и прочие райские места… Есть одно свободное место. Поехали с нами! Отдохнёшь от своей писанины. А то сидишь как краб в раковине!
- Во-первых, крабы в раковинах не живут. А во-вторых, я-то думал, что у нас учителя голодают, сидят без зарплаты…
- Ага! Нашёл дураков! Мы не на Дальнем Востоке живём, слава Богу! Ну, так что?
- Да, так как-то сразу… Я и не знаю… Надо же собраться.
- Чего тебе, мужику, собирать? Возьми шорты, сандалии и бутылку коньяка – в поезде девушек угостить. Пятьсот евро найдёшь?
- Найду. А кто едет?
- Учителя, их любимые ученики и их любящие родители. Неси мне прямо сейчас свой загранпаспорт и деньги. А дальше не твои заботы. Через 4 дня выезжаем.

Денис решил, что лучше промчаться галопам по Европам, чем провести две недели тревожного и бестолкового ожидания дома.

ЗОЯ.

Косяка менты взяли со ста шестьюдесятью граммами героина. Количество порошка было достаточно велико, чтобы опера, радуясь задержанию не заурядного наркомана, а местного «наркобарона», не озаботились расширением статьи обвинения и добросовестно ограничились 234-й - хранение в целях сбыта и в крупных размерах, по которой  «светило» от четырёх до восьми лет. Пустив в ход все свои немалые бабки, Косяк нанял толкового адвоката, который смог «убедить» суд переквалифицировать 234-ю статью в 228-ю (хранение без цели сбыта) и спокойно выслушал приговор: три года с условным исполнением наказания.

Выйдя из здания суда, Косяк не торопился оттянуться – пустой суеты он вообще терпеть не мог, хотя Зойка скакала вокруг него от радости, как необъезженная лошадка. Он только слегка хлопнул её по попке, подумал: «Сегодня же и объездим», и направился к машине, дав рукой знак стоящим в стороне пацанам: «Все свободны».

Сел в грязную «десятку» (на заседания суда на «джипе» не ездил), включил зажигание, беззлобно рыкнул Зойке: «Заткнись-ка» и задумался.

Косяк любил такие состояния, как он выражался, «полной готовности к взлёту». За секунды можно было обмозговать сразу несколько вопросов. Сейчас их было только два. 1) – кто его подставил: свои нарики или знакомые менты? Эту не самую трудную задачу он скоро решит. 2) – следовало «отбить бабки», т.е. компенсировать потерянные деньги. Вариант наклёвывался только один, но пришлось бы задействовать Зойку. А Косяк при всей своей внешней грубости и «крутости», нежно и по-телячьи любил её, уже второй год не мог насытиться её хитроумными ласками, и не хотел потерять. Однако сейчас обстоятельства требовали риска.

- Ты базарила про какую-то экскурсию в Италию. Сегодня всё выясни и запишись. Когда она будет?
- В конце июня. Олежек, мы же решили, что я уйду из этого сумасшедшего дома. Я уже заявление написала.
- Возьми план тура, чтобы знать, в какой день в каком городе будешь, поняла?
- Олежек, это же в автобусе! Целые сутки пилить. А знаешь, как в нём неудобно! Даже ноги толком не вытянешь, - не сдавалась Зойка.
- Надо, коза. А ножки твои я сейчас дома вытяну, не пожалеешь. Всё, замяли!

И он рванул с места. Решение своей второй проблемы Косяк уже представлял во всех деталях.

Худая, высокая, с небольшой грудью, которые, впрочем, удачно компенсировались сексапильной попкой, Зойка сначала вызывала у пацанов только насмешки. Они не без похабства шутили: тёлку с такими длинными ногами не в каждой машине завалишь! Только в лимузине и можно трахнуть, в другую не поместится. Но заметив, как прикипел к ней Косяк, шутить перестали. Да и Зойка не дешёвой подстилкой оказалась: во-первых, красивая, зараза, как фотомодель. А во-вторых, по-английски спикала как иностранка. Не чуха какая-нибудь! Потом и характер определился – весёлый и незлобивый. Зауважали…

Заявление на увольнение у Зойки уже было написано, но она его ещё не отдала: не будучи дурой, хотела всё-таки дождаться оглашения приговора. Школа – какой никакой, а заработок.

Ехать в Италию да ещё в самое жаркое время, да ещё в автобусе, да ещё с детьми, которые так надоели за время учёбы, ей решительно не хотелось. Но… Придётся. Зойка понимала, что Олег задумал провернуть какой-то гешефт, и что она при этом безусловно рискует. Но не менее твёрдо она знала и то, что он её любит, а значит, всё должен сделать таким образом, чтобы она не пострадала. Олегу Зойка верила.


 ДЕНИС.

Гид, похожая своими выпуклыми глазами на Сьюзен Сарандон, выглядела настолько неброско, что поначалу Денис отличал её от других незнакомых членов туристической группы лишь по высоко поднятому ярко-жёлтому зонтику, за которым все они и тянулись во время экскурсий.

Но, приглядевшись повнимательнее к «гидессе», заметил и чуть надменный взгляд и быструю решительную походку, которой она переходила от одной достопримечательности к другой, в результате чего группа растягивалась чуть ли не на сотню метров. Порой кое-кто случайно «отрывался» и его позже приходилось дожидаться в экскурсионном автобусе. Поэтому все, у кого были с собой мобильные телефоны, оставили «гидессе» свои номера, чтобы в случае чего с потерявшимися можно было связаться.

Денис обратил внимание и на её безукоризненную речь, которая обладала одной оригинальной особенностью. Встречавшиеся во время её рассказа фамилии итальянских мастеров или местные географические названия «гидесса» произносила не в привычной русскому уху транскрипции, а со смачным акцентом. Например, «Перуджино» в её устах звучал так, что сразу представлялся какой-то неведомый итальянец под именем «Джииино». «Тоскана» или «Пикколомини» звучали с чётким вологодским оканьем, а «Лоренцо» почему-то смягчался до «Лёренцо». Так как итальянским языком «гидесса» владела совершенно свободно, то приходилось признать, что под российский слух своих экскурсантов она приспосабливаться не собиралась.

От окружавших женщин «гидесса» отличалась также полным отсутствием макияжа и каких-либо украшений. И обручального кольца, кстати. Другими словами, выглядела на все свои тридцать лет. Поэтому внимание невольно приковывалось к её голосу и глазам, сверкавшим на лице как две капли ртути. Глаза тоже обладали своеобразием, но уже заметным только профессиональному взгляду учёного. С наступлением конверсии, когда все «военные» темы были закрыты, но их НИИ, агонизируя, ещё подавал признаки жизни, Денису пришлось участвовать в разработке медицинского прибора, который определял наличие болезни по рисунку радужной оболочки глаза. И вот сейчас, вспомнив когда-то изучаемую иридодиагностику, он заметил у «гидессы» в нижней части радужки чёрный вертикальный столбик. В этом месте находится проекция ног. Чем она страдает? Тромбофлебитом? Эндартериитом?..

За всё время поездки даже в самые жаркие дни, которые стояли особенно в Риме, когда «училки» слегка прикрывали бёдра воздушными юбками или облачались в сползающие с живота мини-шорты, «гидесса» неизменно ходила в джинсовых брюках. Ног её Денис ни разу не видел.

После нескольких, намеренно заданных и необычных по форме вопросов, ощущение недоступности и отстранённости («она - гид» и «он – один из 30 туристов её группы») между ними постепенно стало исчезать.

Происходило это обычно таким образом: завершив очередной марш-бросок «гидесса» резко останавливалась, разворачивалась на 180 градусов и призывно произносила: «Дамы и господа!», оглядываясь в поисках своей группы.

Но из «господ» рядом всегда оказывался только Денис, а прочие синьоры, основательно загруженные пивом, неторопливо тащились где-то позади всех. Через минуту подтягивались некоторые учителя и подростки, и «гидесса» начинала свой очередной рассказ.

Не дожидаясь его начала, Денис негромко произносил что-нибудь вроде:

- Небось, опять какой-нибудь Бернини?

Следовал стремительный поворот головы в его сторону, гневный блеск в серых глазах и приглушённая реплика:

- Не какой-нибудь, а великий Бернини!

В этот момент она чудесным образом становилась по-настоящему привлекательной женщиной.

В следующий раз Денис уже почти по-дружески замечал:

 - Из-за вашего Бернини, между прочим, Борромини с собой покончил: на собственную шпагу, бедняга бросился.

И получал сказанный таким же интимным полушепотом лично для него ответ:

- Борромини ненормальный был. Шизофреник, наверное. Но очень талантливый и оригинальный архитектор.

К удивлению Дениса больше всего в Венеции его поразило (при общем восторге от увиденного) ощущение умирания. Явственно чувствовался «запах смерти», который исходил от облупленной на нижних этажах штукатурки и подмытых стен. И дёрнул же чёрт ещё прокатиться на гондоле. Со стороны каналов неприглядность города была особенно заметна. Подобно дереву он прогнивал снизу: крона по инерции ещё сияла и зеленела, а корни уже погибали. И жители не пытались скрывать это обстоятельство наведением косметического глянца, как обычно не проводят генеральную уборку в присутствии покойника. Остававшиеся при отхождении в иной мир своего «родителя» спокойные «родственники» терялись в густой и шумливой толпе невесть из каких земель налетевших гостей. И даже музыка Антонио Вивальди, который по уверению «гидессы» лучше всех передал дух Венеции (кассету с его «Временами года» она сразу поставила в автобусный магнитофон), и все её последующие апологии не скрасили сложившегося у Дениса впечатления вычурности и тленности «жемчужины морей».

Сама «гидесса», естественно, была от Венеции в восхищении, и он часто удивлялся разности их восприятия. Но спорить с ней было трудно: не тот уровень подготовки. Да и достопримечательности в беспорядке мельтешились в голове: то Колизей, то двухтысячелетняя кошка на карнизе дома премьера Берлускони, то Капитолийский холм… Разумеется, экскурсантам полагается удивляться, но некоторые её слова вызывали у него недоверие, которое он при очередной «перебежке» и пытался с ней разрешить.

- Вы сказали, что большой палец вверх - означает смерть. А все пишут, что это призыв оставить побеждённого живым!

«Гидесса» терпеливо повторяла:

- По последним данным, когда во время боя гладиаторов зрители показывали большим пальцем вниз, то это означало – оставить живым на земле; а если вверх – отправить на небо к праотцам.

Денис на минуту отставал, недоверчиво переваривая новую информацию, и старался погромче произнести что-нибудь вроде: «Да не может такого быть! А то мы Джованьоли не читали!..»

ЗОЯ.

В Венеции Зойка сразу предупредила «гидессу», что город знает хорошо и ходить с экскурсией не будет. А в намеченное время подойдёт к автобусу, пусть не волнуются. Потом позвонила Олегу:

- У меня всё нормально. (Это означало, что багаж туристического автобуса с детьми благополучно миновал все границы, и никто его не досматривал). Сама, конечно, чуть живая: ночь в автобусе спали, представляешь?! Хорошо хоть кресла раскладываются. Автобус бельгийский, а водилы…
- Ты сейчас где находишься? - перебил её Косяк.
- Я на площади Марка, - снова перешла на деловой тон Зойка. - Уезжаем в шесть вечера по местному времени. Сейчас вот на колокольню хочу подняться, оттуда вид красивый.
- Позже залезешь. Встань у той стороны башни, которая обращена к площади и какое-нибудь мороженое пожуй. К тебе должен подойти Борис. Поговори с ним, поняла? Ну, чао, коза! Перезвонишь попозже.

Борис оказался лысым и весьма солидным господином далеко за пятьдесят лет.

- Вы Зоинька?
- Да, здравствуйте. А Вы – Борис?

Он чуть заметно кивнул, встал рядом. Начал неторопливо фотографировать своей «мыльницей» площадь и, не отрывая фотоаппарат от лица, продолжал разговор:

- Где стоит ваш автобус?
- На какой-то большой стоянке. Но я название острова записала, сейчас скажу. Вернуться мне надо к шести часам.
- Не открывайте сумку. Ешьте мороженое и наслаждайтесь видом. Все автобусные стоянки на острове Трончетто. Как доехать знаете?
- Да. Здесь на набережной остановка катера и…
- Отправьтесь каким-нибудь рейсом около пяти часов. Водитель вашего автобуса должен быть на месте, а группа ещё не подойдёт. Попросите открыть багажное отделение и достаньте что-нибудь из своей одежды. А заодно и мой подарок. Я поеду одним рейсом с Вами и буду всё время где-нибудь позади Вас, но только, пожалуйста, меня не высматривайте. Перед стоянкой автобусов есть небольшой рынок сувениров. В это время народу там ещё немного. От автобуса вернётесь к этим ларькам: там и встретимся.

Зойку уже заранее трясло мелкой дрожью, и чтобы не думать о предстоящем свидании, она решила покататься на гондоле, а потом посидеть в каком-нибудь кафе.

В автобусе Зойка расположилась на «Камчатке» и быстро схлестнулась с двумя парнями. Алик был хозяином «качалки», которую с апломбом называл «фитнес-клубом», и которая была расположена в одном из помещений их школы. Сергей – его друг, вообще никаким боком к школе не относился и невесть как попал в эту экскурсию. Для Зойки наличие двух кавалеров представляло самый подходящий вариант: ни тебе косых взглядов, (впрочем, на это плевать, вернётся и сразу уволится), ни (что более важно!) никаких последующих разговоров о её ****овитом поведении.

Да и удобно с ними. Был грех у Зойки: пивка любила попить и курила больше пачки в день. А тут грозное объявление: санитарные остановки не чаще, чем через 3-4 часа, иначе можем не успеть на ужин в очередной отель. А если выпить за анекдотами пару баночек пива, то разве четыре часа вытерпишь? Вот Зойка, прикрываясь парнями, и просила кого-нибудь из них отправиться в переднюю часть автобуса и договориться с замухрышкой «гидессой» о внеочередной санитарной остановке.

Олег сказал, что сам он ей звонить не будет, а Зойка из каждого города должна посылать ему «приветы». Когда жили в Римини, участиями в различных экскурсиях она себя не утруждала, проводила день на пляже, да и в других городах предпочитала пошляться по магазинам и посидеть в ресторанчике с кондиционером.

В общем, если бы не надоевшие ещё в школе и постоянно галдящие мажористые тинэйджеры, которые, выпендриваясь, не выпускали из рук кинокамеры и мобильники («Ой, мамочка! А мы сейчас в Сан-Марино въезжаем. Так красиво! Я всё снимаю. Потом посмотришь»), то можно считать, что поездка пока складывалась нормально.


ДЕНИС.

Он прослушал название этого храма. Обратил внимание только на фразу «гидессы»: «Храм готического стиля, о чём свидетельствует характерный узор круглых оконных переплётов, напоминающий языки пламени». Денис хоть и ошалел от жары, но резонно удивился:

- А почему тогда крыша плоская и никаких шпилей нет, если это готика? – По его представлениям такое казарменно-подобное, приземистое здание никак не тянуло на готику.
- Верно подметили. - «Гидесса», как показалось Денису, с одобрением посмотрела на него. – В этом и заключается «готическая обманка», которую вы сейчас сами увидите и почувствуете.

Внутри было прохладно и сумрачно. Действительно, за счёт своеобразной внутренней архитектуры ощущение высоты и высоко расположенного потолка было совершенно явственным и отчётливым. Даже не верилось что над тобой не возвышается в небо ажурные конусы куполов.

- Вот она – готическая обманка, - восхищённо прошептала стоящая рядом «гидесса».

В громадном соборе святого Петра тоже царил полумрак, гидесса заговорила благоговейным полушепотом и вся группа, потеряв центростремительное действие её голоса, постепенно растворилась в темноте. Те несколько человек, которые дошли с ней до микеланджеловской «Пьеты», потерялись на пути к надгробию папы Григория XIII. Даже Денис, вертя в любопытстве по сторонам головой в этом самом большом в мире католическом соборе, плохо слушал, что она говорила. До сознания дошла только заключительная фраза:

- А теперь можете подойти и постоять около него.

Не удержавшись, спросил:

- А зачем?
- Я думаю, чтобы помолиться. – «Гидесса» серьёзно посмотрела на него, только сейчас, видимо, заметив, что они остались вдвоём.

Потом вместе прошли до конца центрального нефа, где справа находилась статуя апостола Петра, которой приписывались чудодейственные свойства.

- Это работа предположительно Арнольфо ди Камбио. За 700 лет с момента установки скульптуры правая нога святого Петра от прикосновения миллионов паломников укоротилась на несколько сантиметров. Вы тоже можете попросить его о чём-нибудь.

Денис подошёл к тёмной статуе. Правый носок действительно блестел как полированный. Положил руку на бронзовую ступню апостола и вдруг встретился со светящимися серыми глазами стоящей рядом «гидессы». И попросил не о том, о чём вначале намеревался - чтобы не было задержки с опубликованием книги, а совсем другое. И даже смутился от своего неприличного в столь святом месте желания. Потом подошёл к ней и негромко спросил:

- Куда пойдём теперь?

Последовал ошеломляющий ответ:

- Зря Вы загадали такое желание. Оно никогда не исполнится…

На пляж в Остию заехали из Рима вне плана, скинувшись по два евро водителям. Всем хотелось «для коллекции» искупаться помимо Адриатического ещё и в Тирренском море. А то когда ещё представится подобная возможность?!

Денис вышел из тёплой воды раньше других, сполоснулся под пляжным душем и как был в плавках (раздевались все в автобусе) подошёл к сидящей в своих неизменных джинсах на парапете «гидессе»! Впрочем, имя её ни для кого не было секретом, «гидессой» называли её только заглазно.

- Елена, что же Вы в такую жару не искупались? – Почувствовал небольшую заминку в ответе и сразу продолжил: - Хотя Вы в этом море, наверное, уже и раньше купались?

Услышал снова удививший его ответ:

- Да, конечно. Я несколько месяцев прожила в монастыре в Чивитавеккья. Это чуть севернее. Море рядом. Песок там только тёмный, вулканического происхождения.
- Интересная должна быть история с этим монастырём… Вы – образованная и современная женщина - так обыденно об этом заявили: жила, мол, в монастыре…

«Гидесса» пристально посмотрела на него, но ничего не ответила…

Знакомая Дениса Галина, которой он был обязан поездкой в Италию, и для которой в природе и обществе не существовало никаких тайн, охотно поделилась с ним своими сведениями о Елене.

- Разведёнка. Детей нет. Содержит великовозрастного племянника-недоумка… Мать у того, её сестра, чем-то тяжело больна.

То, что «гидесса» работала искусствоведом в Музее имени Пушкина и специализировалась по романской культуре, Денис уже знал. Её способности полиглота проявились по дороге сами собой: в Польше она помогала группе обменять баксы на злотые, в Германии объяснялась с немецкими пограничниками. Итальянским также владела свободно. Как-то пожаловалась, что труднее всего ей разговаривать на венгерском. Учитывая, что «гидесса» возила туристические группы и во Францию, Денис не очень удивился бы, узнав, что она говорит и по-французски. Но почему-то в большей степени его поразило сообщение Галины о том, что «гидесса» владеет в Москве реставрационной мастерской. И «живёт» в основном за счёт исполнения заказов богатых клиентов, а туристические выезды за границу – так, для души…

Трудно сказать, чем невзрачная, со стройной, но худенькой фигуркой «гидесса» так его привлекла. Уж во всяком случае, не смазливостью и не кокетством, которые у неё отсутствовали напрочь. Скорее всего, естественностью и искренностью. Всей своей внешностью и поведением она как бы давала знать: я такая и есть: один к одному. И ничего сверх этого.

А ведь в группе было несколько весьма общительных женщин, блиставших длинными ногами и отсутствием мужей. Наиболее привлекательная – некая Зоя. Вылитая топ-модель, но с налётом вульгарности, которая никак не вязалась с имиджем учительницы. Да ещё в постоянном окружении двух подвыпивших мужиков. И чему такие педагоги могут научить детей?.. Впрочем, если говорить без излишнего ханжества, то «Римские каникулы» с такой женщиной он провести не отказался бы.

Однако какая-то потусторонняя, он всё-таки надеялся, что не дьявольская сила влекла его только к «гидессе».

В капелле Борджиа короткая лекция «гидессы» оказалась настоящей поэмой экстаза. Небольшое, но очень высокое сумрачное помещение с непривычно голыми, ничем не украшенными стенами, на фоне которых, впрочем, лучше смотрелись скульптурные группы Микеланджело, приобрело для всех особый, доселе неведомый смысл. После её слов каждый поворот мраморных голов, положение тел, вся архитектура зала прониклась почти мистической символикой. Завершив свою страстную речь, «гидесса», замерев, несколько секунд расширенными глазами смотрела на статую Богоматери, а затем резко пошла к выходу. На всех её лекция произвела очень большое впечатление, а интерес Дениса к «гидессе» многократно усилился.

Автобус с туристической группой продолжал своё путешествие, переезжая из Сиены во Флоренцию, из Флоренции в Верону. Ночёвка в частном отеле: два блюда по-разному приготовленных традиционных макарон на ужин, бокал виноградного вина, с утра – шведский стол и очередная экскурсия в новом городе.

Из окна автобуса Денис оглядывал плывущие стороной облака и без труда находил какой-нибудь иллюзорный образ – нестойкий бело-голубой рисунок, который чаще напоминал своими очертаниями лицо человека, реже – морду какого-нибудь зверя. Затем внимательно следил за его метаморфозой, которая происходила буквально на глазах в считанные минуты. Например, предположительно женское лицо с длинными кудрявыми волосами в одном месте постепенно вытягивалось, а в другом уплощалось. И в результате такой небесной трансформации причёска превращалась в бесформенную шапку-ушанку, а лицо становилось одним неприлично длинным языком.

В Вероне «гидесса» с нескрываемым разочарованием наконец-то откликнулась на участившиеся просьбы своих экскурсантов. Подвела всю группу к хорошо сохранившемуся с древних времён амфитеатру («Между прочим, первый век до нашей эры») и с огорчением произнесла:
- Если вас магазины интересуют больше исторических памятников, то запомните это место: «пьяцца Бра» - площадь Бра. На неё легко выйти из любой точки города. А наш автобус будет стоять вон у той крепостной стены.

Денис моментально оказался около «гидессы»:

- Елена, Вы не поможете мне купить бутылку хорошего вина? А то выбор громадный, а что брать, не знаю.
- Возьмите кьянти с наклейкой, на которой изображён профиль чёрного петуха – «негро галли». И настоятельно советую купить бутылку настоящего оливкового масла. В России такого чистого не найдёте. Только на этикетке должна быть надпись: «Примас спремуте а фреддо».
- Да, я всего этого не упомню. Может быть, зайдёте со мной в магазин и поможете объясниться с продавцами. А то комедия получается: я пытаюсь разговаривать с ними на английском языке, который ни я сам, ни они достаточно хорошо не знаем.

«Гидесса» походила с ним по магазинам, в результате чего он сделал несколько совершенно ненужных покупок. Сама она приобрела… красную бейсболку с автографом Шумахера. На его удивлённый взгляд ответила: «Мой племянник его горячий поклонник».

Потом позволила угостить себя пиццей, отказалась от вина, а вместо сока предложила взять по куску арбуза. Алые ломти тут же принёс улыбающийся официант, довольный, видимо, тем, что посетители – по виду явно туристы, сделали заказ на его родном языке.

Все его попытки заставить её рассказать о своей жизни закончились неудачей. От своей личности «гидесса» плавно переходила к итальянским достопримечательностям, благо знала о них бесконечно много. И Денис оставил попытки преодолеть барьер дружеского расположения между мужчиной и женщиной, подозревая, что за ним может оказаться что-нибудь неприятно-неожиданное.

По своему жизненному опыту он знал, как часто такие, прикидывающиеся «серенькими мышками», женщины оказываются «сладострастными кошками». Но не переносил это наблюдение непосредственно на «гидессу». Ему казалось, что в ней уж слишком много религиозности и интеллекта. Выражаясь проще, их отношения не имели никакой сексуальной перспективы. Апостол Пётр явно не услышал его желания.

До отправления автобуса время ещё оставалось, и как-то незаметно он разговорился о своих делах и переживаниях. «Гидесса» продемонстрировала уникальную способность не только красиво говорить, но и внимательно с сочувствием слушать собеседника. Советы, которые она дала, не содержали никаких откровений, но как-то успокоили его и убедили, что живёт он в общем-то правильно и верно. За одним исключением: «гидесса» ненавязчиво намекнула, что с помощью Господа Бога «госпожа Удача», вполне возможно, чаще поворачивалась бы к нему лицом.

Они немного поспорили на эту тему, но закончили беседу мирно и на шутливой волне. И кажется остались довольны друг другом…


ЗОЯ (1).

В последнем городе тура – Вероне «гидесса» (которая, конечно, была не дура, но без слёз на неё не взглянешь) наконец-то смилостивилась и сразу отпустила всю группу в свободный полёт. Зойка пошла по обувным магазинам: искала себе ещё одну пару подходящих туфель, которые должны были одновременно отвечать нескольким противоречивым критериям: и чтобы модные, и чтобы на высоком каблуке, и чтобы при этом не очень выше Олега быть, и чтобы на ноге сидели хорошо. Поэтому вздрогнула от неожиданности и нехорошего предчувствия, когда раздалась мелодия «К Элизе» в исполнении её мобильника. Бетховен был «записан» за Косяком.

- Ты почему не звонишь?
- Да я… это, Олежек… я как раз собиралась звонить.
- С Борисом виделась?
- С каким Борисом? Ну, да, в Венеции. Он…
- Заткнись! Я спрашиваю, сегодня он к тебе не подходил?
- Нет. А что, он должен…
- Падлы!.. Ладно. В каком часу вы оттуда уматываете?
- Ой, в пять, кажется…- окончательно растерялась Зойка, чувствуя, что случилось что-то не предусмотренное Олегом. -  Нет, перепутала. В шесть часов собираемся на автобусной остановке около крепостной стены. Мне надо что-нибудь сделать?
- Нет! Но если его увидишь, сразу перезвони мне.

Настроение в момент было испорчено. Она-то думала, что теперь может спокойно доехать до дома, но Олег, видимо, намеренно не посвящал её во все свои планы, чтобы она зря не волновалась. И заключительная часть гешефта у него сорвалась. Зойка с потерянным видом вернула так и не примеренную босоножку продавщице и вышла из бутика.

Надо было где-то убить время до сбора группы. Никуда идти уже не хотелось. Она с трудом нашла свободное место на скамейке на площади Бра и смотрела на проходящие мимо большие туристические группы. Это собирались зрители на экзотическое представление оперы, которую сегодня ставили в расположенном рядом древнеримском амфитеатре. Они так и шли волнами: от автобусной остановки - к амфитеатру. Прислушалась: в основном итальянцы и немцы. Любимая ею английская речь донеслась всего раза три-четыре.

Её лингвистические наблюдения снова прервала мелодия Бетховена. Зойка приложила мобильник к уху:

- Слушаю тебя, Олежек.
- Ты где, коза?
- На «пьяцца Бра» около амфитеатра.
- Какая на хер «пьяцца»? - голос у Олега был довольный и ей самой сразу стало легче. – Рядом с тобой большая крепостная стена, видишь?
- Да, вот она, здесь.
- Умница. Значит так: от своей «пьяццы» пойдёшь вдоль этой крепостной стены до первой арки. Это проход в стене.  А дальше всё поймёшь. Будет тот же Борис.
- А когда?
- Да прямо сейчас и иди. Я с ним только что переговорил. Смотри, коза, повнимательней там.
- Хорошо, Олежек. Целую тебя.

Стена делила город на две резко отличавшиеся друг от друга части. По эту сторону непрекращающийся поток людей, а по ту – пустынные улицы, редкие машины и вполне современные жилые дома. Зойка немного растерялась: стоять вот так столбом у всех на виду ей не хотелось. Поэтому она то выходила на пустынный сквер, то возвращалась к гулкой толпе и нервно курила одну сигарету за другой.

Никто к ней не подходил, и она чувствовала себя полной дурой. Всё чаще стала поглядывать на часы, но времени до отправления было ещё достаточно. Постепенно успокоилась и впервые решила не следовать совету Олега («Не бери ничего в голову и сразу всё забывай!»), а попыталась проанализировать происходящее.

Итак, в Венеции она передала Борису запакованную в плёнку буханку «бородинского» хлеба. Не надо иметь много ума, чтобы догадаться, что в нём могло поместиться грамм двести-триста героина. Естественно, за него должны были заплатить. Но Олег, видимо, не хотел, чтобы она целую неделю моталась по Италии с большой суммой денег, и договорился об их передаче в самый последний момент. Вот здесь, в Вероне, откуда вечером они уже отправляются в Россию. А его чуть не кинули, поэтому он и распсиховался.

Её размышления прервал щёлк фотоаппаратного затвора. Зойка обернулась. Перед ней стоял улыбающийся Борис.

- Здравствуйте, сеньорита Зоя! Правильно все говорят, что самые красивые девушки – в России. – Он подошёл к ней и галантно поцеловал руку.

«Что-то слишком мягко стелет», - с тревогой подумала Зойка. – «Не к добру такая любезность». Но, как и полагалось, ослепительно улыбнулась в ответ. И сразу отметила, что кроме дурацкой «мыльницы» в руках у Бориса ничего нет. Где же сумасшедшие бабки за «товар»?

А она-то радовалась, что у неё с собой большой фирменный пакет с покупками, в который, наверное, и сотню тысяч евро можно скинуть.

Борис повёл её в ту сторону города, которая была безлюдной. Бросилось в глаза, что недалеко стоит какая-то неказистая машина, и они направляются явно к ней.

И вдруг Зойке стало страшно. Она внезапно поняла, что ни за что на свете не должна садиться в эту машину!

«И не сяду! Кричать буду, но не сяду!» - решила она, скосив глаза в сторону прохода в стене. За ним продолжала течь людская толпа, но вряд ли там кто-нибудь её услышит. В машине за рулём сидел ещё один мужчина.

Когда Борис галантно распахнул дверь заднего сиденья и сделал приглашающий жест рукой, Зойка наигранно охнула:

- О, господи! Ну и душегубка! Да в ней задохнуться можно. Вы думаете, я в неё сяду? Ни за что! Да и ноги мои в такой модели не помещаются. – Она как можно твёрже посмотрела в глаза Борису, чтобы он не обманулся её игривой интонацией и не принял слова за дамский каприз. И голосом учительницы, делающей замечание ученику, добавила: – В таких машинах, сеньор, я не езжу. – Строго посмотрела ему в глаза, и сделала решительный шаг назад.

Борис смешался, потом несколько секунд недоумённо смотрел на неё. Если на лице у него и была минуту назад слащавая улыбка, то сейчас она бесследно растворилась в блестящей на солнце лысине.

Потом выразительно вздохнул и ухмыльнулся.

- Что ж, сеньорита правильно делает, что не ездит в машине, не снабжённой кондиционером. – Пожевал свои большие и выпуклые губы и уже серьёзно проговорил: - Передайте, пожалуйста, Олегу, что нам понравился путь, которым он прислал нам «хлеб», но качество последнего нас не удовлетворило. Однако мы готовы продолжить наши переговоры.

Он молча раскланялся и сел в машину, а Зойка семимильными шагами рванула к спасительной арке. Остановилась, сразу позвонила Олегу.

- Что он тебе сказал?
- Да ничего особенного. Что недовольны качеством хлеба.

Последовало долгое молчание. Зойка даже спросила:

- Олежек, ты там? Меня слышишь?
- Слышу, коза. Иди в свой автобус и не вылезай из него, пока из Италии не выедете. Всё. Жду тебя дома.

Лихорадочно докурив сигарету, Зойка, вопреки обыкновению, села в душный автобус одной из первых. И хотя раньше она неоднократно являлась причиной задержки его отправления, сейчас раздражённо вскрикивала:

- Ну, кого ждём?! Уже шесть часов! Договорились на шесть, надо в шесть и выезжать!..

Когда рядом уселись её кавалеры, она достала из кошелька 20 евро и жалобно протянула:

- На дорожку винца бы какого-нибудь взять… Как вы, ребята? Скинемся на пару «батлов», только покрепче… А?

- Бу сделано, сеньорита!

Угомонилась она, только когда въехали в Австрию.

«Факнутая Италия: жара да грязь! Вот в Австрии прелесть: и прохладно, и горы красивые, и леса, и чистота кругом... Но главное, что эта долбанная поездка в Италию закончилась», - с раздражением думала Зойка.

И только заметно опьянев, смогла заснуть...


ЗОЯ (2).

Второй раз Олежку арестовали неожиданно и странно. Ну, прямо тридцать седьмой год устроили!

Неожиданно, потому что всё произошло поздно вечером, в моей квартире и неизвестно за что. Всё было ясно, когда его задержали в машине, в которой он развозил «по точкам» свой «товар». А сейчас за что?

А странно, потому что они ничего не сказали, кроме: «Ну, собирайся, Косяк. Пошли». И он, ни слова не говоря, стал одеваться. Должны же были предъявить какой-то ордер?!

И квартиру не обыскивали. И меня не допрашивали. Уточнили, правда, я ли Зоя Михайловна Рюмина и всё. Были ещё два мента с автоматами. Ну, прямо - группа захвата! Кое-как все в одной комнатушке поместились.

Я думала, что Олежка скажет мне что-нибудь ободряющее. Он вообще мужик с гонором, на простой телеге к нему не подъедешь. А тут, одевшись, только попросил:

- Можно мне с женой проститься?

Я стояла в одном халате и уже чувствовала, что происходит что-то серьёзное. Глаза, конечно, были на мокром месте. Его слова «с женой» меня окончательно добили, и я разревелась. Он подошёл ко мне, обнял. Сначала тихо сказал обычное: «Ну, ладно, коза. Не плачь». А потом многозначительно добавил: «Привет всем передавай».

Как только они ушли, я сразу стала названивать его друзьям, кого знала. Сообщила о случившемся. Попутно вспоминала, что было необычного в последние дни. После того, как я вернулась из Италии, Олежка действительно выглядел не таким, как всегда. То, что целыми днями мотался по Подмосковью, это его обычный бизнес. Но неожиданно предложил пожить у меня. Это вместо его-то хором – в мою однокомнатную «хрущёвку»! Ну, и молчал больше обычного.

Вот вроде и всё.

Первые два дня никто ничего толком не мог узнать, а, может быть, мне не хотели говорить. Не знаю. Только на третий день появился Виталька. Его я знала лучше других, так как они с Олежкой всегда были вместе. Виталька у него был и за водилу, и за «бодигарда». Я в их дела нос не совала, за что меня Олежка и любил. А мне больше ничего и не надо было.

Так вот, приехал Виталька и сообщил, что дело закручивается очень серьёзное, что Олежке уже нашли адвоката, и что арестовали его за убийство. После этих слов я чуть в обморок не упала.

Виталька сам многого не знал, удивлялся случившемуся, недоумевал и в растерянности чмокал языком. Даже у меня спросил, знала ли я что-нибудь об этом?

Дурак! Потом сказал, что со мной по поводу Олега хочет поговорить один «дяденька» и что мне «нельзя отказываться». Я сообразила, разумеется, что это какой-нибудь барыга из их наркомафии, но у него наверняка можно было бы узнать все подробности. Поэтому поставила только одно условие: чтобы Виталька был со мной. Тогда поеду в любую дыру. Виталька сказал, что ему так и поручили: привезти меня для разговора, а потом увезти.

Я ожидала, что Виталька повезёт меня к одному из новых пентхаузов или за город, в какую-нибудь замкоподобную дачу. Где ещё может жить богатый мафиози? Но Виталька поехал к центру города и с Большой Полянки выехал на Каменный мост. Я, хоть и не до шуток мне было, спросила:

- А дядечка твой случайно не в Кремле живёт?
- Рядом, - коротко ответил Виталька и добавил: - Ты там без шуток с ним. Это босс. Коли захотел с тобой побазарить, значит надо.

Выехали на Боровицкую площадь, но свернул Виталька, разумеется, не направо в Кремль, а налево на Волхонку. И сразу нырнул через какие-то узкие ворота во двор.

Я, конечно, зациклилась на предстоящем разговоре об Олежке, но ничего не могла подделать и с другими мыслями. Получалось так, что думала об одном, а попутно отмечала и видела всё казалось бы несущественное и не относящееся к делу. Ну, вот, например, что дом, в которой мы вошли, был небольшой, старый, но ухоженный. Интересно, наверное, в таком жить. Из окна вид не на стену другого дома, как в её квартире, а на Кремль. И лифт оказался какой-то допотопный. Небось, со сталинских времён: с двумя дверьми, которые надо было самому открывать и закрывать. И поднимался, как улитка по склону.

Пигалица лет пятнадцати, которая, не спрашивая, сразу открыла нам дверь («А где же крутые охранники? – подумала я»), вежливо поздоровалась и сказала:

- Если вы к дедушке, то последняя дверь направо.

Квартира была средней шикарности. Это надо понять так, что ничего особенного в глаза не бросилось. Только приглядевшись можно было заметить, что обставлена она в одном ретро-стиле, относящемуся к началу двадцатого века. Мебель поэтому казалась старомодной. Впрочем, она наверняка и была оттуда: из того века.

Коридор широкий и длинный, по обе стороны - двери комнат. Такие квартиры удобно превращать в коммуналки. Возможно, эта и была такой, пока её не прибрали к рукам.

Вдвоём с Виталькой мы прошли в конец коридора: у боковой стены стоял диван с высоченной, торчавшей под прямым углом спинкой, обтянутой кожей и с какими-то полочками наверху. На них только слоников не хватало. На потолке висели бронзовые люстры с тяжёлыми и темноватыми плафонами, которые возможно украшали лет восемьдесят назад коридоры какого-нибудь министерства.

Виталька постучал в дверь, наклонился и несколько секунд напряжённо прислушивался. Я никакого ответа не услышала, но он почтительно открыл высокую дверь, отошёл в сторону и кивнул мне: мол, давай, «велкэм».

От необычности происходящего я немного струсила. С одной стороны, не в притон привезли, а в порядочный дом. Но, с другой, слишком пусто было в такой большой квартире…

- Можно? – не зная, что ещё сказать, произнесла я и вошла в комнату. Сразу нащупала взглядом хозяина: седенький старичок, неестественно выпрямившись, словно спинка того дивана, сидел на краю громадного кожаного кресла и смотрел телевизор. А глаза у меня невольно задержались на противоположной стенке, где висела картина Модильяни. Уж его-то женские портреты можно узнать без труда. Подлинник или нет, конечно, не угадаешь.

Дяденька выключил телек, легко поднялся и направился ко мне. Мужичок типа «литл олд мэн», мне по грудь, но интеллигентного и холёного вида, в бежевой хлопчатобумажной сорочке и вельветовых брюках. Остановился в двух шагах, оценивающе осмотрел меня с ног до головы, и одобрительно кивнул головой. Глаза только неприятные: какие-то водянисто-бесцветные.

Мне ничего не оставалось делать, как принять этот жест за приветствие и произнести «Здрасьте».

Протянул две руки, я ему свою правую. Он её не пожал, а непринуждённо и проворно поцеловал, потом, не выпуская руку, повёл меня к близнецу своего кресла. Я села и сразу провалилась чуть ли не до пола, коленки оказались на уровне моего лица. Поза была дурацкой и неудобной.

Надо отдать должное старичку: он это быстро усёк. Вскочил со своего кресла, снова протянул мне обе руки. Я с трудом поднялась и при этом оценила крепость его совсем не барских рук: они были словно поручни. Потом, как в танце, подвёл меня к Модильяни и усадил на стул, стоящий под картиной. Рядом стоял одноногий столик с маленькой круглой столешницей: такой сегодня только в доме-музее и увидишь. На ней стояли ваза и какая-то коробка.

Старичок вернулся на своё место и я вдруг поняла, что за всё это время он ещё не произнёс ни одного слова. Может быть, он договорился о встрече, чтобы я сама спросила у него, что меня интересует?

- Меня зовут Зоя. Мне сказали, что Вы хотели…- начала я.
- Да- да. Я знаю, - наконец-то очнулся старичок. – А я – Александр Алексеевич.

И снова замолк. Мне пришлось произнести что-то, напоминающее «очеприятно».

- Я хотел передать Вам привет от Олега и сказать, что мы, вероятно, его долго не увидим.

Я сглотнула слюну и почувствовала, как на глазах наворачиваются слёзы. Это у меня быстро происходит, даже неудобно порой. Чуть что - слёзы из моргалок. А дядечка, заговорив, уже не останавливался:

- Мы ему, чем можем, помогаем. Это первое. Второе. Он просил передать, чтобы Вы его не ждали. Я надеюсь, что правильно передал смысл его слов. Вы молодая и красивая женщина, решайте сами, как будете жить дальше.

Тут мне пришлось доставать платок, так как из глаз уже потекло в два ручья.

- По его просьбе я передаю Вам деньги. Десять тысяч евро. Вон в той коробке около Вас. И его машину. Документы переоформят на Ваше имя. Третье. Вас вызовут на допрос. Рассказывайте всё, что сочтёте нужным. Но не больше. Насколько мне известно, Вы ничего лишнего не знаете. И слава Богу. Против Вас у них ничего нет. Если будут задавать не очень удобные вопросы, можете на них не отвечать. Скажете, что Олег близкий Вам человек, и Вы не хотите свидетельствовать против него. Никаких претензий к Вам не будет. Вы для них интереса не представляет. И последнее. Постарайтесь поскорее всё забыть.

Он снова замолк. Стало ясно, всё, что этот босс по кличке «дяденька» хотел сказать, он уже произнёс и мне у него больше делать нечего. Но я-то только оклемалась, только глаза протёрла, только с мыслями собралась. У меня-то была целая куча вопросов. И старичок, чувствуя это, терпеливо смотрел на меня.

- Скажите, Александр Алексеевич, его не расстреляют?

Впервые за всё время нашей встречи он изобразил что-то вроде удивления. Отрицательно покачал головой.

- И ещё. Я никогда не брала у него денег. Сейчас не время рассказывать о наших отношениях, но деньги я не возьму. Пусть они останутся или до его освобождения, или пойдут на адвоката. Ну, там, может быть, кому-то дать… Вы понимаете?

Старичок какое-то время неподвижно смотрел на меня, а потом медленно закивал головой как китайский болванчик: сверху вниз. Мол, я-то всё понимаю, а ты – дура, что отказываешься от денег.

- У нас знаете, как с ним было? – теперь уже меня прорвало. – Вот видите перстень? Это Олежка мне подарил. На нём полуторакаратовый брильянт. Представляете? А за квартиру мне иной раз пятиста рублей не хватало, чтобы заплатить вовремя. Я принципиально не хотела у него деньги брать. Понимаете? Мы с ним как муж с женой жили… - Я чувствовала, что говорю что-то не то и не так. Жалуюсь, что денег нет, а сама от них отказываюсь. Сравнила тоже: муж с женой! Жёны у мужей как раз деньги и берут… В общем, несла бабский вздор. С горем пополам свернула свою бессвязную речь, без всякой логики закончив тем, что деньги всё-таки не возьму, а от машины не откажусь. – Но только не будет ли подозрительным, что у простой учительницы появился «джип»?  Олежке от этого хуже не станет?

Подобного вопроса старичок от меня, по-видимому, не ожидал. У него на секунду даже брови от удивления поднялись. Но соображал он быстро, ничего не скажешь.

- Давайте поступим так. Его машину мы продадим, Вам купят, допустим, «Жигули». А все деньги положат на Ваше имя в сбербанк. Распоряжайтесь ими по своему усмотрению.

Жизнь моя, конечно, на этом не закончилась. Пришлось продолжать работать в школе, где на меня сразу повесили двадцать часов в неделю. На это всё равно не проживёшь, а ничего из Олежкиных подарков продавать не хотела. Решила, что лучше с голоду сдохну, а продавать не буду. А его деньги пусть лежат на крайний случай, вдруг понадобятся самому Олегу…

Подыхать, впрочем, тоже не хотелось. Поэтому до начала сентября надо было срочно набрать частных учеников. С их помощью, к тому же имея запас на чёрный день, можно и прокормиться. Да и легче в постоянной занятости переживать неприятные мысли.

Дни бежали, но до суда было ещё далеко. К старичку я, конечно, больше не обращалась. Виталька мне ничего не рассказывал, только заученно повторял фразу, которую любил говорить Олежка: «Всё выбрасывай из головы». Он же в конце сентября пригнал к моему подъезду новый «Жигулёнок», вручил ключи, документы и сберегательную книжку.

- Не могу никак понять, почему ты от «джипа» отказалась. А этот «жигуль» - консервная банка! Хорошо, если год проездишь. А потом будешь ремонтировать каждый день.
- Зачем мне «джип»? Это сколько денег надо, чтобы его содержать?!  Да и угонят его сразу. У меня гаража нет.
- А вот здесь ты неверно базаришь. «Джип»-то Косяка. До него ни один козёл пальцем не коснётся, знает, что сразу порвём на куски. А вот твою тачку… - Он по привычке причмокнул языком. – Ты её на автомобильной стоянке держи. Она недалеко от твоего дома.
- Там мест нет. Ко мне как-то брат приезжал, так даже на ночь договориться не смог, чтобы свою машину поставить. Всё забито.
- Ну, это мы решим. Я договорюсь. Потом тебе сообщу. А то действительно, угонят ещё… Обидно будет…

Потянулись учительские будни. Иной раз проскальзывала мысль, какого-нибудь мужичка заарканить бы…

Частных учеников у меня было шестеро: с каждым – вечерами по два занятия в неделю. Особенно не разгуляешься, но и получала с них по четыре сотни каждый день. А по воскресеньям ездила к родителям в Бутово и, благодаря машине, могла уже не мотаться по электричкам.

Одного ученика звали Юра. Из 9-го «В». Был, кстати, со мной в одной группе, когда ездила последний раз в Италию. Там я на него, разумеется, внимания не обращала, а тут разглядела, как следует. Нормальный мужчинка со временем получится. А пока «половой истекает истомой». Меня глазами, что в школе, что дома во время занятий прямо пожирает. Я так понимаю, что и в ученики ко мне напросился из-за своей сексуальной озабоченности. Язык, кстати, у него шёл туго. Ещё бы! Я ему про «презент континиус», а он глаз от моей груди оторвать не может. Да ещё потеет и дышит, как собачонка.

И вот как-то, уже уходя после занятия, заявляет:

- Вы знаете, Зоя Михайловна, когда мы в Италию ездили, я там всё на цифровую кинокамеру снимал. Не хотите посмотреть?

Я уж собралась сказать: «Спасибо, не надо», а он покраснел как рак и добавил:

- Вы там часто в кадр попадали. Я могу Вам флешку принести.

Это уже был другой разговор. Ясное дело, что он меня специально снимал. А на себя поглядеть всегда интересно.

- С удовольствием посмотрю, Юра. Приноси.

Снимал юный вуайерист, прибегая всегда к одному и тому же операторскому приёму. Например, делали мы остановку в Южной Баварии. Камера показывает красивые горы, потом медленно опускается на автостраду, по которой с ревом мчатся машины, потом перемещается на наш ярко размалёванный туристический автобус, потом на расположившуюся на ланч в кафетерии группу и затем застревает на мне. Вот закурила, вот пью пиво, а вот хохочу, слушая анекдоты Алика. В следующем сюжете, когда подъезжали к Венеции, тот же «творческий метод». Приближается вырастающая из мутно-салатовой воды стена домов, потом на экране появляется высокий борт красавца-теплохода, мимо которого проезжает наш катер, затем камера перемещается на экскурсантов и как бы случайно вновь застревает на долгие минуты на моей фигуре.

Мне даже смешно стало от такой плохо замаскированной влюблённости. Но с другой стороны, увидеть себя со стороны чужими глазами и когда специально не позируешь, полезно.

Вот пошла очередная мизансцена: площадь Святого Марка, колокольня, камера спускается вниз и, естественно, застывает на мне. Я стою с каменным выражением лица и облизываю мороженое. А рядом стоит Борис и фотографирует. Я обалдела.

Первая мысль, которая вопреки рассудку пришла в голову, что Юрка, этот факнутый мерзавец, специально следил за мной по поручению ФСБ или кто там занимается борьбой с наркомафией!

Я понимала всю абсурдность своего предположения, но не скоро смогла от него избавиться. Слава Богу, что соглядатай не оказался рядом со мной на автобусной остановке, когда я передавала Борису «подарок» от Олежки! Тогда фильм превращался бы в прямую улику, с помощью которой за решётку можно было бы упрятать и меня!

Уже с испорченным настроением я продолжала смотреть чёртову киноплёнку, думая о том, как бы её уничтожить.

Вот я плыву на гондоле по каналу.

Откуда этот засранец мог меня снимать?

Судя по всему, он плыл на следующей гондоле за мной. Видимо увязался следом. И снова тот же дурацкий приём: облупленная стена из красного кирпича, на ней крохотно-ублюдочный балкончик с цветами, затем фигура гондольера, а потом и я собственной персоной, томно развалившаяся в кресле. И со всеми деталями: ажурная шляпка, топик с глубоким вырезом, на котором стервец задержал объектив дольше, чем полагалось бы, затем крупным планом ноги. Тоже мне, Эйзенштейн!

А теперь я выхожу из гондолы. Такой момент, позволяющий залезть объективом под юбку, кобелёк-оператор, конечно, упустить не мог. Действительно: вот гондольер протянул мне руку, и я делаю широкий шаг с лодки на пристань. Высокий разрез на юбке, естественно, расходится и видно всю ногу, включая бедро. Зафиксировав нужную часть тела, камера стыдливо дёргается в сторону, проходит по толпящейся очереди и поднимается по стене какого-то дома до самой крыши.

Сердце испуганно ёкнуло раньше, чем я успела сообразить, в чём дело. У меня так бывает: голова ещё ничего не соображает, а внутренним чутьём я уже всё поняла. Так и сейчас.

Я схватила пульт, остановила плёнку, отмотала назад и нажала кнопку «Play».

Вот я встаю на борт гондолы, вот заношу ногу… Нет, не то… Вот пошла очередь туристов, вот…

Ага! Вот оно! Я нажала «Pause».

За первым рядом стоящих на пристани людей чуть в стороне отчётливо возвышалась коротко остриженная голова Олежки.

Он был в чёрных очках, но даже смешно подумать, что я могла бы его не узнать.

Это что же получается? Он одновременно со мной ездил в Венецию?

Как? Ну, разумеется, не на автобусе. Скорее всего, вылетел самолётом уже после моего отъезда.

Зачем? Контролировать со стороны, как проворачивается задуманный им гешефт?

Выходит, что он говорил со мной по телефону не из Москвы, а стоя где-нибудь в сотне метров от меня? Наверняка наблюдал и мою встречу с Борисом.

Но почему потом мне об этом не сказал? Я бы всё поняла. Он, наверное, охранял меня. Боялся, чтобы со мной что-нибудь не случилось. Вот и ходил по пятам.

С ума сойти: какой-то шкет меня постоянно снимает на кинокамеру, только что в туалет за мной не шастает. Любовник едет за мной на другой конец Европы и ходит по пятам. И как я, не смогла заметить, что за мной одновременно следят два человека!? Ну, блин, готовый триллер!

Дальнейший просмотр плёнки превратился в сплошное мучение. Разумеется, я была не в силах сделать перерыв до следующего вечера, так как крайне важно было узнать, что ещё мог случайно снять этот мудак-недомерок! С его слов весь фильм должен был длиться около трёх часов, но я беспрестанно возвращалась к уже просмотренным кадрам, внимательно разглядывала попавшие в кадр лица, уже меньше всего обращая внимания на саму себя.

Только к двум часам ночи я наконец-то добралась до нашего приезда в Верону. Пошла на кухню, сварила в очередной раз кофе, протёрла салфеткой веки и снова уставилась в экран. Мне даже было любопытно узнать, ходил ли за мной этот горе-оператор по Вероне или нет?

Вот пьяцца Бра. Туристическая группа в полном составе слушает наставления гидессы. К ней уже липнет с вопросами один экскурсант, Денис. Вроде представительный мужчина, и чего он только нашёл в этой замухрышке?

Потом на экране появилась моя удаляющаяся фигура. Белые брэндовые брюки в обтяжечку, кстати, сидели на мне совсем неплохо.

Затем пошли виды старой рыночной площади с каким-то французским названием. Ну, та, на которой стоят колонны и фонтан. В последний приезд я туда и не ходила, так как бродила по обувным магазинчикам, искала шузы.

Вдруг я подпрыгнула от неожиданности.

За столиком кафе сидел и пил пиво из высокого бокала Олежка.

Это уже было что-то невероятное. Тот факт, что паршивец снимал меня в разных ракурсах, я могла понять. Но откуда он знает Олега? Или он и за ним следил?

Я остановила видик, всё равно назад придётся возвращаться, и постаралась привести мысли в порядок.

Почему Юрка снял Олежку? Версия случайной съёмки представлялась мне слишком уж фантастичной. Из всей многосотенной толпы на этой чёртовой площади он выбрал именно Олега?! Почему?

Ответа я не находила.

Снова включила видик и, уже чуть успокоившись, ещё раз просмотрела снятые кадры. На этот раз, кажется, стала понимать, что к чему. Обычно Олежка старается не выделяться из окружающих его людей. Ему была свойственна защитная мимикрия. Но изредка он любил пустить в глаза пыль. Возможно, что в тот день сложилась подобная ситуация, потому что он был в яркой цветной рубашке, расстёгнутой до пупа. На шее болтались две голдовые цепуры с крестами, а на пальцах блестели килограммовые перстни. Выглядел он как карикатура нового русского. Кстати, рядом с ним сидел какой-то незнакомый мне парень и они явно о чём-то беседовали.

Возможно, Юрка польстился на экзотическую внешность Олежки и снял его как зажиточного представителя итальянской буржуазии? Другого объяснения я придумать не могла, да и камера через несколько секунд уже перешла на окружающие площадь дворцы, друзей Юры и его самого. А я возникла на экране только в конце дня, в тот момент, когда уже все садились в автобус. С испуганным и бледным лицом я словно сумасшедшая забегала в наш даблдеккер. При этом, оказывается, споткнулась о ступеньку и упала. Совсем этого не помню. Ссадина на коленке, впрочем, была, и брюки запачкались, но я заметила это только на следующий день.

Я выключила свет и легла. Ни о каком сне речи быть не могло, так как я продолжала переваривать и анализировать увиденное.

Итак, Олег прилетал в Италию, чтобы контролировать проведение своей сделки. Меня он, возможно, и оберегал, но использовал как банального наркокурьера. Однако гешефт не получился, так как его элементарно кинули. Может быть, там, в Вероне он этого Бориса и убил?

Во время одного разговора у Витальки как-то вырвалась фраза, которую я не очень поняла, но именно потому и запомнила. Вспоминая сочувственно Олежку, он произнёс:

- Уж, замочил бы какого-нибудь нашего чмошника. А то…

Скорее всего, Виталька подразумевал иностранца. А это означало, что Олежку арестовали с помощью Интерпола. И, следовательно, из тюрьмы он быстро действительно не выйдет.

Теперь, кажется, все концы сходились с концами, и всё встало на свои места. И только поняв все перипетии своего путешествия, я наконец-то смогла заснуть.

***

На этом моменте история наших героев, сотканная из целого ряда случайностей, ещё не закончилась. Судьба продолжала делать неуклюжие попытки свести их воедино, причём в самых непредсказуемых местах и в самых неожиданных комбинациях. Видимо, оставались некие незримые нити, продолжавшие связывать воедино их судьбы, которые ещё неоднократно пересекались, но по воле той же богини Тихе, всё реже совпадая по времени. Впрочем, один раз судьба снова воспользовалась для своей цели транспортным средством, и третьего ноября все герои оказались в одном вагоне метро.

Денис, физик-торговец, ставший теперь ещё и «писателем,» возвращался из издательства, в котором получил оставшуюся часть гонорара и восемь авторских экземпляров только что изданной книги. Он разглядывал своё творение, гладил переплёт, даже несколько раз понюхал его. Открыл последние страницы, проверяя, не изменил ли редактор концовку. Восхищался цветными иллюстрациями, которые очень удачно подобрал художник. Находясь на седьмом небе от счастья, на окружающих его людей он не смотрел. Тем не менее, богиня Парка напомнила ему об Италии, когда он рассматривал рисунок земного шара, опоясанного магнитными полями. И он сразу вспомнил гидессу, но, как любят выражаться умные люди, совсем в другом контексте. Сейчас, представив её образ, он попытался понять, почему был так сильно очарован этой женщиной. И пришёл к выводу, что решающее влияние на него оказала и оригинальная личность, и непривычный фон антично-средневековой экзотики. А стоило ему вернуться к своим ежедневным проблемам, наваждение быстро рассеялось.

«Наверное, я оказался очередным пленником готической обманки», - подумал Денис. – «А интересно всё-таки было бы увидеть, как гидесса выглядит в юбке». И, не поднимая головы, он задумчиво улыбнулся.

В углу вагона сидела Елена, и её ноги, не закрытые в этот раз брюками, не были ни кривыми, ни уродливыми. Елена хорошо запомнила внешность этого участника своей группы, так как он был удивительно похож на портрет Джулиано Медичи.

Она также сразу заметила вошедшую на «Таганской» Зою.

Та встала у противоположной двери, развернулась и невидящим взглядом уставилась на какую-то рекламу. А куда ещё ей прикажете смотреть, если мужики всего вагона сейчас пялят на неё свои айзы. Зойка это знала наверняка и не ошиблась. Все представители мужского пола, кто искоса, а кто в открытую рассматривали длинноногую диву. Кроме одного пассажира, который сосредоточенно листал какую-то книжонку.

«Козлы! - С раздражением подумала она. – Нет, чтобы место уступить».

Елена, обладающая прекрасной памятью на лица, не забыла и эту красивую женщину, которая напоминала ей чем-то эль грековскую Марию Магдалину.

Втроем они проехали одну остановку и разошлись, чтобы, по-видимому, никогда уже больше не встретиться.

На «Курской», очнувшись от созерцания своего шедевра, быстро выскочил из вагона Денис.

На «Комсомольской» царственной походкой вышла Зойка.

Елена продолжала ехать, по привычке рассматривая лица пассажиров и сравнивая их с портретами мастеров флорентийского Ренессанса и позднего Возрождения.

***


Часть вторая. Российская обманка.


ЕЛЕНА.

Москва, хоть и громадный город, но, как мы уже убедились, встретиться в нём случайно вполне возможно. И тот факт, что три наших героя оказались в одном вагоне метро – лишнее тому подтверждение. Однако все последующие попытки судьбы оказывались всё менее и менее удачными.

Так, на следующий день после описанного события Елена получила обычное для неё приглашение «на консультацию» к одному любителю живописи, которым оказался Александр Алексеевич. Тот самый «дядечка», с которым месяц назад встречалась Зойка.

Подобные искусствоведческие экспертизы составляли немалую часть заработка Елены: богатых любителей живописи развилось в мегаполисе немало. Основной вопрос, который интересовал всех: подделку они покупают или нет (как будто хорошая копия не является произведением!), и платить за эту картину десять тысяч баксов или хватит восьми?

Елена осматривала картину, высказывала мнение о её ценности и получала свои десять процентов от стоимости, которые с лихвой перекрывали её музейный оклад.

В квартире на Волхонке её встретил весьма внушительных размеров бодигард, но с интеллигентным и даже симпатичным лицом. Тут же в коридоре появился и сам Александр Алексеевич, церемонно поцеловал у Елены руку и вместо приветствия тихо произнёс:

- Идите за мной, пожалуйста.

Комната, в которую он привёл Елену представляла из себя склад антикварных вещей, которые в беспорядке теснились одна возле другой. Больше всего Елена не любила эклектику и безвкусицу. А в довольно большой по размерам комнате чего только не было!

Рядом с дверью, например, стоял столик в стиле итальянской готики, со столешницей (кстати, весьма запылённой) инкрустированной в виде шахматной доски. А на соседнем столике рядком стояли: фарфоровый подсвечник с фигурой Дианы конца восемнадцатого, по-видимому, века, гравированная оловянная кружка с латунными обручами (та ещё старина!) и явно из недавних советских времён белая ваза для цветов с изображением краснозвёздных башен московского Кремля.

Взгляд цеплялся то за миниатюрную японскую статуэтку, то за громадную фигуру средневекового рыцаря (уж, не из Рыцарского ли зала её Музея?), то за модерное кашпо из толстого цветного стекла… Окна были плотно зашторены, а поверх гардин тяжёлыми волнами ниспадали изумрудные ламбрекены с кистями.

Возможно для любого другого человека это зрелище, напоминающее Кунсткамеру, было бы интересным, но Елена реагировала на пошлый меланж-акт, как музыкант с тонким слухом, услышавший какофонию.  Её лицо болезненно сморщилось, и она вопросительно посмотрела на хозяина:

- Вам должны были сказать, что я специалист по живописи, а не по этому… - она презрительно махнула рукой, словно стряхивала попавшие на пальцы капли воды.

- Да-да, я знаю… Не обращайте на это внимание… Присядьте, пожалуйста, вот сюда.

Елене пришлось взять себя в руки и успокоиться. Надо было зарабатывать деньги. И она сосредоточилась на предложенном ей кресле. Он было воистину королевским! Изготовленное в стиле барокко, с цветочными интарсиями и никак не позже начала восемнадцатого века. У себя в Музее они на такие раритеты садиться себе не позволяли.

Елена не без удовольствия устроилась в старинном кресле и стала наблюдать за юрким старичком, который перебирал прислоненные к стене в углу комнаты картины. Наконец стал вытаскивать одну, довольно больших размеров, остановив движением руки Елену, которая хотела встать, чтобы помочь ему.

Прислонил картину к стене перед Еленой, повернулся к ней, загораживая (она уже успела кинуть первый взгляд) примитивную мазню, и предупреждающе поднял обе руки.

- Я Вас очень прошу не торопиться с выводами. Меня интересует Ваше мнение об этой картине. Чтобы Вам не мешать, я даже выйду, - почти торжественным голосом произнёс старичок и отошёл в сторону.

Елена удивлённо посмотрела на него: Александр Алексеевич, видимо, довольный произведённым эффектом, изобразил что-то вроде улыбки, потом повторил:

- Я очень прошу не торопиться с выводом. Ухожу, ухожу. – И действительно вышел из комнаты.

Елена не без раздражения посмотрела на так называемую картину. Старичок, впрочем, не похож на дурака. Значит, в ней есть какая-то загадка.

 Ну что ж. Начнём работать.

 Итак, на первый взгляд это мазня принадлежит ребёнку лет двенадцати. Но что-то в ней не бьётся одно с другим.

На холсте размером полтора на два метра был изображён сидящий на трёхколёсном велосипеде мальчик, одетый по моде тридцатых годов прошлого века. Короткие штанишки - кюлоты, рубашка с бантом и белая панама, совершенно не соответствующая размеру головы. Наверняка срисовывали с фотокарточки. Причём с вопиющей неумелостью и отсутствием даже намёка на перспективу. Например, заднее дальнее колесо у велосипедика было явно больше, чем ближнее. А фон, подразумевающий то ли кустарник, то ли лужайку, был просто замалёван зелёной краской. О рахитичных и непропорциональных телу ножках мальчика лучше вообще не говорить; руки, закрытые рукавами, ещё куда ни шло... А лицо необычное. Впрочем, что значит необычное? Самое обычное мальчишеское лицо. Необычно то, что оно прекрасно написано. Странно, как она, скользнув по нему с самого начала взглядом, не уловила этого несоответствия. Старичок прав, главное – не торопиться.

Елена подошла к картине, внимательно осмотрела рисунок, поводила пальцами по холсту в том месте, где было изображено лицо, пытаясь уловить сбив красочного слоя. Нет, всё написано за один раз. Краски свежие. Лицо – не фрагмент замазанного вторым слоем портрета, а знак художника. Он наверняка этим пытался сказать, что всё нарисовал умышленно именно таким образом.

Вооружившись лупой, Елена внимательно осмотрела все участки картины. Нашла ещё одно несоответствие, которое не сразу бросилось в глаза. Трава вокруг переднего колеса велосипеда была выписана очень тщательно и в старой манере итальянских мастеров. Что-то напоминает, не может сразу вспомнить... И что, интересно, кроется за этим знаком?

Потом также досконально изучила раму с подрамником. Материал на удивление добротный, слишком дорогой для такой картины и не старый. Только после этого снова села в кресло, чтобы осмыслить увиденное и попытаться всё коротко и понятно изложить хозяину картины.

То ли за ней подглядывали в какую-нибудь скрытую видеокамеру, то ли старичок обладал способностью читать мысли через стенку, но стоило ей выстроить в уме своё заключение и завертеть головой по сторонам, как дверь в комнату отворилась.

 Александр Алексеевич встал рядом с картиной и уставился на Елену:

- Я Вас слушаю.

Елена только открыла рот, чтобы начать излагать свои версии, как сразу сбилась. Глаза старичка и глаза мальчика на портрете принадлежали одному человеку. Она заметалась взглядом с картины на Александра Алексеевича и обратно. Ну, конечно же! И схожие черты лица.

- Да-да! – Опередил её Александр Алексеевич. – Это я. Здесь мне ровно семь лет и снимок сделан в тысяча девятьсот тридцать седьмом году. Но вот всё остальное мне хотелось бы услышать от Вас.

Елена снова собралась с мыслями и начала.

- В данном случае мне легче всего говорить о художественной ценности картины. Честно говоря, её стоимость определяется только стоимостью рамы и подрамника. Можно, конечно проверить, но я уверена, что второго, скрытого слоя на картине нет. Она несёт совсем другой смысл, являясь каким-то знаком, посланием. Картина содержит в себе не художественную, а смысловую информацию. Вообще, она представляется мне своеобразной символической обманкой: с первого взгляда дешёвая мазня, а на самом деле - зашифрованная информация. Дорогая рама и прекрасно написанное лицо призваны, по-моему, не только предупредить от поспешного уничтожения картины, как примитивного рисунка, но, наверняка обозначают и ещё что-то. С лицом ясно. Это Ваш портрет намеренно искажённый и изуродованный. Относительно вот того участка тщательно прорисованной травы у меня есть одно соображение, но я просто не представляю, каким боком…
- Эту траву я тоже заметил. Как Вы думаете, что она может обозначать?
- Ну, трава иногда выступает как символ человеческого существа. Слово неофит, например, происходит от греческого «неофитос» - новая трава. Но я подумала совсем о другом. Точно таким же образом трава написана на одной из картин Паоло Уччелло. Это итальянский живописец пятнадцатого века. Может быть, ваш художник намекает на ту самую картину?
- Что за картина?
- Она называется «Святой Георгий и дракон». Знаете из мифологии эту историю?  Красавица принесена в жертву дракону, а святой Георгий верхом на коне и с копьём в руке убивает это чудовище. Так вот: насколько я сейчас могу вспомнить, там нарисован точно такой же, весьма своеобразный, почти декоративный травяной покров. Но, что это всё может означать, убейте – не знаю… Кстати, меня всегда поражало на той картине лицо святого Георгия. Казалось бы, воин и рыцарь, а лицо детское. Руки и ноги у него в доспехах, но кажутся какими-то непропорционально тонкими. Вот, примерно, как и у мальчика на вашей картине.
- Георгий дракона убил?
- Разумеется.
- А сам как умер?

Елена растерялась от неожиданных вопросов.

- Сейчас, секунду... Святой Георгий погиб мученической смертью в Палестине. Но это, естественно, мифологический образ и…

Она замолчала, не зная, что ещё можно добавить. Странная какая-то экспертиза получилась. Самое непонятное – что хочет узнать этот старичок? Что его интересует в картине?

Александр Алексеевич смотрел куда-то в сторону и, видимо, обдумывал услышанное.

Елена неуверенно продолжила:

- Вам это что-то говорит? Мне легче было бы высказать ещё какие-нибудь суждения, если бы я больше знала об истории этой картины. Она написана недавно, правильно?
- Наверное… Это мне такое «письмо» прислали.
- Письмо?
- Да. Подарок от неизвестного лица… Так, говорите, в Палестине? Интересно… Ну, это уже мои трудности.  Во всяком случае, благодаря Вам я теперь понял, о чём в этом послании говорится. Спасибо. Вот Ваш гонорар, который, разумеется, никак не связан с реальной стоимостью картины... Я Вам очень благодарен.

Когда Александр Алексеевич, проводив Елену, вернулся в комнату, то взял лупу и уже, наверное, в десятый раз внимательно осмотрел шину одного из колёс. Того самого, которое было нарисовано с нарушением всех пропорций. В общем-то эксперт могла такой детали и не заметить. Протектор колеса чётко соответствовали рисунку типа «Премиум контакт». Точно такие покрышки стояли на его новой «Ауди»…


ВЛАДИМИР ИЛЬИЧ.

Володька жил у самого окна на второй койке справа. Рядом с радиатором, на котором так удобно было сушить носки, а зимой ещё и варежки. И матрас у него был не один, как у всех остальных больных, а два. Впрочем, этим фактом Володька особо не кичился: мало ли что – возьмут и отберут.

Зато имя у Володьки было потрясающее – Владимир Ильич! Не только в их отделении, но во всей больницы так никого больше не звали. Фамилия, конечно, не Ленин, но тоже очень похожая - Лунин.

Родители у Володьки, с одной стороны, вроде были, а с другой – нет. Мать имелась, хотя Володьку не навещала, так как тяжело болела и практически не выходила из дома. А отец – наоборот. Нормальный мужик, только ушёл от них, живёт с другой семьёй, и Володька его много лет как не видел. А опекуном назначили тётю Лену.

Сам же Владимир Ильич (честное слово, его все так и звали!) как в 18 лет попал в эту больницу, так и живёт здесь двенадцатый год. Дома за это время всего пару раз был. Да особенно и не тянуло туда. Но его часто на праздники забирала к себе тётя Лена.

А психушка уже родным домом стала, привык. Пенсию по инвалидности платят. Предлагали оформить его в дом интернат, но Володька отказался. Прикипел к своему отделению.

К одиннадцати часам Володька гладил свою синюю фланелевую пижаму, которая издалека вполне могла показаться настоящим костюмом, и отправлялся в административный корпус за почтой. Респектабельный вид, который в это время как-то сам по себе снисходил на Володьку, немного портила лишь ярко-красная «шумахеровская» бейсболка, привезённая ему тётей Леной из Италии.

Обязанность разносить почту, пришедшую на имя больных, по разбросанным корпусам психиатрической больницы, была возложена на Володьку самой Главной медицинской сестрой больницы по нескольким причинам. Во-первых, Володька давно находился в стационаре: всех знал и его персонал знал в лицо, что являлось немаловажным обстоятельствам. В закрытые на ключи отделения так просто не попадёшь. Во-вторых, он обладал гипертрофированной добросовестностью, и не было случая, чтобы ровно в одиннадцать часов Володька не заходил в кабинет секретарши главного врача, где собиралась вся приходящая почта, или чтобы он потерял или перепутал письма. Существовало и ещё одно немаловажное обстоятельство, о котором сам Володька, впрочем, не догадывался. Он был грамотен лишь настолько, чтобы правильно разобрать номер отделения. Но не настолько любопытен, чтобы вскрывать конверты и заглядывать внутрь. Родственники пациентов иногда пересылали в них небольшие денежные купюры.
 
Другими словами, Владимир Ильич Лунин по всем статьям соответствовал должности внештатного больничного курьера и заслуженно гордился этим обстоятельством. Почему «курьера», а не «почтальона»? А потому что вместе с письмами секретарша нередко давала ему и другие, ещё более важные поручения: например, раздать заведующим отделениями копию какого-нибудь приказа. Это вам не письма на деревню дедушке!

Выручало Володьку хорошее воспитание, которое мать успела «вбить» в него до первого класса, когда уже и ей самой стало окончательно ясно, что её единственный сын – умственно отсталый. О таких, как он, часто говорят: «как собака: всё понимает, а сказать не может». Если не считать междометий, то весь запас Володькиной лексики исчерпывался несколькими словами, которыми он, впрочем, пользовался с безукоризненной уместностью.

Учитывая это немаловажное обстоятельство, Володька неплохо адаптировался к окружающей его психбольничной среде, прекрасно в ней ориентировался, хорошо понимал специфические нюансы и был абсолютно всем удовлетворён.

Свой речевой недостаток Володька сполна компенсировал врождённой внешней солидностью, постоянной невозмутимостью и благодушием. Он ещё мог хорошо считать в уме. Только счёт у него выходил какой-то бестолковый и ненужный. Иногда, впрочем, получались интересные результаты. Например, сейчас он нёс шесть писем в восьмое женское отделение. В голове сразу всплывало число сорок восемь. А на фасаде восьмого отделения было одиннадцать окон. Умножить – пятьсот двадцать восемь. Если сложить цифры этого числа, то сумма равнялась пятнадцати. А это – половина его возраста… Но чаще возникали числа, с которыми Володька просто не знал, что и делать…

Для постороннего взгляда психическое развитие ходячего арифмометра находилось на уровне зверька, живущего в зоопарке, имеющего постоянный кров, еду, но не знающего и не видящего ничего, расположенного за пределами его сетки. Однако Володька обладал обрывками некоторых абстрактных, казалось бы совсем ненужных ему знаний, которые успели вложить в него родители и бабушка. Потом на него махнули рукой как на безнадёжного дебила: бабушка умерла, мать заболела, отец ушёл…

Володька обладал ещё интуитивным чутьём, позволявшим ему безошибочно ориентироваться в больничном мирке. Он удивительным образом чувствовал этические законы и очень тонко воспринимал переживания посторонних людей. Часто даже для себя не мог объяснить, почему поступил именно так, а не иначе. Впрочем, Володька вообще не искал объяснений своему поведению. А многие его поступки мотивировались теми же причинами, по каким собака, бежавшая в одну сторону, вдруг останавливается, принюхивается и резко меняет направление.

Вот и сейчас Володька, который сдал письма медсестре восьмого отделения и направился в девятое, расположенное в этом же корпусе, постояв несколько секунд, той же степенной походкой пошёл вслед за эффектной, только что обратившейся к нему с вопросом блондинке, в сторону четырнадцатого отделения.

Если бы какой-нибудь фантастический энцефалограф смог бы в этот момент облечь его мысли в словесную форму, то на его дисплее появилась бы всего два слова: «Красивая. Высокая».

ЗОЯ.

Зойка бодра дошагала до того здания, на которое указал ей этот «крендель» в красной бейсболке. На стене чёрной краской было выведено «14 отд.». Однако, когда она решительно взялась за ручку двери, та оказалась закрытой. Хуже того, дверью явно не пользовались.

«Не мог засранец толком объяснить мне, где именно входить!»

Пришлось идти вдоль стены к следующему подъезду. Здесь вся дверь была увешена какими-то объявлениями и расписаниями. Читать их Зойка, разумеется, не собиралась, а снова дёрнула ручку.

Тоже закрыта, но на откосе был укреплён допотопный электрический звонок. Оттопырив палец, чтобы, не дай Бог не сломать ноготь, Зойка брезгливо нажала на замусоленную кнопку.

Ни звука.

«Неужели не работает? Вот связалась на свою голову. Что же теперь идти и в окна стучать?»

Пришлось-таки просмотреть объявления: посещения родственников в такие-то дни, а приёмные часы такие-то. Зойка объявилась, конечно, не в тот день и не в те часы, но отступать не собиралась. Ещё не было такого случая, чтобы её не пропустили в какое-нибудь «присутственное место». Главное, чтобы дверь открыл мужчина: или врач, или какой-нибудь санитар, это уже не важно. А дальше шло вход её неотразимое женское обаяние.

Она ещё пару раз нажала на звонок, и наконец услышала внутри хлопанье двери, затем лязг наружного замка и недовольный женский голос:

- Да иду я, иду… Чего трезвонить?

В дверном проёме возникла невысокая полная женщина в белом халате и чепчике, зыркнула сверху вниз по Зойкиной фигуре недобрым взглядом и спросила:

- Вам чего, женщина?

Не успела Зоя и рта раскрыть, как рядом с ней появился тот самый «крендель» в бейсболке. Лицо санитарки сразу радостно залучилось многочисленными морщинами:

- О! Владимир Ильич! Ты сегодня что-то раньше времени со своей революцией. Заходи.

Но Володя галантно шаркнул подошвой чёрного тапочка, протянул руку перед Зойкой, слегка наклонил голову и произнёс почтительное «Пожалуйста», исчерпав тем самым добрую четверть своего лексикона.

Санитарке ничего не оставалось, как отойти в сторону и пропустить его в отделение вместе с Зойкой. Но в покое она её оставлять не собиралась:

- Вам всё-таки кто нужен-то?
- Мне только передачу передать и всё. Для Чаморцева Алексея. Вот этот пакет. Будьте так добры.
- Ча-а-аморцеву-у-у? – подозрительно переспросила отделенческая привратница. - Тогда выкладывайте всё на стол. Передачи наркоманам велено строго проверять. Сейчас так и быть дежурную позову. – И обернулась к тёзке вождя мировой революции. – Ну, Владимир Ильич, где там твои мандаты? Давай их сюда.

Володя неторопливо расстегнул молнию потёртой папки, которая внутри представляла из себя что-то вроде светофора. Одна её сторона была окрашена в красный цвет, а из другой – зелёной больничный почтальон достал несколько писем и передал их санитарке.

Баба-яга в халате проворно скрылась за противоположной дверью. Только теперь, слегка смущённая необычной сценой, Зоя смогла осмотреться. Вокруг стояли пять столов с обшарканными столешницами, рядом с ними стулья. Как в дешёвой забегаловке. Но вокруг было, надо отдать должное, очень чисто.

Зойка стала вытаскивать из пакета принесённые продукты: два пакета с соком, полбатона колбасы, шоколадка и упаковка какого-то лекарства. «И здесь своих медикаментов нет. Всё им неси и неси. Ни еды, ни лекарств! Больница, фак ит!  Одно название».

Она аккуратно разложила передачу на ближайшем столе. От нечего делать посмотрела на своего спутника:

- Спасибо, что помогли зайти. Эта мегера меня даже на порог не хотел пускать.
- Пожалуйста. - Володя церемонно поклонился, затем подошёл к ней и, указав пальцем на лекарство, веско произнёс: - Нет.
- Что значит «нет»?! Ему нужны лекарства, которых нет в больнице. – Но, видя непреклонное выражение Володькиного лица, уже менее уверенно добавила: - Мать сказала, что ему необходимо это лекарство, и чтобы я его обязательно передала.
- Нет, - вторично вынес свой вердикт Володя и вернулся на своё место.

«Козёл упрямый! Заладил своё «нет». Ну, ладно, о`кей. Сейчас придёт медицинская сестра, с ней всё и выясню. Не с этим же огородным чучелом объясняться».

Вскоре появилась дежурная и сразу направилась к Володьке:

- Ну, как жив-здоров, Владимир Ильич? Давай сюда свою раскладушку. – Она засунула в красное отделение папки пару писем и только после этого обернулась к Зое:
- У нас все передачи строго проверяются?
- Да. Вот, ради бога, смотрите, - ответила Зоя, спрятав на всякий случай в ладони пачку с таблетками. То уважение, которое оказывалось, хотя бы и с оттенком снисходительности письмоносцу, заставило её с большим доверием отнестись к его лаконичному совету.
- Если сок вскрыт, не приму.
- Я не знаю, но всё должно быть целым.

Сестра сложила продукты в синюю пластмассовую корзинку, какие обычно горкой стоят при входе в какой-нибудь второсортный универсам.

- Меня ещё просили передать вот это лекарство для больного. – Зоя разжала кулак.
- Так и знала! Ну, что за люди! Говоришь им по сто раз одно и то же, объявления пишешь, так нет, норовят пронести. – И проскандировала: - Нельзя передавать никаких лекарственных средств. А Вы ему трамал! Козлу – капусту.
- Извините меня, но это мать больного, она моя соседка, попросила передать. Сама заболела, а лекарство сказала очень необходимо её сыну.
- Чаморцева заболела? А что с ней?
- Ногу сломала?
- Ой, бедняжка. Мало ей одного горя, а тут ещё беда подвалила. Она в больнице?
- Нет, дома. Наложили гипс, выдали костыли, но она только по квартире ходить может, на улицу не спускается. Я ей решила помочь…
- Ну, лекарство я, разумеется, не возьму. А ей привет передавайте. Пусть поскорее выздоравливает, пока её бестолочь у нас тут валяется.

Выйдя из комнаты свиданий, Володя и Зоя снова оказались рядом.

- Ещё раз спасибо Вам за помощь.
- Пожалуйста.

Зоя смерила его оценивающим взглядом: «Если это чучело гороховое как следует одеть, то от приличного человека и не отличишь».

Володя стоял перед ней столбом и смотрел прямо в глаза.

«Чего ему ещё от меня надо? Может быть, дать ему на сигареты? Ну, конечно. Он ждёт, чтобы я его отблагодарила. «Спасибом» сыт не будешь. Парень явно больной и лишняя двадцатка ему никак не помешает».

Она раскрыла сумочку.

- Вас действительно так и зовут – Владимир Ильич?

Володя кивнул головой, улыбнулся и стал ещё симпатичнее.

- Да.
- Володя, вот возьми. Сигареты себе купишь. Ты куришь? Если нет, то молодец. Тогда купишь конфет или что захочешь.

Видимо, её речь оказалась для него слишком быстрой и излишне многословной. Володя нахмурил брови, лицо приобрело сосредоточенное выражение. И вдруг Зойка услышала:

- Унзер тэглих брот гиб унс хойте.

Она сначала онемела от удивления. Затем решила, что ослышалась.

- Что ты сказал? Это же немецкий язык!
- Да. - Радостная мина снова засияла на его лице, он взял предложенные деньги и положил в карман куртки.

Откуда Зоя могла знать, что в детстве родные Володьки усиленно занимались его развитием, пытаясь преодолеть слабоумие. А покойная бабушка вдалбливала ему в голову «Отче наш» на хорошо знакомом ей немецком. Она втайне надеялась, что если внучек не усваивает русский, то вдруг заговорит на языке Шиллера и Гёте.

- Ты говоришь по-немецки?
- Нет. – И снова пристальный взгляд с застывшей улыбкой.

«Господи! Да он же вылитый Швейк! Только ещё глупее. Впрочем, дураком его никак не назовёшь. У него не развита, видимо, только речь».

- Ты выучил на немецком языке молитву из Библии?
- Да.
- А можешь мне её пересказать? – Зоя понимала, что ведёт себя не очень тактично, но учитывая, так сказать, особенности собеседника… И потом взыграло профессиональное любопытство. Немецкий в институте был у неё вторым языком, но «Отче наш» она никогда на нём не слышала. – Только не торопись. Мне интересно послушать.
- Пожалуйста. – И тем же невозмутимо-размеренным голосом Володя продолжил: - Унзер фатер им химмель. Дайн наме верде гехаймлихт…

Зоя, затаив дыхание, внимала каждому его слову и постепенно её удивление сменилось грустью. Впервые в жизни она слышала молитву на немецком языке. И где? Не на своём инязе, а в психиатрической лечебнице! И от кого? От идиота, который с горем пополам оперирует двумя-тремя словами и разносит по больнице письма в разукрашенной папке! В зелёном отделении – на выдачу, в красном – на приём. От такого сама с ума сойдёшь.

Когда Володя произнёс заключительное «Амен», Зоя с блёсками слезинок на глазах снова раскрыла сумку, достала из кошелька сотенную купюру и протянула чтецу. Но услышала ошеломившее её:

- Нет.
- Почему нет? Бери. Ну, там… купишь себе чего-нибудь.
- Нет.
- Я что-то неправильно делаю? Я не должна предлагать тебе деньги?
- Да.
- Потому уже давала? А эти лишние, так? – Зоя, подделываясь под Володю, невольно перешла на лаконичный стиль языка.
- Да.
- Хорошо. Согласна. Ты прав, Володя. Тогда давай познакомимся. Меня зовут Зоя.
- Зоя.
- И у меня есть для тебя подарок. Подарок. Понимаешь? – Она стала лихорадочно рыться в сумке, пытаясь найти что-нибудь, хотя бы отдалённо подходящее для мужского сувенира. Увидела в косметичке маленькую шариковую ручку, покрытую яркой стеклянной пылью и украшенную небольшим итальянским гербом. Купила себе в Венеции. Явно женская, но для такого случая сойдёт. – Вот это подарок. Видишь, ручка. Ею можно писать или рисовать. Я её тебе дарю.  На память о нашей встрече.
- Спасибо.

Володя внимательно осмотрел ручку, пару раз нажал на кнопку, радостно улыбнулся и засунул её в нагрудный карман пижамы. Герб на зажиме пёстрым пятнышком загорелся на тёмно-синей униформе. Как раз над его сердцем.

- Володя, я тебе понравилась?
- Да.
- Хочешь, я как-нибудь приеду тебя навестить?
- Да.
- А ты в каком отделении лежишь?

Володя показал четыре пальца.

- Что тебе привести вкусного?
- Нет.
- Ну, ладно. Сама соображу. До свидания. - И почему-то подумала, что какой-нибудь старый костюм Олежки этому Володе пришёлся бы в самую пору. Она развернулась и пошла в сторону автобусной остановки.

Володя смотрел её вслед, не понимая, почему у него стало сильнее стучать сердце, удары которого он чувствовал даже в висках.


ВЛАДИМИР ИЛЬИЧ.

Новый Год Володя всегда встречал у тёти Лены. Это был неписанный, но ежегодно повторяющийся ритуал, которого он всегда с нетерпением начинал ожидать, как только снег покрывал кроны деревьев во дворе больницы. С этого момента его лексикон увеличивался несколько преждевременной фразой «С наступающим», которую Володя произносил перед всяким на его взгляд стоящим того человеком. При этом он почтительно склонял голову и слегка шаркал правой подошвой.

Тётя приезжала в последних числах декабря, договаривалась с врачом об «отпуске на праздники» и увозила племянника на такси в свою квартиру на целую неделю. В первые дни Володька по два раза в день часами «отмокал» в ванне – удовольствие, которого он был лишён в своей психушке. В остальное время неторопливо расхаживал по обширной квартире, пристально рассматривая развешанные на стенах картины и эстампы. Выходить одному на улицу ему было запрещено, но он заметно не тяготился этим обстоятельством. Ему нравилось ощущать и чувствовать себя ДОМА.

С тётей Леной, которая и сама не отличалась многословностью, они понимали друг друга с полуслова. Вернее – с полужеста. Никаких проблем у них в эти дни не возникало, тем более что Володя чистил картошку и пылесосил квартиру лучше любой домохозяйки. К подобным поручениям он относился не только с присущей ему добросовестностью, но и с любовно-несуетливым старанием.

И вот в понедельник, 29-го декабря, тётя Лена появилась в комнате свиданий его отделения. Поцеловала в щёку, протянула ему большую сумку с вещами:

- Иди переодевайся. А я пойду с врачом договорюсь.
- Да. С наступающим, - с радостной дрожью в голосе ответил Володька, почувствовав, что наконец-то его магическая фраза оказала своё действие. И вдруг заметил, как удивлённо поднялись брови у тётки. Она протянула руку и вытащила из его нагрудного кармана шариковую ручку с гербом Италии.
- Откуда у тебя такая? Это твоя?
- Да, - уверенно подтвердил Володя.
- Подарили?
- Да.
- Женщина подарила?
- Да.

Тётя Лена неодобрительно хмыкнула, повертела в руках серебристый сувенир и вернула Володе.

- А ты делаешь успехи, племянничек.
- Да.

Через десять минут Володя уже стоял в комнате свиданий в пальто с меховым воротником, держа в руке шапку, и чувствовал гордость по поводу того, что теперь он уже совсем не отличается от пришедших посетителей. А что? Может быть, он сам приехал кого-нибудь навестить. Ожидая тётю, Володька даже с отсутствующим видом повернулся к окну.

И увидел поднимающуюся по ступенькам подъезда Зою. В этот момент появилась и тётя. Взяла остолбеневшего Володю под руку, сунула санитарке большую шоколадку, поздравила с наступающим Новым годом и та услужливо распахнула перед ними дверь.
Володя неожиданно остановился.

- Что-нибудь забыл?
- Нет. - И он решительно шагнул вперёд.

Здесь, на площадке перед входом в отделение они и столкнулись с Зоей.

- Ой… Вы его забираете?... А я здесь с подарком… – растерялась она. Гидессу она узнала сразу, но подобная комбинация родства, о которой она и не подозревала, сбила её с толку.
- А Вы, собственно, что хотели? – Не очень дружелюбно откликнулась на её лепет Елена.
- Да, я так просто…

Положение снова спас Володя. Он наклонился, взял Зою за руку и поцеловал в перчатку. Затем, довольно улыбнувшись, посмотрел на тётю и произнёс:

- Зоя.
- Ну, и дела?! Вы знакомы с Володей? Давно?
- Да как-то совершенно случайно встретились здесь… в больнице… ну, во дворе, конечно. Он мне очень помог в одном деле… А сейчас я хотела ему подарок к празднику сделать. Свитер привезла. Не новый, но очень тёплый, а главное – должен быть его размер…
- Спасибо. Но у Володи из одежды всё есть.
- Я понимаю… – Зойке мешало продолжать беседу только одно обстоятельство – вспомнила её гидесса или нет? Полгода прошло, должна была бы и забыть. Наконец взяла себя в руки: - Это подарок для Володи. И, разумеется, без всякой задней мысли. Неужели Вы этого не понимаете?

Володька, услышав слово «подарок», отреагировал совершенно адекватно.

- Спасибо. Зоя.

Елена удивлённо посмотрела на него, но ничего не ответила.

За ними с шумом открылась дверь и из отделения стала выходить группа больных, неся с собой бачки и кастрюли: во главе с буфетчицей направлялись в больничный пищеблок за обедом. Послышались выкрики:

- Эй, Владимир Ильич! На праздники забирают? Ну, гуляй, счастливчик! С наступающим тебя.
- С наступающим, - вежливо отозвался Володя.

Зоя первая не выдержала напряжённой ситуации:

- Вы на остановку? Может быть, идёмте вместе, чтобы здесь не стоять?.. Я на машине, могу довезти…

И странная троица людей, которую причудливым зигзагом на какой-то миг свела судьба, направилась к выходу из психиатрической лечебницы. Владимир Ильич шёл между женщинами, неторопливо поворачивая голову то в одну сторону, то в другую. И даже иногда кивал ею. Со стороны казалось, что представительный молодой человек ведёт неслышную беседу со своими спутницами.

По существу, так оно и было…


ДЕНИС.

Сны, которые посылал Денису Морфей в последние ночи, становились всё безрадостнее. Излишне напоминать, что, признавая первичность материального мира, снотворных лекарств бывший научный сотрудник не любил, хотя сама повторяемость эпизодов его тревожила. В существование собственных закономерностей в зыбкой сфере подсознательного он не сомневался.

Логическим завершением череды дурных сновидений оказалась бессонница. Поворочавшись в холостяцкой постели, не беспокоясь при этом кого-нибудь потревожить, он частенько вставал, включал свет, брал в руки карандаш и прикидывал перспективы своего бизнеса.

По всему выходило так, что даже продолжение малоприбыльного существования требовало срочных финансовых вложений. Блошиный рынок, на котором Денису принадлежали три палатки, закрывался. На его месте намечалось строительство большого торгового центра. Чтобы получить в нём в будущем торговую площадь требовалось или инвестировать в строительство немалые деньги, или дать приличную взятку. Или - продавать своё дело. Кстати, не очень щедрые покупатели-доброхоты уже предлагали свои услуги рефлексирующему торговцу-интеллигенту.

Как-то под сентиментальное настроение Денис, прихватив изданную книжку, сходил на свою старую работу, откуда в полном соответствие с безалаберностью современной России не был даже уволен и где до сих пор пылилась его трудовая книжка. Поболтал с оставшимися в НИИ знакомыми сослуживцами, в основном пенсионерами, которые не рискнули пуститься в самостоятельное плавание. С их слов в работе наметилось некоторое оживление. Мало того, что прекратили сокращать штаты, так открыли вакантные ставки, ищут сотрудников. Обещали государственный заказ по «оборонке». Оклады пока оставались смехотворными, но перспективы явно вырисовывались обнадёживающие. Во всяком случае, это не штанами на рынке спекулировать. Лаборатории выглядели полупустыми, но привычное глазу оборудование и установки оставались на местах. Неприятно кольнуло присутствие нескольких незнакомых лиц. Молодых. Неужели эксперименты будут продолжать другие?..

И Денис решился. К торговле душой он, разумеется, так и не прикипел. Это ремесло требовало особых характерологических качеств, собственный ресурс которых он уже исчерпал. 29 декабря он встретился с двумя знакомыми предпринимателями, которые в складчину покупали на корню всё его барахло. Торговались недолго, быстро сойдясь на более выгодных для них условиях. А затем уже по-дружески посидели, как следует выпили, побазарили. Домой после растянувшегося до вечера обеда Денис пошёл специально пешком, чтобы развеяться и уже на более трезвую голову ещё раз обдумать, что он потерял и что приобрёл в результате заключённой договорённости. Впрочем, завтра что-либо менять будет уже всё равно поздно, так как основное правило серьёзных коммерсантов – «Слово дороже золота» - Денис усвоил хорошо.

Ему всегда больше нравилась зимняя Москва. То ли воздух чище, то ли дома выглядят более сказочными, то ли бодрящее чувство холода, то ли всё вместе. Какая разница? Главное – ему было хорошо. И не в последнюю очередь от принятого решения.

В 18 часов 25 минут он подошёл к сверкающему разноцветными огнями входу в какое-то казино. На высоком подиуме застыл «Форд фокус» - завлекающий супер-приз для игроманов. Денис остановился полюбоваться красавицей...


АЛЕКСАНДР АЛЕКСЕЕВИЧ

Все остальные герои нашего повествования оказались здесь же. Но, говоря кинематографическим языком американских боевиков, к сожалению, они оказались не в том месте и не в то время.

Кроме одного – Александра Алексеевича, которому это казино принадлежало. Он не считал себя богатым человеком, так как определял материальное благосостояние не величиной банковского счёта, а образом жизни. Если ему в семьдесят лет ещё приходится заниматься бизнесом, то какой же он богач?! А если при этом ещё и постоянно беспокоится о том, как бы не лишиться нажитого капитала, то ассоциация с «миллионщиком» становится совсем призрачной.

Вот если купить дом в Шотландии или Норвегии, любит он суровые пейзажи, подальше от России, от её законов и знакомых, и жить бы в там в тиши и спокойствии… Да вывезти с собой внуков, пусть получают образование в Англии, пока здесь на иглу не сели… Что ему ещё надо на старости лет? Тогда бы он мог считать себя богатым человеком.

Ну, разумеется, потихоньку пополнять свою эклектическую коллекцию, которую Александр Алексеевич собирал исключительно для души, понимая её невысокую в целом художественную ценность. Но он никогда и не выставлял себя перед окружающими ценителем искусства. Так… По мелочи, когда что под руку или на глаза попадётся…

С такими невесёлыми мыслями он подъехал к казино, которое посещал чаще других. Вообще-то появлялся в своих игорных домах Александр Алексеевич не часто, больше следуя пословице: на то и щука в пруду, чтобы карась не дремал. Другими словами, периодически показывал мальчикам-администраторам, что держит, так сказать, руку на пульсе.

- Пожалуйте в наши палестины. – Управляющий казино, предупреждённый за десять минут о приезде хозяина, встретил его у входа. – Вернее, в свои палестины.

Что-то резануло слух Александра Алексеевича в этом угодливом приветствии, но он сразу не смог сообразить, что именно.

Посидел минут пять в кресле в кабинете, не вникая в цифры торопливого отчёта (на то есть специальные люди, чтобы во всём этом разбираться), потом на всякий случай недовольно покивал головой и встал. Бросил пристальный взгляд на своего Леонардо. Правильно ли он поступил, распорядившись повесить здесь такую ценность? Теоретически – да. В первую очередь ограбить могут его квартиру или дачу. А чьё внимание может привлечь неброский рисунок, сделанный красным мелом и обрамлённый простой рамкой? Кому придёт в голову, что рисунок великого Леонардо да Винчи болтается на стенке в каком-то казино?!.. Пусть здесь повесит пока. Так надёжнее.

Александр Алексеевич, не любивший вертеть головой по сторонам, перед выходом из казино боковым зрением уловил знакомое женское лицо. Но только пройдя ещё немного и уже начав спускаться по ступенькам крыльца, вспомнил, кому оно принадлежало. И сразу всё связалось в один тревожный, но понятный узел: и лицо эксперта по живописи, и та самая «палестина». Неужели?..

Он остановился на последней ступеньке и подозрительно оглянулся на Елену.

Было 18 часов 25 минут.


ЗОЯ.

Зойке за первое полугодие ученики и школьные нагрузки осточертели настолько, что она решила устроить себе «расслабуху». Да ещё сегодняшний визит к Володе в больницу и неожиданная встреча с его стервозной тёткой-гидессой попортили крови. После обеда она позвонила Виталику, с которым поддерживала связь и узнавала появлявшиеся новости об Олеге, и попросила:

- Виталик, погуляй меня, а? Тошно что-то… Скажи своей мымре, что не с любовницей идёшь, а с деловой подругой. Да я тебя надолго и не задержу: спущу баксов пятьсот в казино и к вечеру разойдёмся, чтобы у тебя не было неприятностей.

Когда Зоя ходила в казино, разумеется ещё с Косяком, то играла по-детски, не стараясь сдерживать эмоций: когда выигрывала, хлопала в ладоши, а когда выпадал не её номер, готова была расплакаться. На этот раз, к своему удивлению, Зойка больше выигрывала, чем проигрывала.

- Ты смотри, крупье не подставь.
- В каком смысле?
- Ну, ведь сейчас с тебя и с него охрана через мониторы глаз не сводит: соображают, чего это чувихе такие бабки потекли. А ты ещё ему подмигиваешь. Подумают, что сговорились.
- Так мы же в рулетку играем! Как он может мне подыграть? Дело случая…
- Опытный крупье может крутануть рулетку с точность до одной-двух цифр, понимаешь? Поэтому они, бедолаги, здесь и не задерживаются. Самая сменяемая профессия в казино. А ты, небось, уже два куска выиграла. Я и то в минусе…
- Да? Ну, ладно. Не будем портить парню карьеру. Можно было бы ещё поиграть, но что-то деньги жалко: вдруг теперь проиграю? Хоть и настроилась на проигрыш, а всё равно жалко. Не игрок я по натуре… О`кей. Пусть твой крупье спокойно встречает Новый год. Пошли.
- Ты кинь ему хоть одну фишку. Полагается так, если в выигрыше. Типа – «спасибо».
- Ага, разбежалась! Это пятьдесят баксов! А они бы меня как поблагодарили, если бы я всё до копейки проиграла?
- Угостили бы тебя кофе и вызвали за свой счёт такси.
- Серьёзно, что ли?
- А то нет…

Элегантным движением Зойка пододвинула в сторону крупье одну из своих фишек и встала. Когда они с Виталькой спустились по лестнице на зимнюю улицу, Зойка сразу заметила стоящего в стороне Володю и в удивлении остановилась. Он-то что здесь делает?! И почему один?

Циферблат над входом показывал 18 часов 25 минут.


ЕЛЕНА.

Елену привело в это казино, естественно, не желание поиграть, а сугубо профессиональный интерес. Пришлось, правда, притащить с собой Володьку, который неожиданно заупрямился. Поваляться в ванне он уже успел, и теперь не хотел оставаться в квартире один.

- С наступа-а-ающим, - тянул он таким просительным голосом, что Елена не стала настаивать.
- Ладно. Одевайся. Пойдёшь со мной. Только тебе придётся меня на улице подождать. Понял?
- Да.

И сейчас Владимир Ильич стоял неподвижным и внушительным памятником сбоку от входа под сверкающей витриной, привлекая к себе настороженные взгляды охраны, которые через мониторы отслеживали прилегающую территорию.

Елена, имевшая обширнейший круг знакомых самого разного уровня, узнала, что в кабинете директора этого казино на стенке висит в рамке не какая-нибудь обнажённая красотка, а возможно рисунок самого Леонардо. Она, разумеется, не поверила услышанному, но… Рисунок Леонардо да Винчи? Вдруг кто-нибудь им за свой многотысячный проигрыш расплатился. С чем чёрт не шутит?..

Прибегнув к некоторым связям, Елена напросилась «в гости», чтобы посмотреть шедевр, и встреча ей была назначена ровно на шесть часов. Она оказалась пунктуальной, но что-то не заладилось у самого директора. Едва предложив ей сесть, он, ответив на чей-то звонок, резво вскочил и стал чуть ли не выталкивать её из кабинета:

- Ради Бога, извините, но не сейчас. Идите, поиграйте пока, или давайте перенесём встречу. Шеф сюда едет, сами должны понимать. Ради Бога, извините… Только не сейчас!

Елена его охотно извинила, так как за несколько секунд успела разглядеть висевший на стене этюд. Действительно, очень похож на рисунок Леонардо. А главное – требует реставрации. Значит, она сможет найти ключик к владельцу и его шедевру.

Она отошла в сторону буфетной стойки, обдумывая увиденное и соображая, что ей лучше сделать. Подождать пока уйдёт начальство? А вдруг они здесь на всю ночь расположатся. Придти позже? Но… Как хочется взять рисунок в руки и внимательно рассмотреть его на свету!

Елена спустилась к гардеробу, неторопливо оделась и остановилась в раздумье. И тут мимо неё к выходу в сопровождении телохранителя проследовал Александр Алексеевич. Увидев его, она сразу поняла, что рисунок Леонардо – подлинник. И наверняка принадлежит этому процветающему дядечке. Машинально вышла за коллекционером на крыльцо казино и снова остановилась. Может быть сейчас и вернуться?.. Или?…


ЭПИЛОГ

Судьба, рассердившись на столь упрямую несовместимость наших героев, решила их наказать, чтобы неповадно было в другой раз проявлять столько самостоятельности, не замечая её намёков и знаков. И наказала. Да ещё с каким-то дьявольским вывертом, дав им возможность напоследок узреть друг друга.

Денис, отведя взгляд от премиального «Форда», увидел прямо перед собой ту самую длинноногую диву, с которой ездил в Италию.

Заметил Зою и Володя. И его сердце сразу застучало сильнее.

Елена успела встретиться с тревожным взглядом Александра Алексеевича и даже приветственно качнуть головой.

Как только Александр Алексеевич остановился на последней ступеньке лестницы и оглянулся на Елену, откуда-то из темноты неторопливо вынырнул светлый, забрызганный грязной снеговой кашицей «Фольксваген Пассат». Оба боковых стекла были опущены, и когда иномарка подъезжала к входу, из них высунулись короткие автоматные стволы. Очереди были шумные и на первый взгляд, неточные. Сначала вообще показалось, что от пуль пострадали лишь оконные стёкла и пёстрая иллюминация. Однако один киллер целеустремлённо стрелял только в Александра Алексеевича, а второй «наводил шорох» на всё заведение, поливая свинцом, как из шланга, фасад здания.

Через несколько секунд, когда машина уже исчезла, охранники по монитору увидели, что на крыльце и перед входом в казино лежат несколько человек.

Трудно сказать, что именно замысливала злодейка-судьба, какой у неё был план. Хотела ли угробить всех героев рассказа или, так сказать, селективно, оставив какую-нибудь одну наиболее перспективную пару? Чёрт знает, о чём она там думала, но в итоге картина получилась следующая.

Александр Алексеевич и его телохранитель были изрешечены, как минимум, двумя десятками пуль.

Володя находился в наиболее безопасном месте: в стороне от крыльца, и его голова едва доставала до уровня подоконников первого этажа. А стрелок прошёлся длинной очередью по центру окон. Но услышав звук бьющегося стекла и увидев падающие на него, сверкающие изумрудом брызги, Володя испугался и инстинктивно отбежал от стены к дороге. Фактически он сам наскочил на последние пули, направленные в сторону Александра Алексеевича. И хоть не был убит сразу, но умер ещё до приезда «Скорой», так и не поняв, что же произошло.

В очень опасной зоне находились Зоя и Виталий. На каком-то этапе покушения они полностью загораживали от движущегося «Фольксвагена» жертву, так как неторопливо шли по обочине к припаркованной невдалеке машине. Но Виталька, после первых же выстрелов увидел дула в чёрных проёмах окон, мгновенно сообразил, что стволы направлены не на них. Он свалил на землю спутницу и грохнулся рядом. А так как Зоя от растерянности завизжала, то ещё с силой придавил её к тротуару. Он твёрдо знал, что в подобных ситуациях надо быть тише воды и ниже травы, и чётко следовал этому правилу, которое и спасло им жизнь. Они даже не сильно испачкались: снег – не грязь. Синяки, наверное, Зойка получила, но какое они имели значение в таком деле?!

Стоявшая в дверях казино Елена была практически обречена, так как должна была попасть под верхнюю очередь пуль. Однако её спасли оказавшиеся в её распоряжении две-три секунды и возможность сверху увидеть и оценить обстановку. Обстреливали по ходу движения машины сначала левые окна, потом вход, потом правые окна, под которыми, кстати, и стоял Володя. Сжавшись в комок, Елена успела присесть и закрыть голову руками. Очередь прошла прямо над ней. Но несколько крупных осколков дверного стекла упали на неё: пальцы оказались повреждены в такой степени, что она потом ещё долго не могла заниматься ни живописью, ни реставрацией.

Находящегося чуть в стороне Дениса погубило опьянение и связанная с ней неторопливость движений. Если бы он догадался, как Виталик, среагировать на происходящее быстрым падением, то остался бы жив. Но Денис изумлённо наблюдал гангстерскую разборку, происходившую не на киноэкране, а в «реалити-шоу», словно специально для него разыгрываемого. Один из стрелявших обратил внимание на стоящего и всё хорошо видящего мужчину, решил, видимо, просто не оставлять лишнего свидетеля. И короткая, совсем не случайная очередь из «калаша» сразу решила участь Дениса.

Итак, мы потеряли всех героев-мужчин.

Впрочем, остался Виталик… Но… кто он, что он, какой он?..

А обе героини, в большей или меньшей степени пострадав от случайного (или всё же неслучайного?) участия в заказном убийстве, остались живы.

Но фортуна опять (ну, почему? почему?) не оставила их своим вниманием. С непонятным смертному человеку упорством она предпринимала всё новые и новые попытки связать их судьбы, словно не понимала, что женщины они не только совершенно разные по характеру, но и антипатично настроенные друг к другу.

Впрочем, это уже иная история…


***
2003 – 2004 гг.