292 Авария в румпельном отделении 30 июня 1973
О службе на флоте. Легендарный БПК «Свирепый».
2-е опубликование, исправленное, отредактированное и дополненное автором.
292. Авария в румпельном отделении. 30 июня 1973 года.
Сводка погоды: ВМБ Балтийск, суббота 30 июня 1973 года, дневная температура: мин.: 16.2°C, средняя: плюс 18.8°C тепла, макс.: плюс 21.4°C тепла, без осадков.
Однако я сумел продержаться в реальном мире сумасшедшей корабельной жизни (в процессе подготовки корабля к походу на боевую службу в море-океане) только до обеда субботы 30 июня 1973 года. Все вокруг были при деле. Все куда-то спешили, что-то делали, чем-то занимались. Офицеры и мичманы, как угорелые, озабоченно сновали по коридорам и боевым постам с кипами документов. Они руководили матросами и старшинами, а те также бестолково кидались, то туда, то сюда… Невозмутимыми и спокойными были только дневальные по кубрикам, дежурные вахтенные на боевых постах и, как ни странно, дежурный офицер по кораблю и дежурный мичман по низам. Они жили по обычному корабельному графику и режиму дня, а все остальные - по обстоятельствам.
Командира корабля и замполита, по-прежнему, на корабле не было. Всем заправлял старпом капитан-лейтенант А.А. Сальников и командиры боевых частей БПК "Свирепый". Причём каждый из них старался подготовиться к БС (боевой службе) самым наилучшим образом, устранить (пока возможно) все недостатки и недочёты, получить и загрузить всё необходимое, нужное и полезное. Я тоже ещё раз проверил состояние румпельного отделения БПК "Свирепый". Корабль стоял на якоре и на швартовах у причала №63 ВМБ Балтийск, поэтому рулевая машина "молчала" (не работала).
В румпельном отделении было непривычно тихо, сонно, спокойно. Все металлические части были слегка смазаны машинным маслом, чисто блестели. Сырости не было, затхлого запаха тоже не было. Это я устроил скандал и заставил «боцманов» и «маслопупов» БЧ-5 убрать из румпельного отделения всякие мешки, краски, канаты, матрацы, ветошь, бухты тросов, ящики и коробки… По боевому расписанию в румпельном отделении не должно быть ничего (абсолютно ничего), кроме того, что должно быть обязательно! Ещё не хватало, чтобы во время качки и управления рулём что-то мешало рулевому или работе рулевой машины!
Командир корабля капитан 3 ранга Е.П. Назаров и командир БЧ-1 старший лейтенант Г.Ф. Печкуров меня тогда поддержали, хотя старший боцман мичман Савва Павлович Кучерявый (период службы на корабле с февраля 1972 по март 1977) и командир БЧ-5 капитан-лейтенант Валерий Николаевич Силкин (период службы на корабле с марта 1972 по март 1976) уверяли, что «всё в румпельном отделении в порядке, всё закреплено и ничего мешать не будет». Убрали…
Теперь в румпельном отделении БПК "Свирепый" пахло только машинным маслом, металлом, свежей краской и морем, потому что рядом, в центре кормы располагались решетчатые конструкции подъёмно-опускного крана (ПОУКБ-1, в просторечии «паук б…») и полукруглые «клешни» захвата «тела» (корпуса) глубоководной буксируемой управляемой гидроакустической станции БУГАС МГ-325 «Вега». Здесь же (дальше, за краном) находился огромный барабан лебёдки-крана, на котором был намотан толстый (толщиной с мою ногу) чёрный кабель с резиновыми конусными пластинами-плавниками, чтобы уменьшить сопротивление воды при движении корабля и буксируемой акустической станции БУГАС МГ-325 «Вега» под водой. Сама БУГАС МГ-325 «Вега» была похожа на миниатюрную подводную лодку или на подводную атомную бомбу с тупой полукруглой «головой», «полным» телом и крыльями-плавниками рулей и стабилизаторов. Я её побаивался…
Отрабатывая курсовые задачи «К-1» и «К-2», я искал варианты скорейшего доступа на свой боевой пост в румпельном отделении при различных условиях боевой обстановке. Например, при радиоактивном заражении или при сильном шторме, когда по палубе юта «гуляет» сплошной поток стремительной и сильной волны, невозможно добежать до конца кормы, открыть люк в палубе и спуститься в румпельное отделение по вертикальному трапу. Тогда я решил пробираться на свой пост через фермы подъёмно-опускного крана ПОУКБ-1 БУГАС МГ-325 «Вега». В кармане у меня был секундомер и я, набивая себе шишки, сбивая коленки и больно ударяясь костью голени о металлические фермы крана, ужом протискивался сквозь них. Конечно, в две минуты, как требовалось по инструкции, я пробраться сквозь «паука б…» (ПОУКБ-1) не мог никак...
Ребята, моряки РТС и БЧ-5, боевой пост которых был рядом с краном ПОУКБ-1 и станцией БУГАС МГ-325 «Вега», умирали со смеху, глядя на меня, который упрямо «бился головой и своими худыми костями об «паука б…» (ПОУКБ-1). Потом они сжалились и стали мне подсказывать, а потом, от нечего делать по учебной тревоге, стали вместо меня прокладывать "на время" путь через фермы «паука б…» (ПОУКБ-1). Запомнился нам этот "паук... б..."! В итоге мы общими усилиями нашли самый оптимальный путь, при котором не надо было лезть через «паутину паука б…» (ПОУКБ-1), а надо было просто проскользнуть рядом с БУГАС МГ-325 «Вега», потом немного вернуться назад вдоль фермы «паука б…» (ПОУКБ-1) и спуститься по трубам маслопровода в румпельное отделение.
Когда внутренний аварийный или "штормовой" путь в румпельное отделение был найден, я предложил командиру БЧ-1 старшему лейтенанту Г.Ф. Печкурову «вводную»: за 3 минуты войти в румпельное отделение, не открывая штатный палубный люк на корме БПК "Свирепый", и доложить по телефону на ходовой мостик о готовности перехода на ручное управление рулём из румпельного отделения. Штурманский электрик матрос Анатолий Мартынов, мой заклятый соперник, тогда сказал, что «это невозможно». Мы, рулевые-сигнальщики, тогда азартно поспорили и я спор выиграл… Добежал, пробрался и доложил…
Многие моряки ради интереса пытались повторить «трюк Суворова», но я не мог раскрыть своего секретного маршрута, потому что доступ в румпельное отделение кому бы то ни было, кроме соответствующего рулевого и машинистов БЧ-5, обслуживающих рулевую машину РЭГ-8-3, был запрещён. Теперь я с улыбкой вспоминал мои тщетные попытки и радость открытия безопасного аварийного "штормового" маршрута в румпельное отделение по внутренностям помещения БУГАС МГ-324 «Вега» через «паука б…» (ПОУКБ-1). Правда, с тех пор я эту холодную «Вегу» и «растопыренного» и больно бьющего «паука б…» не полюбил…
Ещё и ещё раз, проверив в румпельном отделении состояние малого штурвала, переключателя режимов управления рулевой машиной с ходового мостика на румпельное отделение и обратно, состояние рабочего и аварийного освещения, золотников и цилиндров рулевой машины РЭГ-8-3, рулевого телеграфа и сигнального звонка, я решил проверить связь и позвонить на ходовой мостик. Рядом со мной на переборке был укреплён безбатарейный аварийный стационарный корабельный телефон СТА-1-2/А, со встроенным «генератором», который надо было крутить ручкой на корпусе телефона справа. При этом я должен был одной рукой держать тяжёлую телефонную трубку с резиновыми "набалдашниками" на наушнике и микрофоне, и крутить ручку генератора… Штурвал при этом оставался без моего контроля. Неудобно…
Однако эта модель корабельного телефона могла обеспечить связь при затоплении румпельного отделения, при пожаре и даже при радиоактивном поражении. Я покрутил ручку генератора телефона и стал ждать отклика… Трубка «ожила» и что-то прохрипела мне в ответ… Я не узнал голоса ответившего мне по телефону, доложил бодрым голосом о проведённых работах и попросил всё это передать командиру БЧ-1 старшему лейтенанту Г.Ф. Печкурову. В ответ «трубка» опять прохрипела мне с жуткими помехами что-то нечленораздельное…
- Кто у телефона? – спросил я вежливо.
Трубка «ответила мне», вероятно, короткой руганью, но слов я не разобрал.
- Кто у телефона?! – крикнул я так громко и яростно, что сам испугался.
Этого ещё не хватало! Связи нет! С румпельным отделением нет телефонной связи! Всё работает: машина РЭГ-8-3, штурвал, золотники, насосы, двигатели, клапаны, а связи, оказывается, - нет! Я похолодел…. Это моя недоработка, мой недогляд. Это прямое халатное отношение к своим обязанностям по боевому расписанию… Это «ЧП»… Я снова прокрутил ручку генератора телефона СТА-1-2/А и стал ждать ответа. Трубка что-то прохрипела…
- Прошу того, кто сейчас у телефона, - сказал я еле сдерживаясь от гнева, страха и ярости, - сообщить Печкурову (для краткости и срочности я опустил звание и должность офицера), что из румпельного отделения по телефону с ходового мостика не разобрать ни одного слова. Прошу подтвердить принятое сообщение и назвать себя…
Трубка что-то коротко мне прохрипела и опять свистящие, гудящие и режущие слух помехи заглушили голос говорящего… Я ничего не понял и растерялся… Уйти я не мог, потому что только у меня был рабочий ключ от румпельного отделения. Узнать, что произошло, я мог только по телефону либо высунуться из люка и орать, призывая кого-нибудь мне помочь… Была суббота и как назло в машинном отделении ПОУКБ-1 БУГАС МГ-325 «Вега» никого не было. Во всей корме БПК "Свирепый" я сейчас был один… Никто ко мне не спешил и не шёл на выручку…
Тогда я решил взорваться! Я снова решительно подошёл к корабельному взрывобезопасному аварийному телефону СТА-1-2/А, решительно и долго, со злостью, начал крутить ручку генератора. Телефон звякнул в ответ и я сорвал со стопора тяжёлую, похожую на хобот слона, телефонную трубку.
- Это румпельное отделение, - сказал я чётко по инструкции. – Матрос Суворов, боевой номер 1-5-11. Докладываю: телефонный аппарат аварийной связи не работает. Связи с ходовым мостиком нет. Исполнять команду на руль не могу. Требую немедленно доложить дежурному офицеру по кораблю и в ПЭЖ об аварийной ситуации. Что бы вы не говорили, я вас не слышу из-за сильных помех. Другой возможности передать данное сообщение у меня нет. Если вы, мать вашу (я добавли несколько боцманских выражений) немедленно не примите меры, буду докладывать командиру корабля.
Сказав это, не слушая больше хрипы и визги помех из телефонной трубки, я рывком посадил её на стопоры корпуса аппарата и приготовился к бою… Дело в том, что знаменитые матерные рулады нашего севастопольского «Боцмана», которые мы – курсанты севастопольской Морской школы ДОСААФ – тщательно записывали в свои конспекты, с непривычки больно бьют по самолюбию, особенно если это твой «заклятый друг» штурманский электрик матрос Толя Мартынов или безвинный командир отделения рулевых БЧ-1 старшина 2 статьи и мой друг-товарищ Толя Телешев, или, не дай бог, сам командир БЧ-1 старший лейтенант Г.Ф. Печкуров…
Через три-четыре минуты в румпельное отделение не спустились, а рухнули один за другим: матрос-машинист БЧ-5, обслуживающий рулевую машину РЭГ-8-3; матросы-электрики БЧ-5, мичман БЧ-5, мичман-дежурный по низам, матросы-связисты БЧ-4, мой командир отделения рулевых БЧ-1 старшина 2 статьи Толя Телешев, мой «заклятый друг» штурманский электрик матрос Толя Мартынов и… мой друг-годок и "выручальщик" специалист ЭВТ РТС старшина 2 статьи Славка Евдокимов. Вся эта «орава» начала орать, ругаться, пытаться оживить и заставить правильно работать аварийный телефонный аппарат СТА-1-2/А, но ничего у них не получилось… Трубка тоже орала, хрипела, свистела, визжала помехами, гудела, как трансформатор, но ни одного членораздельного слова не было слышно.
Все присутствующие забыли про меня, громко обвиняли и ругали друг дружку, всех вокруг, флотскую службу, технику, этих «специалистов» мать их... и т.д. Связисты БЧ-4, видя свой «прокол», молча пытались своими «гарнитурами» выйти на связь по своим каналам с ходовым мостиком. Однако ничего не получалось. Тогда им пришлось полностью снимать и отключать телефонный аппарат СТА-1-2/А, чтобы у себя его разобрать и выявить неисправность. Срочно доставили другой телефонный аппарат, подключили и вскоре выяснилось - помехи не здесь, в румпельном отделении, а в телефонном аппарате на ходовом мостике… С моей души спал тяжёлый ком («авария не в румпельном отделении»).
Вся команда "специалистов" и "присутствующих" немедленно сорвалась с места, по очереди взобралась по вертикальному трапу на верхнюю палубу и "унеслась" на ходовой мостик. Я снова остался один, но теперь румпельное отделение было не мрачным, холодным и сырым, как час назад во время обнаружения аварии, а снова родным, тёплым, уютным рабочим местом, боевым постом, моей шхерой… Через пять-шесть минут мой штатный телефонный аппарат СТА-1-2/А оглушительно и радостно зазвенел и я снял трубку. Взволнованный голос из трубки совершенно чётко и ясно уставными словами сообщил:
- Ходовой мостик румпельному отделению. Как связь? Как слышно?.
- Румпельное отделение ходовому мостику, - доложил я. - Слышу вас хорошо. Помех нет. Слова разбираю чётко.
Трубку взял командир отделения рулевых БЧ-1 старшина 2 статьи Анатолий Телешев и мы с ним начали проверочную «игру»: он подавал команды на руль, я их принимал, отвечал, как надо, и перекладывал штурвал «на холостом ходу», чтобы машинный телеграф положения пера руля правильно реагировал и показывал на ходовом мостике положение бампера и руля. Всё было нормально. Мы закончили проверку рулевого телеграфа и аварийного телефона, но я вдруг осознал, что бегать от штурвала и рулевого телеграфа к телефону и обратно весьма неудобно.
- Хорошо бы сразу на уши надевать телефонную гарнитуру, наушники и микрофон, и так стоять за штурвалом в румпельном отделении, - подумал я и мой друг дед «Календарь», а с ним мой наставник Женька Мыслин удовлетворённо крякнули…
Вечером в штурманской рубке, при подведении итогов рабочего дня, мы всем личным составом БЧ-1 подробно исследовали сегодняшнее чрезвычайное происшествие со связью румпельного отделения с ходовым мостиком, обсудили и наработали несколько стоящих предложений, типа рационализаторских, чтобы продублировать несколькими способами передачу команд на руль, минуя телефон и даже рулевой телеграф. Толя Мартынов был очень горд, что его предложение «передавать команды на руль по цепочке матросов на палубе», было поддержано штурманом БПК "Свирепый" старшим лейтенантом Г.Ф. Печкуровым. В итоге мне была объявлена благодарность по БЧ-1 и сказано, что «несмотря на то, что матрос Суворов много времени уделяет каким-то иным делам и работам, он всё же не забывает свои прямые обязанности и несёт боевую службу рулевого надлежащим примерным образом». Да-а-а… Такое услышать от Г.Ф. Печкурова я не ожидал. Обычно он меня особо не жаловал…
Только я хотел было на сон грядущий вновь распаковать пачки с не разобранными книгами, как тут внезапно зазвонил телефон корабельной связи в ленкаюте.
- Зайди ко мне, - приказал мне голос в телефонной трубке… Так, не называя себя и не представляясь, мог говорить только один человек на корабле – командир корабля капитан 3 ранга Евгений Петрович Назаров.
- Ну, думаю, - сказал тревожно во мне мой давний и мудрый друг дед «Календарь» из деревни Дальнее Русаново. - Началось!
Фотоиллюстрация: 29 июня 1973 года. ВМБ Балтийск. БПК Свирепый. Румпельное отделение - это мало примечательный боевой пост, к тому же секретный, поэтому его редко фотографировали. Это фотография матроса в аварийном румпельном отделении БПК "Адмирал Юмашев" пр. 1134А. Однако точно такое же оборудование и рулевая машина были на БПК "Свирепый" пр.1135 типа "Буревестник". На снимке: малый штурвал традиционной формы, которым непосредственно управлялись золотники-клапаны электрогидравлической рулевой машины РЭГ-8-3; репитер гирокомпаса; указатель положения руля; манометры системы золотников рулевой машины. В отличие от этого расположения оборудования (на снимке), моё рабочее место перед точно таким штурвалом и системой золотников-клапанов рулевой машины было по центру румпельного отделения. Передо мной располагались все основные приборы и репитеры, в том числе ручка рулевого телеграфа, а слева, на переборке, был укреплён большой (во взрывозащищённом и водонепроницаемом корпусе) телефонный аппарат СТА-1-2/А для связи со штурманской рубкой и ходовым мостиком, который наделал столько аварийного шуму на БПК "Свирепый" в субботу 30 июня 1973 года.
Свидетельство о публикации №218092001617