Один день из жизни Эхнатона

1. Утро

Утро хотя и было щедро сдобрено постельными ласками, вскоре превратилось в очередной семейный скандал. Разгневанная Нефер-Неферу-Атон швыряла на пол золотые тарелки и кричала:

- Из-за тебя, паразита, я весь свой гламур растеряла! Я тебе не кошка, чтобы каждый год рожать! Кто виноват, что из меня одни девки лезут, а наследника нет! Может быть, ты в этом виноват, а не я?

Аменхотеп IV, взявший себе новое имя в честь бога Атона, поднялся с золоченного трона, на который присел было отдохнуть, и подошёл к жене. Только он один имел право сидеть на таком большом стуле с львиными ножками. Все остальные должны были ограничиваться табуретами и скамьями. Фараон изо всех сил пытался сохранить важность, но как всегда в разговоре с главной женой у него это получалось плохо. Так и сейчас, вместо богоподобного увещевания полилась унижающая его обывательская скороговорка:

- Да, ладно тебе, мать. Перестань-ка ты орать, - неожиданно в рифму заговорил Эхнатон. И смутился. Хотел её урезонить, а вышло наоборот. Сейчас Нефертити разъярится ещё больше.

Так и произошло.

- Ты что, смеёшься надо мной, развратник? Ты хоть понимаешь, что это чистой воды инцест?! Что потомки будут про нас говорить, до твоей дурной башки ещё не дошло? Всякие там грёбанные историки и долбанные романисты!
- Ну, сочинят что-нибудь. Подумаешь инцест?! Ну, и что? Ты же знаешь, что давно у нас так заведено.

И опять почему-то ответ получился в стихах. Это уже был полный абзац!

- Ага! Так ты, урод, ещё и издеваешься надо мной? Всё. Баста, Василий Иванович! Трахайся теперь с кем хочешь, хоть со своей пирамидой, хоть со своим братиком Семенхкарой - тому не привыкать. А я тебе больше не дам, понял?
- Нефертиточка, ну, успокойся ради Атона! – Фараон на мгновение замолчал, стараясь подобрать слова не в рифму. Но вышло у него ещё хуже: - Это же пердимонокль какой-то получается!
- Что? Что ты, паскуда, сказал? Сам не перди!
- Да я не в том смысле, дорогая. Это по-французски, ну, типа…
- Ах, по-французски тебе захотелось? Вот и дери своих французских прошмандовок! Но ко мне после них чтобы не приставал, понял? – Минуту помолчав, негромко добавила: - Во всяком случае, без презерватива.
- Что ты говоришь, Прекрасная Красота Атона? Он такой толстый, я в нём ничего не чувствую.
- Ах-ах-ах! Другие чувствуют, а он, блин, аристократ сраный, не чувствует! Ничего! Захочешь - почувствуешь! Или в презервативе, или никак! Точка!

Нефер-Неферу-Атон в волнении ходила по залу.

Эхнатону невольно вспомнилось где-то прочитанное: «Взволнованно ходила ты по комнате И что-то резкое в лицо бросала мне». Будто про них написано!

Вдруг Нефертити остановилась:

- И потом! Ты что, думал, я ничего не знаю? За дуру меня держишь? О том, что ты строишь своей новой подстилке Кийе дворец, уже на каждом углу говорят! Так что про меня лучше забудь навсегда! Форевэ, понял?! Козёл похотливый! Надеюсь, что потомки будут писать на всех заборах: Наместник бога Солнца на земле блистательный Эхнатон – гомик! Так тебе и надо!

Царица топнула ножкой, пнула сандалией по львиной ноге трона и швырнула на пол ещё одно золотое блюдце.

Гордо подняв голову в синей высокой шляпе с разноцветным ожерельем, Прекрасная красота Атона пошла к выходу.

«А хороша ещё стерва! Даже когда сердится, хороша! – подумал Эхнатон. – Но… старая уже. Двадцать два года – это перебор».

Словно услышав его недобрые мысли, Нефертити остановилась у двери, презрительно посмотрела на фараона и дурным голосом издевательски запела любимый гимн Эхнатона, который он сам в порыве божественного вдохновения и сочинил:

Великолепно твое появление на горизонте,
Воплощенный Атон, жизнетворец!..

 «Сука вредная», - раздражённо подумал фараон. – «Всё назло мне делает!»

Через полтора часа обиженная в своих лучших чувствах главная жена фараона покинула новую столицу Верхнего и Нижнего Египта Ахетатон и уехала на свою дачу в Фивы.


2. День

До самого обеда великий реформатор Эхнатон пребывал в унынии и растерянности. Сластолюбец и неженка, не участвовавший ни в одной войне и не обладавший мужеством борца, но страдавший адипозо-генитальной дистрофией, он был выбит из привычной жизненной колеи.

Наконец фараон трижды хлопнул в ладоши. Старый слуга Пареннефер молча распростёрся ниц перед своим властелином:

- Позови мне Эйю, да побыстрее!
- Слушаю и повинуюсь, повелитель.

Верный сподвижник Эхнатона и отец Нефертити, Эйя явился через несколько минут.

- Слушай сюда, Эйя. Я в этом новом дворце совсем запутался. Значит, так: закажи нам носилки, поедем по девкам. И найди, где здесь бухло хранится. Возьмём с собой пару пузырей.
- Понял, о, Угодный Атону!
- Подожди. Давай наоборот. Сначала найди бухло и тащи сюда. И побольше. Потом скажи, пусть приготовят носилки. А там мы решим, куда отправиться. Я думаю, лучше к Тутмесу. У него в мастерской хоть выпить можно спокойно. Никто нервы трепать не станет.
- Понял, о, Угодный Атону!
- Подожди. Скажи мне ещё, а почему у нас такие презервативы толстые? Никакого удовольствия в них не получаешь.
- Для изготовления тонких презервативов, повелитель, нужно специальное оборудование. У нас такого нет! Это – ноу-хау. А при ручном изготовлении из бараньих кишок лучше не получается.
- Оборудование! Со специальным оборудованием я тебе могу таких гондонов наклепать, в очередь за ними все выстроитесь!.. Посуди чисто практически: в Европе весь эксклюзив делается вручную – что часы в Швейцарии, что «Мерсы» в Германии. А чем мы хуже? Без специального оборудования уже ничего не можем, да?!.. Докатились до ручки в восемнадцатой династии!..
- Клянусь богиней правды Маат, о, повелитель, что мы действительно не можем…
- Да ладно. Тащи сюда текилу, а я пока стаканы приготовлю.

Эхнатон снял парик – было душно, кинул его на ручку трона и пошёл к серванту…

Ланчевал фараон в тоскливом одиночестве. И без всякого аппетита. Между делом выслушал донесение военачальника о положении на северо-востоке, которое тоже не подняло ему настроение.

«Чёртовы сирийцы! Спелись с хеттами и явно угрожают границам государства. А это уже чревато потерей территории, которую завоевал отец. И чего им неймётся? Никак не угомонятся, сволочи! Дождутся ещё своего Нетаньяху или Ариэля Шарона!»


3. Вечер

Только вечером носильщики доставили фараона и его сподвижника в скульптурную мастерскую художника Тутмеса.

- Приближающаяся старость, о, повелитель, - размышлял старавшийся перебороть опьянение Эйя, - портит характер женщины. Тебе ли не знать этого, о, Угодный Атону? У тебя так много жён! Возьми себе новую главную жену, повелитель. Нефер-Неферу-Атон говорила мне, что тебе приглянулась её третья дочь – Анхесенамон. Девочке уже восемь лет, она давно созрела для брачного ложа и сможет родить тебе долгожданного наследника.
- Да, это так, мудрый Эйя. Моё сердце тает, а глаза увлажняются похотью, когда я вижу её. Но я хочу, чтобы она умела меня любить так же, как Нефертити.
- Нет ничего проще, о, повелитель! Поручи ей обучить дочку всем тем женским хитростям и уловкам, которые она знает сама, и которые тебе так нравятся. Благодаря богам, о, Угодный Атону, мы живём в цивилизованном государстве, и у нас такой брак не считается ни инцестом, ни педофилией. А такого слова, как генофонд, и не знает никто.
- Ты прав, Эйя, и твои слова ласкают мой слух. С сегодняшнего дня я всё изменяю. Объяви, что отныне я назначаю своей главной женой Анхесенамон.
- Слушаю и повинуюсь, повелитель.
- О-кей! А теперь, когда мы решили трудный женский вопрос, ответь мне, Эйя, почему текила кажется мне такой противной? Неужели в моих погребах нет ничего вкуснее?
- В твоих погребах, о, повелитель, так же много великолепных вин, как в твоём гареме – прекрасных жён. Но ты всегда любил только Нефер-Неферу-Атон и всегда предпочитал пить одну текилу. Недавно мне стало известно, что некоторые жрецы считают напитком, достойным богов, кальвадос. Не желаешь ли попробовать его, о, повелитель?
- Желаю.

Тут, наконец, решил подать свой голос и Тутмес:

- Боги говорят, о, Угодный Атону, что новая жена – это новый напиток!
- Что ж, завтра же я и проверю – правы ли боги?

Укладываясь спать, Эхнатон уже полностью успокоился и смирился с происшедшим. Не последнюю роль в этом сыграло и выпитое спиртное.

Флейтисты за стеной тихо играли что-то жалостливое и навевающее, словно ветер с ночного Нила, сон. Дворцовые слуги заняли свои места и обмахивали фараона опахалами из страусовых перьев – не вспотел бы Угодный Атону в душную ночь!

Разрозненные мысли прибрежными светлячками вспыхивали в его голове и быстро тухли.

«Интересно, а почему верховный жрец Мерира ничего не сказал мне о кальвадосе? Стоило менять всех служителей Амона на служителей Атона, грёбаных фиванских жрецов на грёбаных гелиопольских, закрывать и сносить одни храмы и воздвигать другие, чтобы лишний раз убедиться, как были они паскудами, так ими остались…

Завтра же велю привести ко мне в спальню Анхесенамон. Интересно, какова она в постели?.. Нет, лучше подождать денёк. Пусть Нефертити сначала научит её, как надо ублажать меня…

Может быть, мне провести сегодняшнюю ночь с Семенхкарой? Так сказать, для контраста. Девственная девочка после мужчины… В этом всё же что-то есть…

А голову Нефертити Тутмос изваял прекрасно. Гений! Правильно говорят: мастерство не пропьёшь! Этой скульптурой из известняка, если она сохранится, и через тысячу лет все будут восхищаться в каком-нибудь Берлинском музее…

А Тутанхамон, суконка, наверняка отменит все мои религиозные реформы…»

Эхнатон так и не успел додумать до конца какую-то, показавшуюся ему очень важной мысль. И быстро заснул, овеваемый опахалами, в тишине и покое…

К своему счастью, он не знал, что великий бог Атон отмерил ему всего тридцать два года жизни. Которые уже подходили к концу…

*   *   *

Апрель 2010.