Сто двадцать процентов гарантии

   


Глава 1. Договор

У психотерапевта чаще, чем у других врачей, друзья становятся пациентами, а пациенты друзьями. Такая история у меня произошла с Арсеном, владельцем сети ночных клубов с пошловатым, но эффективным, судя по его процветанию, названием «Come on everybody!» Расположенное ниже объявление вносило некоторое противоречие: «Работаем круглосуточно». Арсен был предпринимателем от Бога, поэтому в его «ночной клуб» можно было прийти в любое время и получить желаемое. Хозяин мудро рассчитал, в какое время и каким посетителям что потребуется.

С вечера до утра этот «Come on» действительно функционировал как ночной клуб «с элементами», как намекала программа, стриптиза. Но с семи утра, когда внутри помещения невидимые служащие ещё наводили порядок, в фойе продолжала работать первая барная стойка, за которой всегда можно было взять кофе с бутербродом, а также ещё тёплые плюшки, привезённые из какой-то ближайшей мини-пекарни. Наскоро перекусить там перед началом работы было особенно удобно такому холостяку, как я. Тем более что жил я в соседнем доме. Арсен не был бы столь преуспевающим дельцом, если за этой же стойкой особо страждущие не могли бы опохмелиться маленькой стопкой водки или кружкой пива.

В обеденное время открывался первый небольшой зал столиков на пятнадцать, в котором предлагали вполне приемлемый при моей зарплате бизнес-ланч. Беда заключалась в том, что ланч длился до шестнадцати часов, а я освобождался после второй смены только в восемнадцать. К этому времени уже открывался второй – большой – зал с танцполом, и меню, как и посетители, менялось самым радикальным образом. Мне же после работы хотелось не коктейлей с тартинками, а, грубо говоря, как следует пожрать, так как мои сто с лишним килограмм компульсивно требовали свою вечернюю тысячу килокалорий.

На моё эгоистическое счастье лечение периодических депрессий Арсена плавно перешло в не очень тесное, но длительное знакомство, которое и помогло мне упростить процедуру питания. С его разрешения в семь часов вечера я уверенно усаживался за столик, стоящий у входа в служебное помещение и смотрел на пока ещё скудный поток молодёжи, текущий через первый зал во второй. К концу ужина шли девушки постарше, и я порой завязывал с ними непродолжительные знакомства, благо моя квартира была под боком. Свои низменные влечения я по мере фантазии и вдохновения эпизодически разнообразил сочинением четверостиший. Вот таких, например:

Когда друзья меня пытают,
Каких я девушек люблю,
Им без лукавства отвечаю:
                Всех тех, с которыми я сплю.

Оглушающая музыка немного раздражала, но быстро окупалась появлением одного из официантов:

- Добрый вечер. Ваши порции уже разогревают. Как всегда – всего по два блюда, так?

В один из таких моментов я и увидел Ольгу. Уж очень она выделялась на фоне яркой молодёжи своим внешним видом, хотя была практически одного с ними возраста. Чёрная просторная футболка скрывала наличие бюста и судить о его размере можно было только гипотетически. Широкие, а не в обтяжку, как у всех вокруг, чёрные брюки делали высокую фигуру малопривлекательной. Отсутствие макияжа и короткая стрижка завершали общую неприглядную картину. Но буквально приковывал внимание направленный на меня взгляд – напряжённо-изучающий, который, разумеется, не делал девушку более соблазнительной, а лишь вызывал ответное тревожное чувство.

Через несколько секунд она исчезла, но в том же углу зала около входа я увидел Анну. О! Здесь было на что посмотреть! Изящная фигура, элегантная одежда, умеренный макияж, золотые украшения и уже типично женский не без кокетства любопытствующий взгляд. За ней чуть в стороне возвышалась Ольга.

На своей работе я привык к тому, что меня разглядывают женщины. Мы с коллегой по возможности делили пациентов по гендерному признаку: к ней, симпатичной со строгим взглядом докторице охотнее шли «утомлённые неврозом» мужчины, а ко мне, солидному бугаю, не обременённому обручальным кольцом, женщины всех возрастов.

В этом ночном клубе, совмещающим столовую с нелегальным вертепом, присутствие таких особ мне показалось странным, как и их внимание к моей скромной особе. Ясно, что я зачем-то нужен незнакомым мне женщинам, и лучший способ прояснить ситуацию до начала ужина и не испортить себе аппетит – самому подойти к ним. Что я сразу и сделал, раздвинув шумный поток тинэйджеров.

- Мэм, мне кажется, Вы явно ошиблись местом, не так ли?
- Я обычно не ошибаюсь, Виктор Владимирович. Меня зовут Анна. У меня к Вам серьёзный и отнюдь не минутный разговор. Вы не будете возражать, если я приглашу Вас поужинать в другом, более спокойном месте?
- Я вообще-то уже сделал заказ…
- Мы этот вопрос решим.
- Интуиция мне подсказывает, что в том спокойном месте, куда Вы хотите меня пригласить, я вряд ли смогу расплатиться за ужин.
- Об этом тоже не беспокойтесь. С просьбой собираюсь обращаться я. Так что ещё неизвестно, кто кому будет больше обязан.

Не дождавшись моего ответа, она сделала жест рукой, и чучело в чёрной одежде направилась к столику, за которым я только что сидел. Это была, конечно, наглость, но зачем рядовому врачу ссориться с наверняка богатой и красивой женщиной? Кто я, она знает. Сейчас последует печальная история о больной родственнице, которой «за любые деньги» нужна приватная психотерапевтическая помощь. Если мне отказываться от таких предложений, то до конца жизни я буду сидеть на убогих бизнес-ланчах.

По этому поводу я как-то, надеюсь, что мудро, написал:

Нас кризис поголовно косит,
Порой в кармане только шиш.
Но вдруг клиент услугу просит...
Помог ему… И вот – бакшиш!

Рядом с входом в клуб стояла достаточно чёрная «Ауди». Ольга открыла перед Анной заднюю дверцу, но захлопнула её перед самым моим носом. Коротко бросила:

- Вы - вперед, пожалуйста.

И пошла к водительскому месту.

Да, превратили врачей в прислугу. Или это я сам себя превратил? Ну, да ладно, посмотрим, что будет дальше. Главное – не остаться сегодня голодным.

Остановились у элитного ресторана «Ностальгия», в котором мне бывать не приходилось, не по карману.

- Эспрессо-романо без молока, - сказала Анна подошедшей официантке.

- А мне, пожалуйста, капучино со сливками, с сахаром и всего этого побольше.

- Подождите, девушка, - вмешалась Анна. – Вы же собирались поужинать, Виктор Владимирович. Закажите себе нормальную еду.

- Представляете, как тогда будет выглядеть наш разговор? Вы излагаете, как мне представляется, достаточно серьёзную проблему, а я сижу напротив, жую и киваю головой? Нелепая и отнюдь не психотерапевтическая картина.
- Я прошу Вас, закажите себе нормальный ужин.

Удивительное сочетание мольбы и стальной твёрдости в голосе. Ну, если она сама так настаивает… Дальнейшее станет её проблемой.

- Уговорили. Девушка, Вас Светланой зовут, правильно?

Официантка слегка повела грудью, на которой сиял перламутром бейджик с её именем и приветливо улыбнулась.

– Светик, солнце моё, меню мне не надо. Всё, что я закажу, в вашем раю должно присутствовать непременно и в наилучшем качестве. Салат по-гречески - раз, свиную отбивную – два...
- С гарниром?
- Обязательно. У Вас что имеется?
- Картофель по-деревенски, картофель фри, рис по-тайски…
- Стоп! Рис по-тайски. Универсальная еда, обожаю его. А на десерт – чайничек с «Молочным улуном». И сахарок не забудь, солнышко. Договорились?
- Хлеб нужен? У нас есть…
- Упаси Боже, ты что, Светик? Я же худею? Никакого хлеба!
- К чаю могу предложить…
- Солнце моё, ну, не издевайся ты надо мной! Дядя худеет, поняла? Слово «пирожное» даже не произноси.

«Солнце» закатилось в сторону кассы, а Анна наконец-то улыбнулась. Уже неплохо. Я оглянулся в поисках Ольги. Стражница наверняка не оставляет свою повелительницу ни на минуту. Так и есть. Ольга сидела около выхода и перед ней стояла бутылка минералки.

- Анна, может быть, Вы начнёте излагать свою просьбу. Хотя бы её начало я не заглушу своим чавканьем.
- Почему Вы хотите выглядеть хуже, чем есть?
- Это такая защитная реакция. Мне не понятно, откуда Вы меня знаете. И полагаю, не только по имени-отчеству.
- Начнём с того, что лет пять назад Ольга - вон та девушка со мной… Так вот, Ольга была Вашей пациенткой, и хорошо помнит Вас. И без труда узнала о Вас все интересующие меня сведения.

Хорошо, что мне ещё не принесли салат. Мог бы и подавиться после таких слов.

- Я вообще-то хорошо запоминаю лица своих больных. Пять лет назад, говорите? Когда принимаешь по три человека в час, сами понимаете… Хотя внешность у неё очень запоминающаяся... Странно, что я забыл такую колоритную фигуру.
- Не переживайте. Во-первых, пять лет назад она выглядела совершенно иначе. Во-вторых, умножим три человека на ваш шестичасовой рабочий день, получим 18 пациентов. И это не считая совместительства, Вы же ещё совмещаете, правильно? В году работаете, примерно, 250 дней. Получается, где-то четыре с половиной тысячи. Умножим ещё на пять лет, и выйдет двадцать две тысячи пятьсот человек. Легко могли и забыть за это время.
- Наконец-то мне всё стало ясно! Ваша телохранительница – моя бывшая пациентка, а Вы работаете министром финансов. Угадал?
- Не совсем. Но между нами не должно быть неясностей. Вот, пожалуйста.

Я взял бело-сине-красную (ого, под цвет государственного флага!) визитку и изобразил преувеличенное разочарование.

- Ой! Вы оказывается не министр, а всего лишь Председатель совета директоров какого-то холдинга. Зато фамилия у Вас редчайшая и даже имперская, как раз по цвету визитки! Анна Витальевна Витте. Круто!

Анна наконец-то приняла мой шутливый тон, снова улыбнулась и стала ещё очаровательнее. Да, это опасное сочетание – умная и красивая. Следовательно, на заднем плане её личности находится стерва, если что-то не хуже.

- И чем же я могу Вам помочь, уважаемая председатель совета директоров?.. А вот и мой салат. И Ваш аскетичный кофе.
- Приятного аппетита, Виктор Владимирович. Ешьте и не обращайте на меня внимание. Дело подождёт.
- Спасибо. Но Вы не производите впечатления человека, который откладывает важное дело из-за греческого салата.
- Иногда можно и подождать. Ешьте, ради Бога. А я Вам пока скажу одну смешную вещь. Знаете, какая у меня была фамилия до замужества? Витина.
- Ну, надо же, какое совпадение. Долго искали мужа с такой фамилией?
- Это он меня нашёл.

Выражение лица резко изменилось, и я понял, что затронул больную тему. Запомним. Больше темы замужества не касаемся. И обручального кольца у неё нет…

С салатом я разделался довольно быстро, а отбивную ещё не принесли.

- Анна, у нас появилось время хотя бы начать разговор о Вашем деле.
- Дело?.. Скорее это предложение…
- Если предложение руки и сердца, то я уже согласен. Я как раз ищу себе в жёны красивую и умную женщину одновременно. Но до настоящего момента с таким сочетанием они мне что-то не попадались…
- Ольга говорила, что на Вас можно положиться при всей наигранной несерьёзности. Людские тайны Вы не выдаёте. Для меня это самое важное. Что ж, считайте, что наш деловой разговор уже состоялся. Спасибо Вам за согласие.

Она всё это произнесла самым серьёзным голосом!

- Простите, что перебиваю. Вон уже красавица несёт мне на десяти тарелках отбивную. Если Вы не хотите, чтобы я подавился куском мяса прямо у Вас на глазах, изложите мне свои матримониальные планы одним предложением. Уверен, что у Вас это получится.
- Это Вам. Приятного аппетита! – Официантка мило мне улыбнулась.
- Спасибо тебе, солнышко. Хорошие у Вас здесь порции, не обижаете клиентов.
- А Вы ещё будете что-то заказывать? – обратилась она уже более формально к Анне.
- Нет, спасибо.

Я взял в руки нож и вилку и пристально уставился на свою визави.

Та проводила взглядом девушку и также пристально посмотрела мне в глаза.

- Я хочу, Виктор Владимирович, родить от Вас ребёнка, но без всяких прав на него с Вашей стороны и чтобы об этом никто не знал.
- О как!

Я не смог скрыть своего удивления.

- Своё предложение я Вам изложила, как Вы и просили, одним предложением. И сейчас, если Вы не против, я уйду. Ваш счёт оплатят, не беспокойтесь. На визитке адрес моего офиса. Завтра Вы работаете с двенадцати часов. Хотела бы увидеть Вас у себя до этого времени, чтобы уточнить детали. Если не придёте, будем считать, что мы просто провели полчаса в дружеской атмосфере без серьёзных разговоров. До свидания, Виктор Владимирович.

Не взглянув на меня, Анна быстро направилась к выходу. Ольга, сунув растерянной официантке какую-то ассигнацию, устремилась следом.

Своей отбивной я, разумеется, не подавился, но ел её медленнее, чем обычно. И – самое странное! – почти без аппетита.

Анна, конечно, не девочка из ночного клуба. У неё и личность, и воля, и ум. Что-то здесь кроется более серьёзное… И интересное... Энигма!

И, продолжая жевать, мысленно вспомнил своё изречение:

Любя девиц самозабвенно,
Считая, что их шарм в ногах,
Спрошу себя я откровенно:
- А что ж не вспомнил о мозгах?!

*

В приёмной перед кабинетом Анны у компьютера сидела обалденной внешности девица. У самого входа в углу – Ольга, которая посмотрела на меня с той же подозрительностью сторожевой собаки, но уже с оттенком презрения. Начинается. Теперь будет относиться ко мне как к «мосье Альфонсу»… По поводу чего же она ко мне раньше обращалась? И как выглядела? Узнаю её фамилию, найду в архиве и амбулаторную карту. Вот только её фотографии там не будет…

На моё приветствие она молча кивнула головой. Зато секретарша, когда я назвал себя, оказала мне предельное внимание: встав изо стола, покрутилась передо мной на шпильках, предложила чашку «Молочного улуна» (Ого, как у них тут всё чётко организовано! Уже и об этом знают) и попросила «секундочку» подождать, пока Анна Витальевна не освободится. Я сел в кресло рядом с Ольгой.

- Как дела?

В ответ уничижительный взгляд и презрительное молчание. А у этой наверняка всё наоборот: снаружи жёсткость и почти мускулинное поведение, а внутри… Интересно, какая она внутри? Ну-ка, попробуем её «потрогать».

- Неужели моё прошлое лечение тебе совсем не помогло? Ты прямо готова съесть меня.
- Оно было удачным.

Слава Богу! Хоть совесть моя чиста перед ней… Значит, она презирает меня настоящего? Ну-ну! Продолжим.

- Оль, тебя бы приодеть по фигуре, на подиуме могла бы выступать. У тебя метр семьдесят пять есть?
- Не Ваше дело.
- Спасибо, что не ударила в ответ. Судя по кистям, удары твои должны быть убийственные: что пальцами, что ребром ладони, что кулаком. Вон какие костяшки себе набила.
- Смотрите лучше на Тамару. Вам такие должны больше нравиться.
- Разумеется. Она очень симпатичная девушка и следит за своей внешностью.

Кулаки Ольги сжались, но в этом момент из кабинета Анны вышли двое солидных мужчин. Секретарша помахала мне рукой, ободряюще улыбнулась и скрылась в кабинете. Через мгновение вынырнула и с выражением произнесла:

- Заходите, пожалуйста, Виктор Владимирович, Анна Витальевна Вас ждёт.
- Поняла, как надо с гостями разговаривать, - шепнул я Ольге и громко произнёс: - Спасибо тебе, Томочка. Ты очень любезна.

Секретарша расплылась в улыбке, а Оля презрительно скривила губы.

Кабинет Анны оказался не больше кабинета нашего главного врача. Правда, чувствовалось, что мебель здесь не из шпона, а из деревянного массива. Был ещё совсем не обязательный для официального кабинета диван и – я даже остановился – картина Модильяни. Ну, уж это – наверняка не подлинник!.. Не может быть!.. Хотя, у богатых свои привычки…

Анна вела себя достаточно уважительно: встала мне навстречу, предложила сесть на диван, сама села рядом. Речь её, впрочем, осталось столь же деловой.

- Предлагаю перейти на «ты» и сразу обсудить детали нашего договора.
- Как скажешь. Мне кажется, с твоей стороны было бы разумнее сначала, извини, переспать со мной, а потом уж заключать договор. Мало ли что…
- Нет. Именно это может оказаться неразумным. И в договоре учтены все возможные варианты. Я люблю, чтобы в каждом деле была гарантия на 120 процентов.

Она встала, подошла к шкафу, достала пачку сигарет и украшенную полудрагоценными камнями зажигалку «Зиппо».

- Ты куришь? Накануне планируемой беременности это вряд ли хорошо.
- Да? Ты прав. Я и собиралась бросить, вот даже в шкаф убрала. Наверное, лучше совсем выбросить, чтобы не было никаких ассоциаций с курением.
- Сигареты выброси, а зажигалку оставь. Красивая вещь, жалко.
- Она мне будет постоянно напоминать о сигаретах.
- Отдай её мне. Через год я её тебе верну.
- Почему через год? Мы заключаем с тобой договор на три месяца.
- Считай сама: через девять месяцев ты родишь малыша, месяца три будешь кормить его грудью, на большее тебя не хватит. Зов бизнеса окажется сильнее. Вот тогда я её тебе и верну. И сможешь опять закурить, если захочешь. Кстати, встречаться для этого совсем не обязательно. Оставлю её у твоей обаятельной секретарши.

Анна задумчиво смотрела на меня.

- Ты всё ещё сомневаешься, можно ли мне доверять? В том, что ты предложила, можно, хотя не скажу, что твоя идея мне очень нравится. Я буду чувствовать себя неким суррогатным отцом. В некотором смысле роль достаточно унизительная.

- Ты ещё не читал договор. Там предусматривается очень неплохое вознаграждение…

Я перебил её:

- У меня будет одно единственное условие, которое я озвучу до подписания твоего странного договора. Условие не обсуждаемое: или ты его принимаешь, или я ухожу.
- Какое?

Она заметно напряглась. Бизнес-вумен хренова! Ожидает подвоха? Естественно, каждый о других по себе судит.

- Ни о каком денежном вознаграждении речи быть не может. На всё остальное я заранее согласен. Удивляет только, как ты можешь довериться в таком деле совершенно незнакомому тебе человеку.
- Ты думаешь, я обратилась бы с подобным предложением, ничего о тебе не зная? Я знаю о тебе, Виктор всё-всё-всё. Ты уж извини, наверняка это не совсем приятно слышать, но мне хотелось бы, чтобы между нами – на время договора, естественно, - существовала определённая откровенность. Ты был дважды женат и от обеих жён у тебя по одному сына. Я знаю, впрочем, только за последние пять лет, сколько у тебя было любовниц. Некоторые из них, между прочим, были твоими пациентками, что плохо согласуется с врачебной этикой. А две, кстати, замужние женщины, благополучно родили от тебя здоровых малышей, чему были несказанно рады их мужья. Немаловажный фактор для меня следующий: при некоторой безалаберности своей жизни ты человек порядочный и – главное! – не болтливый. Возможно, это у тебя профессиональная привычка – сохранять врачебную тайну. И ещё один плюс, ты человек не из моего круга общения. Тебя никто не знает и будем стараться, чтобы никто о тебе и не узнал. Я продумала, как и где скрыть свою беременность. А после родов мне будет уже проще. Рожать буду в Штатах, чтобы ребёнок сразу получил американское гражданство. Думаю, там ему будет безопаснее. А вырастет – вот и наследник у моего капитала! Разумеется, кто захочет, всё узнает, но я постараюсь в ближайшее время своих конкурентов не дразнить… Но у тебя есть один недостаток.
- Это какой же?
- Ты сам хочешь жениться и иметь ребёнка. Это противоречит моему плану. Но, надеюсь, что три месяца ты сможешь обойтись без невест и без свадеб. Встречаться будем раза два в неделю. У меня много командировок. Впрочем, всё это расписано в договоре. Если ты настаиваешь, пункт о вознаграждении я уберу, хотя считаю с твоей стороны это излишней щепетильностью… Договор, кстати, будет заверен нотариусом… Все остальные пункты останутся без изменения. Вот, прочти.
- Никогда не любил читать приказы, нормативные документы и тем более договоры. Мне кажется, всё основное я уже понял. Одна просьба. Вряд ли мы будем в наш медовый месяц ходить втроём – я подразумеваю Олю – по театрам, но можешь попросить её одеваться поприличнее? И не смотреть на меня зверем. Ещё побьёт ненароком.
- Я постараюсь, в чём смогу, идти тебе навстречу, как и подобает любящей женщине. Ребёнок должен быть зачат в любви и согласии. Ольге про одежду я скажу. Не знаю, зачем она вчера свою боевую форму нацепила, чудачка. Ты постарайся не обращать на неё внимания. Но я без Ольги не могу. Она мой щит и талисман. Спасла мне жизнь, когда погибли дочь и муж… Мне всё это – она показала головой на стены – досталось по наследству. Век бы этот кабинет не видать!.. Ольга, кстати, когда-то была в тебя влюблена, как и многие другие твои пациентки. И сейчас, видимо, немного ещё ревнует. Она когда захочет, то может и одеться прилично, можешь мне поверить… Так что по её поводу не беспокойся. Она делает только то, что я приказываю. Новый текст договора Ольга привезёт тебе завтра на работу, не возражаешь? Я бы не хотела, чтобы тебя здесь часто видели… И ещё одна просьба, которая, разумеется, оговорена в договоре, но я хотела бы обратить на неё твоё особое внимание. Я прошу тебя это время не встречаться с другими женщинами. Особенно с этими девочками из твоей забегаловки. А то мне чисто по-женски будет обидно и неприятно. Обещаешь?
- Разумеется.

Что-то ей слишком много обо мне известно. Ну, и слежка была за мной! А я и не замечал ничего.

Я вышел из кабинета, послал воздушный поцелуй Тамаре и обратился к сидящей на прежнем месте Ольге:

- Оль, проводи меня, пожалуйста, до лифта.

В ответ – резкий подозрительный взгляд, секундная задержка, но встала и пошла за мной. В коридоре я остановился.

- Олюша, ты взрослая девочка и всё должна понимать. Не ради меня, а ради Анны мы должны с тобой ближайшие три месяца быть друзьями. Понимаешь?

К моему удивлению она словно была готова к этому вопросу.

- Хорошо. Постараюсь.

Я вызвал лифт и произнёс, глядя в закрытые двери:

- Это ты меня ей порекомендовала?

Молчание.

- И зачем ей этот дурацкий договор, да ещё заверенный нотариусом? Если она не верит моему слову, зачем ей вообще связываться со мной?
- Она любит во всём гарантию в 120 процентов.
- Это уже невроз.
- Вам виднее.
- У неё во всех делах такой перфекционизм?
- Да.
- С ней будет непросто.
- Наверняка.
- Поможешь мне?
- Не обещаю. Я должна быть на её стороне.
- Давай перейдём на «ты».
- Я продолжаю воспринимать Вас как своего врача. С врачом на «ты» не разговаривают.

Двери лифта открылись. Пока опускался с небес на землю, сочинил:

Известен сценарий,
Расписаны роли.
Трудно представить
Паскуднее доли.

Впрочем, чего бояться? Как тридцать лет жизни пролетело, не заметил, а уж три месяца – тем более.

*

Что и говорить, своими ласками Анна меня особо не баловала. Но зато когда встречались, «отрывалась» по полной программе. Так что я не жалел, что отказался от вознаграждения. За такой секс самому полагалось бы доплачивать.

И вот настал день, когда она мне объявила:

- Гинеколог сказала, что первый триместр беременности у меня прошёл нормально. Дальше развитие ребёночка должно уже протекать благополучно. Теперь плод меньше подвержен влиянию разных неблагоприятных факторов… Но я за это время так привыкла к тебе, что не хочу расставаться. Мне с тобой очень хорошо и удобно.
- А кто тебя заставляет это делать? Плюнь ты на этот договор. Нам вдвоём хорошо и это главное.
- Тебе скоро надоест, если уже не надоело, быть «мальчиком по вызову». Ты сам мне об этом говорил. А жить вместе мы не можем. Это не то, что я планировала. Тогда элементарно вычислят отца ребёнка. Со мной лучше жить по принципу: меньше знаешь – крепче спишь.
- Ну, что ж. Мавр сделал своё дело, мавр может уходить… Я, знаешь ли, сторонник традиционной формы брака. Все эти виды гражданского сожительства не по мне. Пробовано – перепробовано… Жаль, конечно, расставаться, но…
- Может быть, ты ещё подумаешь?.. Тебе вроде тоже со мной не очень плохо было.
- Согласен, но я своё мнение изменять не буду. Прощай, Анна.
- До свиданья.

Через день ко мне вечером заявилась Оля.

- Анна хочет проститься.
- Привет! Это не в смысле приветствия, я уже привык, что ты не здороваешься, а в смысле удивления. Мы с ней уже простились – это раз. Действие её дурацкого договора закончилось – это два. И я ей ничего, слава Богу, не должен. И потом: мне что теперь до конца жизни бегать к ней по первому зову? Это – три!
- Анна в запое.
- В каком смысле?
- В прямом.
- Оль, ты хотя бы иногда в качестве исключения говори поподробнее. Анна последние месяцы и не курила, и не выпивала, уж я это точно знаю.
- Вы с ней прожили три месяца, а я три года. Первый запой у неё произошёл после убийства мужа и дочери. Сейчас – второй.
- Однако… Что ж, получается так, что лучше к ней сейчас поехать?.. Подожди, я только оденусь.
- Я буду ждать внизу. Неудачно припарковалась перед Вашим борделем. Там охранники возмущаются.
- Иди. Я через минуту спущусь.

Когда я вышел на улицу, то сначала опешил, так как увидел Олю… без ног. Впрочем, через мгновение ноги появились, а двое мужчин отлетели от неё, повалившись на асфальт. У стены рядом с входом в ночной клуб лежал третий. Оля подошла к нему, ощупала голову. Повернулась ко мне:

- Не тормозите. Поехали.
- Ты их не убила? – спросил я, быстро усаживаясь в её «Мазду».
- Нет.
- А разве нельзя было как-то мирно решить этот вопрос? Извиниться, объяснить ситуацию, предложить денег, в конце концов. Зачем сразу людей уродовать? У тебя же машина стояла в том месте, где стоянка запрещена!
- Говорить и объясняться это по Вашей части.
- Суровая ты девушка, однако.

Анна и Оля словно поменялись местами. Заплаканные глаза первой сверкали раздражением и недовольством, а вторая удивительным образом превратилась в заботливую няню и беспрекословно выполняла все мои указания: быстро убрала со столика спиртное, принесла пару бутылок минералки, активированной уголь, несколько носовых платков.

- Аннушка, что с тобой? Кто обидел мою красавицу? Ольга, да?
- Все вы хороши! Что она, что ты! Оставили меня одну…
- Аннушка, солнышко, послушай меня… Давай сначала слёзки утрём… Вот так… Ты переживаешь по поводу договора? Но его же не я придумал, правда?
- Плевать мне на все договоры. Я хочу, чтобы ты всегда был мой. И больше ничей…
- Если бы речь шла о «всегда», то сейчас и плакать было бы не из-за чего. Мы уже говорили с тобой на эту тему. Но ты сама заявила, что это невозможно. Подумай и обо мне, ты же умная женщина. Я тоже хочу, чтобы у меня была одна женщина, а не одноразовые девочки. Я хочу ужинать не за столиком ночного клуба, а дома, с любящей меня женой, которая стремилась бы не к разгульной жизни, а к большой и дружной семье. Вспомни, что у тебя совсем скоро родится сынишка, твой сынишка и ты будешь любить его больше всех на свете. И будешь воспитывать его так, чтобы он вырос…
- Когда я буду его воспитывать?! В командировках? Некогда мне будет его воспитывать! Я даже в одном доме вряд ли смогу с ним жить ради его безопасности. У меня очень большой и очень опасный бизнес! Да тебе этого не понять… Но я хочу, чтобы у меня был ребёнок… И чтобы рядом всегда была Ольга… И чтобы был ты…
- Приходящим мальчиком, да? Не хочу я так, поняла! Плачь не плачь, но этот вопрос мы с тобой уже решили.
- Хорошо. – Плачь Анны утих, а голос окреп и стал злым. – Тогда возьми в жёны Ольгу. Она до сих пор любит тебя. И сына здорового родит. Вот только воспитать вряд ли сможет. Ха-ха-ха! Она же детдомовская, она и не знает, что такое воспитание. Но с этой проблемой ты справишься лучше её. И возражать она не будет, если ты иногда придёшь меня утешить. Правда, Ольга?
- Ну, зачем ты такие вещи при ней говоришь? Зачем её унижать? Ей же обидно такое слышать. Неужели ты так и не поняла, что у неё такая защитная маска – крутая девушка, для которой не существует преград? Копни её поглубже, она окажется очень ранимой и обидчивой.
- Она обидчивая?! Да знал бы ты, какие она огни и воды прошла! Хотя тебе лучше этого не знать… Ей обидно? Её попробуй, обидь! Я пару раз видела, как она с обидчиками расправляется – не приведи Господь! Она у меня «машина для убийства», понял!

Я взглянул на Ольгу. Каменное лицо и ничего не выражающий взгляд, устремлённый на Анну. Пришло в голову, что она действительно способна на убийство. И кто знает – кого…

- Аннушка, ты такая крутая акула бизнеса, а понять, кто рядом с тобой уже несколько лет плавает, не можешь. Или не хочешь.
- А ты знаешь?
- Знаю.
- Ну-ка, обрисуй мне её психологический портрет и поподробнее, пожалуйста.
- Ты не понимаешь, что говоришь, Анна. Мои слова могут травмировать её психику сильнее удара ножом. Ты разве не слышала, что слово может быть опаснее пистолета?

Анна всё не унималась. Теперь у неё в голове застрял упомянутый мною нож.

- Вот скажи, ты сможешь от той двери попасть ножом в самый центр этой, а?
- Ну, конечно, не смогу, Аннушка. Метание ножей не моё амплуа. Давай не будем сейчас устраивать никаких соревнований.

На тех же повышенных тонах, снова впадая в состояние возбуждения, Анна продолжала выкрикивать:

- А Ольга сможет! Хоть сейчас, понял?! А ты сможешь одним ударом сразу два шара в лузы положить, а?

Я был рад уходу от ножевой темы и поддержал бильярдную.

- Иногда получается. Играл, когда в больнице работал. У нас там был свой клуб…
- Иногда! Ха! Ольга делает это элементарно.
- Не верю. Мне когда-то равных в бильярде не было.
- Спорим, а? Пошли все в бильярдную.

Мы, с Олей, стараясь не глядеть друг другу в глаза, взяли Анну под руки. Выглядела она неприглядно. Я впервые видел её опьяневшей и растрёпанной. Невольно подумал о том, что она старше меня на четыре года, а в таком виде – лет на десять. Впервые возникло к ней чувство жалости.

Кресел в бильярдной не было, поэтому Анна, расставив для устойчивости ноги, упёрлась двумя руками в борт стола и провозгласила:

- Ну! Давайте по очереди. Кто кого? Биток и прицельный шар в разные лузы! Слабо?! Давай, Витюша! Ты же всё-таки мужик, тебе и начинать. Сделай «штаны»!

Говорить что-то в своё оправдание в такой ситуации было бы смешно. Главное потянуть время, дождаться, когда Анна угомонится и её потянет спать. Настойкой валерьянки, добавив таблетку релиума, я её уже накормил, надолго в пьяном состоянии даже её энергии хватить не должно.

Анна с громким стуком поставила два шара в центре шара в полуметровом расстоянии друг от друга.

- Ну! Давай один в левую лузу, а другой в правую. Слабо?

Эффектный удар под названием «штаны» если у меня и получался, то наверняка случайно и всего несколько раз. Я взял кий и пригляделся к положению шаров. Положить «чужого» в левую лузу, может, и удастся, но чтобы «свой» при этом точно попал в правую – крайне тяжело. Ну, да как получится. В конце концов, я сюда не в бильярд играть ехал. И сильно ударил по шару. «Чужой» с треском влетел в левую лузу, но «свой» откатился к правому борту весьма далеко от предполагаемой цели.

- А «штаны» у тебя, Витюша, не получились. Упс!!! Так-то! А теперь посмотри на мою Ольгу. Ольга, покажи класс!

С плохо скрываемым недовольством Оля (ей явно стала надоедать эта пьяная канитель; а, может, она надеялась, что с моим появлением Анна сразу успокоится?) взяла кий и заняла моё место у стола. Примеривалась долго. Глазомер у неё должен быть отличный, на то она и боец. Сейчас как врежет!.. Наконец Оля ударила, и я снова опешил. Удар был такой слабый, что биток еле-еле, так и хочется сказать, переваливаясь сбоку на бок, покатился ко второму шару. Они столкнулись. И оба с ещё более медленной скоростью поползли каждый к своей лузе. И вкатились-таки в них, хотя было ощущение, что они в любую секунду должны были остановиться.

- А! – закричала Анна. – Как она тебя сделала, Витюш! Круто, да?

Это был, видимо, последний кульминационный всплеск оставшихся у неё сил. Наконец-то Анна утомилась и сразу поникла. Даже попыталась сесть на пол рядом с бильярдным столом.

- Аннушка, я отнесу тебя в спальню, хорошо?
- Да, отнеси меня, мальчик мой… Я тебя так люблю. Мне нравится, когда ты носишь меня на руках… И никуда от меня не уходи. Ольга, слышала!? Чтобы Виктор никуда не уходил… Ой, как хорошо… Носил бы ты меня так на руках до конца жизни. Как сладко было бы…

Я раздел её как беспомощного ребёнка, уложил в кровать и накрыл одеялом. Спустился в гостиную, где в углу на своём стуле у входа неподвижно сидела Оля. Эта гостиная занимала, наверное, половину площади дома. В самом центре располагался камин с декорированной майоликой трубой-вытяжкой, которая скрывалась в крыше. За ним шла лестница на второй этаж, к спальням. Помимо необычного для обычных домов камина в стене, выходившей во двор, чернели три громадных окна. Катившиеся по стеклу струи дождя отражали лившийся с большой люстры свет. Начинаясь под самым потолком, окна заканчивались в полуметре от пола.

- Ну и досталось нам с тобой, да? Анна заснула, а когда проснётся, всё будет, думаю, нормально. Только не вздумай утром давать ей спиртного, как бы не просила. Бульончик, чай, минералку, кефир – всё, что захочет, - это ради Бога… Олюш, не в службу, а в дружбу: минералочки принеси, пожалуйста. Что-то самого жажда замучила.

Я выпил пару стаканов, раза три сказал «спасибо», но ответа от Оли так и не дождался. На прощание решил сделать ей комплимент:

- Превосходный у тебя был удар. И такой неожиданной. Я ожидал от тебя резкой игры, а тут прямо-таки математическая продуманность силы удара. Сложная ты натура. Не такая, как кажешься… Ты, наверное, любишь бильярд? Да, хорошо иметь под боком свой бильярдный стол. Моя мечта…
- Ненавижу. Пустая игра.
- Вот тебе раз! Почему?
- Бестолковая.
- Но почему? Она развивает и меткость, и глазомер, учит лучше управлять своими мышцами…
- Это у меня и так есть.
- Опять мы с тобой не сошлись в интересах. Впрочем, это и естественно. Люди мы очень уж разные… Ну, ладно, Олюша. Пойду домой. У меня завтра утренняя смена. Проводи меня, пожалуйста, мне самому все ваши хитроумные замки не открыть… Там вроде дождь. Придётся, наверное, такси вызывать. От вас пока до метро дотопаешь, весь вымокнешь…
- Анна сказала, чтобы Вы не уходили.
- Мало ли что она сказала! Ты-то своей головой подумай. Что мне здесь целую ночь делать? Сидеть рядом с тобой на стуле? Ты уж, пожалуйста, не глупи. Открой дверь.

Оля отрицательно покачала головой.

Это уже была наглость. Сначала мне все нервы вымотала хозяйка, а теперь её цепной пёс будет указывать, что мне делать!

Я раздражённо направился к выходной двери, хотя знал, что не смогу открыть все установленные на ней замки. Вернее – не успею, Ольга не даст. А дальше двор. А потом ещё калитка на электронном замке. Не через забор же там перелезать в плаще и под дождём?!

На моём пути встала Оля, уставилась мне в глаза своим каменным взглядом. Она была на полголовы пониже меня и уж наверняка килограмм на сорок, если не больше, легче. Если бы я не знал со слов Анны о её рукопашных подвигах, и сегодня не был зрителем чего-то подобного, то попытался бы просто отшвырнуть её в сторону и дело с концом. Но, скорее всего, я и руку поднять не успею. А по глазам она любое моё движение просчитает за секунду до его начала. Надо придумать что-то другое. Не ночевать же мне здесь в самом-то деле?! Будить Анну жалко и глупо, ей сейчас только спать и спать. Но и мне завтра в восемь утра надо быть в поликлинике.

- Уговорила. Так, где же мне спать? Не на этом же диванчике. Я на нём и согнувшись не помещусь.
- В спальне.
- Анна там лежит практически поперёк кровати. Или ты мне прикажешь устроиться на половом коврике рядом? Как верному псу? Только не надо меня с собой путать, хорошо?

Это я, конечно, сказал зря. Сам же хотел усыпить её бдительность, а не смог сдержать раздражительность. Несколько минут, успокаивая сам себя, постоял у окна: темень и дождь. Приоткрыл фрамугу. Стёкла потолще обыкновенных, но ненамного. Не удивился бы, если бы они оказались здесь в сантиметр толщиной, какие-нибудь пуленепробиваемые.

Сел на канапе. Лёг в одну сторону, потом в другую, всячески демонстрируя, что не помещаюсь на этом предмете мебельного гарнитура.

- Послушай, Оля, здесь же должны быть и другие комнаты. Ты можешь сидеть, где хочешь, а меня, пожалуйста, устрой где-нибудь.

Секундная задержка, вопрос, видимо, оказался, для неё неожиданным.

- В те комнаты нельзя.
- Это почему же?
- Это комнаты мужа и дочери. В них никто не ночует.
- А ты знаешь, как это называется? Насильственное лишение человека свободы. Почти похищение. Ты с уголовным кодексом знакома или тебе всё время удачно удавалось обходить его статьи?

Опять я напрасно завёлся. Да, чувствую, что моей выдержке пришёл конец. А эта овчарка наверняка может сидеть здесь всю ночь, не сомкнув глаз. Надо придумать что-нибудь неожиданное для неё.

Я взял от стены стул и пристроил его к концу диванчика, удлинив его, таким образом, на полметра. Лёг. Ноги снова болтались в воздухе. Пошёл за вторым стулом, и неторопливо поволок его за собой к самодельному лежбищу. И – естественный замах у меня уже был – с силой швырнул стул в Ольгу. До неё было метра четыре, но вряд ли кто другой успел бы увернуться. Но я на Олину реакцию и рассчитывал: калечить её в мои планы не входило.

Олю словно ветром сдуло – она мгновенно упала на пол и откатилась в сторону. Вскочила. Но я уже со всем молодецким размахом запустил вторым стулом в окно. Раздался оглушительный звон и треск.

Машинально бросился к окну, так как не ожидал, что стекло вылетит почти полностью. А в образовавшуюся дыру я спокойно мог бы выпрыгнуть во двор. Этаж первый. Риска никакого.

И тут почувствовал резкую боль в сердце. Это была именно боль, самого удара я почти не ощутил. Сбить с ног кулаком меня не так-то просто. Значит, она ударила по рёбрам прямо в области сердца. Знает, куда бить, зараза!

Дыхание сразу перехватило, каждый вдох давался с болью. Я грузно осел на пол.

Ольга стояла передо мной в боевой стойке.

- Дурёха ты, Олюша!.. Ох, ты и дурёха!.. Как же ей удалось зомбировать тебя до такой степени?.. Вот кому гипнологом работать надо…

В голове вертелись ещё более нравоучительные и даже психотерапевтические слова, но говорить действительно было трудно. Я мог только дышать мелкими вздохами.

Распахнулась дверь спальни и оттуда выскочила в одной ночнушке Анна.

- Что здесь происходит? Ты зачем окно разбила, идиотка? – Голос был командный и удивительно трезвый. – Что с тобой, Витюша?
- Да, вот, хотел уйти, но ты же приказала ей… тащить и не пущать…
- Что она с тобой сделала?
- В общем, ничего особенного… - позволил я себе немного покуражиться, тем более что Оля снова впала в молчание. – Только пару рёбер сломала напротив сердца… Хорошо бы обломками рёбер перикард не повредить…
- Вызывай срочно «Скорую», дура ненормальная! Потом звони Сергею, пусть приезжает и чем-нибудь закроет на время окно. За ночь всю комнату зальёт.
- Анна, меня лучше бы до дома довезти. Утром я сам пойду к своим травматологам. До утра не помру.
- Ты уверен? Ну, смотри… Ольга, отвези сейчас же Виктора домой!
- Только не это! Она же меня добьёт по дороге…

Надо было преподать этой дурочке урок. Иначе и не перестроится, так и будет роботом при своей хозяйке.

- Вызови мне лучше такси… И сама от окна отойди, Аня, а то простудишься…

И уже в такси вспомнил:

Когда не видится прогресс
И жизнь – лишь наказание,
Я помню, это не процесс,
А только состояние.


Солдатик

Звонок в дверь. Чёрт бы всех побрал! Сидеть мне ещё терпимо, но вот ходьба и разговор уже вызывают боль.

Посмотрел в глазок. Оля! С ума сойти! После того, как чуть не убила меня, спокойно пришла в гости.

Открыл ей дверь и сразу спросил:

- Пришла доделать начатую работу?.. Чтобы получить 120% гарантии?
- Здравствуйте, Виктор.
- Ого! Что-то новенькое… Приветствую тебя. Ты с миром или как?

Взгляд у неё необычно спокойный.

- Войти можно?
- Конечно... Проходи… Только мне много говорить тяжело… Так что теперь твоя очередь разговаривать… Сама садись, где хочешь, а я вот здесь… Здесь мне удобнее всего.

Я сел на стул и оперся на его спинку.

- Больно?
- Ещё бы! Переломала мне все рёбра и ещё спрашиваешь…
- Я по одному ребру била.
- Спасибо тебе, что не по всем.
- Рентген делали? Сколько рёбер повреждено?
- Перелом на одном ребре... Ну и ниже на ребре вроде трещина есть... Мне по знакомству написали перелом двух рёбер… Чтобы подольше на больничном посидеть… Я пока говорить свободно не смогу, не работник… Ни ходить, ни заснуть толком нельзя… Рубашку одеть трудно, помыться в этой повязке нельзя…
- Что Вы как ребёнок разнылись?
- Не фига себе! Тебе бы так, посмотрел бы я на тебя.
- И мне рёбра ломали. И не одно. И я ещё дралась после этого. А Вы сразу скукожились и на пол повалились.
- Во-первых, не повалился, а присел… От неожиданности. А во-вторых, не боец я. И не скрываю этого… Драка и борьба – не моя стихия. Уж, какой есть.
- Извините.
- Ты, наверное, первый раз в жизни извиняешься?
- Было как-то ещё пару раз.
- Сначала чуть не убила, а теперь извиняешься… Ладно, считай, что извинил… Потому что виновной в происшедшем считаю не столько тебя, сколько Анну… Она превратила тебя в робота.
- Я так обучена. Повиноваться… А Вы оказывается ворчун.
- Расскажи-ка мне о себе... Это входит в условие твоего прощения... Сколько встречались, а ничего толком о тебе не знаю… Больше со слов Анны.
- Она, наверное, всё рассказала.
- Вряд ли. И хотелось бы услышать из первоисточника… Коли пошла беседа, чаю хочешь?.. Только у меня ничего к нему нет. Коробок десять шоколадных конфет и, наверное, столько же бутылок коньяка… Подарки благодарных пациентов.
- Вы где обедали? В своём борделе?
- Ага! Обедал!.. Я по лестнице спуститься не могу, больно… В магазин сходить не могу, потому что всё время левую руку вот так прижимать приходится… А одной рукой и пуговицу застегнуть неудобно… А как деньги из портмоне доставать? А помыться?
- Опять начинаете? А Вы опустите руку. Зачем там её держите?
- Не знаю. Так как-то легче… Чувствую себя спокойнее… Место перелома оберегаю.
- Какой Вы нежный! Где всё-таки обедали?
- Где-где?! Нигде!.. Я второй день не жравши.
- Я сейчас схожу в магазин. Вам что купить?
- Всё, что съедобно. И побольше.
- Вы готовить можете?
- Яичницу пожарить смогу.
- Я тоже не умею. Я принесу Вам что-нибудь из ресторана.
- Деньги возьми вон в той шкатулке на столе.
- Не надо. Здесь такая фишка, Виктор Владимирович. Анна просила передать Вам вот этот конверт: в нём банковская карта и её ПИН-код. Сколько там, я не знаю, но наверняка немало.
- Покупай... Но потом заберёшь с собой… Мне она не нужна… Проживу без подачек…
- Зря. Ну, это Ваше дело. Я быстро.

Оля принесла два больших пакета. Я сел за стол и нетерпеливо уставился на неё.

- Где у Вас тарелки?
- Господи! Ну, где могут быть тарелки? Вон там, в шкафчике. Давай быстрее, Олюша. Есть хочется страшно.
- Значит выздоравливаете.
- Какое там выздоровление! Просто два дня ничего не ел. Тебя бы не покормили пару дней, посмотрел бы, как ты запела.
- Я однажды шесть дней не ела. Первые три дня на дереве с двухлитровой бутылкой воды сидела. И с условием не слезать. В последний день листья жевала.

Она перелила харчо из судка в тарелку и поставила передо мной.

- Вот это запах!.. А после трёх дней что было?
- А потом три дня на земле в лесу. Но это уже легче. Хоть спать можно было по-человечески.
- А на дереве где спала?
- На ветвях. И не засыпая, чтобы не упасть.
- Зачем?
- Задание такое было. На выживаемость… А Вы два дня не поели и уже в панике.
- Что ты на меня наезжаешь? Дай спокойно поесть человеку… Хорошие порции в ресторане, большие… Это из «Ностальгии»?
- Да. Чего чужие деньги жалеть? А Вы хоть поедите сытно… Я вообще-то взяла три порции с расчётом на два дня, а Вы всё уминаете.
- Я, может, не доживу до завтра… А что в другом пакете?
- Три порции отбивной с Вашим любимым рисом по-тайски.
- Вот их на завтра и оставим... Сама будешь есть?
- Нет. Чаю, если можно, выпью. Приготовить?
- Включай чайник… И о себе рассказывай. Как договорились.
- С чего начать: с хорошего или с плохого?
- Начни-ка с плохого для последующего сравнения, - ответил я, продолжая с аппетитом уминать харчо.
- Подрабатывала я как-то на озвучке анимационных порнофильмов. Кстати, неплохо платили. Там в съёмочной группе один пацан начал…
- Стоп. Теперь что-нибудь хорошее.
- Пожалуйста… Только можно я сначала один вопрос задам?
- Ради Бога.
- Вы тогда Анне про мой характер сказали правду?
- Я сказал то, что думал. И твой сегодняшний визит ко мне – тому подтверждение. Могла бы ведь и не приходить.
- Да, могла. Но если честно, я больше ради этого вопроса и пришла.
- Вот и эта твоя искренность подтверждает моё предположение… Ты хороший человек, Олюша… Но изувеченный самым безжалостным образом… И, как я подозреваю, с твоего собственного согласия и по твоему собственному желанию… А хуже всего то, что тебе нравиться жить с такой маской… Тебе так даже легче… Невольно многое прощается.

Я съел все три порции харчо. Облегчённо вздохнул, но сразу поморщился от боли. Чёрт, даже удовольствие нельзя в полной мере испытать.

- Ты чего замолчала?
- Обдумываю Ваши слова. Правильны они или нет?
- Я всегда говорю правильно… Тебя учили на дереве спать, а меня – души людские анализировать…
- Тогда это плохо?
- Что плохо?
- Что я на самом деле такая, как Вы сказали. Выходит, настоящий воин из меня так и не получился.
- И слава Богу! Радуйся. Ты женщина, в конце концов… А что хорошего ты про себя можешь сказать?
- У меня абсолютная память на слова, лица, имена, номера.
- Врёшь! Ты это серьёзно?
- Зачем мне врать? Вы помните, что сказали мне при первой встрече?
- Я помню, что ты мне сказала... Эдак ехидно произнесла: садитесь, мол, на переднее сиденье.
- Нет. Я про нашу самую первую встречу. Осенью 2006 года.
- Этого я не помню. Ты уж извини.
- Вы сначала поздоровались, а потом спросили: «Девушка Оля, с какого ты поля»?
- Да… Была у меня подобная рифмованная поговорка на разные имена… Для лучшего контакта и начала беседы любил сказать что-нибудь нейтральное… А почему ты с такими способностями не стала учиться на кого-нибудь?.. Выбрала кулачный бой… Нелогично.
- У меня хорошая реакция и двигательная память. Любой приём запоминаю с первого показа. И потом я не только боем интересовалась, но и методами самовыживания. Уж очень нелегко было в детдоме. Это, видимо, и повлияло на мой выбор. Учиться мы ходили в обычную школу. Относились к нам другие не очень, но учитель физкультуры оказался классным. Он меня всем основным приёмам каратэ и научил. Ну, а после школы жизнь уже по-всякому складывалась. И хорошо, и плохо…

Оля приходила ко мне через день или два и приносила, как она выражалась, «блюда для доктора». Навещали меня и с работы, но коллеги традиционно ограничивались апельсинами, соками и прочей ерундой. Им и в голову не приходило, что у меня могло не быть дома элементарного борща.

Почти ежедневно звонила Анна, но наши разговоры носили формальный характер. Я старался не шутить, а она к пустословию вообще не была склонна. «Как себя чувствуешь?» – «Лучше». – «Поправляйся». Я понимал, что она ожидает продолжение разговора, но тот злосчастный чуть ли не на гербовой бумаге отпечатанный договор на три месяца составлял не я. Зато я его подписал, обязуясь соблюдать все пункты, один из которых гласил: прекращение всяких попыток сближения после окончания срока договора. Я и не сближался. И постепенно её звонки становились всё реже.

Дней через десять я уже свободно выходил на улицу и начал снова обедать в ночном клубе. Пришёл наконец-то в себя. Поэтому, когда в очередной раз появилась Оля, смущённо произнёс:

- Олюша, я уже обедал сегодня. Мне ничего больше не надо.

Удивлённо добавил:

- Ты куда-то едешь с Анной? Одета сногсшибательно. И где же теперь твои метательные ножи помещаются на случай нападения коварных врагов?

Она, не отводя от меня взгляда, похлопала по бёдрам.

- Виктор, я не для кормёжки пришла.
- А зачем?

И сразу понял, что вопрос не только глупый, но и бестактный.

- Вот за этим.

Она обняла меня за шею и поцеловала. С улыбкой добавила:

- Не бойтесь, до Ваших драгоценных рёбер дотрагиваться не буду.

Мы, наверное, целую минуту стояли в прихожей и целовались. Как-то неумело и осторожно, словно привыкая друг к другу, словно пробуя друг друга на вкус.

- Неужели Вы меня так и не вспомнили?
- Ей-Богу не помню, ты уж извини.
- Когда заканчивала школу, тренер мне посоветовал пройти у Вас курс аутогенной тренировки. Чтобы лучше управлять своими эмоциями, телом, вегетатикой, болевыми ощущениями. Наша группа состояла из десяти женщин. Мой курс продолжался три месяца, я прошла у Вас и базовый и специальный. За это время Вы успели переспать с двумя из своих подопечных тёлок. Ловки были по этой части, ничего не скажешь. А я оказалась третьей, когда по дурости напросилась на дополнительные занятия. Мне, кстати, тогда ещё и восемнадцати не исполнилось. Так что на Вас лежит грех совращения малолетки, запомните… Я была как жердь – тощая и высокая. И страшно комплексовала по этому поводу. Вот Вы со мной сексотерапией и занялись. И – самое смешное! – она мне здорово помогла! После этого во мне и появилась настоящая уверенность в своих силах. А потом занятия закончились… И всё… Вы ещё меня «Солдатиком» называли. Я тогда любила похвастаться своим знанием ашихара каратэ, и в чём мать родила демонстрировать Вам технику ката, ну, это такие упражнения...
- Господи, Олюша. А ведь я тебя, кажется, помню… Ты была такая… как тростиночка. И всегда серьёзная и строгая… Точно помню… Всё показывала мне свою гибкость, сгибалась пополам в обе стороны… Но у нас было-то всего раза два…
- Четыре! В этой самой квартире.
- Да?.. Но как же ты изменилась!
- Страшная стала?
- Нет, что ты! Просто совсем-совсем другая. Только когда улыбаешься – а это у тебя сейчас большая редкость – что-то знакомое проскальзывает в лице…

В последующем Ольга заходила более регулярно. Теперь, по её словам, она сама проводила со мной «сексотерапию», излечивая меня, по её словам, «от малодушия, ворчливости и слабости». И тоже с очень неплохим, как мне казалось, результатом. Хотя я и не подозревал за собой столько недостатков.

Мне почему-то именно с этой столь необычной во многом девушкой было необыкновенно комфортно. Или это вмешался в мой выбор профессиональный дефект собственной личности? Нормальные женщины не нравятся, а вот психопатоподобная экстремалка пришлась по душе. Мы быстро перешли на «ты». «Вы» в постели вообще звучит очень манерно и глупо.

Оля долго не соглашалась перевернуться на живот.

- Ты чего боишься? Я совсем не собираюсь забраться тебе в попку.
- Я ничего не боюсь. Просто у меня на спине очень некрасивый шрам.

Я почти насильно перевернул её и увидел в области левой лопатки широкий след шрама длиной сантиметров в десять.

- Что-то оперировали?
- Можно и так сказать. Только топором. Метко кинули, но недостаточно сильно. Ты не смотри на него, ладно. А то мне… ну, стыдно… Хотела на нём тату сделать, но сказали, что шрам ещё больше в глаза может бросаться, а полностью рисунком не закроется.

Она к моему удивлению стала много рассказывать о себе.

- Мне так хочется поговорить с тобой по-настоящему. Я ведь пять лет разговаривала и советовалась с тобой только мысленно… А сейчас у меня такое чувство, словно я заново родилась. Уже в третий раз.
- Это как так?
- Первый раз меня родила мать, которую я не помню и не знаю. Второй раз – пять лет назад, когда встретилась с тобой. И вот – сейчас – в третий раз. Но это плохо. Я становлюсь немного другой. Теряю при этом что-то… И меня почему-то тянет рассказать тебе всё-всё про себя. А этого нельзя делать… Я вот очень хочу рассказать тебе о своём первом мужчине.
- А вот этого точно не надо делать. Давай не будем ворошить своё прошлое.
- Хорошо. Но тогда знай, что ты у меня второй.
- Надо же! Теперь хочешь-не хочешь, а на языке так и вертится вопрос: кто же был первым. Впрочем, лучше на него не отвечай.
- Нет. Я хочу рассказать… Меня ещё в детском доме несколько раз пытались изнасиловать свои же ребята. У нас это было как бы нормально. Но я отбивалась как могла, они и отставали. Я дралась уже тогда довольно жестоко. И вот, кстати, перед твоим аутотренингом… Тренер, наверное потому и послал меня к тебе, потому что я совсем с ума сходить начала… В общем, я решила, что настоящий воин не должен ни от чего зависеть. В том числе и от девственности. Попросила парня из своей же группы изнасиловать меня. Ни о какой любви речь, разумеется, не шла. Я специально настаивала, чтобы он не просто трахнул меня, а насиловал как можно грубее. Мне надо было узнать, насколько это страшно и больно, понять, как лучше вырваться из-под мужчины, как защищаться…

- Откуда в тебе такой мазохизм, Олюша? Ты зачем так над собой издевалась?
- Зато теперь я ничего не боюсь.
- Ну и способ ты для этого выбрала!
- Ужасно другое.
- Что?
- Я тогда испытала сильный оргазм.

Я не нашёлся, что ей сказать. Она поняла моё молчание на свой лад.

- Ты только не подумай, что мне с тобой плохо. Сам же видишь, очень хорошо.

Но мои мысли уже невольно завертелись в своём собственном направлении. Кто знает, хорошо ей или плохо. Если она озвучивала порнофильмы, то она такой концерт мне может здесь закатить, закачаешься. Только будет ли он искренним?

- Если у тебя больше не было любовников, то откуда такое умение в ласках? А минет вообще обалденный! Только не обижайся на такой вопрос, но ты сама заговорила на эту тему.
- Всё очень просто. Я работала эскортницей у одного старикана. Типа – юная любовница плюс скрытый телохранитель и водитель. Этот жмот на мне неплохо сэкономил. Мне многое приходилось видеть и делать. Но половые акты в мой репертуар не входили. Кстати, свой первый, хоть и небольшой капитал я тогда и заработала… Потом на одной из тусовок меня приметила Анна. Она бисексуалка. Я ей, видимо, и приглянулась своей мужественностью… Ты, знаешь, мне очень хочется начать жизнь с чистого листа.
- Этого реально. Вот только чаще всего почерк у человека при этом остаётся прежний.
- Ты хочешь сказать: от себя не убежишь? Тогда я хочу хотя бы попробовать.

Я попросил Олю переехать ко мне, но в ответ услышал ожидаемое:

- Анна будет против.
- Ну, ты же наверняка не одна у неё в телохранителях. Там есть ещё Сергей и Корнелий, этот негр.
- Правильнее – афро-россиянин. Они само собой. И не они одни. Ты вот быстро заметил, что у меня маникюр плохой, а что всякий раз, когда ехал вместе с Анной, за нами следовал джип охраны, не усмотрел. Правда, этот тойотовский «Лэнд крузер» серый и всегда слегка грязный. Такая малоприметная боевая машина…

А потом Оля пропала. Я даже не знал, как ей позвонить. Конспирация вокруг Анны была организована не хуже, чем вокруг премьер-министра. На квартиру или дачу Анны ехать не хотел. Да, и по заключённому договору не имел такого права.

Но вскоре произошло то, что я в душе ждал уже давно.

Мне позвонила Анна.

Разговор сразу начался на повышенных тонах.

- Я тебе, дорогой мой, Ольгу не отдам. Ни за что, понял?
- Анна, давай поговорим спокойно. Оля взрослый человек. Она сама сможет решить, где и с кем ей лучше жить.
- Как ты вообще мог влюбиться в такое чучело?
- Послушай меня, пожалуйста. Твой договор прекратил своё действие. Оставь меня в покое.
- Дался тебе этот договор! А об Ольге ты же совершенно ничего не знаешь! Кроме того, что она сама тебе соизволила поведать. А ты и пожалел бедняжку? Эта бедненькая замарашка, эта Золушка богаче тебя в сотню раз. Ты, безлошадный, живёшь от зарплаты до зарплаты в оставшейся от родителей квартире, а у неё неплохой счёт в сбербанке, неплохая марка «Мазды» и – поверь мне на слово – очень даже неплохая приватизированная квартирка на Ленинградском проспекте… Кстати, милый, она уже довела до твоего сведения, что ты у неё второй мужчина? А сколько было таких вторых тебе не интересно?.. Я могла бы прислать тебе диск с очень любопытными видеосюжетами о том, чем твоя Орлеанская девственница с увлечением занимается после занятий фитнесом в своей квартирке? Не желаешь посмотреть? Я её отпускаю туда три раза в неделю. Поверь мне, умопомрачительное зрелище. Вот думаю, не выложить ли это видео в интернете для любопытствующих сексуально озабоченных девиц…
- Перестань говорить гнусности, Анна! Ты же приличная и порядочная женщина! Неужели ты опустишься до такой подлости? Ты что, установила в её квартире подсматривающее устройство?
- Разумеется, не я, и, разумеется, распорядилась установить. О своей alter ego я должна знать всё. Я же ей свою жизнь доверяю.
- А у меня дома такого «видео-жучка» случаем нет?
- Я не предполагала, что в твоей квартире он мне может понадобиться.

Но секундную задержку перед ответом я уловил. Такие подсознательные паузы в разговоре профессионал должен замечать.

- И тебе не стыдно?
- Мальчик мой, стыдно, у кого видно. Разве не ты как-то назвал меня «акулой бизнеса», которая не видит, кто с ней рядом плавает? Я всё вижу. Или ты подумал, что я в опьяневшем состоянии ничего не помню? Или ты действительно поверил, что я была в запое? Ты меня за кого держишь? Я хотела проверить, как ты поведёшь себя в такой ситуации… Решительным оказался. Молодец… Ну, что ж, на коротком поводке я тебя не удержала, но с длинного ты у меня не сорвёшься. Я, знаешь ли, привыкла к тому, что люди вокруг меня поступают так, как я этого хочу… А в почтовый ящичек завтра закляни поутру. Очень занимательный фильмец сможешь посмотреть о своей любимой. До свидания, мальчик мой. Я с тобой не прощаюсь.

Телефон она отключила раньше, чем я успел что-либо ответить.

Да и подумать мне было о чём. Ох, до чего же непросто общаться с умными и красивыми женщинами.
Положив на образование годы,
Мы свободнее стали слегка.
Правда, степени нашей свободы
Решает длина поводка.

*

Прошло около трёх месяцев моей обычной жизни: работа на полторы ставки, обеды в ночном клубе, периодически приводимые из него «в гости» «девочки».

Я не то, чтобы забыл Анну и Олю. Это было невозможно. Просто постепенно память о них затушёвывалась однообразными до тоскливости буднями. Появлялись новые пациенты, новые в той или иной степени «поломанные» судьбы, новые лица…

Поэтому я не дёрнулся и не удивился, а сердце не выдало пароксизмальную тахикардию, когда во время моей очередной трапезы у Арсена к моему столу быстро подошла и села напротив меня Оля.

- Можно?
- Ты уже села.
- Анна уезжает заграницу. Я с ней.
- Это само собой разумеется.

Я продолжал спокойно поглощать свой «удвоенный» бизнес-ланч. Один раз я уже прервал его ради них. Дорого обошлось…

- Ты презираешь меня за то, что увидел на том диске?
- Который мне подсунули в почтовый ящик? Нисколько! Здоровая, физически активная женщина, у которой нет постоянного любовника, должна периодически предаваться самоудовлетворению. Вот если бы ты каждый раз приводила к себе разных мужиков, это уже попахивало бы развратом. А так всё вполне невинно и нормально.

Оля долго молчала.

- Анна сказала, что ты смеялся, когда смотрел запись.
- Ах, да, я совсем забыл: как же! - она же сидела рядом со мной!.. Послушай, солнышко моё! Я твою Анну сто лет не видел и видеть не хочу. Запись, разумеется, смотрел один. Когда понял, в чём там заключается компромат на тебя, выключил. Знаешь ли, меня как-то больше заводят живые женщины, а не их кинопроекция.
- Значит, она меня обманула?
- Олюша, дорогая. Я могу понять психически больного человека, я могу понять больного с навязчивыми состояниями, да любого самого нудного ипохондрика я могу понять. Но когда вижу перед собой женщину, обладающую необыкновенными физическими способностями и при этом рассуждающей как дебильный ребёнок, начинаю раздражаться. Понимаю, что как врач я себя должен сдерживать. Но аппетит ты мне уже испортила – это раз. Ты у меня не на приёме сидишь – это два. В нормального человека ты сама превратиться не захотела – это три. Так что не пошла бы ты, Олюша, куда подальше? Дебилы – не мой контингент. У меня никогда не хватало терпения работать с ними.
- Ты хочешь сказать, что я дура?
- Именно это только что в предельно тактичной форме я тебе и сообщил. А для общего твоего развития могу прочитать одно своё четверостишье:

Для друзей мы готовы на всё,
Отвергая их помыслы низкие.
И нередко не помним того –
Предают только самые близкие.

Я отодвинул тарелку и перешёл к десерту, стараясь не глядеть на собеседницу.

- Если ты прав, то я снова поступила подло.
- Я не знаю, о чём ты сейчас говоришь, но почему-то не сомневаюсь, что именно так ты и поступила. Это твой почерк.
- Анна заставила меня сделать аборт. Ребёнок был твой.

Я поставил стакан с чаем на стол. И почему-то сразу поверил ей. Хотя сколько раз они уже обе меня обманывали!?

- Если это правда… Ты, конечно, прости меня за то, что я тебе сейчас скажу, но извиняться не буду. А скажу так: ты - дура – это раз. Ты – подлая дура – это два. И пусть это убийство останется на твоей совести самым позорным пятном - это три!.. Теперь это твоя проблема. А я остался со своей: убедился, что вряд ли смогу найти женщину, которая захотела бы создать со мной семью. И начинаю понимать, что, видимо, сам во многом виноват, если это у меня не получается…

Я продолжил своё чаепитие, а Ольга неподвижно сидела напротив, уставившись остекленевшими глазами в столешницу.

- Я убью её.
- Посадят… Ты, конечно, выносливая и тюрьму выдержишь, но я всегда считал, что на свободе лучше… Впрочем, в твоей жизни свободы что-то маловато… Хочешь, убивай… Мне всё равно.
- Но она носит твоего ребёнка.
- Не моего. А от меня зачатого. Можешь посмотреть договор, он у Анны наверняка сохранился. И отчество у малыша будет не моё, и прав на него я никаких не имею. Я же сразу написал официальный отказ от возможного отцовства.
- Тебе его совсем не жалко?
- Мне знаешь, кого по-настоящему жалко? Тебя, дурёху. Это всё равно, как смотреть на умирающего больного, которому не дают нужные лекарства, и он на глазах у всех погибает. Вот это – про тебя.

Я допил чай. Огляделся.

- Высматриваешь себе очередную девочку на вечер?
- Увы. После разговора с тобой на девочек что-то не тянет… Но у меня есть к тебе два вопроса. Вернее, один совет и один вопрос. Рекомендация такая: возвращайся к Анне и живи так, как ты уже привыкла. Не ломай себя, по-другому у тебя вряд ли получится. Один раз мы с тобой попробовали – не получилось. А вопрос, конечно, уже потерял свою актуальность, но я долго мучился по этому поводу. Может, ты хоть сейчас разрешишь мои сомнения. Думаю, что у меня в квартире стоит шпионская видеокамера? Я искал, но ничего не нашёл.
- Она стояла там только два дня. Я её установила, я же потом и сняла.
- И какие же это были дни?
- Наша с тобой первая ночь.
- Вот это да! Как же ты могла сделать такое?.. Эх, солдатик, солдатик… Пропащий ты человек… С ума сойти – пойти на такое!.. Не понимаю я этого!.. Прощай, Олюша, и дай Бог тебе счастья на этом свете. Может, и повезёт ещё.
- Она хотела иметь на всякий случай компромат и на тебя. Это её обычные 120 процентов гарантии! - выкрикнула Оля.
- А как ты сама могла так искренне заниматься любовью, зная, что нас снимают?
- А мне было всё равно – снимают или нет. Для меня самым главным было – быть с тобой. А там пусть вокруг хоть десять человек со свечками стоят, - плевать! Я так долго мечтала об этом! Я люблю тебя! Что мне там какая-то видеокамера?!..

Я положил на столешницу обычную сумму и пошёл домой.

Ольга догнала меня у выхода. Как всегда, без вводных слов и вступлений напрямик громко спросила:

- Тебе с Анной также хорошо было, как и со мной?

Я отвёл её в сторону и постарался, чтобы мой голос звучал как можно спокойнее.

- Что значит «хорошо», Олюша? Вон видишь, сколько девушек идёт? Могу тебя заверить, что наверняка с каждой из них мне будет «хорошо», если под этим словом ты подразумеваешь достижения оргазма. Но ведь не это главное, неужели тебе не понятно? Должно присутствовать чувство, что мне с этой женщиной вот так же хорошо будет и завтра, и через десять лет, и через пятьдесят. Понимаешь? Тогда это уже будет не просто «хорошо», тогда это будет называться счастьем. Вот что я ищу, да что-то всё никак не найду…
- Значит, тебе и со мной было не очень хорошо? - упавшим голом прошептала она.
- Неужели я непонятно выразился? С Анной мне было ужасно хорошо, страшно хорошо, не знаю, какие там ещё эпитеты можно употребить. Но ощущения счастья с ней не было, так как я знал, всё это временно, всё это по договору… А вот с тобой, - продолжал я свою нотацию, - ощущение найденного счастья у меня появлялось. Мы же ни о чём не договаривались, никаких договоров не заключали. Я даже стал надеяться, что мы… ну, прилипнем друг к другу, сможем жить вместе. И совсем не потому, что нам было обоим хорошо в постели. Я думал, что ты полноценной женщиной сможешь быть только со мной, с человеком, который понимает тебя. Ты же любого другого мужика можешь просто испугать, сама знаешь это. К тебе никто и «подваливать» не захочет, если своей жизнью дорожит. А я видел в тебе то, чего лишён сам. Ты же по-своему уникальный человек. Мы бы отлично дополняли друг друга, слились бы как две половинки одного яблока.

За всё время наших встреч я впервые заметил на глазах у Оли выступившие слёзы. Она снова застыла, как кататоничка, вперив взгляд себе под ноги. Я понял, что надо изменить тональность беседы.

-  Олюша, идём, я провожу тебя до машины. Где там твоя крутая «Мазда»? Вон она красавица стоит… Открывай двери... Садись… Вести машину сможешь?

Оля кивнула головой и села за руль.

Я сделал прощальный жест рукой и потопал к своему подъезду. Да, думаю, я поступил правильно. Ненормальных мне и на работе хватает. Нормальные же не нравятся, потому что все они - дура на дуре, им бы только хохотать и веселиться. Значит, и один проживу. Не смертельный вариант. Первую половину жизни прожил, доживу и вторую.

Мне ни в чем не везет и никак.
Прожил тридцать лет уже с гаком.
Гороскоп говорит, что я «Рак»,
                И отсюда вся жизнь моя раком.

Лёг на диван и включил телевизор. В таком состоянии ни на одной книге не сосредоточишься. А так – мелькают какие-то цветные картинки, где-то что-то взорвали, где-то опять упал самолёт, а где-то красивые девушки в бикини бегут окунуться в голубое море…

В дверь позвонили. Это не очень обычное для меня событие. Я человек не общительный, никто ко мне так просто вечером прийти не может. Я даже посвятил самому себе такое четверостишье:

С друзьями стал встречаться реже,
Не тягостно по ним скучать.
  С годами хочется все меньше
    Общеньем дружбу омрачать.

Открыл дверь. У входа стояла Оля. Тем же остекленевшим взглядом, в котором продолжали блестеть слезинки, смотрела на меня.

Хреновое положение. Она - не прикидывающаяся пьяной Анна. Эта, если выдаст психопатическую реакцию, мало никому не покажется.

- Проходи.

Она быстро зашла в комнату, остановилась посередине. Опасная позиция. Я сел на диван и как можно ласковее произнёс:

- Садись рядом, Олюша. Давай поговорим. Ты наверняка что-то хотела спросить у меня... Присаживайся.

Ольга подошла и опустилась на колени прямо передо мной.

- Я нарушила основную заповедь: не причинять зла добрым людям. Тем более – любимым. И не убивать, если нет угрозы моей жизни. Ты должен наказать меня. Ударь меня, только со всей силы.
- О, Господи! Ты что, совсем с ума сошла? Да, не могу я тебя ударить. Ты, женщина, стоишь передо мной на коленях, а я буду тебя бить? Ты думаешь, что говоришь? Не могу я тебя ударить.
- А я не смогу так жить. Я тебя очень прошу… Иначе мне придётся самой наказать себя.
- Что ты за мазохистка такая?! Вот сама себя и наказывай. Очень интересно будет посмотреть.

Как и откуда Оля так быстро доставала свои метательные ножи, я никогда не успевал разглядеть. Вот и сейчас: в руке появился нож, который она приставила остриём к своему горлу. И нож какой-то дурацкой формы. Таким и хлеба не нарежешь. Но ведь полосонёт себя по шее, что тогда делать?

- Даже не думай об этом, Олюша. Это уже перебор. Из-за чего? Ну, давай мы с тобой помиримся и будем друзьями.
- Я убила нашего ребёнка. Твоего сына, которого ты так хотел.
- Не ты одна аборты совершаешь. Знаешь, что Россия стоит на первом месте в мире по числу абортов на душу населения? Успокойся. Родишь ещё себе ребёночка.
- Ты должен меня наказать. Прямо сейчас. Больше я просить не буду. Я никогда никого ни о чём не просила. Только тебя… И впервые в жизни.
- Дай-ка мне сюда свой ножик.

Я взял её за руку, но почувствовал в буквальном смысле железное напряжение предплечья. Несмотря на слёзы и прерывающийся голос, рука у неё не дрожала. Разумеется, я могу сейчас навалиться на неё, могу повалить на пол, но она успеет ткнуть себя в шею. Не смогу я у неё нож отобрать.

- Шею резать глупо: крови много будет на полу, - монотонно произнесла она. - Лезвие надо вводить перпендикулярно через заднюю часть нёба в продолговатый мозг. Иногда, говорят, после этого сознание несколько секунд ещё сохраняется. Только вот сказать тебе я ничего не смогу.
- Так… Уговорила. Только опусти руку на всякий случай. Ну, и не жалуйся потом, если зубы выбью. Я тебе отвешу такую оплеуху, что сразу мозги у тебя на место встанут. Идиотка!

Она неуверенно улыбнулась и немного отвела лезвие от шеи. Странная у неё была улыбка, словно какую-то немыслимую радость ожидала.

Правой рукой бить я не стал. Упадёт налево, а рядом журнальный столик. Ударится виском и конец. Если ударю левой, то повалится на палас. Вот и ладушки.

Я немного помедлил, собираясь с духом. Понимал, что ударить надо очень сильно, иначе Оля не воспримет это как наказание и что тогда дальше может случиться, не угадаешь. Хорошо бы вообще вырубить её, но вряд ли это возможно. Хотя силой меня Бог вроде не обидел.

Размахнулся и ладонью – не хватало ей скулу случайно сломать кулаком! – довольно сильно ударил её, стараясь, чтобы удар пришёлся на всю половину головы. Уж не знаю, что она там ожидала, но свалилась от моей оплеухи как подкошенная. Она стояла на коленях и, упав, осталась почти в той же позе – позе эмбриона. Нож оставался в руке, сама она лежала, уткнувшись лицом в палас. Я замер. Опытом драк я не обладал, было время когда-то - ходил в «качалку», но правильно рассчитать силу удара не мог.

Наклонился над ней.

- Олюша, ты жива? Ответь что-нибудь.

Сначала задёргались плечи, потом раздалось сдерживаемое рыдание. Ну, и слава Богу!

- Поплачь, поплачь, не сдерживай себя. Сразу легче станет.

Она приподнялась: из носа текла кровь, правая щека наливалась бурой краснотой, а глаза сияли от счастья. Зажала нос рукой, произнесла:

- Спасибо. Принеси какую-нибудь тряпку. Ковёр запачкаю…

- На здоровье, дурёха! – рявкнул я и побежал в ванную за полотенцем.

Через минуту она сидела рядом со мной на диване как будто и не получала оглушающего удара по голове. Правда ещё держала полотенце около носа.

- Нос всегда был у меня слабым местом… А говорил, драться не умеешь. Всё правильно сделал. Если бы ты при таком ударе держал ладонь сомкнутой, а не растопыривал пальцы, у меня бы барабанная перепонка полетела.
- Ещё неизвестно, что там у тебя полетело. Может сосуд какой в голове лопнул. Подожди радоваться.
- Нет. Всё нормально. Я это чувствую. Для тебя, может быть, прозвучит дико, но ты теперь мне ближе стал, чем раньше… Сейчас мне надо уже уходить, я не хочу, чтобы Анна знала о моём визите к тебе. А завтра у меня последний свободный день. Понимаешь?
- Нет. Опять бить тебя надо будет?
- Наоборот. Я очень хочу, чтобы у тебя всё получилось с первого раза. Ну, понимаешь? Я хочу ребёночка от тебя. Он наш с тобой будет. Иначе у меня смысла в жизни не останется. А так мне придётся ещё полгода ожидать, когда смогу родить тебе малыша. Только чтобы у тебя обязательно получилось с одного раза, хорошо? Второго уже не будет.
- Да, с тобой не соскучишься. Здесь не от меня одного всё зависит, это ты должна понимать...
- Если ты про аборт, то мне его делали в очень хорошей и дорогой клинике. Сказали, что рожать я ещё смогу.
- Они скажут…, - недовольно проворчал я. – Ну, посмотрим… Приходи… А если Анна не отпустит?
- Отпустит.
- Подожди. Это полдела. Но она же потом всё равно заметит твою беременность. Если ты сама раньше не проболтаешься. И опять придумает какую-нибудь пакость.
- Я к тому времени буду «персона грата». Она через два месяца родит и оставит ребёнка на меня. Я буду главной хранительницей её наследника со штатом полагающейся мне прислуги. А когда вырастит свой живот… Что может быть естественней для маскировки, чем беременная женщина, прогуливающаяся с грудным ребёнком?
- А если всё пойдёт не так гладко, как ты живописала?
- Я всё равно не пропаду. Ты уже должен был убедиться в моей живучести. Вот видишь, кровь у меня уже не идёт. Не ожидала, что удар будет такой силы. Но действительно, мозги на место встали… Завтра будешь меня ждать?
- Конечно.
- Ну, пока, боксёр! До встречи!

И она поцеловала меня совсем по-дружески – в щёку.

Ну, и дела… Хорошо это или плохо? Чтобы не сглазить, пока представлю себе, что плохо:

Страстей несбывшихся накал
Здоровье губит.
Бог неприятности послал…
Наверно любит?

Ольга оставила мне ключи от своей квартиры и пристыдила перед отъездом расплывающейся фигурой, посоветовав заняться упражнениями на её тренажёрах и «готовиться к боям». Бои она, надеюсь, подразумевала любовные.

В отличие от Анны Ольга в постели не произносила почти ни слова, только мучительно стонала. Но довести её до оргазма требовало нешуточной физической нагрузки. И только после этого, не разжимая своих объятий, начинала жалобно, так не похоже на себя, шептать: «Миленький, я ещё хочу. Отдохни и постарайся ещё разик, хорошо, миленький мой? Я подожду. Только не выходи из меня». Она была готова на всё, лишь бы бесконечно продолжать свои ласки, и выматывала меня до предела. Усиление спортивной формы мне, с её точки зрения, было крайне необходимо. Это с миниатюрной Анной я чувствовал себя всемогущим Гераклом… А с Олей - увы! Любовные ласки с ней превращались у меня в акт иногда довольно грубой сексуальной агрессии, который, к счастью, устраивал нас обоих.

Анна была гораздо нежнее и одновременно настойчивее. Словно королева, не терпящая ни в чем отказа, она руководила моим телом, словно полководец своей армией, умело направляя меня в самые глубины своей неуёмной сексуальности, которая в этот момент только и составляла суть её существования. При этом тихо, но неистово материлась и царапалась, что возбуждало меня с ещё большей силой. У нас с ней как-то быстро установилось своеобразное разделение «труда»: первый раз – её (как хочешь, но терпи!), второй раз – мой (делай со мной, покорной и утихомиренной, что пожелаешь).

Как там у меня?

Когда мне говорят друзья:
   - И чем тебе понравилась девица?
        Жалею их убогих я,
       Есть в каждой то, чем можно насладиться.

В первый же свободный день, несмотря на дождь и мерзкий ветер, я отправился по незнакомому адресу. Двухкомнатная квартира Ольги больше походила на гостевые апартаменты. Причём - почти нежилые.

В громадном коридоре, который я бы наверняка заставил книжными стеллажами, одиноко красовались вешалка и средних размеров зеркало. Это если не считать коврика около двери.

Направо располагалась кухня размером с мою гостиную. Там было всё необходимое: холодильник, посудомоечная машина, газовая плита, разные шкафчики, столы и стулья. И абсолютное отсутствие посуды. Впрочем, я ошибаюсь. В углу около газовой плиты стоял электрический чайник. И бокал. Но своими кулинарными способностями Оля и не хвасталась. Так что всё нормально.

Следующая комната на этой же стороне была спальня. Интересно, каков будуар у боевой женщины? Односпальная кровать у окна, на которой принимать любовников просто стыдно. Шкаф для одежды и комод, видимо, для всякого спального барахла. Аскетка, одним словом. Да, потому-то такой скудный компромат накопала на неё Анна.

Интересно, что же у Ольги в большой комнате, которая должна по идее служить гостиной? Она располагалась слева от коридора и тянулась во всю его длину. Комнатой это помещение можно было назвать с большой условностью. Это был фитнес-клуб в миниатюре: вдоль стен помимо различных силовых тренажёров стояли тренажёры для растяжки, грузно висел мешок для бокса, на этой же стойке с другой стороны - подвесная груша. Напротив - беговая дорожка и велотренажёр. Всё это хозяйство равномерно распределялось вдоль боковых стен. А на стене, расположенной напротив входной двери, была укреплена щерблённая деревянная плита с изображёнными на ней белой краской двумя человеческими фигурами: одна в полный рост, другая почему-то в положении сидя.

Эта доска для убийств явно не для меня. А вот с велотренажёра можно было бы и начать.

Я постучал по его сиденью и не без труда уговорил себя, что начинать укреплять своё здоровье надо прямо сейчас. А то потом – знаю я себя! – уже не захочется. А продолжают здесь стоять видеокамеры или нет, какая мне разница? Пусть любуются.

Ольга выбрала странный и неожиданный для меня способ связи. Ни СМС-ки, ни телефон, ни такую удобную, на мой взгляд, электронную почту, ни разговоры по скайпу. Видимо, все эти виды контактов не отвечали требованиям её конспирации. Она присылала мне телеграммы, которые уж я и не помню, когда и от кого получал. Думал, что этот когда-то казавшийся молниеносным вид связи ушёл в прошлое.

Телеграммы приходили редко, и их было явно маловато для поддержания устойчивого любовного пыла. Это сообразила бы любая нормальная девушка. Но к Оле сие не относилось. Более того, сам текст телеграмм мог вызвать если не паранойяльную настороженность, то удивление у любой работницы телеграфа, рождая мысли о шифровальном послании, скрывавшем угрозу терроризма или ещё чего похуже. Маскировка у Оли, как и многое другое, носила явно странный характер. И настроение, в котором она пребывала, иначе, как гипоманиакальным, назвать было трудно. Во всяком случае, мне так казалось.

Первая телеграмма, пришедшая через месяц, гласила:

«Малыш закрепился. Ура. К бою готовишься? Твой Солдатик».

Телеграмма действительно требовала расшифровки, впрочем, для меня весьма несложной.

В пришедшей через два месяца говорилось:

«Царица родила богатыря. Назвали Виктором Викентьевичем. У нас всё нормально. К бою готовишься? Твой Солдатик».

И, наконец, через три месяца:

«Она возвращается. Жди нападения. К бою готов? Я всё равно буду любить тебя. Твой Солдатик».


Зови меня Аней

Звонок Анны не заставил себя ждать.

- Я долго не видела тебя, Витюша.
- Взаимно, Анна. Как себя чувствуешь после родов?
- Можно сказать, нормально. В форсированном темпе восстанавливаю форму. И очень прошу тебя, не называй меня больше «Анной». А то становишься как флигель-адъютант Вронский.
- Это ты про «Анну Каренину»?
- Разумеется.
- Хорошо, Аня.

Я не хотел ничего спрашивать о ребёнке – это же не мой сын! - но выглядеть совсем уж невежливым не хотелось. Как не спросить мать о её ребёнке!?

- Как там малыш?
- Прекрасно. Твоя копия.
- Ой, не верю я в такие слова, Аня, хотя и понимаю подобное чувство у каждой матери. Новорождённый младенец не может быть ни на кого похожим, все они поначалу одинаковые.
- Это потому, что ты его ещё не видел. Четыре восемьсот весил при рождении, представляешь? Я кое-как разродилась. Он пока там под охраной Ольги. Я ещё не решила, как поступать дальше.
- А что такое случилось?
- У меня к тебе очередное предложение, Витюша.
- О, Господи! Ты опять с каким-нибудь договором?
- Будешь смеяться, но – да, с договором.
- Знаешь, а мне почему-то совсем не смешно.
- Легко тебя понимаю. Но давай всё-таки встретимся и поговорим. Окончательное решение, как и в первый раз, останется за тобой.
- Ну, давай встретимся, - недовольно пробурчал я. – Только фешенебельные рестораны исключаются.
- Ты так быстро израсходовал мои деньги?
- Какие?
- Ольга передала тебе кредитную карту, на которой было два миллиона деревянными. Не весть какие деньги на полгода, конечно, но неужели у тебя даже на приличный ресторан ничего не осталось? А я-то надеялась, что ты какой-нибудь транспорт себе подкупишь... Что, «девочки» нынче подорожали? Или ты впал в тотальный промискуитет?
- Я твою карту не взял. Оля несколько раз покупала на неё для меня продукты и всё. А потом – не знаю.
- Ну, и Ольга! Чужое добро не упустит. Видимо, сочла, что эта карта теперь не моя, а твоя. Ну и зря ты не взял… Ладно. Приглашай меня сам в любую забегаловку, это как раз соответствует моим интересам. Лучше за городом. В какой-нибудь неприметный придорожный ресторанчик.

Я находился в некоторой растерянности. Кто же меня из них за нос так ловко водит? Или обе?

- Давай сделаем так, – продолжила Аня, не дождавшись от меня ответа. - Поедем туда, как всегда порознь. К тебе приедет Корнелий. С ним решите, куда лучше поехать, чтобы в пробках вечером не застрять. И уйми немного свою щепетильность, в конце концов. Встречаются два родителя, какая разница, кто будет платить? Я тебе покажу фотографии нашего малыша, увидишь, какой он прелестунчик. Весь в тебя, честное слово.
- По твоему договору, у меня…
- Боже мой! Когда ты забудешь про тот договор? Я его привезу, и ты порвёшь эту бумагу своими руками. Не могла же я обойтись вообще без всякой гарантии?!
- Ну что ж… - Я всё никак не мог ещё прийти в себя от её очередного предложения. А ещё от того, что она рассказала про Олю. – Встретиться, я думаю, действительно надо. У меня тоже будут к тебе кое-какие вопросы. Когда?

Корнелий, негр, вернее, афро-россиянин - всё-таки это словосочетание звучит глупо! – обладал моей комплекцией и числился у Анны не столько телохранителем, сколько специалистом по всяким видам техники и компьютерным технологиям. Небось, его жучки и устанавливали в наших квартирах. Стервец! Ну, ладно. Мужик он был толковый, держался корректно и вполне уважительно.

- Я прикинул, Виктор Владимирович, - вот три подходящих места. Эти трассы будут наименее загружены под вечер, сравнительно недалеко и места не то, чтобы глухие, но малопосещаемые.
- Для ста двадцати процентов гарантии, чтобы нас никто не видит?
- Не без этого. Вы что выбираете?
- Да мне, честно говоря, без разницы, Корнелий. Лишь бы отвёз и привёз назад живого.
-  Шутить изволите, Виктор Владимирович? Если с Вами что случится, с меня первого голову снимут.

Этот ресторан «У Палыча» действительно больше напоминал забегаловку для проезжих дальнобойщиков. Им наверняка было очень удобно по дешёвке перекусить перед въездом в столицу. А ещё мой клуб «Come on everybody!» обзывают то борделем, то забегаловкой. Здесь, небось, и туалета нет. Лес-то рядом…

Через небольшой зал мы прошли на деревянную террасу. Стены представляли собой обрешётку из реек, увитых искусственной зелёной листвой. Так сказать, летний вариант перголы…

Там стоял всего один стол, другие явно только что вынесли. Лишь стулья вдоль стен остались. За этим столом сидела Аня с Сергеем. Когда я вошёл, Сергей встал, поздоровался со мной и вышел. Они с Корнелием, видимо, остались у входа внутри, а мы с Аней – здесь, на свежем воздухе.

Я не сразу сел, рассматривая её. Надо же! И после родов ничуть не изменилась – такая же красивая и элегантная. Ну, может быть, лишь чуть-чуть пополнела.

- Присаживайтесь, Виктор Владимирович, не стесняйтесь. Что так пристально меня разглядываете? Подурнела после родов?
- Здравствуй, Аннушка. Нет. Ты выглядишь по-прежнему очаровательно. Практически не изменилась за это время.
- Ну, я тебе тоже могу сделать комплимент. Насколько успела рассмотреть, твой интеллигентный животик явно уменьшился.
- Спортом занимался. Готовился к предстоящим схваткам с противниками.
- С какими?
- Сам не знаю. Задурили вы мне голову. Ничего понять не могу.
- Я тебя вроде никогда и ни в чём не обманывала.
- Может быть и так. Всего не упомнишь...

Мы, наверное, минуты две молча рассматривали друг друга.

В дверях показался, а затем нерешительно подошёл к нам официант. Торжественно доложил:

- Я вам принёс меню.

Положил одну папку перед Аней, другую передо мной. Ну, что ж, можно заняться любимым делом – выбором блюд.

- Даже не знаю… - протянула Анна. - Я что-то боюсь здесь что-либо заказывать.
- Почему?
- Давай так поступим… У тебя желудок железный, так что заказывай, что хочешь. А я очень хорошо пообедала, обойдусь одним чаем.
- Опять я буду есть, а ты на меня смотреть? Тебе это ничего не напоминает. Не забыла?
- У меня же абсолютная память, Витюша, на слова, лица, имена, номера. Иначе я бы не справилась со своей работой.

Что-то знакомое прозвучало в её словах. Это же мне говорила Ольга! Как бы тут самому с ними с ума не сойти…

- Ну, и какая же была моя первая фраза, когда мы с тобой встретились? - спросил я не без ехидства.
- При знакомстве в твоей забегаловке? Пожалуйста: «Мэм, мне кажется, Вы явно ошиблись местом, не так ли?» Пижонская фраза, согласись? Я хотела повернуться и уйти. Но… в обаянии тебе не откажешь. Да и Ольга так тебя расхваливала… Ну, в общем, что было, то и произошло.
- Понятно… Итак, многоуважаемая Анна Витальевна, каким предложением Вы удивите меня на этот раз?
- Практически тем же самым, многоуважаемый Виктор Владимирович. Хочу сделать Вам предложение.
- Делай. Слушаю.
- Только что сделала.
- Не понял.
- Ты за эти полгода физически стал крепче, но вот насчёт умственного развития я что-то уверена меньше. Ты же любил, чтобы тебе делали предложение одним предложением, не так ли?
- Послушай, Ань. Ты или серьёзно говори, или шути. Выбери что-нибудь одно из двух. Я бы не назвал наши прошлые отношения с тобой настолько безоблачными, чтобы…

Я замолчал, чтобы не сказать какой-нибудь грубости.

- Витюша, у нас же с тобой растёт сын. Его, кстати, я назвала Виктором.
- Только по отчеству он Викентьевич!
- Какой Викентьевич? Откуда ты это взял?

Я тупо уставился на Анну, уже ничего вообще не понимая.

- Оля написала мне, что ребёнка назвали Виктором Викентьевичем.
- О, Господи! Нашёл ещё знатока английского. В свидетельстве о рождении чётко напечатано «Виктор Викторович». Может, она там буквы какие перепутала, откуда я знаю? Скорее всего, выдала желаемое за действительное. У меня муж был Викентий. Свидетельство о рождении я, разумеется, оставила ей. Копия у меня есть, но мне и в голову не пришло брать её сейчас с собой. Причём здесь Викеньтьевич? Глупость какая... Старый договор я привезла. Смотри, печать синяя, это оригинал. Бери и можешь порвать его к чёртовой бабушке.
- Хочу сохранить на память, - недовольно проворчал я, сунул бумаги в карман пиджака. Наткнулся на зажигалку. – Да, кстати! Это твоя, та самая. Я обещал через год вернуть... Пожалуйста.

Анна взяла у меня зажигалку, выражение лица у неё сразу изменилось. Тихо сказала:

- Я курить пока ещё не начинала… И не хотела бы…

Подошёл официант:

- Вы что-нибудь выбрали?
- Ань, позволь я за двоих скажу. Значится так, молодой человек. Бутылку Шампанского, брют, если есть. Откроешь при нас, хорошо? Коробку шоколадных конфет. Хорошо бы не самых старых. И самый большой чайник с чаем. «Молочный улун» у вас есть?
- Есть чёрный, и есть зелёный с жасмином.

Я посмотрел на Аню. На лице у неё была грустная улыбка. Прошептала:

- Чёрный.
- Так, значит, чёрного и побольше. Сахар не забудь.
- Сейчас всё сделаю, не беспокойтесь.
- Если ты собрался что-то праздновать, можно было бы выбрать место и поприличнее, - сказала Аня.
- Это ты, а не я вечно предлагаешь самые невзрачные места и самые захудалые гостиницы. Мы с тобой в квартире встречались раза три-четыре не больше.
- Так надо, Витюша. Ты уж не обижайся на меня… А что всё-таки мы празднуем? Теперь уже я ничего не понимаю.
- Ничего не празднуем, Аня. Выпьем Шампанского, закусим конфеткой. А потом будем пить чай и ты расскажешь мне о своём новом интригующем предложении, наверняка таком же дурацком, как и старый, договор.

Официант принёс заказ. Суетливо, но умело раскупорил бутылку:

- В холодильнике лежала. Можете пощупать.

Открыл коробку шоколадных конфет:

- Совсем свежие. Видите, белого налёта нет. Сейчас чай принесу. Одну минуточку.
- Чего загрустила, Аннушка? Была вроде весёлая сначала.
- Вспомнила, как ты меня из запоя выводил, а потом спать укладывал. Я так разозлилась на тебя тогда!
- За что?
- Я так хотела, чтобы в последний раз ты поласкал меня. Знала, что уже не скоро увидимся. А ты раздел, укрыл одеялом и ушёл, даже не поцеловав. Очень обидно было.
- Я думал, ты совсем пьяная. Ты же на ногах не стояла… Сама запуталась в своих обманах, а теперь переживаешь… Давай выпьем за встречу и за то, чтобы ты жила попроще. Очень уж мудрёная у тебя жизнь, Аннушка.

Странно, но обоим не хотелось ни о чём спрашивать другого. Мы снова несколько минут молча смотрели друг на друга.

Официант тем временем принёс очень большой, литра на полтора чайник, чашки, сахарницу. Что-то пожелал нам и ушёл.

Аня взяла меня за руку.

- Я скажу тебе очень серьёзную вещь, Витюша. У нас с тобой растёт сын. Я хочу, чтобы у него был отец. Чтобы была полная семья – и мама, и папа. Я хочу, чтобы ты женился на мне. Знаю, и для тебя это не секрет, что я на четыре года старше, и после твоих «девочек» могу казаться тебе старухой. Но без договора на этот раз действительно обойтись нельзя. У меня очень большое состояние. Его надо расписать на всех членов нашей семьи. Это непросто. Самое неприятное в моём предложении – его опасность для тебя. Опасность в буквальном смысле. Есть люди заинтересованные в том, чтобы я никому не могла передать свой бизнес. И тем более – своему ребёнку. При образовании холдинга у мужа был компаньон. Часть активов принадлежит ему. А договор они в своё время составили так, что в случае каких-то несчастий - помнишь же, какие времена были? - всё остаётся той семье, в которой будет наследник. Если же наследники будут у обоих, то весь наш актив делится в соответствии с первичным капиталовложением. И ещё одно, наверное, не очень приятное для тебя условие. Я не могу обещать тебе весёлой и шумной свадьбы. Скорее всего, её как таковой просто не будет. Вот и всё моё предложение. Думай. Решай. А завещательный договор, если ты согласишься, будем составлять вместе…
- Ты же знаешь о моих отношениях с Ольгой.
- Одной девочкой больше, одной меньше. Думаю, она в своё время в накладе не осталась, причём во всех смыслах: и сексуальном, и финансовом, если учесть, что оставила у себя банковскую карту.
- Но она ждёт от меня ребёнка.

Аня побледнела.

- Этого не может быть. Она же всё время была на моих глазах. Я ничего не заметила… И там тоже… О, Господи! И когда же ты только успел её трахнуть?.. Надо подумать… Она вообще любит приврать. Почти патологическая лгунья! Ну, ты должен знать, есть такое психическое расстройство. Правда, достаточно безобидная и уж во вред ко мне никогда не направленная… Она, выходит, специально убрала спираль, чтобы забеременеть от тебя? Но зачем ей это?
- После аборта она захотела всё-таки родить ребёнка.
- Какого аборта? Ты хочешь сказать, что она сделал аборт, а я не заметила? Это не зубы почистить, мой милый!
- Но ты же сама её заставила!
- Что я заставила?

Анна молча смотрела на меня расширенными глазами. Неожиданно крикнула:

- Сергей!

Тот через мгновение оказался перед столиком. В дверях стоял Корнелий. Сергей выполнял у Анны обязанности офис-менеджера. По нашему – завхоз и завкадрами в одном лице.

- Немедленно уезжаем. Когда вернусь, чтобы у меня дома был Иосиф Давидович и весь наш «теневой кабинет». Виктора Владимировича пусть отвезёт Корнелий. – Встав, повернулась ко мне. – Витюша, извини, ради Бога. Мне надо срочно уходить. Моё предложение, кстати, остаётся в силе. Подумай о нём. Я завтра позвоню тебе или лучше встретимся где-нибудь.
- Что случилось, Ань?
- Видимо, Ольга что-то задумала? Не уверена, что она может решиться на самостоятельную игру. Но могли найтись и советчики... И помощники… О, Господи, сделай так, чтобы я ошиблась!!! У неё же там наш сын, это-то ты понимаешь?! А мы с тобой - здесь!

Она наклонилась, поцеловала меня и быстро вышла.

И снова я остался один за обеденным столом. Корнелий нетерпеливо кашлянул. Я поднял руку, показывая – «Подожди немного». Салфетка на столе оказалась вполне пригодная для писания, а без авторучки я из дома вообще не выходил. Быстро набросал:

Жирует российская знать
И врёт нам при этом умело.
Но правду мы сможем узнать
Из их уголовного дела.

*

На работу ко мне Аня ни разу не приходила, хотя, что может быть естественней для женщины, чем зайти в поликлинику? Лучший вид конспирации… Впрочем, все наши предыдущие встречи всегда носили сугубо эротический характер.

На следующий день ко мне в кабинет после ухода очередной пациентки вошла Аня и решительно направилась к моему столу.

- Здравствуйте, доктор. Вне очереди примете?
- Разумеется. Только там…
- Её развлекает Сергей. Не беспокойся.
- Что всё-таки случилось, Аня? Ты разобралась?
- Боюсь, что без твоей помощи мне и на этот раз свою проблему не решить.
- Чем я могу помочь?

Анна вздохнула, оглядела мой гипнотарий с зашторенными окнами и стенами, обитыми шумопоглощаемыми панелями.

- Уютно у тебя. Даже не ожидала, что здесь такая приватная обстановка. Ничего… такого, - она показала рукой на потолок, - нет? Никто не контролирует твоё распутное поведение по отношению к симпатичным пациенткам?
- Никаких камер слежения нет. Есть только «тревожная кнопка».
- Надеюсь, она нам не пригодится.
- Аня, я ни черта ничего не понимаю. Кажется, впервые в своей жизни я не могу разобраться с двумя женщинами. Не по зубам «орешки» оказались. А считал себя большим знатоком женских душ.
- Вся беда в том, Витюша, что я тоже не всё понимаю. Пойти против моих планов Ольга при всей своей сумасбродности не могла. Она очень предана мне. Во всяком случае, я так считаю. Да, это я «подложила» её под тебя. Но мне ещё не хватало, чтобы тебя захомутала какая-нибудь краля, пока я ходила как беременная утка. Сейчас нам с тобой надо срочно уточнить: если она просто слегка переиграла с тобой, тогда это мелочи. Девушка к тебе не ровно дышит, это нормально. Или она задумала что-то… Пойми, пожалуйста, сейчас речь идёт отнюдь не о тебе. И не обо мне. Если ты действительно любишь Ольгу и вы хотите жить вместе, как бы мне этого не хотелось, мешать я вам не буду. Меня беспокоит наш ребёнок… Может быть я и зря боюсь… В общем, она теоретически может или похитить ребёнка, или… Или сделать с ним что-нибудь. Ну, ты понимаешь. И без труда найдёт себе не менее влиятельного покровителя. Она же прекрасно знает, сколько… сколько стоит – как бы гадко это не звучало! – наш ребёнок. У меня никого больше нет, понимаешь? Убери меня и – всё, весь бизнес переходит к другому лицу.
- Это происки твоего компаньона?
- Не знаю. Во всяком случае, я на 120 процентов не уверена. У нас с ним неплохие отношения. Но с одним человеком всегда легче договориться, чем с двумя. А у нашего холдинга весьма перспективное направление. Это же фармакологические производства, институты, лаборатории, свой банк, понимаешь?
- Так, я чем могу помочь?
- Я боюсь за сыночка. А лететь сейчас к нему я никак не могу. Ну, не могу, понимаешь?!
- Ты хочешь, чтобы в Америку полетел я?
- Какая Америка? Он в Швейцарии. Это я следы запутывала... Наш ребёнок находится с Ольгой, медсестрой и охранником в небольшом городке. Там же нашли и кормилицу, кстати. Вот, где здоровые люди живут! Райское место, оно между Монтрё и Берном находится. Сняли этаж на полгода в одном из домов, чтобы не светиться в отеле. Там ежедневно бывают туристы, так что новый человек внимания не привлечёт. Да и где легче всего спрятаться, как не среди других людей? Ещё один плюс: там три крошечных отеля и ни разу ни один человек из России в них не останавливался. Как раз то, что мне надо. Ну, и воздух, разумеется, лучше не придумаешь для маленького. У тебя шенгенская виза есть?
- Я ездил только в Турцию и Египет.
- Надо её срочно оформлять. Сможешь туда поехать?
- Могу оформить отпуск за свой счёт.
- Кого-либо другого посылать бессмысленно. Если Ольга что-то замышляет, то поделиться этим она может только с тобой. Если пять лет не могла тебя забыть, то за эти месяцы – тем более. Я беспокоюсь только об одном: как бы она не перетянула тебя на свою сторону. Так что фактически я снова полностью отдаюсь в твои руки.
- В первый раз я тебя вроде не подвёл… Но сейчас интрига начинает носить уже криминальный характер. А я плохой боец, Аннушка и не собираюсь строить из себя супермена… Ну, узнаю что-то, а дальше что делать?
- Ты отец ребёнка. Твоё имя вписано в его свидетельство о рождении… Вот оно, смотри. Я напишу разрешение от своего имени на вывоз малыша из Швейцарии в Россию…. Если убедишься, что Ольга что-то затевает…
- Везти сюда такую кроху? Ты вообще представляешь меня с ребёнком на руках? Это если мне его ещё отдадут...
- Это твой сын, Виктор! А группу помощи на крайний случай я тебе обеспечу. Но сначала надо во всём разобраться. Возможно, я зря запаниковала. Но… Если я потеряю и второго ребёнка, я этого не вынесу… Господи, да, всё, что угодно, лишь бы мои опасения оказались необоснованной паранойей!
- Ольга там за начальника?
- Разумеется. Все в её подчинении. Но у тебя будут особые полномочия. У меня предусмотрен и такой случай. Не забывай про мои 120 процентов гарантии…

Стою, как витязь на распутье.
Где применить свой спектр талантов?
А на плите, что кажет путь мне,
Написано: «Без вариантов!»

*

Каждое посещение дома Анны превращалось в военную операцию, необходимости в которой я никогда не видел. Ну, играют дети в игрушки и играют. Пусть эта дощечка будет пожарной машиной, а вот тот кубик – горящим домом. Какой смысл с ними спорить?

А эти хотят в войнушку поиграть, ну и пусть тоже себе играют. Жак Лакан недаром, лишь на первый взгляд, парадоксально утверждал, что человеческая норма – просто хорошо замаскированный психоз. Каждый по-своему с ума сходит…

Поэтому я послушно уже за два-три квартала лёг на заднее сидение: никакой видеорегистратор меня в машине не заметит. В голове, перефразируя Иоганна Себастьяна Баха, звучал аккорд «плохо темперированных мыслей»:

- свернули на её улицу или ещё нет?
- действительно Оля беременна или это очередной обман?
- это надо же было: сразу двух в декрет отправить!
- побывать в Швейцарии – это, конечно, здорово!
- рейс дурацкий – в четыре утра уже надо ехать в аэропорт, не высплюсь.
- а я ведь так и не ответил на предложение Ани. Тоже чудная ситуация: не я женюсь, а за меня собираются замуж… Да…

А вот сейчас мы точно въезжаем в ворота её особнячка.

Корнелий проводил меня до гостиной, где передал живой копии Дольфа Лундгрена. Ух, ты, красав;ц какой! Это, наверное, замена Ольги, типа – ближний телохранитель? И где только Анна находит таких атлетов?

Я приветственно кивнул Лундгрену и собрался уже пройти мимо, как он остановил меня.

- Извините.

Взял со столика ручной металлодетектор, и подошёл ко мне.

- Будьте добры, - он недвусмысленно показал своей дубинкой, чтобы я поднял руки.

Так, докатился! Теперь меня каждый раз обыскивать будут? Не перебор ли это, Аннушка, дорогая? Я что тебе – незнакомый мужик с улицы?

Раздражение постепенно, но неумолимо нарастало.

Я сам с ними неврастеником становлюсь. А мне это по статусу и профессии никак не положено. Нет, так не пойдёт. Не для меня эта «сладкая жизнь».

- Послушай, парень, - как можно снисходительнее проговорил я. – Тебя как кличут-то? А?

Он напрягся и тревожным испытывающим взглядом посмотрел на меня.

Этот взгляд нам уже знаком, товарищ Лундгрен. Видели и не раз, только в другом исполнении. У Ольги он был даже более выразительным.

- Я – Борис.
- Очень приятно. А я – Виктор Владимирович. Ну, так как, Боря вышел из моря, я свободен?

Он немного растерял свою мужественность и сухо ответил:

- Можете проходить. Вон в ту дверь.
- Спасибо тебе, Боря. Только, знаешь ли, я уже передумал.

Я развернулся, вышел в коридор и направился к выходу.

Как часто повторяются одни и те же ситуации! Даже смешно, хотя и не очень, если сознаться. Тем более ещё неизвестно, чем моя «самоволка» закончится на этот раз. Но в комнатке около входных дверей, к своему счастью, увидел Корнелия.

- Корнелий!
- Слушаю, Виктор Владимирович.
- Я хочу уйти. Меня обыскали, опасности я не представляю, так что будь добр, выпусти меня на свободу.

Он сразу всё сообразил. Даже поморщился от неудовольствия. Уговаривающим тоном произнёс:

- Анна Витальевна очень хотела Вас увидеть, Виктор Владимирович. Очень.

Но, как писали Ильф и Петров, «Остапа понесло». Я чувствовал, что меня начинает трясти от злости и унижения:

- Корнелий, я считаю тебя единственным адекватным человеком в вашей военной команде. И очень прошу тебя: открой - мне - дверь. Вспомни, что здесь произошло, когда меня не хотела выпускать Ольга. Меня не жалко, так окно пожалей!

Да, хоть он и тёмно-коричневый, а оказался благоразумнее всех белых вместе взятых. Корнелий открыл входную дверь, вышел первым:

- Идёмте со мной… Зря Вы так, Виктор Владимирович. У Анны Витальевны был серьёзный разговор.

Он открыл калитку, и я буквально вырвался на улицу, коротко бросив:

- Спасибо тебе, Корнелий.

И зашагал в сторону метро.

Побыстрее бы уйти подальше от этого осиного гнезда, подальше от этих сумасшедших баб! Ещё погоню устроят! Ну, их всех к чёрту! И чего ради я так серьёзно связался с ними? Дурак! Не было забот, купила бабка порося! Идиот! В итоге имею одного родившегося ребёнка, и одного неизвестно в каком состоянии – то ли в реальном, то ли в виртуальном! Плюс – сломанное ребро. Зачем мне это надо?.. Женщины они, конечно, незаурядные, даже удивительные… Это верно, но не хватит ли мне уже этих приключений на свою задницу? Не пора ли изменить стиль жизни? Всё других учу, как жить надо, как избегать стрессовых ситуаций и жить в мире со своими чувствами. Но страдание имеет смысл, если ты сам становишься другим. А я, дурилка картонная, постоянно вляпываюсь то в одно, то в другое…

Рядом со мной резко затормозила ярко-жёлтая «Феррари». Наверняка есть и ещё в Москве вот такие двадцатимиллионные игрушки на колёсах, но только - какая уж теперь конспирация?! То лежи на заднем сидении и голову не поднимай, а то вся улица на эту супертачку глаза выпучила.

Анна, не глядя в мою сторону, открыла дверь:

- Виктор, сядь, пожалуйста.

Я подошёл к низкой – мне по пояс – машине и ещё пришлось согнуться в три погибели, чтобы заглянуть в кабину.

- А нам по пути? Я домой иду.
- По пути, Виктор, по пути. - Анна вздохнула и добавила: - Садись.

Поехала в сторону моего дома. Вот и хорошо, в метро трястись не надо будет… Оглянулся назад, но серого «Лэнд крузера» не увидел.

- Что же Вы, Анна Витальевна, без охраны. Как можно?
- А ты разве меня не защитишь?

Хороший вопрос. Наверное, мою секундную задержку и она уловила, так как улыбнулась и кивнула головой в сторону лобового стекла:

- Вон они. Впереди едут.
- Чётко всё у тебя организовано. Вот только зачем этот козёл меня обыскивать стал, не понимаю!?
- Извини, Виктор. Это моя вина. Не предупредила.
- Корнелий же сдал меня ему как бандероль на почте – из рук в руки.
- Я уже попросила у тебя прощения. Успокойся, пожалуйста… Поговорим у тебя дома... Мне нравится твоя старомодная квартира: большие кресла, везде даже на стенах ковры, картины, шкафы с книгами. Я всегда думаю, неужели ты сам все эти пыльные ковры пылесосишь?..

Некоторое время ехали молча. Я провёл сам себе мысленный аутотренинг и стал спокоен, как удав. Но оказалось, что ненадолго.

- У меня военное положение, Витюша.
- Что это значит?
- Это значит – война. Если не с убийствами, так с возможным финансовым крахом и разорением. Кто знает, что хуже. Вот всё думаю, совпадение это или запланированная акция со стороны конкурентов. Я как приехала, разумеется, сразу активизировала свой бизнес. Ответные действия и должны были последовать. Но не в такой наглой степени! Задействовали СМИ, началась внеплановая проверка нашего банка и - хуже всего – налоговая начала наезжать… Я не буду посвящать тебя во всю эту финансовую галиматью. У нас с тобой был другой уговор. Ты ещё не отказываешься лететь в Швейцарию? Я очень надеюсь на тебя, милый… Ну-ка, прочти мне что-нибудь соответствующее моменту и времени.

Ну, что тут скажешь? Разумеется, я не отказываюсь. Там мой ребёнок. Там нужна моя помощь. Следует узнать: обманывают Анну или нет? И она, конечно, права. Если Ольге не сообщили о наших последних встречах с Аней, то вполне возможно, я что-то и смогу выведать… Стишок ей прочитать? Это мы можем.

Женщина – вечно загадка,
Она – воплощенье порока.
Попробуешь, вроде бы сладко!..
А после – и кисло, и горько.

- Это про меня?
- Это про вас обеих. Но к своему сыну я, естественно, поеду.

Когда подъехали к дому, Корнелий уже стоял у открытой двери подъезда, а Боря, который из моря, подошёл к нам, открыл дверь Анне и подал руку. Руку по-хорошему надо было подавать мне. Аня выпорхнула из своего золотого гнёздышка как птичка, а я с большим трудом вытащил своё громоздкое тело из этой железной клетки. Нет, если и покупать себе машину, так такую, как их «Лэнд Крузер». В ней хоть повернуться можно…

Борис остался у машины, мы с Аней вошли в подъезд. Война, говорите? Ну, и хрен с ней, с войной. Нам, пролетариям, терять нечего…

От дверей лифта отделилась толстая бесформенная фигура и двинулась навстречу. Я невольно и не очень нежно остановил Аню, встал перед ней.

- Это свои, Витюша… Всё нормально. А ты меня собрался грудью защищать?
- С этой вашей войной скоро начну ворон пугаться… И потом – тобою какой смысл прикрываться? Пуля насквозь пройдёт. А во мне наверняка застрянет. Хоть такой толк от меня… От бестолкового…

Грюйер

То ли прямого рейса до Берна из Москвы не было, то ли по какой другой причине, но билет мне взяли до Женевы. Пока встретивший меня Михаил вёз «особу, приближённую к императору» в этот самый Грюйер, я восхищался открывавшимися видами. Да, это не поездка из Хургады в Луксор, когда вокруг только песок и каменные холмы. Эти места были мне интересны ещё и тем, что здесь жили многие великие люди. Я дал себе слово на обратном пути обязательно остановиться хотя бы в Монтрё и Шильонском замке.

Потом потянулись картины менее населённые, но не менее красивые. Всё хорошо, только зачем Анна увезла ребёнка в такую глушь? Впрочем, это русское слово не очень подходило к швейцарской провинции, где к каждому виднеющемуся на горе домику (они здесь должны называться шале) вела асфальтированная дорога. Видимо, и все остальные удобства там тоже присутствовали. А живописные посёлки, которые то и дело всплывали на фоне гор посередине зелёного океана травы, относились к тому разряду, который Иосиф Бродский назвал «каменными деревнями».

Никаких вопросов по дороге я Михаилу не задавал. Я же ехал на свидание с любимой женщиной. О чём его спрашивать? Спит ли он с ней?

Аня мне сказала, что поддерживает ежедневную связь с Ольгой и через день-два «для гарантии» разговаривает с медицинской сестрой Еленой Николаевной. Кормилица английского не знает, говорит на французском, которого не знает Анна. А немецкий, который мог бы стать для них средством общения, у кормилицы так сильно отличался от языка Шиллера и Гёте, что Анна мало что понимала. С Михаилом – «это Ольгин кадр» - она вообще не общалась.

Разумеется, все получаемые ею сведения никаких опасений у Ани не вызывали. Малыш не болел и набирал вес в полном соответствии с рекомендуемыми нормами. А уж насколько весело живут приставленные к нему «люди», Аню не интересовало: не за то деньги получают. Но после разговора со мной её постоянное стремление к 120 процентам гарантии требовало дополнительной проверки.

Наконец, приехали в Грюйер. Он представлял собой два ряда прижатых друг к другу домов, стоящих вдоль довольно широкой мощёной брусчаткой улицы, которая заканчивалась у входа в хорошо отреставрированный замок. Справа в низине стоял католический храм с кладбищем, которое умиляло своей аккуратностью.

Оля встретила меня, как я и ожидал, весьма настороженно.

- Ты теперь типа – чиновник по особым поручениям?
- Ну, что ты, Олюша? – постарался я совершенно искренне развеять её сомнения. Наверняка я зря навёл тень на плетень и тем самым «подставил» Олю.

А вот Оля заметно изменилась: отпустила волосы, которые сразу сделали её лицо более миловидным. Да и соответствующий погоде прикид - короткие шорты и топик – в выгодном свете демонстрировал стройную спортивную фигуру… Но появилась в ней то ли измождённость, то ли сухощавость. Такой вид бывает у стайеров – одни мышцы и сухожилия и ни грамма подкожно-жировой клетчатки, которая придаёт женщинам соблазнительную округлость. Но ни один из пришедших мне в голову эпитетов на комплимент явно не тянул, поэтому я счёл за лучшее промолчать. После недолгого раздумья она наконец-то соизволила со мной поцеловаться.

- Как это ты решился на такой подвиг?
- Я обошёлся без подвигов. Анна мне первая позвонила, сказала, где ты находишься. Я специально спросил у неё: не будет ли она возражать, если я навещу тебя? Никогда не любил ссориться с «начальством». Добрым и хорошим словом всегда можно добиться большего…
- Особенно, если при этом в руке держишь пистолет, - добавил Оля.
- Нет, я человек миролюбивый. Действительно соскучился по тебе. Назад мне лететь уже через неделю, билеты в кармане. Дороговатая страна Швейцария по сравнению с Турцией. Слушай, а где ты в этой одежде метательные ножи прячешь?
- Здесь в них нет необходимости… Хочешь увидеть своего тёзку? Он в той комнате.
- Сначала на тебя хотел посмотреть, узнать, как ты чувствуешь себя, как чувствует себя наш с тобой ребёнок? Твои телеграммы – знаешь ли! – что-то диковинное. Мне кажется, челюскинцы с Северного полюса Сталину и то чаще телеграфировали.
- Так то челюскинцы… Я здесь дурака сваляла. Тренажёрных залов нет. Стала помирать от скуки и решила занятья марафонским бегом. Луга вокруг, видел какие? Ну, в общем, выкидыш у меня произошёл. Анне я об этом не сказала, не её это дело. Так что первый аборт, как ты и предсказывал, для меня бесследно не прошёл.

На глазах у Оли выступили слёзы. Я обнял её и прошептал:

- Ничего, Олюшенька. Всё будет хорошо, вот увидишь. Ты у нас сильная девушка. Всё у тебя ещё получится…

На нашего с Аней ребёнка я посмотрел издали: круглое личико, курносый нос, закрытые глазки. Спит. На что там смотреть? Всё остальное – пелёнки и кружавчики. Да и помыться надо сначала с дороги, а потом к младенцам подходить.

Я остановился в доме, стоявшим неподалёку и ничем кроме висевшей на нём вывески с надписью «Hostellerie Saint Georges», не отличавшимся. 130 швейцарских франков в день. Умножить на семь. Это сколько же будет в евро? Без Анны придётся прибегнуть к калькулятору. Впрочем, она снабдила меня кредитной картой, сказав, расходуй, сколько сочтёшь необходимым. Так что и считать не буду. Сейчас главное – принять душ и перекусить в ресторане.

Вечером ко мне зашла Оля.

- Посты проверены, объект на месте, Анне отрапортовала. Не хочешь на мальца посмотреть? Он, правда, спит опять. Спокойный растёт. Елена Николаевна говорит, редко такие попадаются. Небось, весь в тебя... Хотя ты иногда можешь так психануть…
- Завтра посмотрю. Вывезете его на улицу погулять, вот и посмотрю. И сфотографируемся на память. Ты Анне его фотографии посылала?
- Ещё бы! Она требует еженедельного фотоотчёта…

Ночью я долго не мог заснуть. Мысли вертелись по замкнутому кругу. И чего Аня так перепугалась? Ребёнок жив и здоров. А был у Ольги выкидыш или нет, это к делу не относится. И не начинать же мне по этому поводу сейчас - как там говорят? – оперативно-розыскные мероприятия. Вообще-то по её виду можно поверить, что марафоны бегает. Да и нет ничего тайного, что не сделалось бы вскоре явным… А почему она меня ни разу не назвала как-нибудь ласково? Ну, там Витюшей, что ли… В Швейцарии на халяву побывать, конечно, хорошо, но всё нелепо складывается. Приехал, неизвестно, зачем… И чего Аня перепугалась?..

Проснулся я по московскому времени поздно. И уж лучше бы совсем не просыпался.

Утро, впрочем, не предвещало ничего плохого. Вполне достаточный для меня завтрак в ресторане отеля поддержал оптимальный уровень настроения. Вышел на улицу, направился к дому, где жила «команда». Из него как раз выходила медицинская сестра с коляской. Вернее, коляску выкатил Миша, а Елена Николаевна потом осторожно положила в него ребёнка. И направились в сторону замка. Я быстро догнал их.

- Доброе утро. Можно присоединиться?
- Конечно. Сейчас для туристов ещё рано. Погуляем немного. Около замка есть очень хорошие и тихие места.
- А где Ольга?
- Унеслась опять куда-то. Бегает как лошадка, и где только сил столько берёт?

Нашли подходящую скамейку. Сзади стена замка, а впереди внизу, чёрт знает на сколько километров, тянулись поля, перелески, посёлки. Дальше – горы. Здесь они были невысокие. На такой вид только и любоваться.

Михаил потоптался в стороне, покурил. Неуверенно спросил:

- Я отойду на часик, Виктор Владимирович? Вы здесь побудете? Потом приду за вами.
- Ну, если он нам не нужен, – я посмотрел на Елену Николаевну.
- Пусть идёт. Чего ему здесь маяться без дела? И обкуривать нас не будет.

Минут десять мы поговорили о погоде и окрестностях. Видимо, Елена Николаевна собиралась с духом начать столь серьёзный разговор.

- Виктор Владимирович. Мне сегодня утром звонила Анна Витальевна. В общем, мне Вам надо сказать такое, что по сотовому телефону трудно передать. Я не могу говорить так… ну, сжато и кратко. А ситуация сложная и мне самой малопонятная. И вообще, может быть, всё это мне только кажется…
- Я именно для этого и приехал, Елена Николаевна, чтобы попробовать разобраться в таких малопонятных вещах. Час времени у нас в запасе есть. Вы только постарайтесь рассказать всё, что считаете нужным. Не пропускайте мелочи и меньше всего думаете о последовательности, о том, показалось Вам это или нет. Просто говорите. А я буду слушать. А потом вместе постараемся разобраться.
- Ну, в общем так. Я сама Анну Витальевну знаю давно. У неё муж мой работал водителем. Ну, потом он погиб… Но я не об этом… Роды у неё были трудные. Она в Женеве рожала. Малыша ей, разумеется, показали, но потом её сразу стали готовить к операции. В общем, видела она его там, может, раза два-три всего. А мальчишка здоровый родился, крепкий. Четыре восемьсот. Меня к ней не пускали. Мы все ждали, когда их выпишут, чтобы ехать сюда. Здесь уже и квартиру сняли, и кормилицу нашли. Всё было готово. Вот Анна Витальевна и говорит, забирайте малыша и увозите. Первый месяц надо обязательно нормальным молоком питаться. Ну, Вы понимаете… Нам и машину специальную дали на всякий случай, и сопровождающего врача. Ольга при ней, конечно, осталась. А мы здесь стали устраиваться. Вроде всё нормально было. Ждём, когда Анна Витальевна приедет. Через несколько дней они приезжают к нам. Анна Витальевна подержала мальчонку на руках, обцеловала всего, поплакала и улетела в Питер, долечиваться… А Ольгу оставила здесь за старшую…
- Та-а-а-к, - протянул я, чтобы и не перебивать её, но и немного ускорить темп рассказа. Никак ещё не мог взять в толк, в чём проблема.
- А кормилица, Марта, ни по-нашему, ни по-английски ни бум-бум. Но женщина хорошая, добрая. Я таких сразу отличаю. Сама же и выбрала её. И вот буквально на следующий день она мне и заявляет: «дас андере кинд». Ну, это я поняла. Это значит - другой ребёнок. Я никак в толк не возьму, что за другой ребёнок?.. А у нас первые дни здесь были совершенно сумасшедшими. Мы фактически вдвоём с Мишкой. Он больше суетится, а толку по дому от него никакого. Я пока всё обустроила, закупила всё, что нужно… Анна Витальевна нам запретила заранее даже коляску покупать, из суеверия, наверное. У некоторых женщин такое бывает, боятся, чтобы не сглазить… Ну, Вы понимаете… В доме-то поначалу мы только сняли комнаты по всему этажу, нашли кормилицу и всё… Ну, вот и всё.
- Что значит, всё?
- Ну, в общем, я сама видела, конечно, мальчика, но первые дни с ним больше возилась Марта, она его и пеленала и всё такое. А когда Ольга вернулась, на следующий день мне эта Марта и заявила – «дас андере кинд». Это значит, что его подменили. Но, не могло же такого быть, правда?! Я даже с Мартой поругалась немного. Она больше ничего не говорила по этому поводу, видимо, обиделась. Я не поверила ей, конечно. Но весь первый месяц Марта практически жила с нами. Малыша кормить-то надо было каждые два-три часа. Она хоть и через дорогу жила, но не набегаешься же…
- Какой вывод Вы можете сделать?
- Ну, первый вывод я Вам уже сказала. Померещилось там что-то Марте. И никто ребёнка не менял. Кому это нужно? Это же не пелёнку поменять! Глупости это всё.
- А второй вывод у Вас какой?
- А второй… Марта ребёночка лучше всех должна была знать. Если подменили, то кроме ей и верить больше некому.
- У самой Марты есть ребёнок?
- Конечно. Девчоночка белобрысая. Я её спервоначала, когда только знакомились, и посмотрела. Нормальная упитанная девочка. Значит, молоко хорошее у матери… Вот… Ну, а потом я уже с ребёнка глаз не сводила, и осмотрела всего, даже пометки на теле – прости меня Господи! – делала. Сейчас я этого бутуза – вон, проснулся, понял, что о нём говорим, - с закрытыми глазами от всех других отличу. Чего проснулся, Виканька? Давай спи… Давай я покачаю тебя... Вот так... Спи, давай… Ну, вот сами видите, разве всё это по телефону перескажешь? Да я ещё к мобильникам этим никак не привыкну…

Это надо же было так моё имя изуродовать! Что он девчонка, что ли? Виканька! Ну, да ладно. Это детали. Итак, Ольга подменила ребёнка. Проверить это в принципе несложно по ДНК матери и ребёнка. Почему именно матери? И у меня ДНК взять можно. Да, дела... И никак больше и не проверишь. Не Ольгу же допрашивать… Надо звонить Анне. В Москве я бы быстро узнал, к кому обратиться и что надо сделать для проверки родства. А здесь, с одним английским языком и никого не зная… Да ещё под боком у Ольги… Вот теперь я смог себе представить степень тревоги Ани. Она сердцем почувствовала что-то неладное. Но без её помощи я здесь за неделю ничего не сделаю. Ей, может быть, самой приезжать и нечего, но мне нужна ещё чья-то помощь. А при наличии здесь Ольги, меньше, чем взводом не обойтись… Хотя мне Аня и предлагала какую-то «группу захвата»… В общем, придётся ей звонить.

- Елена Николаевна. Договариваемся с Вами так: об этом нашем разговоре никто не должен знать. Никто, понятно, да?
- Понятно, Виктор Владимирович.
- И ещё. Давайте мы мальчика будет звать не Виканька, а, например, Витюша. Хорошо?
- Ну, уж, нет! Что он, блатной какой? Витюша! Скажете тоже. Вас-то небось, самого мать так не называла. Уж, тогда Витенька. Хорошо?

*

Я знал, что у Ани есть свой самолёт, но что можно вот так сразу – через несколько часов после разговора - появиться в нашем Грюйере, не ожидал.

Из первой машины вышла Аня с Борисом, из второй – Сергей. Подошла ко мне, потянулась, поцеловала в губы. Лицо серьёзное, но без всяких слёз или намёков на истерику.

- Кто – где?

Лапидарность никогда не была моим коньком. Но я понимал, что Ане хотелось бы получить короткий и чёткий ответ, поэтому постарался говорить, как можно лаконичнее:

- Медсестра с ребёнком наверху. С ней один из тех трёх ребят, которые приехали после твоего звонка. Они в соседней деревушке расположились. Старший из них – Максим куда-то с другим сразу уехал. Третий остался с нами. Ольга с Михаилом исчезли где-то около двенадцати. Я не сразу стал их искать, мало ли куда они могли уехать. Она же не обязана была мне докладывать…
- Обязана.
- Ну, я не знал этого, Аня. Через час я стал им звонить, их сотовые были выключены. Вот тогда я с тобой и связался. У меня такое ощущение, что наш разговор с медсестрой стал им сразу известен. Не знаю, как. Вокруг никого не было, сама потом посмотришь на это место. Может быть, мой разговор по мобильнику как-то прослушали, не знаю.
- Пошли.

Она направилась к входу в дом.

Сразу вошла в комнату, где находилась Елена Николаевна и спал Витенька. Наклонилась над кроваткой. И долго, очень долго вглядывалась в его лицо. Ну, что там можно увидеть у крохи двух месяцев отроду?

Подошла ко мне.

- Где здесь у вас можно поговорить? Ты сказал про какое-то укромное место. Отведи меня.
Сели на ту скамейку, на которой ещё сегодня утром я сидел с Еленой Николаевной. В отдалении, по разные стороны от нас стояли Борис и Сергей.

- Это не он.

Я не стал спрашивать, почему она так решила, хотя этот вопрос так и просился на язык. Я знал о материнской интуиции не понаслышке. А когда нечего спросить, лучше помолчать.

- Какие у тебя соображения, Виктор? Я бы поверила в похищение, даже в убийство. Но подмена – что-то запредельное. Для чего? Кому это могло понадобиться?..

Только сейчас её голос дрогнул и я понял, что она может расплакаться. Стал говорить как можно спокойнее и увереннее.

- Я уже думал об этом. И первое, что мне пришло в голову, тебя может удивить… Думаю, нашего сына решили обезопасить. На сто двадцать процентов, как ты любишь говорить. Ты боялась, что с ребёнком может что-то случится, так? Так вот: чтобы теперь с ЭТИМ ребёнком не случилось, наш настоящий сын, скорее всего, в безопасном месте. И никто, даже мы, не знаем, где он сейчас находится.

Она удивлённо посмотрела на меня.

- Кому это нужно? Ольга до такого никогда бы не додумалась. Да ей и не по силам провернуть такую операцию. Как исполнитель, она, конечно, может сделать что угодно, но это не одну куклу на другую поменять! Это живые дети! Ты представляешь, какими возможностями и деньгами для этого надо располагать?! Нет на белом свете такого человека!

- Аня, я никогда не расспрашивал тебя о подробностях той трагедии… Но со слов Ольги знаю, что тело твоего мужа не нашли. Вернее нашли, но… Ну, останки… Он мог остаться живым. А потом не захотел обнаруживать себя или показываться тебе на глаза… Не знаю. Наверняка имел какую-то свою заначку или как там у вас, у мультимиллионеров она называется? В общем, он, думаю, решил обезопасить твоего ребёнка, наследника всего вашего капитала. И насколько мне известно, эта сакраментальная фраза – сто двадцать процентов гарантии – досталась тебе по наследству именно от него. Так что… А доказать в нужный момент с помощью сравнительного анализа ДНК, кто чей сын, дело несложное... Вот такая у меня версия.

Анна смотрела на меня широко раскрытыми глазами и недоверчиво качала головой.

- Совершенно бредовая версия… Абсолютно… Этого не может быть… - После минутного раздумья добавила: - Неужели ты прав? Что же, у меня своя интуиция, у тебя своя. Начнём проверку твоей версии.
- Но только нам надо сначала доказать, что этот ребёнок действительно не наш, - добавил я.
- Это само собой.
- И что сейчас нам делать?
- Грудной младенец и большие деньги всегда оставляют заметные для окружающих следы. Вот мои ребята их и будут искать…

Одну судьбу творим мы сами,
Другую – Бог творит за нас.
Я поменял бы их местами
Без сожаленья, хоть сейчас.




Глава 2. Мухи бездны не боятся
(два года до описываемых событий)

Слышал в детстве такой анекдот. Спрашивают у вышедшего из тюрьмы человека:

- Тяжело сидеть?

А в ответ раздавалось кажущееся нам очень смешным:

- Только первые шесть лет. А потом привыкаешь.

Если исходить из этого анекдота, то у меня всё гораздо благополучнее. Хотя я, разумеется, предпочёл бы провести это время в любой тюрьме, лишь бы остаться физически полноценным человеком.

Но через полтора года я действительно уже привык к тому, что остался уродом, почти недочеловеком. Поясню детали: левый глаз, левая рука, торс без ног, ну, и мозги внутри обожжённого черепа остались целыми. Вот и весь мой нехитрый анатомический набор. Всё остальное или отсутствовало или было обезображено до такой степени, что не давало возможности показываться на люди. Да и физической возможности такой я пока не имел. Так что меня видели только те медработники, которые смогли сохранить хоть что-то из моего немалого в прошлом тела, и те, которые потом ухаживали за мной.

Впрочем, и я сам до определённого момента не хотел, чтобы кто-нибудь знал, что Викентий Леонидович Витте остался жив. Хоть и не очень здоров. По моим предположениям я должен был быть давно и с подобающими почестями предан земле. Похоронили же на самом деле наверняка останки того «попутчика», который проголосовал мне на дороге и, разумеется, сидел на переднем сидении рядом со мной, так как дочку я всегда усаживал для большей безопасности на заднее.

И произошло всё это в результате цепи случайностей: моего лихачества, отставшей машины сопровождения, а также просьбы дочери «подвезти дяденьку».

Легкомыслие? Безусловно. Не сажать в свою машину посторонних – закон, который даже не подлежал обсуждению. Но мне показалось, что ни один опытный киллер потому и не будет пытаться остановить машину, что это бесполезный приём, это так глупо! А оказалось совсем наоборот. Вот и сел рядом со мной дяденька, сказал «Аллаху акбар», и «дёрнул за верёвочку». И сказке конец.

Впрочем, одна сказка закончилась, а другая началась. Я не знаю, кто, где и когда именно нашёл то, что от меня осталось. Могу только предположить, что меня откинуло взрывной волной довольно далеко, если сразу не нашли. Кто-то потом привёз в местную районную больничку, где, особенно не надеясь на эффективность необходимых операций, молодой и решительный хирург решил сам сделать всё, что возможно, «без помощи Москвы». Думаю, что он хотел в первую очередь «потренироваться» на доставшемся ему «материале». Но к его невероятному удивлению после целого ряда операций я остался жив.

В истории болезни, как и полагается, вместо фамилии написали «Неизвестный», а когда я стал реагировать на команды, но ещё не говорил, дописали «Фёдор». Слава Богу, что Эрнстом не назвали, уже хорошо. А потом перевели в этот дом инвалидов.

Но через полтора года я постепенно «проснулся», хотя продолжал ещё симулировать тотальную амнезию, которая поначалу действительно имела место, и решил как-нибудь связаться со своими. Иначе так и останусь помирать в этой богадельне, пока она случайно не сгорит по чьей-нибудь пьяной неосторожности. Погибать вторично мне очень не хотелось.

Решение я принял, но воплощать его в жизнь надо было с большой осторожностью.

Жена, разумеется, ничего знать не должна. Мне страшно даже было представить картину нашего свидания. И не сможет она скрывать такую тайну: без охраны наверняка не ездит (а это уже лишние глаза и уши), мне начнёт сразу делать пластические операции, а ИМ – мстить. А это всё не только лишнее, но могло оказаться для нас губительным.

Я не сразу вспомнил человека, который должен был отвечать моим требованиям: абсолютная выдержка до практически полного отсутствия эмоций, способность хранить абсолютную тайну, предприимчивость и умение выживать в малоприспособленных на то условиях. Кроме одного. Вернее, одной – Ольги.

Но с ней ещё надо было как-то связаться. Открываться врачам я не хотел, так как, единожды изменив своему правилу иметь во всём сто двадцать процентов гарантии, больше рисковать не хотел.

Когда возник Денис, план созрел у меня неожиданно быстро.

Он был добродушным и, что для меня было особенно ценным, абсолютно не брезгливым. Этот тридцатилетний парень с интеллектом явного дебила - или как там у них ещё называется умственная отсталость? - считал интернат своим домом. Как и полагается «хозяину», к больным относился с терпеливой снисходительностью, но с медицинским персоналом держался крайне почтительно. Видимо, уже «научили» в своё время…

После увольнения нашей санитарки желающих ухаживать за пятью безрукими и безногими уродами не нашлось. И в один прекрасный день, когда палата уже достаточно основательно провоняла всем, чем можно было, в ней появился улыбающийся Денис в напяленном на пижаму белом халате. Посмотрел на нас и изрёк:

- Во! А Лидка вас уродами называла... А вы – мухи без крыльев. Без ног вас и сажать на горшок легче… Здравствуйте вам.

Поручение врача ухаживать за больными нашей палаты Денис принял с достоинством как заслуженную награду. Будут ли ему платить за эту далеко не самую приятную работу, он даже не спросил. Разве хозяину дома платят за то, что он ухаживает за своими постояльцами? Но ему пообещали другое поощрение – не ограничивать в курении. Эта преференция дорогого стоила, так как после сообщений по телевидению о сгоревших вместе с постояльцами домах интернатах в нашей богадельне велась «активная противопожарная работа».

Но самое главное – присутствовало обстоятельство, которое делало Дениса наиболее подходящей кандидатурой для выполнения намеченного мною плана. Он раз в месяц отпрашивался «к тётке помыться». И его – с родными такая договорённость уже существовала – отпускали одного, зная, что, уехав утром, он к ужину обязательно вернётся в интернат.

Но с Ольгой связаться было сложно. Номера её телефона я, разумеется, не знал. Кто их запоминает, когда в смартфоне существует телефонная книжка контактов? Адрес тоже не знал, ни к чему мне это, но представлял, где она живёт: то есть мог назвать улицу, рассказать, где находится дом и сказать, на каком этаже её квартира. Послать туда какого-то смышлёного человека, значит рисковать своим инкогнито. Некоторые люди неожиданно проявляют поразительно любопытство, которое мне было совершенно не нужным. Я же - Федя Неизвестный, который никого и ничего не помнит. И точка. Таким для всех и должен остаться.
 
Я решил, что с Денисом на эту тему можно было бы и поговорить. Объясняться он не мастак, но, как собака, понимает всё достаточно хорошо. Только надо самому сначала тщательно разработать всю операцию.

Итак. Заходить к Ольге в квартиру нельзя, т.к. там наверняка и по настоящее время находится по-моему же распоряжению установленный видеорегистратор. Был у меня с нею краткосрочный романчик, по окончании которого «для бдительности» я это распоряжение и отдал.

Являться в офис, где работает Анна и наверняка должна при ней находиться Ольга, нельзя тем более.

Улица исключена: как Денис сможет узнать Ольгу?

Оставалось одно место – подъезд.

Теперь надо было подобрать «ключик» к Денису. Он был всем доволен, ни в чём не нуждался и специально ездить в Москву за малоубедительное обещание (и от кого?!), что ПОТОМ его отблагодарят, он вряд ли согласится. Наконец удалось обнаружить его слабое место, когда я услышал, как Денис, просматривая по телевизору в столовой какие-то велогонки, громко крякнул и провозгласил:

- Во! И я тоже… Вот так мог… На велике… Здесь великов нет… Плохо!

Когда он вошёл в нашу палату, я спросил:

- Хочешь красивый велосипед? Чтобы у тебя свой был?
- Хочу.
- Моя знакомая может его тебе подарить.

Вот так мы с ним и сговорились.

Денис попросил врача, чтобы его «для реабилитации» (запомнил он это слово не сразу, но, уверен, надолго) отпускали в Москву раз в неделю. Деньги на проезд ему выдавали из его же собственной пенсии. Нужную ему станцию метро тоже запомнил.

Денис на удивление легко поверил, что получит денег в сто раз больше, чем израсходует, а знакомая моя, как только он с ней встретится, сразу купит ему велосипед. Рисковал я, между прочим, довольно сильно. И ни чем-нибудь, а своим здоровьем. Ольга могла уехать, сменить место жительства, да мало ли что могло ТАМ случиться?

Если Денис не сможет с ней встретиться, он воспримет мою просьбу как обман и будет по-своему прав. В своём положении отблагодарить его я никак не мог. А его обида обязательно скажется на том, как он будет за мной ухаживать. Мой страх по этому поводу может полностью понять только тот человек, у которого нет обеих ног и осталась лишь одна рука.

Я был уверен, что выдать себя ничем не могу. У Дениса была моя записка, с горем пополам написанная левою рукой. И понятной она могла быть только одному человеку – Ольге. Денис должен был говорить во всех случаях одну единственную фразу, которая ему очень понравилась и всякий раз вызывала у него громкий смех: «Муха без крыльев хочет вас увидеть».

Текст записки содержал лишь одно кодовое слово – «Алёша». Я так в минуты близости называл Ольгу, видимо, подсознательно образовав это мужское имя путём следующей трансформации: Ольга – Оля – Олюша – Алёша. Насколько мне было известно, никто так больше Ольгу не называл, и она по-своему гордилась таким необычным в её представлении именем. Это была одна из немногих наших с ней тайн. А может быть и единственная. Я никогда не делал особенных секретов из своих «близких знакомств», для меня было главным - соблюсти внешние приличия и не обижать открыто Аню.

Написанного должно было оказаться достаточным для Ольги и малопонятным для всех остальных. «Алёша! Help me. Ему подари велосипед».

Help me тоже было из моего с ней лексикона. Должна была сообразить, от кого записка. Ну, а дальше всё во многом зависело от Его Величества Случая.

В конкретных деталях план выглядел так.

Виктор должен был попасть в подъезд Ольги (тоже ещё задачка для него при наличии домофона) и сесть на ступеньки перед вторым этажом. В каком углу лестничной площадки находилась дверь Ольги, я ему объяснил. Жители первого этажа его не увидят, а проживающие на третьем и выше поднимаются только на лифте. Ольга на свой второй этаж подниматься будет только пешком, не тот характер, чтобы лифтом пользоваться.

Виктор должен сидеть на ступеньках и читать книгу. У кого повернётся язык выгнать из подъезда даже незнакомого парня, который читает книгу?! Не должно быть в России таких людей. А то, что Денис неграмотный и не может ни читать, ни писать, у него на лбу не написано. И весь свой недолгий разговор с Ольгой он должен был провести здесь же, не заходя в квартиру.

Встреча произошла во время его четвёртой поездки. Я волновался больше Дениса, которому к моему удивлению очень понравилось читать книгу. Он переживал только по поводу того, что этого в подъезде никто не видел. Теперь и в интернате он в свободное от ухода за нами время садился перед телевизором и непременно брал в руки книгу, в которую периодически, когда кто-нибудь проходил мимо него, и заглядывал.

- Видел Ольгу. Познакомились. - Громогласно заявил он мне с довольной улыбкой в тот же вечер.

Я подозвал его поближе к своей кровати.

- А она где?
- Не знаю.

Так… Не с того конца разговор начал. Надо самому сначала успокоиться.

- Она тебе купила велосипед?
- Нет.

Улыбка на его лице стала ещё шире и в глазах засверкали хитринки. Я уже ничего не понимал.

- Почему? – не сдержал я своего удивления.
 - Свой велик отдала. Заграничный. Таких больше нет.
- А где он?
- Здесь. В раздевалке стоять будет.
- А Ольга где?
- Не знаю я. Чего привязались-то?
- Извини, Денис. Спасибо тебе большое. Вот видишь, я тебя не обманул, правда?
- Меня никто не обманет.
- Она тебе велик прямо в интернат привезла?
- До ворот. Дальше я сам.
- Она ничего тебе не говорила?
- Нет.
- Молчала всю дорогу?
- Нет. Пела.
- Что пела?
- Не знаю. Не по-русски.
- Ты говорил, что можешь хорошо всякие незнакомые слова запоминать.
- Могу.
- Какие слова она пела, не помнишь?
- Слова помню. Она их миллион раз повторила.
- Скажи мне их.
- Донт вори би хэппи. Что это?

Наконец-то я смог облегчённо вздохнуть:

- Она пела о том, что подарила тебе велик. И сама радовалась этому. Вот и пела, что ты ей очень понравился.
- Ага. Сразу подарила. Из дома вытащила. И сюда отвезла.

Ольга приехала через два дня. Как я и ожидал, её реакция на мою внешность была минимальной. Вернее – никакой. Она спокойно села на услужливо принесённый в палату Денисом стул и молча уставилась в мой единственный глаз. Я, с трудом переборов волнение, произнёс самую необходимую для дальнейшей беседы фразу:

- Я Федя Неизвестный. Не узнаёшь?
- Голос ваш. И глаза ваши.
- Глаз, - уточнил я.
- Один глаз – это тоже неплохо, дядя Федя. Главное – сами живы.

Выражение лица у неё было обычное – сосредоточенное и серьёзное. Ну и хорошо. Всё поняла, игру приняла. Теперь мы с ней общий язык найдём.

- Забыл вот всё, Оля. И фамилию свою не помню…

Я всё не мог взять себя в руки от радости, что наконец-то вижу знакомое лицо из ТОЙ жизни. Так долго планируемое начало столь серьёзного для меня разговора вылетело из головы.

- Ну, что же вы? – Артисткой Ольга оказалась лучшей, чем я ожидал. – Фамилия ваша Кузнецов. Фёдор Иванович Кузнецов.

Такого быстрого и уверенного ответа я не ожидал. Прошептал как можно тише, не хотел, чтобы мои безногие соседи слышали все подробности нашего разговора:

-  А почему Кузнецов?

Ольга наклонилась, поцеловала меня в щёку (полтора года меня никто не целовал!) и прошептала:

- Здесь недалеко живёт Федька Кузнецов: свой домик, жена, дети. Это пацан из моего детдома. Я уже договорилась, что буду в гости к нему приезжать. А я погулять вышла. – И уже громче добавила: - В этой части городка места у вас красивые. Речка рядом. Прелесть.
- Ты вроде природу никогда не любила? – Во мне невольно проснулся Викентий Леонидович.

И увидел её укоризненный взгляд:

- Давайте не будем время терять, дядя Федя.
- Да, конечно. Я бы с тобой бесконечно говорил, но, ты права… В общем, забери меня отсюда, Олюша.
- Я уже подумала об этом, дядя Федя. Здесь район частных домов, если вы не в курсе. Попалось, пока шла к вам, на глаза несколько явно на продажу. Я поинтересуюсь. Такую хибарку мне приобрести будет по силам. По части кухарства - любая соседка согласится подзаработать. Живут тут явно небогато. На крыльце можно устроить пандус, коляску куплю, хоть на небо посмотрите. Денис говорил, что вас во двор если и выносят, то раз в год. И навещать я вас смогу свободно. Моя машина всегда будет стоять у дома Федьки Кузнецова, так что и здесь всё в порядке. Но вот как вас выписать и кто будет за вами ухаживать, не знаю. Наверное, надо будет опекунство оформлять, да?
- Это я выясню, Оля. К следующему твоему приезду всё буду знать. А насчёт домика ты здорово придумала. Для начала – самое оно. А дальше видно будет… Как там… наши? Аня замуж не вышла?
- Нет. Но появилась у неё мыслишка ребёночка родить для продолжения рода. Анна пока в стадии размышления, но у неё этот период иногда пролетает быстро.
- Знаю. Хорошо, что мне сказала. Я подумаю над этим.
- Я не знаю, когда следующий раз приеду. Сейчас, пока ещё время есть, пойду по домам пройдусь. Прозондирую на предмет продажи. А вам вот, для связи. - Она сунула мне под подушку мобильник и зарядное устройство. – У вас на этой руке все пальцы целы, ответить сможете. Только я буду сама звонить. Денису расскажете, как заряжать его. Я ему пообещала тоже мобилу купить, если будет хорошо за вами ухаживать.
- Спасибо тебе Оля. Век буду помнить.
- Что-то вы, дядя Федя, сентиментальный стали. Всё будет тип-топ, можете на меня надеяться.
- Верю… Спасибо...

Слёз сдержать я не смог. Потянулся утереть лицо рукой, но Ольга меня опередила. В руке у неё оказался платочек, который она бережно приложила к моему глазу. В быстроте и ловкости ей равных никогда не было.

То все последние месяцы я ни о чём другом и не думал, кроме смерти, а теперь сразу стали возникать способы решения возникших проблем: выписка, покупка дома, планируемая беременность Анны, способы получения доступа к своей «заначке», которая находилась в банке Люцерна. Мысли теснили одна другую, требовали проверок, подтверждений, но как это всё можно было сделать, будучи прикованным к койке?

Я попытался сгруппировать неожиданно забушевавшие в голове мысли к четырём вопросам, поставленным ещё Кантом: «Что я могу знать? Что я должен делать? На что я смею надеяться? Что есть человек?» Все они имели ко мне и моему положению самое непосредственное отношение.

На каждую из проблем подготовил ответ и с нетерпением ждал звонка Ольги. Теперь моя дальнейшая судьба практически полностью зависела от неё.

- Дядя Федя, это вы? Живой?
- Живой, Алёша. Слушаю тебя.
- Я в лифте, так что вкратце. Дом присмотрела. Требует ремонта, но лето пережить можно, а там разберёмся. Рядом с моим другом. Это важно, так как моя машина, если кто захочет проверить, будет стоять около его дома… Вам врачебная помощь нужна?
- Пока нет. Но уход за мной ещё тот. Я не хочу, чтобы эта была женщина, да и вряд ли такая найдётся. Я могу поговорить с Денисом. Приходил бы ко мне раза два-три в день, у него свободный выход. Вот только по части еды, не знаю.
- Без проблем. Ваш дом через забор с домом того самого Фёдора. Его тёща будет приходить к Вам: приготовит и покормит. На три раза в день я с ней уже договорилась. О деньгах пока не думайте, потом разберёмся. Вы решайте со своими врачами вопрос о выписке. Дом я покупаю на своё имя, так что вы будете жить как бы у племянницы. Будем считать эти вопросы решёнными. А вы начинайте думать о том, что хочет сделать Анна. У вас будут какие-нибудь соображения по этому поводу?
- Как всё удачно складывается, Оленька. Спасибо тебе… Я…
- Дядя Федя, не обижайтесь, но вы свою деловую форму потеряли. Я уже второй раз на семнадцатый этаж еду. Перезвоню вам завтра утром.
- Секунду, Оль! Я придумал, что надо сделать по поводу Анны, но это сложный разговор и не телефонный. Может быть, смогла бы приехать ещё раз?
- Договорились. Ждите. И крепитесь. Всё будет тип-топ.

Как только стало известно, что я не безвестный Неизвестный, а у меня есть фамилия и даже племянница, сразу нашлась и коляска, на которой Денис выкатил меня в прогулочный дворик. И сказал на редкость мудрую для него фразу: «Вот и ваш черёд настал».

Времени, как всегда было в обрез, т.к. Ольга с полным на то основанием пыталась не афишировать своё появление в интернате. Это соответствовало, разумеется, и моим интересам.

Денис получил пачку сигарет, радостно улыбнулся подарку и удалился.

- План у меня сложный, Оля. Прикинь сама, что тебе окажется под силу. Я за это время, может быть, уже и разучился мыслить рационально. Первая задача. Тебе надо найти женщину предельно похожую на Аню по таким параметрам, как цвет глаз и волос, форма носа. Это первое, что бросается со временем в глаза, когда ребёнка начинают сравнивать с родителями. И она должна будет сойтись с предстоящим кандидатом Ани в отцы своего ребёнка. Забеременеть от него, а потом, не сказав ему об этом, уйти.
- Мудрено. Но при соответствующем вознаграждении реально. Что дальше?
- И этот самый кандидат тоже должен как можно больше походить на меня: по тем же параметрам. Кстати, тогда он наверняка и Ане понравится. Если, конечно, она сама кого-нибудь не найдёт.
- Вряд ли. Она хочет, чтобы это был совершенно посторонний человек не из вашего круга. И, кстати, похожий на вас.
- Логично. Правильно мыслит… Но это только первая задача, Оль. А вторая уже будет зависеть от Господа Бога. Но если он меня после всего произошедшего оставил в живых, то уж такую мелочь ему сделать - два раза плюнуть.
- И что является мелочью для Господа Бога?
- Они должны родить в одно время и в одном месте детей одинакового пола.
- Однако! Что-то вы слишком круто завернули Викентий…
- Не отвыкай от дяди Феди, хорошо? Да, завёрнуто круто. Но, смотри. Время само собой должно примерно совпасть. Одно и то же место гарантировать - вообще мелочи. Куда поедет рожать Аня, туда направим для родов и её «заместительницу». Деньги к тому времени у меня уже будут. А вот угадать с полом… Да, это в руках Всевышнего. Но ничего другого мне в голову не пришло.
- А потом вы хотите… - Ольга замолчала.
- Да. Потом я хочу, чтобы ты подменила ребёнка. И как можно раньше, пока они все, ну, мне так представляется, на одно лицо. Ребёнка Ани я беру себе, и создаю ему сто двадцать процентов гарантии выживания. Ты же понимаешь, для чего я всё это придумал. Да и в любом случае два ребёнка надёжнее, чем один.
- Вы его сможете воспитать?
- Какой из меня воспитатель? Как только начнёт соображать, мне ему и на глаза показываться нельзя будет, чтобы не пугать. Всё это реально сделать только с твоей помощью. Вырастет, станет законным наследником или наследницей. Я к тому времени придумаю, как мне самому материализоваться и взять бизнес в свои руки. Думаю, для этого мне и одной руки хватит. А пока хочу вырваться из этой богадельни.
- Интересное задание! Мужчина на примете у меня уже есть. Здесь вы как в воду глядели, почти ваша копия по комплекции. Женщину надо будет поискать. Но я знаю места, где такие водятся… А кто нам мешает подложить под него двух женщин? Для большей гарантии. Он кобель ещё тот! Потом на УЗИ определить у обоих пол ребёнка? И дальше – по обстоятельствам.
- Но это всё ляжет на твои хрупкие плечи Оля. Я ведь тебе практически ничем помочь не смогу.
- Быстро вы забыли мои плечи, дядя Федя. Они, думаю, и раньше были не слабее ваших.
- Ну, это я так, для аллегории, не обижайся… Получится у тебя такая непростая комбинация?
- Пока ещё не бывало такого, чтобы у меня что-то не получилось... И если бы тогда вы не послали меня за Анной, если бы я была с вами…
- Давай не будем об этом.
- Извините… Я всё поняла, дядя Федя. А исполнять невыполнимые миссии – моё любимое хобби, вы же знаете…

***

Примечание: Все четверостишья, приведённые в тексте, взяты из двух книг О.Ж. Бузика: «Белая копоть». Рязань: ООО «Полином», 2000 и «Отвергающий смерть». М.: «АртХауз медиа», 2009.

***

Июль-август 2013