Сладкая месть

I. МЕСТЬ ПЕРВАЯ.

Сахранов охотно согласился совмещать полставки врача-нарколога в кабинете анонимного лечения. Деньги лишними не бывают, а работа та же самая и на том же этаже.

Анонимное лечение являлось таковым лишь до некоторой степени, о которой больные не сразу догадывались, успокоенные соответствующей табличкой на двери кабинета. Заходит, например, какой-нибудь парень лет двадцати с неглупой физиономией, и Сахранову уже ясно, что перед ним наркоман, а не алкоголик и не токсикоман. Он коротко отвечает на приветствие пришедшего и указывает пальцем на кресла, стоящие под разным углом и на разном расстоянии от его стола. Смотрит, какое из них выберет больной и делает вывод о его желании быть искренним или не очень при разговоре с доктором. И строит беседу в зависимости от своих наблюдений.

Усевшись (на краешек кресла, или развалившись), парнишка, если уж совсем не уверен в себе, уточняет:

- Вы на самом деле анонимно принимаете?
- Там же написано! Не теряй время на пустые вопросы. Меня зовут Виктор Владимирович. Чем могу помочь?
- Я… Меня Петей зовут… Я хочу от наркомании вылечиться.
- А летать научиться не хочешь? В школе проходил: «Отчего люди не летают так, как птицы?»… Друг мой Петя! Наркомания неизлечима. Ты об этом разве не знал? – Сразу сбивает его с темпа Сахранов.

Собеседник обычно не смущается, так как понимает, что замечание нарколога правильно, и уже следующей фразой всё расставляет по своим местам:

- Мне бы только «перекумариться». Помогите, пожалуйста.
- Это уже другой разговор. Предупреждаю, что кое-какие сведения мне нужны совершенно достоверные. Твоё право, впрочем, отказаться отвечать на некоторые вопросы, но лишь бы не врал. Запомни, меня обмануть очень легко, но ещё ни разу в жизни мне от этого хуже не было. Хуже обычно при этом больному. Понятно?
- Да. Я согласен. Спрашивайте.
- Во-первых, имя назови настоящее, иначе у нас с тобой психотерапевтического контакта не получится. Я буду что-то внушать Пете, а ты, допустим, Ростислав. Всё пролетит мимо. Второе: мне надо знать, кем ты на самом деле работаешь или на кого учишься. Легче будет найти с тобой общий язык и мы быстрее поймём друг друга. Ну, а что касается героина, здесь выложишь всё и во всех подробностях. Verstehst du?
- Yes, sir. I got it.
- Ну, и ладушки, Петруша. Грамотный ты парень, уже хорошо.
- Я - Игорь. Учусь в Москве на «инязе».
- Молодец, Игорь. Держись за институт до последнего. Это будет твой якорь. Теперь запомни первое: как писал Александр Сергеевич Пушкин, героин и диплом – две вещи несовместные.
- Знаю. Это из «Моцарта и Сальери». Только там…
- Как там написал Пушкин, мы с тобой уточнять не будем, потому что для тебя верно так, как сказал я. Verstehst du? Теперь запомни второе…

В общем, работа как работа, мало чем отличающаяся от его обычного приёма. Но именно среди этих больных приключилась с Сахрановым одна интересная история. Криминально-эротический роман, можно сказать…

С одной стороны, все давно знают, что внешность обманчива. С другой, уже никого не удивишь физиогномикой и учением Ломброзо о врождённом преступнике. Да и сама жизнь представляет каждому его долю противоречивого опыта. В конечном итоге, человек невольно подпадает под влияние первого впечатления, или того хуже – встречает по одёжке, а потом долго пожинает плоды своей ошибки.

Так, при первой встрече Ира сразу произвела на Сахранова благоприятное впечатление правильностью своего поведения, что должно было свидетельствовать о её «сохранности» как личности. Впрочем, девушки всегда умели камуфлировать своё заболевание лучше парней. Проявила некоторую инфантильность, но неприятного впечатления не оказала. Есть у симпатичных представителей слабого пола такое преимущество: их не очень большие недостатки могут мужчине даже понравиться. А Сахранов, хоть и был врачом уже с двадцатилетним стажем, оставался, как не крути, мужчиной.

- Я героином практически и не колюсь. Боюсь заразиться. Только нюхаю.
- А как понять твоё «практически»? Это сколько раз?
- Ну, может быть, раз пять-шесть, не больше.
- Анализы не сдавала?
- А Вы думаете, я могла чем-нибудь заразиться? Инсулинки-то все одноразовые. Я же не умалишённая чужим шприцем вкалываться!
- Ты с кем спишь, солнышко?
- В каком смысле?
- В прямом. Парень твой колется?
- Да. Но мы стараемся предохраняться.
- Как вы там стараетесь, я не знаю, но должен тебя предупредить, что сперма по возможности подхватить ВИЧ-инфекцию стоит на втором месте после прямого контакта с кровью. Понятно выразился?
- Да.
- Поэтому мой совет такой - сдай-ка ты анализы. Самой спокойней будет.
- Не берут их сейчас анонимно. Только по паспорту. И если будет положительная реакция, то сообщают по месту жительства. Я уже узнавала. Я для чего к Вам в другой город приехала? Мне в своём ни в коем случае засвечиваться нельзя.
- Ну, съезди в Москву. Там можно найти лабораторию, где сделают анализ анонимно. Родители в курсе?
- Что Вы?! Лучше сразу в петлю.
- Смотри. Решай эту проблему сама. Я совет дал. Информация для размышления: наш городишко по сравнению со столицей нашей родины – капля в море. А ежегодно у меня умирает 3-4 наркомана. Это только среди тех, кто стоит у меня на официальном учёте. Анонимных я, естественно, и не считаю. Понятно?.. Теперь по поводу твоего лечения. Я думаю, у нас всё получится, если ты меня не очень обманываешь. Собери всю свою волю в кулак и слушай меня внимательно…


2.

Неприятности всегда наползают неожиданно и не с той стороны, откуда их обычно ожидаешь. А под паршивое настроение просто подавляют своей неотвратимостью. Последний момент, впрочем, уже сугубо индивидуальный. Не все могут «держать удар». Сахранов по типу своей личности был человеком слабохарактерным и к «бойцам» явно не относился. Тут ещё семейные неприятности наслоились. Разругались с женой. Развод оформлять не стали – стыдно стало! Временно даже разъехались, и Сахранову приходилось снимать себе однокомнатную квартирку.

Сколько раз твердили ему в институте: «История болезни пишется для прокурора!» Так нет! Самое главное почему-то вытесняется и забывается. Сказать, что он не понимал, что совершает нарушение, было бы неверно. Выпишет, например, два рецепта наркоману на снотворные или обезболивающие средства, а зафиксирует только один. Ну, не полагается «по приказу» больше указанной нормы выписывать. А больному её явно не хватит. Не уснёт, не уменьшатся боли, так побежит он снова наркотик искать. А Сахранов считал: лучше пусть лишний раз примет лекарство, чем снова «вмажется».

«Авось» выручало до тех пор, пока не развернулась в полную свою полицейскую силу новая федеральная служба Госнаркоконтроля. Наконец, добрались-таки и до его городка, устроили «плановую проверку» и все грехи излишне жалостливого врача-нарколога сразу вылезли на поверхность.

Оперативники провели все необходимые «следственно-розыскные мероприятия» и надо заметить, что Сахранов и его медицинская сестра оказывали им всяческое содействие. То ли от непривычности подобной ситуации, то ли от страха. Потом материалы передали следователю ФСКН, который в просторечье и зовётся Госнаркоконтролем.

И вот Сахранова вызвали на допрос в районный отдел этого самого наркоконтроля к следователю с милой внешностью и неженской фамилией Черных. Прежде, чем его пригласили в кабинет, он вдоволь успел проверить свою сообразительность, разгадывая надпись на двери: «Ст. следователь отдела СС при 2 Службе Упр. ФСКН России по МО майор полиции Н.П. Черных».

Но что обозначала зловещая аббревиатура «СС» так и не догадался.

- У Вас паспорт с собой? Давайте начинать. Я думаю, Вы уже представляете, о чём я Вас буду спрашивать…

Сахранов отвечал на вопросы, не очень задумываясь над ответами. Раньше надо было дураку думать! А сейчас уже ничего не изменишь, ничего не скроешь. Выписанные им рецепты изъяли из аптеки, пришли к нему на работу и сверили с записями в амбулаторных картах больных. Из полутора тысячи рецептов (не поленились же столько проверить!) обнаружили пятьдесят восемь, которые оказались незаписанными. И сказать в своё оправдание нечего. Ну, один, ну два рецепта можно было и «забыть» зафиксировать. Но не пятьдесят восемь? И эти-то как нарочно равномерно распределились между тремя его больными, наиболее тяжёлыми наркоманами, которым он их специально и выписывал. Что тут скажешь?! Да, виноват… Да, знал, что поступаю неправильно. Хотел, как лучше, а получилось…

Кабинет у следователя был довольно просторный: что значит новая федеральная служба и в новом здании! Небольшая коллекция кактусов на подоконнике. Тихая и не мешающая «беседе» спокойная мелодия из музыкального центра. Кстати, «Радио классик». Серьёзная тётя… На разделяющем их письменном столе стоял плоский монитор, перед ним «клава» и «мышка». Сбоку у стены высокая стопка папок. Стационарный телефон. Рядом мобильный. И полированная чистота.

На стене довольно большая фотография всадницы: то ли сама, то ли дочка. В жокейском шлеме и чём-то элегантно-чёрном. Чуть ли не во фраке или что они там надевают во время выездки?

Сахранов, стараясь, чтобы его пристального взгляда не заметила Черных, присмотрелся к амазонке.

«Ни хрена себе! Да это же Ирка! Моя новая больная. Действительно: они с матерью лицами очень схожи. Вот так номер! И маманя-майорша даже не догадывается, что врач, на которого она сейчас завела уголовное дело за «нелегальное распространение сильнодействующих препаратов», лечит её дочку! Дела-а-а-а…»

Подписав распечатанный на принтере протокол допроса, вышел на улицу.

«Сказать следователю о том, что её дочка подсела на героин, нарушив врачебную тайну? Но какой резон? Что я с этого будет иметь? Только причиню боль самоуверенной матери. Ловит и наказывает наркоманов, а тут – на тебе! Её дочка сама наркозависимой оказалась! Да и девчонку жалко. Мать, узнав обо всём, её, конечно, не убьёт, но трагедия для обеих будет страшная… Нет, надо придумать что-нибудь поизящнее. Для начала посмотрим, как маманя проведёт моё дело. Пока ничем страшным она мне не грозит…»


3.

На очередном допросе Сахранов спросил у следователя:

- Надежда Петровна, а почему всё-таки Вы обвиняете меня не по статье «за халатность», а по другим? Подделка государственных документов – звучит даже страшно.
- В конце прошлого года состоялась Коллегия Верховного суда, которая предписывает рассматривать подобные правонарушения, связанные с незаконным оборотом сильнодействующих средств, по статьям 327-ой и 285–ой. Ещё вопросы есть?
- Ну, 285-ую я ещё понимаю. У меня действительно имело место злоупотребление должностными полномочиями, но подделка государственных документов?! – продолжал навязчиво бубнить со слабеющей надеждой Сахранов.
- Ничем не могу помочь. Адвокат подтвердит Вам мои слова, и будет защищать Вас во время судебного заседания. Вообще Вы должны были бы знать, что государство сейчас рассматривает наркоманию как национальную угрозу. И борется с ней соответственно такой установке как с терроризмом.

«Сука ты злая! Нашла преступника! Бандитов лучше бы ловила. Вот тебя Господь и карает за это такой дочкой!»

Сахранов подписал предъявленное ему Обвинительное заключение, утверждённое районным прокурором, и поинтересовался, когда, примерно, может начаться судебный процесс.

- Завтра передам Ваше дело в суд, а там ждите повестки. Дней десять обычно проходит.

Сахранов поднялся, и, не сумев сдержать возникшего всплеска раздражительности, как можно более дружелюбней произнёс:

- На этой фотографии Ира на Вас очень похожа. Прямо мамина копия. До свидания, Надежда Петровна.

И, не посмотрев, какую реакцию произвели на неё его слова, пошёл к выходу из кабинета. И не услышал произносимого обычно следователем «Всего хорошего». Значит, удар он рассчитал верно. Пусть не очень благородный с его стороны и нанесённый явно ниже пояса. Но когда в Уголовном кодексе в твоей статье написано «ограничение свободы на срок до трёх лет», тут уж не до благородства. Никто, правда, заключением ему не грозит, все успокаивают тем, что срок будет «условный»… Но всё равно – судимость! Ещё высшей категории лишат, а это уже потеря денег...


4.

Сахранов был на сто процентов уверен, что дверь этого притона ему просто не откроют, послав куда подальше. Но на ситуацию повлияли, видимо, дверной глазок и тот, кто в него смотрел.

В проёме двери возникла фигура невероятно удивлённого Курилина:

- Виктор Владимирович! А вы к кому?
- Привет, Лёша. Хорошо, что ты здесь оказался. Я ищу Иру Черных. Если её здесь нет, я ухожу и считай, что не приходил… Только без обмана. Дело серьёзное.
- Ирка Черных? Мы её «Чернягой» зовём. Вон она, на кухне разоряется… Притащилась откуда-то… Вам её позвать?.. Хотя лучше пройдите сами. Она «на кумарах»: пока Вас не увидит, то и не сообразит, кто её зовёт… Не бойтесь, там никого нет, только она и Светка… Уже полчаса бодягу свою тянет… Ей сейчас «вмазаться», сразу оживёт. А денег нет… И мы ничем помочь не можем…

Да, Сахранову повезло, что он на Курилина наткнулся: тот лечился у него официально уже, наверное, пятый год. А здесь наверняка в гостях у этой самой Светки. Или они живут вместе? Впрочем, это неважно. Главное – Ирку разыскал.

Несмотря на свой довольно высокий – далеко за сто семьдесят – рост, благодаря гибкой фигуре и брюкам, Ирка умудрилась принять на кухонном табурете замысловатую, почти йоговскую позу, которой сразу приковывала к себе внимание Сахранова. Одну ногу она поджала под себя, другая – без босоножки – упиралась пяткой в край табуретки. На высоко торчавшей коленке лежала, вернее – безвольно висела тонкая длинная рука с сигаретой. Другой рукой Ирка то отбрасывала назад длинные волосы, то брала чашку с кофе, делала глоток, морщилась и капризно произносила: «ещё горячий». Потом, медленно растягивая слова, продолжала свой рассказ.

Наверняка её повествование имело и какой-то смысл, и свою фабулу, но казалось, что монолог был предназначен больше самой себе.  Впрочем, сидящая рядом с ней спиной к двери Светка часто вставляла свои замечания:

- Сколько этих узбеков сюда понаехало! Совсем обнаглели. Может азеры были?
- А мне это по херу… Я ему говорю: «У меня с собой нет зубной щётки», - меланхолическим голосом продолжала Ирка. Она увидела Сахранова, но странно безразлично среагировала на его появление. Словно он был завсегдатаем этой запущенной берлоги и только на минуту выходил в коридор. – Ты прикинь, Светик! Я в белой куртке, вся такая блондинка в шоколаде, а у них там везде матрасы и какие-то тумбочки вдоль стен. Они все в одной этой комнате жили и спали на полу. Представляешь?
- Ну, ты, блин, и дурёха! Тебя же, манду, на групповуху везли. Неужели сразу не врубилась?
- Да я с Вадимом хотела встретиться. Мне сказали, что он там будет.
- Ты ради своего метадона к чёрту на рога поехала бы.
- А ты – нет?
- Я – нет! А ты как принцесса, блин! Сама себе королева! Самое лучшее ей подавай! Вон взяла бы «белого» и… - Светка мотнула головой в сторону двери и только тут заметила Сахранова.
- Ой! Здравствуйте, Виктор Владимирович.
- Здравствуйте, девушки! Ирина, я хотел с тобой поговорить.
- Говорите, - согласно протянула она, манерно поднесла сигарету к губам и затянулась.
- Давай выйдем.
- Сил нет… Я никакая… Светик, подай доктору стул. Пусть здесь сядет.
- Вот садитесь, пожалуйста, - угодливо произнесла Светка и уступила Сахранову своё место. – А мы можем и выйти, если надо. Нам уйти?
- Как хотите.

Он сел на табуретку чуть ли не вплотную к Ирине.

- Посмотри на меня. Слушай внимательно. Твоя мать попала в больницу. Какая-то авария с машиной, подробностей я не знаю. Все родные тебя ищут. Мобильник у тебя отключён. Надежда Петровна узнала, что ты обращалась ко мне, позвонила и попросила помочь найти. Вот я и нашёл. Там, наверное, надо в палате с ней сидеть, ухаживать. Поняла, что я сказал?

Ирка какое-то время смотрела на него, словно соображала: верить или не верить услышанному.

- Вот, дура! Опять телефон забыла включить!.. Она в какой больнице? - Длинные ноги опустились на пол. Ирка встала и, покачнувшись, прислонилась к подоконнику. – Эх, со мной бы кто посидел. Я второй день не сплю… Сейчас. – Она залпом допила кофе. – Идёмте. Только Вы меня к ней отвезите, пожалуйста… А то у меня самой уже ни сил, ни денег…


5.

В травматологическом отделении своей больницы Сахранов бывал довольно часто. Представьте себе: пьёт гражданин неделю, пьёт вторую, а потом спотыкается на ровном месте. И его с поломанной ногой везут в «травматологию»! А здесь вместо опохмелки накладывают гипс, да ещё какую-нибудь гирю к ноге привяжут. На вторую-третью ночь такой трезвой жизни у бедолаги естественно развивается алкогольный психоз. Вот и зовут на консультацию нарколога.

Он узнал у врача, в какой палате лежит Черных, сказал, что привёз к ней на свидание дочку, которую пока предусмотрительно оставил в коридоре: очень уж неважно выглядела Ирка. И в палату вошёл первым.

- Надежда Петровна, вот доставил по Вашей заявке Вам дочку.
- Большое Вам спасибо, Виктор Владимирович! Вы мне сильно помогли…
- Ещё одну секунду, Надежда Петровна. Извините, что вмешиваюсь, но не торопитесь сразу на неё набрасываться. Я понимаю, что Вам сейчас тяжело, но Вы приглядитесь к ней сначала. Сейчас Ира Вам явно не помощница. Думаю, что ей надо отоспаться, а, скорее всего, и моя помощь потребуется. Это если она сама захочет, разумеется. В общем, решайте здесь, что будете делать дальше, а я пока подожду в коридоре.

Он позвал Ирину и усадил пошатывавшуюся девушку на стул около кровати. И сразу вышел. Успел только услышать:

- Я тебе сколько раз говорила, чтобы ты телефон не выключала?
- Мамуль, у меня всё тип-топ. Что с тобой случилось?..

Из палаты Ирка вышла минут через пятнадцать. Сахранов уже поглядывал на часы: у него с двух часов начинался приём, а он, кстати, ещё не обедал. Носился по всему городу и ради чего? Чтобы выполнить довольно личную просьбу того самого «следака», который его до суда довёл…

- Мама просит ещё раз поблагодарить Вас и, если Вам не трудно, довезти меня до автостанции.
- И куда ты в таком состоянии рванёшь? На поиски метадона?
- Вы прекрасно знаете, что если я сейчас чего-нибудь не приму, то от меня вообще никакого толка не будет! А за ней действительно ухаживать надо. Вечером должна приехать моя двоюродная сестра, а я пока поеду в Москву к тётке. Будем договариваться, кто и когда сможет сюда приезжать…

В машине Ирка какое-то время молчала, откинувшись на спинку сиденья. Сахранов даже подумал, что девушка уснула. Но через несколько минут она вдруг стала яростно тереть себе уши, а потом заговорила:

- Вы видите, в каком я состоянии? Чтобы быть завтра в норме, мне нужен трамал. Знаю, что свою норму у Вас уже выбрала. Но мне или идти искать, кто мне даст «вмазаться», или… И придумать ничего не могу… Спасайте…
- Ну, ладно. Сейчас заедем ко мне на работу и я выпишу тебе пачку трамала. Легче станет, тогда и к тётке своей поедешь.
- Одной мало. Мне нужно две пачки. Вы же знаете. По пятьдесят миллиграмм. И сонники нужны. Без них не засну.
- Только не надо мною манипулировать! Пачку трамала и пачку релиума. И всё! Не хочешь, не надо!
- Да не злитесь Вы на меня. Сами видите, никакая я… Сейчас попробую сформулировать Вам своё предложение… Только не перебивайте. Я и так соображаю из последних сил… В займы я у Вас просить не буду, потому что мне надо много и потому что я долги никогда не возвращаю. И Вас уже об этом в своё время предупреждала… Я Вам обойдусь в тысячу рублей.
- Почему именно в тысячу?
- Две пачки трамала – триста рублей. Ну, релиум ладно – мелочь. Но приём-то мой анонимный сегодня ведь тоже нужно оплатить. Вот «Пятихатка» уже набралась. Так? Теперь: помните, весной брала у Вас два раза по сто пятьдесят рублей. Разумеется, отдать не обещала, и когда Вы второй раз не отказали мне в деньгах, я обалдела и сразу поняла, что понравилась Вам. Запали Вы на меня. Я такие вещи нутром чую. Другим больным Вы ни разу даже в займы не давали… Поэтому и делаю Вам такое предложение. Только не перебивайте.
- Да, молчу я. А про те деньги я тебе ещё тогда сказал, что можешь мне не возвращать. Так что и не считай их за долг. Тысяча не набирается.
- Сейчас наберётся… А те деньги – это Вы можете не считать. А у меня память хорошая… Итак, моё предложение такое: я хочу, чтобы Вы отомстили моей матери.
- Что?!.. Как? Да и зачем? Она, конечно, у тебя не сахар, но как хороший профессионал сделала свою работу. В отношении неё мне и пожаловаться не на что. И потом я действительно виноват и признал свою вину…
- Отвечаю только на самый первый вопрос. Она Вас под статью подвела. Я ведь знаю, попроси кто за Вас из её начальства, и ваше дело было бы уже давно закрыто. Так вот: она Вас в суд, а Вы за это её дочку трахнете. Можете поверить, что не пожалеете. И получите двойное удовлетворение: и моральное, и физиологическое. Для Вас это будет очень сладкая месть!
- Ну, это ты загнула. Тебе-то это зачем?.. Ладно, считай, что пятьсот рублей я тебе сегодня уже подарил.
- Да не нужны мне Ваши подарки! – зло вскрикнула Ирка, всхлипнула, но сразу взяла себя в руки. – Извините. Я не закончила. Во-первых: я не люблю никому быть обязанной. Во-вторых: у меня своя заинтересованность в этой вендетте. У нас с мамулей очень сложные отношения. Я её, конечно, очень люблю и всё такое. Но я её одновременно и страшно ненавижу. Это связано с моим отцом и их разводом. Никогда ей этого не прощу! Но это тоже отдельная история на потом. В третьих: Вы мне нравитесь… Вы сейчас поймёте, что я не вру. Вы по характеру очень похожи на моего отца: такой же добрый и мягкий. И глаза у Вас очень похожи… Вот теперь – «дикси эт анимам левави»… Латынь ещё помните?
- Кое-что помню… Сказала и облегчила свою душу… Всё-таки, что там за история с отцом? В двух словах.
- В двух словах… Жить с ним было одно удовольствие. Он только и скрашивал её жёсткость и суровость. А она дождалась, когда мне исполнится восемнадцать лет, и буквально выгнала его из дома. Ни за что! Характер его ей, видите ли, не нравился! Я тогда только первый курс закончила. Ну, и пошла в разнос после их развода. А она два года даже не замечала ничего. Меня из универа отчислили давно, а она всё думает, что я в «академе»… И ведь одна осталась! Так себе никого и не нашла. И он один живёт. Уехал к родителям в Тулу и там живёт… Ненормальная! В общем, если принимаете моё предложение, то после диспансера едем сразу на Вашу квартиру. Если нет, я еду в Москву.
- А откуда ты знаешь, что я живу один?
- Мы же на приёме Вам тоже кое-какие вопросы задаём. Кое-что узнаём со стороны. Обмениваемся информацией друг с другом. Для нас это не любопытство. Это способ выживания. Вот как у меня сейчас. И потом: я же не жениться Вам предлагаю.
- Тебе бы, как твоей мамане, в органах работать. Следователем.
- Вы, наверное, удивитесь, но я именно следаком и хотела работать. Но успела проучиться на юридическом только год…

Они подъехали к наркологическому диспансеру, в котором работал Сахранов.

- Можно я в машине посижу? Мне надо ещё что-то сказать Вам очень важное. Хочу как следует подумать, стоит ли говорить. Что-то соображаловка совсем не работает. Подожду Вас здесь, покурю, хорошо?
- Ладно, жди в машине. Только неужели можно сказать что-то ещё более важное после того, что ты мне только сейчас предложила?
- Можно…

6.

Сахранов вернулся минут через пятнадцать. Ирка снова сидела с закрытыми глазами, откинувшись на спинку кресла.

- Ты не заснула?
- Воду принесли?
- В машине есть. Вот, держи, запьёшь.
- Сначала трамалом «закинусь», а потом продолжим разговор… Мне совсем плохо… Едемте быстрее в аптеку.

Сахранов сам выкупил выписанные им только что лекарства, сам достал из блистера капсулки.

- Тебе сколько сразу надо?
- Сначала пять штук. И быстрее.
- На, держи… Да, не урони, смотри.

Поехал к своему дому. Получается, что он всё для себя решил? Оставит её у себя в квартире, а потом ещё и переспит с ней. Не очень нравственно с точки зрения медицинской этики. Врачи-психотерапевты нередко влюблялись в своих пациенток. Он что-то даже читал на эту тему. Но в его случае о любви и речи не идёт. Деваха она, конечно, симпатичная, ему такие всегда нравились: худые и высокие. Но речь идёт о чистом сексе. Да ещё за деньги… Это что же получается?..

- А теперь то, что я хотела Вам сказать…
- Говори. Совсем заинтриговала… Полегче стало?
- Ещё минут десять и всё будет нормально. Но сказать надо сейчас. И тогда Вы повезёте меня или на автостанцию, или к себе домой… А трудно сказать… Знаете, как в программе «Двенадцати шагов» для анонимных наркоманов? Самый первый и самый трудный шаг – это сказать вслух, что я – наркоманка. Признаться в этом при всех. Согласны?
- Согласен. Но только мы - и я, и ты сама - знаем, что ты наркозависимая. И не надо в этом специально признаваться. Я, правда, не ожидал, что ты «в системе». Сама же всё время уверяла меня, что только нюхаешь героин, но не колешься.
- Чудак Вы, ей-богу! Кто же Вам правду скажет?! А признаться мне надо совсем в другом. Для меня это принципиально, хотя для Вас вряд ли станет большим откровением. Сами всё понимаете. Но сказать я должна. И только после этого решайте, куда меня повезёте.
- Между прочим, мы уже едем ко мне домой. Тебя в таком состоянии высаживать из машины - грех. Сразу свалишься где-нибудь.
- Так вот… Я люблю, чтобы у меня с человеком… который… В общем так: я – проститутка. Не уличная, конечно, до этого пока ещё не докатилась. Но деньги на «герыч», Вы же понимаете, мне не мамуля даёт! Собой и зарабатываю. Иногда живу у кого-нибудь. Иногда просто встречаюсь… Но это уже детали… А мамуля считает, что я живу в Мытищах со своим однокурсником в гражданском браке… Ну, вот и это сказала… Что-нибудь между нами теперь изменилось?
- Ты поразительно откровенна, Ирина. Даже излишне. Мазохистка какая-то.
- Наверное. Уж, какая есть… А теперь решайте, согласны ли Вы на такую сладкую месть?.. Чего замолчали?

Сахранов действительно не знал, что сказать в ответ.

- Да, иногда определённо на вопрос ответить бывает трудно. Тогда скажите, куда Вы меня везёте?
- Я же сказал: везу тебя к себе домой.
- В таком случае переходим на «ты»?
- Давай на «ты»… С тобой не соскучишься. Чувствую, ещё удивишь меня.
- А это разве плохо?

В его однокомнатной квартире Ирка сразу повалилась на диван.

- Прости, пожалуйста, но мне ещё минут пять надо полежать. А потом договорим.
- Лежи, а мне на приём пора. Уже почти половина второго. Есть будешь?
- Нет, спасибо.
- Ну, а я перекушу чего-нибудь по-быстрому. А то с тобой тут с голоду помрёшь…

Ровно через пять минут Ирка появилась на кухне словно заново родившаяся: живая, энергичная и с блестящими глазами.

- Приятного аппетита!
- Спасибо. Может, будешь?
- Нет. План у меня такой: сначала поговорить по мобильнику с тётей и обеспечить себе алиби. Потом принять пару таблеток релашки, в ванну и спать.
- В ванне смотри не засни! Утонешь!
- У меня всё рассчитано. Полотенце только оставь и свою футболку, если не жалко. Я кое-что с себя простирну. Вот и все мои потребности до вечера. И буду ждать тебя.  Кстати, тебе может с проверкой позвонить мамуля. Ответь раздражительным тоном, что я выпросила у тебя пятьдесят рублей и села на московскую маршрутку. Её это убедит.
- Только, чтобы посторонних здесь не было, договорились?
- Господи, ну о чём ты думаешь?! Во-первых, мне одного трамала вполне хватит. А во-вторых… Открою секрет: любого мужика мне обмануть – два раза плюнуть. Но вот когда я даю торжественные обещания, то почему-то всегда их выполняю. Отец, наверное, внушил в своё время. Поэтому и стараюсь давать их как можно реже. Так вот: торжественно тебе обещаю: первое – никому кроме тётки не звонить; второе – никому дверь не открывать; третье - ничего из твоих вещей, кроме полотенца и футболки не трогать. Так что можешь спокойно идти на приём и не опасаться за свою квартиру… Сотку мне на телефон кинь, пожалуйста. Вот мой номер – ещё в машине написала на бумажке. Знала, что мы с тобой договоримся. А то у меня там всего шесть рублей осталось.
- Хорошо, заплачу. Да, с тобою разоришься…
- Я всё отработаю, вот увидишь.
- Тоже мне – работница! Постельное бельё в том шкафу.
- Не нужно. Главное – чтобы я была чистая! За эти два дня… Бр-р-р-р… самой противно. И потом я уверена, что у такого мужчины как ты, постельное бельё просто не может быть грязным.
- Ну, как хочешь. Моё дело предложить. Я пошёл.
- Какие задания будут?
- Это ты мне заданий надавала. Распоряжаться ты умеешь, ничего не скажешь!.. Вторая майорша будешь… Знаешь что? Почисти-ка ты к семи часам картошку. Всё остальное я куплю.
- А ты оказывается эксплуататор! Ну, ладно. Проснусь на пятнадцать минут раньше и почищу. И даже поставлю жарить. Масло подсолнечное есть? Только дожаривать будешь сам, так что не опаздывай. Из меня кухарка никакая. Я убираться люблю, а готовить для меня – нож острый! – И потом тихо добавила: - И майорши из меня теперь уже не получится.
- Ну, ладно. До вечера.
- Поцелуй девушку на прощание. Типа – союз заключён.

Сахранов не очень ловко чмокнул Ирку в щёку и стал открывать дверь.

- И ещё. Если у тебя дома нет, то купи пачку презервативов. Только, ради бога, без всяких там рубчиков и усиков. Лучше «Контекс», которые «экстра стренч». У меня такое ощущение, что женщиной у тебя тут и не пахнет. Ещё набросишься на девушку, как изголодавшийся зверь…

7.

Сахранов проснулся около пяти часов утра. Ирки рядом не было. В однокомнатной квартире искать её долго не пришлось. Она сидела абсолютно голая в той же своей «йоговской» позе на краешке кухонного стола, курила и смотрела в окно. Не обернувшись к нему, заговорила:

- Если я вчера на нём лежала голая, то, думаю, посидеть тоже можно. - Виктор стал рядом и обнял её.
- Чудная ты.
- Я уже говорила тебе: я не чудная, я просто ненормальная. В смысле: не такая, как в норме… Я вот люблю смотреть, как дома просыпаются. Сначала зажигаются вертикальные ряды. Видишь, вот здесь и там. Это кухни. В других комнатах ещё спят, а здесь уже начинают готовить завтраки... Бедные. Встают в пять утра, чтобы успеть к восьми или девяти часам в Москву на работу. Ну, разве можно жить такой собачьей жизнью?!
- Ко всему привыкнуть можно. Нормальные рабочие люди. И почему сразу «собачья»? А вот у тебя, какая жизнь?
- У меня? У меня - кошачья. По всем параметрам: днём сплю, ночью бодрствую. И чаще всего у какого-нибудь хозяина, который меня гладит, ласкает и кормит.
- Это ты на меня намекаешь? – Он действительно в это время гладил её плечи.
- Я не намекаю. Я констатирую факт. Ты не обижайся… Постой со мной немного. Сейчас докурю и ещё раз мамуле «отомстим». Хочешь, а?.. Хочешь… Чувствую… Это хорошо… Вот такая у меня кошачья жизнь… Кстати, обрати внимание на газовую плитку.
- А что с ней случилось?
- Ничего особенного. Я её тебе всю вычистила. Просто в темноте не очень хорошо видно. Ладно, пошли, утром без меня рассмотришь. Я уеду рано…

Ирка появлялась у него с регулярностью работающей в смену сотрудницы режимного предприятия: приходила на ночь через двое суток. Упоительно ласкала, а потом тихо рассказывала о своих переживаниях. Под звук её голоса Сахранов и засыпал. А рано утром он заставал Ирину на кухне, где она сидела в своей любимой позе на столе, курила и смотрела, как просыпаются дома. В его квартире, кстати, Ирка незаметно навела вполне заметный порядок и чистоту.

Длился этот странный, заключённый по взаимному согласию «медовый месяц» две недели. Всего набралось шесть сладких ночей. Даже приговор суда, которого он так боялся, проскочил как в тумане, так как оказался вполне приемлемым: год условно «…в связи с активным способствованием раскрытию преступления»,.

А затем Ирка пропала. Её телефон был постоянно выключен.

Сахранов не находил себе места и ни о чём другом не мог думать. В голове постоянно вертелись мысли об Ирке, её ласках. Он вспоминал её тело, её пальцы, её глаза, тихую, чуть замедленную речь. И немыслимую для него изобретательность в сексе.

Потом стал подсчитывать, сколько дней она может продержаться на выписанных им лекарствах, хотя понимал, что Ирка, разумеется, могла с не меньшим успехам одновременно лечиться анонимно ещё у десяти наркологов. Или вновь «перескочить» на свой любимый метадон. У наркомана всё так неустойчиво и непредсказуемо. Кроме одного – наркотика.

Он знал, что живёт она в Реутове (или действительно в Мытищах с гражданским мужем?). Но не мотаться же ему снова по притонам по всем близлежащим подмосковным городкам.

Наконец в голову пришла спасительная мысль: сходить в травматологическое отделение. Вдруг она там сидит с матерью? Сорвался прямо с приёма, объявив, что его вызывают на срочную консультацию в больницу. Но в «травме» его ожидала своя травма, только психологическая. В палате Черных не оказалось, а лечащий врач сообщил, что «где-то неделю назад её перевели для продолжения лечения по месту жительства».

Возникшая одержимость Иркой, непреодолимая тяга к ней заполняли все его мысли и время.

«Будто сам превратился в наркомана! Чёрт дёрнул меня с ней связаться!? Ведь действительно хотел отомстить её мамане, унизив подобным образом. А получилось: рыл другому яму и сам в неё попал… Что со мной? Эротическая зависимость? В литературе описана и такая. И, кстати, вряд ли она слабее наркотической. Во всяком случае, по себе я этого не замечаю».

Работал Сахранов теперь на «автопилоте», машинально, не задумываясь над тем, что он делает. Засыпать мог только с помощью снотворных, которые сам себе и выписывал. И, наконец, впал в типичную депрессию, из которой не хотел «выходить».

Ирка исчезла, пропала, испарилась.

Его Ириночка, лапонька, солнышко…

Своим равнодушным невниманием он свёл к нулю очередную попытку жены наладить отношения, когда она «по пути» зашла в его квартиру. Слушал, что она ему говорила и невольно сравнивал её располневшую фигуру с Иркиной.

Отказался он и от встречи с давним другом, однокашником по институту, Володей Романовым, который тоже работал наркологом, но в Москве. Уже много лет они поддерживали старую традицию: четыре раза в год встречались в одном и том же московском кафе, выпивали, делились своими переживаниями, в общем расслаблялись с обоюдовыгодной пользой. Володя, будучи хорошим психотерапевтом, быстро сообразил, что с Сахрановым творится что-то неладное и в ближайшую же субботу нагрянул к нему с бутылкой «вискаря». Умело провёл сеанс рациональной психотерапии и убедился, что состояние Сахранова не смертельное, но в помощи он явно нуждается. Дал ему возможность выговориться, терпеливо слушая полупьяную исповедь влюблённого пятидесятилетнего мужика, поддакивая, сочувствуя и повторяя: «Все девки – ****и» и успокаивая обещанием: «мы им тоже отомстим». В эту ночь Сахранов впервые уснул без снотворного и проспал до самого утра.

Но на следующий день всё началось сначала. По двадцать раз в день он набирал номер Иркиного телефона, но каждый раз с одинаковым результатом. Разумеется, он ни на секунду не расставался со своим мобильником и вечерами вместо экрана телевизора смотрел на маленький чёрный дисплей. Тот изредка загорался призывными зелёными символами, но звонившие оказывались или знакомыми, или страждущими пациентами…

Не имея спасительной для некоторых привычки уходить в депрессивном состоянии в запой, Сахранов налегал на снотворное, но они позволяли ему проспать лишь до трёх часов ночи. А затем до самого рассвета он погружался в безумно-навязчивые воспоминания-представления об Ирине и вставал утром разбитый и с тяжёлой головой…

И вдруг – через неделю? через месяц? – на какой-то, наверное, тысячный звонок раздался спокойный голос:

- Я слушаю.
- Ты где пропадала? Ирка, что с тобой случилось?
- А это кто говорит?
- Ну это же я, Ирина!
- Виктор Владимирович? Здравствуйте. Вы что хотели?
- Ты почему больше не звонишь и не приходишь ко мне?
- А зачем? Дело сделано.
- Какое дело?
- Вы разве не помните? Сладкая месть.
- Ну, причём здесь она?
- Значит, Вы так ничего и не поняли? Мстили не Вы. Это я Вам отомстила. У нас это называется «подсадить на молоденькую». Говорят, не слабее, чем на героине. И у Вас сейчас, как я понимаю, «ломка». Что ж, сочувствую, хотя не очень искренне: именно этого я и добивалась. Вот теперь сами и попробуйте собрать всю свою волю в кулак. Так Вы, кажется, мне посоветовали?
- Но за что, Ирина?
- За то, что Вы не сдержали своего слова и выдали меня матери. Вы даже юридически не имели права этого делать. Предательства я не прощаю.
- Да не говорил я ей, что ты у меня лечишься!
- Не знаю, как именно, но Вы всё-таки дали ей знать об этом. Мамуля не умеет обманывать.
- Послушай, Ирина…
- Прощайте, Виктор Владимирович… Вы уже почувствовали, что такое «ломка». Скоро узнаете, насколько тяжело избавиться от зависимости полностью. Какой бы она не была…


II. МЕСТЬ ВТОРАЯ.

1.

Ирка умирала.

Не то, чтобы умирала по-настоящему, но скорее бы согласилась действительно скончаться, чем испытывать такие мучения. «Ломка», впрочем, заметно уменьшилась: уговорила-таки тётку снова купить ей в аптечном киоске на автовокзале пачку терпинкода. Физически стало полегче, но продолжали оставаться какие-то совсем непонятные ей ощущения.

С самого утра её постоянно окликал Вадим, но прежде, чем она успевала оглянуться на его голос, он прятался. Зачем? Ирка не сомневалась, что это был именно Вадим. Во-первых, она ясно слышала его голос. А во-вторых, никто и никогда кроме него не звал её «Киска-Ириска». Почему он не показывался ей на глаза? Издевался? Дразнил? И почему его не слышит тётя Люда?

Та сердито дёргала Ирку за руку:

- Хватит головой вертеть! Нет здесь твоего Вадима. У тебя совсем крыша поехала… Господи! Только бы тебя до матери скорее довезти, а там делайте, что хотите! Нет моих сил больше на тебя! Да смотри под ноги, дурёха, сколько раз тебе можно повторять! Свалиться ещё не хватало! Подвернёшь ногу, кто тебя понесёт?!

«И ещё эти люди… Откуда они знают, что мне так плохо? Как они могут узнавать, о чём я думаю? И почему все делают вид, что им всё равно? Когда они успели договориться между собой?..»

- Тёть Людочка, давай ещё воды попьём. Купи, пожалуйста.

- Господи! Ты уже целое ведро выпила! И куда она в тебе только девается?.. Ну, ладно, идём…

Ирка встала за последний столик спиной к буфетному павильончику. Ещё раз внимательно осмотрела стоящих на перроне пассажиров. В это время её снова позвал Вадим! Теперь его голос раздавался из буфета.

Ирка рванулась к прилавку, но подошедшая тётя раздражённо крикнула:

- Да стой ты на месте, дурёха? Куда понеслась. Ну-ка стой здесь!

«Ну, зачем она так громко кричит? Теперь всем пришлось посмотреть на меня, хотя они это раньше тщательно скрывали».

Ирка окончательно растерялась. Она никак не могла совместить и понять в общем-то довольно простые факты.

«С одной стороны я чётко слышу, как меня зовёт Вадим. С прошлого вечера окликает, но сам на глаза не показывается. И у тёти дома, и в метро, и здесь на автовокзале. Но такого не может быть! Где бы он, спрашивается, спрятался в тёткиной квартире? И потом - тётка не слышит, а я слышу!.. И ещё один непонятный факт. Как они – вот, все они, десятки совершенно разных людей знают, о чём я думаю? И даже - о чём я стараюсь не думать! Они и об этом догадываются… Не понимаю! И соседи в тёткином подъезде знали, о чём я думаю, и в вагоне метро, и вот сейчас здесь… Да тётка ещё крикнула… Не то, чтобы стыдно, плевать я на них хотела! Но как у них это получается? И зачем? Что они от меня хотят?..»

Ирка жадно допила бутылку воды.

«Интересно, а тётка знает, о чём я думаю? То, что она постоянно на меня ругается, это понятно. А вот мысли мои она тоже может читать?»

Подошла их «маршрутка». Ирка сразу прошла на самое заднее сидение и села в углу.

- Там трясти будет, Ириша! Давай впереди сядем!

Ирка отрицательно помотала головой. В это время её снова позвал Вадим:

- Киска-Ириска!

Ирка прильнула к окну, но Вадима там уже не было.

«Как он успевает исчезать?.. И зачем он меня зовёт? Сказал бы сразу, что хочет. Я же от него не прячусь… Может быть на что-то намекает, а я не могу догадаться?..»

Причитающая тётя Люда, купив билеты, уселась рядом с Иркой.

- Ириша, милая, ну, успокойся… Чего опять задёргалась?.. Господи, что с тобой случилось? Такой умницей всегда была, а тут – на тебе! Это всё из-за твоих таблеток! Не надо было мне их покупать. Пошла у тебя на поводу… Да ещё глотаешь их целыми пачками!
- Если бы ты их не покупала, я бы уже умерла.
- Не говори так, Ириша… И потом, не могу я каждый день по пятьсот рублей на твои таблетки расходовать! Что я тебе, миллионерша? Жена Лужкова? Вот пусть мать с тобой сама и разбирается. А то взяла манеру – всё работа да работа. И ещё под машину попадает, когда не надо. Дочкой совсем не занимается!.. Майорша хренова…
- Тёть Людочка, она же у тебя всегда самой любимой сестричкой была.
- Ну, вас обеих к лешему! Намучилась я с вами…
 

2.

Это было не очень просто: задавать допрашиваемому вопросы, печатать ответы на компьютере, а самой в это время думать, куда лучше на этот раз пристроить Ирину. Но опытная Надежда Петровна с честью вышла из затруднительного положения. И когда подследственный, подписав протокол допроса, выходил из её кабинета и, прощаясь, машинально следом добавил «Спасибо», она не удержалась от ироничного вопроса:

- А мне-то за что?

Тот растерянно развёл руками и, смутившись, ничего не ответил.

«Надо же, и среди этих барыг-наркоманов ещё попадаются хорошо воспитанные!» - подумала Надежда Петровна и, прихрамывая, направилась в кабинет своего начальника Котова.

Разумеется, у того были свои связи в Московском управлении, державшим «под колпаком» всю наркологическую службу в столице нашей родины. Сразу же по телефону обо всём и договорились. Но первое предложение – госпитализировать Ирину в Наркологическую больницу № 17 Надежда Петровна отвергла по эмоциональным соображениям. Ещё свежи были в памяти телерепортажи о случившемся в этой наркологической клинике пожаре, в результате которого сгорели больше сорока больных наркоманок. Виноватым, разумеется, оказывался медицинский персонал, а отдавать дочку в ТАКИЕ руки («Эх, мало мы их наказываем!») Надежда Петровна, разумеется, не собиралась.

А вот в Московский Центр наркологии, где разработана специальная реабилитационная программа для наркозависимых, ей импонировал больше. Попросили «организовать» приём её дочки в это лечебное учреждение. Надежде Петровне теперь оставалось только привезти Ирину в Люблино, где и располагался этот Центр, и чем быстрее, тем лучше, учитывая «острое» состояние больной.

Она поблагодарила Котова и пошла на дежурный пост в проходную, где на диване под присмотром усатого охранника мирно спала Ирка.

Надежда Петровна предупреждающе подняла руку:

- Пока не буди. Приготовь чаю покрепче. Сейчас решу вопрос с машиной и поедем.
- Как скажете, Надежда Петровна.


3.

Романов сразу узнал о поступившей в Центр наркологии Ирине Черных по той простой причине, что заведовал именно тем, отделением, куда и привезли пропавшую любовницу его друга. Ту самую, из-за которой тот до сих пор пребывал в депрессии, и отомстить которой он, успокоения ради, и призывал Сахранова.

Поэтому первое, что сделал Романов, когда Ирина была устроена в палате, позвонил другу и сообщил ему неожиданное известие:

- Вот видишь! Я же тебе говорил, что Бог шельму метит. Куда она от нас денется?.. Нет, сейчас приезжать тебе ни в коем случае не надо. Мы сначала приведём её в нормальное состояние, а потом сам решишь, как тебе лучше поступить. Так что переставай хандрить, взбодрись и начинай придумывать способ отмщения.

Известие о том, что Ирка больше месяца будет лечиться в Центре наркологии, подействовала на Сахранова успокаивающим, почти целебным образом. Любая информация лучше неизвестности. Но ему меньше всего хотелось мстить Ирке. Он хотел совсем другого: увидеть её, обнять, поцеловать, почувствовать её тело. И при этом надеяться, что она согласится хотя бы изредка встречаться с ним…

Но он прекрасно понимал, что все его желания и помыслы в отношении неё совершенно бесперспективны. Разумеется, они могут увидеться и Володька эту встречу ему обязательно устроит. Но как закончится их разговор, Сахранов мог предположить довольно точно.

Он продолжал думать о ней, но уже не так часто и не так навязчиво. И с каждым днём всё более и более отстранённо. Иногда он начинал взвешивать все плюсы и минусы их отношений.

Наслаждения и удовольствия Ирка ему доставила массу. Это большой плюс.

Денег «пощипала» у него вполне умеренно. А так как за всё надо платить, то эти траты даже в минус нельзя поставить. Овчинка стоила выделки. Но вот то, что он столько времени мучился от неизвестности, когда она бросила его… Это минус! Она могла бы объясниться и расстаться с ним нормально. Ещё один минус.

А то, что она заранее запланировала причинить ему боль и расчётливо исполнила задуманную подлость, это такой минус, который нельзя оставлять безнаказанным. Он-то был с ней совершенно искренним, а она, получается, лгала ему каждым словом, каждым движением, каждой своей лаской!

«Стерва! – Распалялся в таких случаях Сахранов. – Ну, как же такой не отомстить?!»


4.

Для тех, кто работает да ещё на две ставки, время летит быстро. И для Сахранова прозвучало довольно неожиданно, когда при очередном телефонном разговоре Романов заявил:

- Могу тебя порадовать. Твоя краля скоро выписывается. Кстати, в очень неплохом состоянии. Я всегда тебе говорил, что успех лечения во многом зависит от первоначальной структуры личности. А некоторые женщины словно кошки в плане выживаемости…
- Володька, устрой мне с ней свидание. Теперь-то, я надеюсь, это уже можно и не противоречит вашим правилам. И вполне официально, без всяких намёков на интим.

Уже на следующий день Сахранов сидел за столом в кабинете Романова и, не отрываясь, смотрел на дверь. Ирка влетела без стука: спортивный костюм, волосы собраны на затылке в пучок, удивлённо распахнутые глазища:
- Ой! Какой сюрприз! Здравствуйте, Виктор Владимирович!
- Здравствуй, Ириночка… Не ожидал, что ты так сильно изменишься. Разумеется, в лучшую сторону. Неужели их реабилитационная программа действительно так помогает?.. И даже, извини, если это не похоже на комплимент, пополнела.
- Плюс четыре кг! Как раз моя норма. И ещё учтите, что я без макияжа, и вообще не знала, к кому сейчас иду.

Они некоторое время изучающее смотрели друг на друга.

- А Вы похудели…
- Это не столь важно… Вот, я принёс тебе, как болящей, мандарины без косточек. Ты такие, кажется, любишь.
- Я их обожаю. Спасибо… А Вы на меня что, совсем не сердитесь?
- Сам не знаю. Обидно, конечно, было.
- Нас здесь учили, что обида – чувство инфантильное. А мы – люди взрослые.
- Да, ума тебе вложили по полной программе.
- Разве это плохо?
- Нет, хорошо.

Помолчали.

- Мне почему-то кажется, что я Вам больше нравилась той, в моей старой жизни, когда была наркозависимой, а не сейчас. Угадала?

Сахранов подумал: «Ты и осталась наркозависимой. Бывших наркоманов не бывает. Самого главного вам здесь не сказали», но ответил, разумеется, по-другому:

- Здоровый человек всегда лучше больного...

Впрочем, при этом особой уверенности в своём голосе не почувствовал и сам. Ирка пристально посмотрела на него, потом нахмурилась и потёрла лоб рукой:

- Сейчас попробую сказать Вам что-то важное. Только Вы не перебивайте и не обижайтесь, ладно?
- Удивлять ты можешь. Я это уже знаю.
- В общем так. Мне кажется, что Вы уже давно никого не любили. Кроме себя. И это плохо. То, что Вы полюбили меня, для Вас должно быть счастьем. Смогли полюбить меня, сможете теперь снова полюбить и свою жену, и своего сына. Вы же их месяцами не видели! К Вам вернулась способность любить. Это же прекрасно! И, между прочим, благодаря мне. Так что не надо таить на меня ни обиду, ни злость. Наоборот, Вы должны сказать мне «спасибо». Это я смогла разбудить в Вас чувство любви. Вот теперь – «дикси эт анимам левави».
- А как же насчёт «отомстить мамуле»? Первоначальный замысел у тебя был совершенно другой, отнюдь не альтруистический.
- Кто старое вспомнит, тому глаз вон! Главное – результат! Согласны?
- Согласен. С умной девушкой спорить – себе дороже. Ну, давай прощаться. Приятно было тебя увидеть в хорошем состоянии.
- Спасибо, что навестили. Меня в пятницу уже выпишут.
- Мы больше не увидимся?
- А Вам это надо? Себя пожалейте, Виктор Владимирович. Вы уже почти отвыкли от меня… Это же как наркотик! Вы и сейчас ко мне зря приезжали. Быстрее бы забыли… Это – как мне сейчас дозу показать. Б-р-р-р! Даже представить такое страшно.

Они встали. Сахранов протянул Ирине руку и та, улыбаясь, церемонно её пожала.

- Нам здесь ежедневно повторяли, что каждый сам кузнец своего счастья. Вот и Вы сами решайте, что хотите. Я у себя «сим-карту» поменяла – начала новую жизнь без старых друзей и знакомых. Но если хотите, могу сказать Вам свой новый номер. Но времени свободного у меня теперь будет совсем мало. Мамуля меня сразу пристраивает на работу в наш городской суд. Буду там кем-то на побегушках, но зато в системе юриспруденции. Она умудрилась и на юрфаке меня восстановить, представляете? Так что с первого сентября – на второй курс…
- Да, круто ты свою жизнь развернула. И в правильном направлении. Ну, счастливо тебе! А просьба к тебе только одна. Мы с тобой были когда-то на «ты». Если доведётся встретиться снова, будем на «ты», хорошо?
- Замётано! До свидания, Виктор Владимирович.

Через пять минут в свой кабинет вернулся Романов.

- Ну, что, господин экс-любовник, пари заключить не желаете?
- Не переоценивай свою программу, Володя. Ты не хуже меня знаешь, как часто у них наступают срывы.
- Знаю. И я не утверждаю, что вылечил её. Но если у Черных рецидив наступит в первые шесть месяцев после выписки, следующий ужин в кафе оплачиваю я. У нас в Центре первые полгода у всех практически стопроцентные ремиссии.
- Посмотрим, посмотрим… Что-то злость у меня уже вся прошла. Жалко девку. Сияет вся, полна радужных надежд.
- Решай сам. Это ты из-за неё чуть с ума не сошёл, а не я.


5.

Первоначальный план Сахранова был прост, как пионерская песня, и циничен, как умысел хулигана. Июль и август давались Ирке на работу в «системе юриспруденции» и потерю бдительности. В сентябре она начинает посещать институт. Студенты на новом курсе окажутся, разумеется, уже незнакомыми ей людьми, но любителей наркотического кайфа наверняка хватает везде, они быстро находят друг друга, а также тех, кто готов удовлетворить их нелегальные потребности. Мимо Ирки они не пройдут. Поэтому трезвомыслящий мститель выделял ей на сопротивление и следование программе «Скажи наркотику НЕТ!» ещё один месяц. А затем начнутся у неё, у несчастной, так называемые флэшбеки, которые даже при дословном переводе ясны любому неспециалисту: «обратные вспышки». Или, выражаясь наркологическим языком, повторение интоксикационных переживаний при отсутствии интоксикации. И потянет её, бедную, непреодолимо к героину. И к кому она побежит за помощью?

Правильно: мало ли к кому может обратиться!

Именно в этот момент, где-нибудь в начале октября перед ней и должен появиться спаситель в образе Сахранова, который облегчит её состояние, предложив в качестве безобидной альтернативы наркотику таблетку трамала. Запастись им, разумеется, придётся заранее, и предлагать надо будет почаще. И кто же из бывших наркоманов, которые бывшими не бывают, от него откажется? Пятый месяц отводился на закрепление достигнутого успеха и для печального объявления: а трамал я больше тебе, к сожалению, выписывать не могу! И куда она денется? Подсядет снова, как миленькая, на героин. И произойдёт это раньше окончания срока «стопроцентной ремиссии в шесть месяцев».

И пари Сахранов выиграет, и Ирка будет в его руках в прямом и переносном смыслах этого слова. Ей придётся из последних сил прикидываться перед матерью примерной студенткой, а когда «сидишь на героине» это очень тяжело. Очень! Тут без посторонней финансовой и психологической поддержки не обойтись. А Сахранов – ласковый и нежный, с деньгами и с нужными лекарствами - вот он. Весь в её распоряжении. Как и она – в его. Так что его месть Ирке окажется не менее расчётливой и уж никак не менее сладкой.

Вот таким был коварный план мужского отмщения. Не очень благородный, не спорим. Но благородность мести – факт вообще довольно спорный. Не будем забывать, впрочем, и о том, что человек предполагает, а Бог располагает…

Первые три месяца прошли в неизвестности. Не нанимать же было Сахранову частного детектива, чтобы следить за Иркой? А в намеченное планом время он ей позвонил.

- Какое счастье, что ты мне позвонил! – услышал он взволнованный и радостный голос. И сердце его невольно забилось быстрее.
- Я тебе нужен? – Как можно более спокойно спросил Сахранов.
- Страшно нужен!
- А почему тогда сама не позвонила?
- Я же говорила, что порвала с прошлой жизнью и выбросила старую «SIM-карту». Откуда мне помнить твой номер телефона?
- Значит, хорошо, что ты мне при нашей последней встрече оставила свой новый номер. А я позвонил просто поинтересоваться, как ты себя чувствуешь. У тебя всё нормально? – Теперь он уже не скрывал своей вполне искренней заинтересованности…
- Плохо. Херовей некуда!!!

Таким образом, оказалось, что строго по его «плану» прошли только первые три месяца. Сахранов немного переоценил Ирку и в своих расчётах ошибся на две недели: именно столько времени она уже «сидела на героине». Он даже обрадовался этому обстоятельству: совесть осталась чистая, так как Ирка «сорвалась» без его провокационной помощи. А теперь помочь ей – уже сам Бог велел.

Их второй медовый месяц длился до начала февраля, но оказался на вкус горько-сладким. Совесть Сахранова осталась чистой (свои коварные намерения он в расчёт уже не принимал), а горчинку добавляла сама Ирка. Она уже была выбита героином из нормальной колеи, и лекарства лишь поддерживали её неустойчивое равновесие. Нервотрёпки с ней хватало с лихвой! То она срывалась «на лекции в институт», то валялась по два дня на постели, то вдруг пропадала целые сутки, и Сахранов не знал, где её искать.

Разумеется, заботливый доктор получал свою порцию ласки, но замечал, как всё безразличней относится к этому процессу сама Ирка. Он успокаивал себя, как мог: «Где ещё такую молодую и красивую найду? Хоть так… Успеть взять последнее от жизни… Много ли её осталось после пятидесяти лет?..»

Когда у него закончился накопленный трамал, Ирка вполне закономерно вновь «перескочила» на героин. Деньги на последний она, разумеется, выпрашивала у «любимого доктора» и быстрее, чем он сам предполагал, Сахранов оказался в финансовом отношении на мели. Впрочем, ему-то, как специалисту, уж надо было бы знать, как дорога в буквальном смысле жизнь с наркоманом.

Как только Ирка поняла, что Сахранов больше ей ничем помочь не может, она однажды, не прощаясь, просто исчезла. И мечтавший когда-то о ней день и ночь любовник вдруг почувствовал облегчение.

«Лучше бы теперь не появлялась совсем. Вот уж не ожидал, что с ней окажется так трудно… Впрочем, одно дело – пару раз переспать с наркоманкой, и совсем другое – жить…»


6.

Прошёл месяц, как Сахранов не видел Ирину. Но самое главное и удивительное – не звонил ей. И с удивлением отмечал, что видеть её ему не хочется. Переболел сам? Избавился от эротической зависимости?..

Да, можно сказать, что он отомстил ей достаточно благородно и без всяких подлостей. Она сама себя наказала…

Сахранов стоял у окна своей кухни и смотрел во двор. Только сейчас он обратил внимание, что количество иномарок, стоящих перед подъездом, стало заметно превышать число «Жигулей». Автомобильная ротация произошла как-то незаметно, за одно-два лета. Когда он только переехал в эту квартиру и выглядывал перед сном в окно, проверяя, всё ли в порядке с его «Ладой», синевшей в шеренге своих соседей, машин было девять. Сейчас их стало двенадцать: видимо столько зажиточных семей и обитало в его подъезде. Среди обновившегося ряда машин осталось двое «Жигулей»: его и «девятка» одного студента, жившего этажом выше. Тоже – показатель! Когда Сахранов учился в институте, он располагал только велосипедом.

Но сейчас жизнь у него складывается вполне нормально и успешно (тьфу-тьфу-тьфу!)  На хорошей работе, жив и здоров. Даже на молодую любовницу сил хватило. Теперь надо решать что-то с женой. Бобыль он и есть бобыль. Такая роль Сахранову уже надоедала. Надо выяснять с женой отношения и снова сходиться.

Сахранов ещё раз заботливо осмотрел свою «Ладу» и перевёл взгляд на бетонный козырёк перед входом в дом. Мало того, что он по бокам, как ковром, был покрыт толстым слоем зелёного мха. Всю его поверхность устилали пустые пластмассовые бутылки из-под пива и использованные инсулиновые шприцы – отходы «модус вивенди» вечерне-ночных посетителей подъезда…

В апреле в больнице началась ежегодная диспансеризация медицинского персонала: сдавали анализы, делали флюорографию и т.д. Без них администрация в отпуск никого не отпускала.

И Сахранов с ужасом узнал, что его анализ крови дал положительную реакцию на ВИЧ!

Мало того, что это сенсационное известие вскоре стало достоянием всех сотрудников. Сам случай такого заражения – ЧП! Наличие ВИЧ-инфекции практически закрывало Сахранову возможность возврата в семью, лишало возможности работать на приёме (какой пациент захочет, чтобы его осматривал врач, «который болен СПИДом»?) и влекло за собой целый ряд других, не менее серьёзных неудобств…

Если считать, что сладкая месть и на этот раз совершилась, то пострадавшим опять оказался Сахранов.

Что ему было теперь делать и как дальше жить, он не знал. Поэтому для начала написал заявление на отпуск, намекнув главному врачу, что вряд ли из него вернётся на прежнюю работу.

Может показаться странным, но больнее всего Сахранов воспринимал сочувственное со всех сторон к нему отношение. Жена с сыном пришли «навестить» его и недвусмысленно дали понять, что дома его все ждут и будут рады возвращению. Позвонил главный врач, предложил не торопиться с увольнением и «подумать» насчёт работы если не на старом месте, то врачом-статистиком в поликлинике. Коллеги по отделению, видимо, догадывавшиеся, где и как их доктор «подцепил» ВИЧ-инфекцию, «по секрету» всем объясняли, что Сахранов неловко сделал какому-то ВИЧ-инфицированному наркоману внутривенное вливание и заразился сам.

В общем, чем лучше к нему относились окружающие, тем хуже он себя чувствовал и тем больше переживал по поводу случившегося, вполне справедливо полагая, что во всём виноват только он сам. Мститель хренов!

Наконец, Сахранов заперся в своей однокомнатной квартирке и перестал отвечать на все звонки, как телефонные, так и дверные. Надо было что-то решать…


7.

Ничего лучше, чем покончить жизнь самоубийством, Сахранов не придумал. Очень уж ему было стыдно перед всеми. А «мёртвые срама не имут». Суицид же - дело не хитрое и легко осуществимое. Если живёшь на восьмом этаже, то зачем тебе яд или смертоносная петля-удавка? Всё необходимое под рукой.

Сахранов сложил все документы и денежную наличность на столе, чтобы долго не искали, и пошёл на кухню. К этому окну его больше всего тянуло, потому что оно было связано с Иркой. Перед ним она любила сидеть на столе и смотреть, как просыпаются дома…

Афишировать свой суицид он не собирался, поэтому для маскировки приготовил всё необходимое для мытья окон. Весна в этом году снова наступала ранняя и тёплая, солнце уже начинало заметно припекать. Окна, кажется, мыть ещё никто не начинал, но почему ему не быть первым? В отпуске человек. Чем ещё заняться?

Хотел оставить жене записку. Написал несколько её вариантов, но все эти «Прости» и «Прощай» звучали глупо и не нужно. Какой-то дешёвый мелодраматизм. Но пока писал и переписывал, невольно сочинил стишок. То ли для жены, то ли для собственного оправдания:

Всё меньше нитей, связывающих с жизнью,
Всё больше поводов уйти в «другую дверь».
И, распластавшись на асфальте красной слизью,
Прервать текущий перечень потерь.

Перечитал. Тоже не понравилось: поэтом он никогда не был. Слишком не эстетично получалось, какая-то слизь для рифмы появилась…

Сахранов сходил в туалет, чтобы его труп не выглядел слишком уж противно для окружающих. После падения с восьмого этажа на привлекательность вообще рассчитывать трудно, но хотелось обойтись без излишней гадости.

Решил вынести напоследок ведро с мусором, чтобы оставить после себя всё в возможно лучшем порядке. Открыл дверь квартиры, вышел на лестничную площадку и увидел Ирку. Она стояла, прислонившись к подоконнику, курила и смотрела на него так, словно ожидала, что он сейчас должен был выйти.

- Ты почему дверь не открываешь? И на телефонные звонки не отвечаешь! Я сто раз звонила.
-     Чего?
- Я спрашиваю, ты почему дверь не открывал? Я уже третий раз к тебе захожу. Все говорят, что ты дома, а ты не открываешь. Я уже и в диспансер к тебе бегала…
- Я никому не открываю. Извини. - Придя в себя от неожиданной встречи, наконец, спросил: - А ты что здесь делаешь?
- Дурью маюсь, не видишь? – раздражённо ответила Ирка.

Они вошли в квартиру и молча расположились на кухне за столом. Ирка внимательно посмотрела на Сахранова.

- Извини меня. Разозлилась, что ты мне дверь не открывал… Думала, специально меня видеть не хочешь. - Помолчала. - Я хотела тебе сказать, что у меня обнаружили ВИЧ. Я только недавно об этом узнала. Вот сразу к тебе и приехала. Сдай анализы, хорошо?
- Уже сдал.
- Есть?
- Есть.
- Да?! Прости, пожалуйста.
- Сам виноват. Не всегда надевал эти чёртовы презервативы… Ты здесь не при чём.

Ирка взяла его за руку.

- Простишь?
- А когда я тебя не прощал?
- Я знаю. Терпение у тебя ангельское. До сих пор удивляюсь, как ты меня больше трёх месяцев выдержал. Другой бы выгнал давно.
- Ты-то как? Не колешься?
- Уже третью неделю держусь. Сама перекумарилась.
- Молодец. А институт?
- Когда хожу, когда нет. Но пока не отчислили. Так – через пень колода… Побыть со мной не хочешь?

           Иногда Ирка пользовалась таким эвфемизмом для обозначения секса. В определённых случаях она могла говорить вполне деликатно. Но вообще-то состояла из самых противоречивых черт личности. Может, этим и пленяла Сахранова?

- Как-нибудь в другой раз, солнышко, сегодня настроение паршивое... Спасибо, что приехала. Ей-богу, не ожидал тебя увидеть. Но сейчас хочу побыть один.
- Ну, смотри… Телефон у меня всегда включён. Я, кстати, ждала, думала, что позвонишь сам… Ну, ладно. Тогда я отчаливаю?
- Пока, солнышко.
- До свидания. Точно я тебе не нужна? Что-то ты уж очень смурной какой-то.
- Настроение плохое. А так - всё нормально. Я тебе позвоню.
- Ну, ладно. Поцелуй девушку на прощанье. Типа – не обижаешься.

Они поцеловались.

Сахранов подождал, пока она успеет отойти достаточно далеко от дома. Потом открыл окно, сжал в руке резиновый скребок, сел на подоконник спиной к улице и опрокинулся навзничь.

В голове пронеслось: «Отчего люди не летают так, как птицы?»

Успел подумать: «Летают. Только слишком быстро».


* * *
Март-май 2007


Рецензии
Золотое сечение, сложившаяся рифма, мост через речку, в общем всё что завершено, достроено и искусно уравновешено - даёт нам добротное удовлетворение от состоявшегося контакта. Такое же чувство завершенности создает и это прочитанное произведение.

Моральная сторона, касаемая в повести, видимо может восприниматься различными личностями по разному. Во всяком случае сложно сказать, каково авторское отношение к главному герою. Оно конечно, не судите сами и не будете судимы. Но всё же?

Владимир Прозоров   03.08.2019 17:23     Заявить о нарушении
Я понял так, что в целом рассказ Вам понравился. Уже хорошо. Авторское отношение к герою вполне ортодоксальное: врачу так поступать нельзя. Но если понравилось, значит придумал интересно. Разумеется, практически все детали повествования вполне могли соответствовать реальности.
Спасибо за отзыв.

Александр Шувалов   03.08.2019 21:38   Заявить о нарушении