Ошибка иконописца

               
  - Да, ливануло, - сказала беременная Катя, и прижала к животу пакет с гризайлью Владимирской.
  - Переждём, - ответила Вера, беспокоясь за доску.
     Из распахнутой двери открывался вид на храм. Маленький, серенький, деревянный, убогий. Сплошные струи дождя за дверью иконописной прыгали, дрожали, плясали, и делали всё вокруг колеблющимся и неровным.
  - Вер, помолись, чтоб дождь кончился, а то мне ребёнка младшего из садика надо срочно забирать, -  сказала Катя, и её длинные светлые волосы метнулись на лицо.
  - А почему ты сама не помолишься?
  - Да я молюсь, только помолись ещё ты, ведь твои молитвы Господь всегда слышит, это все в нашем классе заметили.
  - По вере вашей да будет вам, - сказала Вера, и зашевелила губами.
      Катя напряжённо всматривалась в её лицо, в чёрную одежду, и думала: «А может, она тайная монахиня?»
      Через несколько минут дождь прошёл.
       Катя обняла Веру, та отстранилась, и сказала:
  - Я тут не при чём, это Господь, - и шагнула во двор.
    Мокрые июньские листья сверкали драгоценными камнями. С веток стекали серебринки дождя. Редкие машины проезжали по безлюдной пятиэтажной улице. Откуда-то пахло свежей выпечкой. Вера шла, опустив глаза, и читала шёпотом молитву Иисусову.          «Надо молиться с покаянием, а я – молюсь, как попало, старец расстроился бы», - думала она.
    Вера поднялась на второй этаж, вставила массивный ключ в замочную скважину, и открыла покрашенную в рыжий цвет дверь. С открытого балкона потянуло сквозняком, в воздух взмыл старинный бабушкин тюль. Женщина зашла, её взгляд упал на зеркало в прихожей. В нём отразились чёрные волосы, выбившиеся из-под платка, глубокая поперечная морщина на лбу, и живые тёмно-карие глаза.
  «А я ещё молодая», - подумала она, и улыбнулась отражению, но тут же взяла из-под висящего в углу прихожей плаща палку, и ударила, смиряя себя, по ногам. «Получай, молодая!»
     Ноги болели, пока Вера переодевалась и разогревала себе еду. На ужин была гречка с кетчупом.
     Помыв посуду, иконописица протёрла и покропила святой водой стол, прочитала молитву, и села писать образ. «Матушка, как я напишу Твой лик? Помоги мне написать мою первую икону!» Вера писала всю ночь, борясь со сном и усталостью, у неё ничего не получалось, хоть она всеми силами старалась придать Матери Божией смиренный и милосердный облик. Под утро она по – скорому написала лик Богомладенца, покрыла икону тряпочкой, легла не раздеваясь, и сразу уснула.
     Солнечные лучики разлепили Верины ресницы, она заморгала, сощурилась, открыла глаза. Встала. Сварила себе крепкий ароматный кофе с пряностями, сразу 3 чашки, и начала молиться. После молитвы съела банан, и пошла на иконопись.
  - Да, у Младенца хороший, молитвенный лик получился, - сказала учительница.
  - А у Матери Божией? – напряжённо спросила Вера.
  - Ну, ничего, довольно мягко написано, - сказала преподавательница. – Но над ликом над ещё поработать.
«А что я сделала не так?!» - думала Вера. Сразу после иконописи она села на трамвай, и поехала в монастырь к старцу. Трамвай трясся и гремел, икона покоилась на коленях, а за окном заходящее солнце писало свои иконы на вечерних домах.
     Она быстрым шагом шла к монастырю, вдруг увидела издали, как ворота закрываются. Она побежала. Всунула ногу в закрывающиеся ворота.
  - Раба Божия! Прекратите хулиганить! – грубо сказал вратарник, молодой монах с не расчёсанной чёрной бородой.
  - Я к старцу Серафиму, он мой духовный отец.
  - Матушка, вы что, не понимаете, что монастырь закрыт?!
  - Но батюшка меня обязательно примет!
  - Ага, вы так все говорите… - пробубнил монах и захлопнул ворота.
         Глаза Веры заблестели от слёз, но тут она перекрестилась и улыбнулась, сказав: «Богу всё возможно!» Перешла дорогу, встала на цветущей полянке на колени и начала молиться. Скоро она почувствовала, что кто-то гладит её по голове.
  - Ну, что, ты долго ещё будешь меня своей молитвой беспокоить? -услышала Вера, и увидела стоящего перед собой старца Серафима.
  - Батюшка, я писала икону… - сразу начала она.
  - Ты писала икону, и вкладывала в неё свои чувства, а надо было только молитву держать. Кто мы такие, чтобы в икону что-то вкладывать?
  - А лик Богомладенца я писала просто с молитвой, и он получился.
  - Ну, покажи, разверни.
      Вера положила икону на колени и непослушными руками развернула полотенце. Старец посмотрел, улыбнулся:
  - Да, хорошо. Это  была твоя ошибка, больше её не повторяй. Не плачь, икону можно ещё исправить.
  - Я не поэтому плачу, а потому что я непослушная.
  - Да, ты – непослушная. Надо было спросить у меня. Исправляйся, и всегда читай молитву Иисусову, покаянно!- сказал старец, улыбаясь. Его голубые глаза на широком морщинистом лице были полны Небесной любви. Он благословил Веру и пошёл в сторону ворот.
     Закат отливал медью и поталью на золотых куполах монастыря, в тени белокаменные храмы казались синими. В овраге квакали лягушки, а на горизонте стояли шестиэтажные панельные новостройки. У Веры было чувство, как будто она только что родилась. Каждый раз она рождалась заново, после каждой беседы со старцем. Пальцы её сжимали чётки, она перебирала их со словами: «Господи Иисусе Христе Сыне Божий помилуй мя грешную!» Вот, вдалеке показался жёлтый трамвай.
                19.08.18