Ветер загубленных душ

Эти пронизывающие живую душу неистовые ветры, ошеломляющие людским многоголосием общего страдания, пронзительно кричащие от боли и предсмертного ужаса, существуют на земле в тех краях, где их породили преступления – массовые убийства. Не каждому суждено судьбой попасть  в те места, но кто там окажется, как когда-то я, вспомнит мой рассказ и сможет осмыслить суть этого явления.
   
Летом 1983 года моего мужа Уварова Николая Григорьевича, в звании майора, занимающего должность начальника 8-го отдела авиационной дивизии, базирующейся в грузинском городе Миха Цхакая, перевели в Группу Советских войск в Германии. Вначале полгода он должен был временно послужить на капитанской должности начальника 8-го отдела артиллерийской воинской части в небольшом старинном городке Тюрингии  Арнштадт, а далее заменить  отбывающего на родину майора мотострелковой дивизии, расположенной в гарнизоне Крампниц, в пригороде Потсдама.
   
Я с дочками приехала в Арнштадт позже, в сентябре. Надо сказать, военному поселению за оградой  нечем было порадовать глаз после цветущего, залитого  щедрым грузинским солнцем авиационного городка, в центре которого красовался серебристый истребитель старого образца,  привлекающий  взоры жителей и особенно мальчишек, мечтающих стать лётчиками. А на новом месте  ко мне пришло ощущение  какого-то подспудного страха, словно стою я на нехорошей земле, запятнанной неким злом. А ветер?! Где я только не побывала - по местам службы отца и мужа, своей учёбы и путешествий, - а такой ветер встретила впервые. То  подвывает по-волчьи, то ноет по-человечьи, толкается, треплет волосы, закрывая ими лицо и запихивая в рот, за одежду дёргает, рвёт то туда, то сюда, задирает долу всё, что может задрать. Если косынку или шапку сорвёт, вряд ли  догонишь. Ну и ветрюган тут у них! Всегда так беснуется или только меня таким макаром встречает? 
      
Квартирка наша находилась в панельной высотке. Удивила меня кухонька без окон на улицу, длинная и узкая, между гостиной и спальней детей. Готовишь на кухне, а блюда выдаёшь домочадцам  через небольшое квадратное оконце – так, видно, тут заведено. Контейнер с нашими вещами и мебелью давно пришёл, замечательный мой муж мебель расставил, распаковал ящики с нужными вещами, и в день приезда мы на всём готовеньком собрались первую нашу ночку в ГДР провести. Дочки  без особой охоты, хоть и клевали носом, всё же отправились в свою спальню. Впервые в жизни они хотели увидеть по телевизору фильм ужаса про графа Дракулу и вампиров, но я им не позволила.  Уставшие с дороги девочки быстро заснули.  А я у телевизора - во все глаза.  Мой Котя, как я звала своего Николая, с энтузиазмом расстилает постель. И вдруг раздаётся телефонный звонок. Подымает трубку, слушает, и вижу по лицу, что он чем-то недоволен.
-  Телеграммы срочные пришли. Завтра утром - командиру на стол. Здесь я один, всё сам делаю. В дивизии были шифровальщики-солдаты, а здесь никого не положено. Придётся ночью работать.                - - Ты не переживай, я тебя дождусь.  Программы по телику посмотрю. Мне же интересно, какое кино немцы крутят.
       
После ухода мужа меня увлекло переключение телевизора с канала на канал:  на одном -  детектив с маньяком,  на втором – ужастик про зомби, на третьем - боевик с погоней, драками и стрельбой, а на четвёртом –  ужасы с вампирами. Сейчас никого в нашей стране этим не удивишь. А в то  время в СССР наш зритель о таком кино не ведал, и, как мне теперь кажется, ничего от этого потерял.
         
В первом часу ночи ветер за окном усилился,  немногочисленные в городке деревья жалобно зашумели. И вдруг в вентиляционную систему дома – так я поняла – ворвался яростный ветер. Он не просто завыл,  а завопил неисчислимыми человеческими голосами.  В предсмертных криках, не похожих ни на что другое, иногда отчётливо звучали отдельные слова,  как будто записанные качественной аппаратурой. Изучавшая только один иностранный язык -  английский,  я всё же сразу поняла, что вопят на немецком: -  Майн Гот!  Это должно быть немцы и немецкие евреи, говорящие, как всем известно, на идише, еврейском языке немецкой группы, взывали к Богу. Доносились отрывки  не известных мне наречий. И русское дорогое слово «мама», зовущее на помощь, тоже почудилось.  Тогда я уже знала, что в Тюрингии,  всего лишь в 31 километре от Арнштадта, находится город Веймар, вблизи которого  страшное место смерти с красивым названием Бухенвальд (Буковый лес), один из крупнейших концентрационных лагерей на территории Германии времён войны.
          
С той страшной ночи я старалась как можно больше узнавать об адском фашистском концлагере Бухенвальде. Сведения были ужасающими!   С июля 1937 по апрель 1945 года здесь было заключено более 250000 человек. Количество жертв лагеря оценивается примерно 56000 узников.   В январе 1945 года тысячами туда начали прибывать евреи из польских концлагерей. 
         
Но тогда я еще ни сном, ни духом не ведала, что моя семья сейчас вместе со всем артиллерийским гарнизоном находится на месте бывшего до 1945 года концентрационного лагеря, на  базе которого был завод по изготовлению фаустпатронов, где работали заключенные. Тех, кто был занят  на секретных объектах, затем уничтожали. Многие умирали от непосильного труда. Об этом я узнала много позже, когда в нашей жизни появился интернет. И мне стало ясно, отчего, вступив на землю военного городка, я почувствовала подспудный страх - от недоброго места!  В феврале 1945 года Бухенвальд стал самым крупным лагерем смерти с 88 филиалами. В то время за колючей проволокой томились 112 000 узников. Мы-то и попали на бывшую территорию одного из филиалов.
   
В статистике Бухенвальда  не были учтены расстрелянные в 1940 году 8000 советских военнослужащих.  Трудно даже представить себе эту массу людей –  восемь  тысяч! Не учли! До глубины душа возмущается!  До сих пор пытаются скрыть и тот факт, что в лагере  убивали  людей и в газовых камерах, хотя свидетельство  очевидцев тому есть.  С лета 1940 года в Бухенвальде заработал крематорий. Нетрудно догадаться, что в нём сожгли и расстрелянных неучтенных красноармейцев.
       
…С дрожью в теле, с мурашками на коже, с горечью соучастия в общей беде  провела я  свою первую ночь в Германии, слушая Ветер загубленных душ.  Он не только звучал невыносимой болью, проклятиями и требованием возмездия,  но и насылал адские картины фабрики смерти. В моём воображении предстала газовая камера,  до отказа заполненная голыми узниками – женщинами и мужчинами разного возраста. Сразу пущен газ, 10-15 минут истошных криков – и всё кончено!   Мёртвые стоят, не падают, тесно прижатые друг к другу. Их души повисли над телами, слившись в единую субстанцию -  не упокоенную душу вместе убиенных.  Телам ещё гореть в аду крематория. Ведьмак Адольф Гитлер намеренно совершал массовые убийства – жертвоприношения Злу. Так рождались ветры загубленных душ.
          
За четверть часа до возвращения мужа ночной гость ветер покинул вентиляционное горло высотки, ушёл, как говорится, восвояси. На экране телевизора мелькали зловещие оскалы вампиров в черно-белом довоенном фильме ужасов. Мысли отчаянно роились в голове: «А ведь так-таки никто и не снял суперфильма кошмаров XX века! С главным героем -  маньяком и вампиром Адольфом, выросшим из крошки Адика, поцелованного Дьяволом в темечко!»   Да и до каких там аллегорий, когда в документальном кинофильме показали  газовую камеру, вмещающую 2,5 тысячи человек!  Ад торжествовал на Земле: почти во всех  немецких концлагерях совершались массовые убийства газом, устройствами для расстрелов с выстрелом в затылок, над узниками проводились опыты, уничтожающие каждого третьего. И последний этап для убитых узников – крематории. Над их трубами днём и ночью стояли гарь и дым.
      
…Дождавшись мужа, я сразу спросила у него о прилетавшем ветре. Он  ответил:
 - Такое ночью случается часто, и поначалу трудно было привыкнуть к мощным завываниям на сотни голосов.
- Коля, неужели у тебя никаких догадок не появилось об этом живом ветре неупокоенных  душ?!  Я сразу поняла их природу! Ты же немецкий язык изучал, мог бы  постараться понять слов больше, чем я. К Богу взывали, умирая! Души слились воедино, ветром стали!
- Но у меня не поэтическая душа, как у тебя, малыш. Многоголосие в ветре я различал, но не задумался, что да от чего. Зато в  мемориальном комплексе «Бухенвальд» я уже побывал. Надпись на воротах: «Каждому своё».  Сама всё увидишь.  Дочку  вместе с другими ребятами из нашего городка в школу будут возить  в гарнизон Верхняя Нора в районе Веймара. А от Норы до Бухенвальда километров пять. Договоришься с водителем школьного автобуса, он тебя и туда и обратно подбросит за время, пока шесть уроков с переменками будут идти.
         
Познакомившись с двумя соседками, молодыми, красивыми, образованными жёнами офицеров, я пригласила женщин к себе на чай. Говорили о многом, что могло нас волновать. Они рассказали мне о своей жизни в ГДР, ведь со своими семьями они пробыли здесь: одна -   два года,   а  другая - около пяти лет, и ждала перевода мужа на родину.
       
Замполит части советовал мне за городок стараться не выходить, мол, не всё так безопасно, как кажется.  Соседки же уверяли, что нечего бояться – немцы не кусаются! Через КПП можно и  не выходить. Есть всем известный другой выход в ограде, неофициальный. Гуляй -  не хочу!  Можно парочками сговориться и отправиться попутешествовать в своё удовольствие. Да и какие тут расстояния?!  От Арнштадта до Веймара всего 31 км. Арнштадт – родовое гнездо Бахов. А Веймар прославили Гёте, Лист, Шиллер, Штраус, а, если кому это интересно, то и Ницше, отрицатель сострадания, доброты и долга.   
 
И тут вступила в разговор  я, надеясь  коснуться волнующей меня темы:
-  А как вы относитесь к неистовому ветру, истошно вопящему в вашем доме по ночам?
-  Это мистика какая-то! Это хор мёртвых! В первый раз, услышав его, я испугалась как маленькая девочка, попавшая ночью в подземелье, где за стеной камера пыток, – ответила одна из женщин.
-  Мы с  мужем,- продолжила беседу вторая соседка, - сошлись во мнении,   что подобные, вопящие от ужаса ветры, существуют  как явление природы, порождённое преступлениями против человечества – массовыми убийствами.
      
Выслушав моё понимание Ветра загубленных душ, собеседницы  согласились со мной во всём. Такое единодушие, возможно, объяснялось  тем, что все мы закончили филологические факультеты. Они – преподаватели русского языка и литературы, а я – журналист. И взгляды на мир у нас были схожи неограниченным  воображением и умением видеть и понимать то, что показывают и подсказывают нам Высшие Силы.
    
Все мои гостьи побывали на запланированной политотделом экскурсии в Бухенвальд, а мне советовали посетить мемориал в одиночку, потому как на ближайшее время экскурсия туда не планируется, а наша семья, как они поняли, не надолго задержится в их гарнизоне. Я задумала непременно отправиться в Бухенвальд в ближайшее время, уже представляя себя стоящей перед памятной плитой, где высечены все национальности узников концлагеря. Эта плита подогревается до 37 градусов (человеческая температура). О ней поведала мне одна из соседок.
      
Вскоре дочь, приехав из школы, сообщила мне, что учительница истории водила сегодня два своих 7-х класса на экскурсию в Бухенвальд.
-    Какое это страшное место! Хочешь, я тебе расскажу о нём?
-    Нет, я сама туда собираюсь в ближайшие дни. Многое  об этом адском концлагере  мне уже рассказали. Но лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать!
      
Супруг мой договорился с прапорщиком, водителем школьного автобуса, чтобы тот довёз меня до Бухенвальда и забрал  оттуда, пока ребята пробудут на уроках. И вот я уже еду вместе с весело общающимися между собой школьниками в Верхнюю Нору. Погода для сентябрьского дня по немецким меркам неплохая, не шепчет ни о дожде, ни о буйном ветре. Солнце, конечно же, не сияет, как в Грузии, а скромно хоронится под серо-голубой простынёй неба, изредка выглядывая из праздного любопытства. В окно автобуса я с удовольствием рассматриваю немецкие селенья. Особенно меня интересуют дома, в которых обитают местные жители. Всё для меня в диковинку, ведь я впервые за границей и не где-нибудь, а в Германии! С этой страной наша страна повязана кровью. 
      
Вместе с ребятами зашла в школу, успела до уроков переговорить с классной руководительницей дочки, милой женщиной, высказавшей своё сожаление, что наша семья вскоре покинет здешний гарнизон и ребёнку опять придётся привыкать к новому коллективу.   
-   Я вас до Бухенвальда мигом довезу, всего 5-6 километров,  -   сказал шофёр, садясь за руль, - а заберу часа через  два.
-   А хватит ли мне двух часов, чтобы посмотреть и мемориальный комплекс и концлагерь?  - спросила я по дороге.
-  Думаю, что не хватит. Высажу вас напротив мемориального комплекса. Построен он на холме Эттерсберг на месте массовых захоронений заключённых. Там Улица наций есть с братскими могилами, башня Свободы, в основании её лежит земля из других концлагерей.
-  Хочу увидеть памятник героям Бухенвальда, освободивших себя и  своих товарищей 11 апреля 1945 года до прихода американцев. 11 фигур разных национальностей. Муж мой восхищался  талантом скульптора.  Ему повезло присоединиться к гарнизонной экскурсии, а я вот решилась в одиночку наверстать упущенное.
    
Автобус остановился. Прапорщик озабоченно огляделся:
- Да, видать, погодка против вас настроена! Пасмурно, словно вечер наступает. Да и ветрюган  налетел не на шутку, в автобус грюкает.
-   Так ведь тепло и дождя нет, - заступилась я за погоду и вышла, с напряжением сопротивляясь ветру.
   
Договорились, что через два часа шофёр меня заберет. Очутившись в  открытом пространстве, я наконец-то смогла понять, что всё не так, как я ожидала. Нигде не было ни души. Какой-то незнакомый, враждебный мир не хочет меня принимать. В серой мгле ветер напал на меня, толкаясь и завывая. Он встал на моем пути в Бухенвальд, не давая продвигаться вперёд. Вдали маячила  башня Свободы, с неё непрерывно доносился предостерегающий звон. Как нельзя кстати в голову пришли  известные многим слова «… не спрашивай никогда, по ком звонит Колокол. Он звонит по тебе». Я не хотела сдаваться, вступив в борьбу с ветром, медленно протискиваясь вперёд. Казалось, вокруг ничего нет. Только я, башня, звон и Ветер, который становился всё сильнее, а я выбилась из сил. Стало ясно, что мне не пройти в Бухенвальд! Внезапно жуткое чувство страха охватило душу.  Что же со мной будет за эти два часа!
    
Обернувшись, я увидела, что автобус стоит на месте, до него не так уж и далеко. Ветер понёс меня к нему как пушинку. Прапорщик облегчённо вздохнул, когда я, удручённая неудачей, села у окна,  прощально глядя в даль, на башню Свободы.
-  Знаете ли вы, я побоялся уехать, чтобы не отвечать перед вашим мужем, куда жена подевалась. Видел, что с ветром вам не справиться!
   
В Верхней Норе было всё, как прежде: безветренно, тихо, мирно. Мы благополучно вернулись в свой гарнизон. В Бухенвальд я больше не стремилась, решив, что Ветер загубленных душ спас меня, не пустив в одиночку бродить по этому страшному месту Смерти. Я догадываюсь, почему он это сделал, но тайну раскрывать не буду.