Прелюдия ad nihil

Прелюдия ad nihil

     Во время оно была на углу вильнюсских улиц N-я средняя школа. Русская. Двери же её были открыты для всех. Дети мирной послевоенной жизни, найденные в капусте и с новой силой и оптимизмом приносимые аистами их истосковавшимся по любви и ласке родителям, подрастали до семилетнего возраста и инстинктивно стремились в советскую школу овладевать знаниями. Медленно налаживались быт, коммунальное хозяйство, городской транпорт. Общеобразовательных начальных и средних школ в полуразрушенном советском Вильнюсе не хватало. Пренебречь этими обстоятельствами чаще всего не представлялось возможным. Родители предпочитали определить своих детей в школу, расположенную поближе к дому, и в N-ю пошли и литовцы и поляки, национальных школ которых было одной руки достаточно по пальцам перечесть. Туда же в N-ю потянулись и евреи. Последняя еврейская школа на терртории СССР была закрыта в 1949 году в Вильнюсе по «просьбе трдящихся». Поначалу почти все дети окрестных домов и улиц учились в N-й. После второго класса, в течение двух лет, дети, за малым исключением, разошлись по национальным школам. Остались, естественно, русские дети да дети еврейских трудящихся, «просивших» закрыть их последнюю национальную школу. Еврейские дети составили почти половину контингента учащихся, а в некоторых классах и более. Когда автор этих строк в шестилетнем возрасте пошёл в школу и стал одним из сорока учеников 1-го Б, первых классов было пять. Вторых и третьих числилось примерно по столько же. Занятия происходили в две, а то и в три смены. Подвинув в сторонку политкорректность, надо сказать, что еврейские дети стали авангардом школы; отличниками, лучшими учениками, победителями всяких конкурсов и олимпиад. Впрочем, были среди них и самые худшие, и элементарно тупые, но таких были единицы. Характерным явлением были первые, составлявшие авангард, наряду с небольшой примесью детей других национальностей. Автору этих строк, проучившемуся в N-й все десять, не пришлось столкнуться с антисемитскими проявлениями со стороны преподавательского корпуса, которого значительную часть составляли еврейские женщины. Все имевшие место антиеврейские выпады и  провокации исходили из среды нееврейских учащихся и их родителелй. В конце концов то поколение сверстников закончило школу. Они выросли из детской и школьной среды и стали более-менее успешными, интересными и значимыми, а главное, в большинстве своём,  достойными людьми. В большинстве ...


     В той же N-ой учился еврейский мальчик Лялик Пуцентух. И был он маленький, толстенький, умненький. На радость родителям застенчивый и пугливый сынок был улыбчивым и прилежным хорошистом, школьную дисциплину не нарушал и ни в чём неординарном, из ряда вон выходящем, не замечался. Без лишних треволнений, не доставляя нежелательного беспокойства школьным учителям и родителям, из года в год переходил он в следующий класс. Из него вырастал толстенький молодой человек, юноша с пухлым личиком, большой головой густых тёмных волос и округленьким животиком на тонких ножках. В старших классах в формировавшемся характере Пупыря, так прозвали и впоследствии величали его одноклассники и знакомые, появились начатки нахальства, наглости и заносчивости. Закончив девятый класс, Пупырь заботами влиятельных родителей перебрался в среднюю школу в Клайпеде, которая единственная в Литве давала возможность закончить десятилетку, в то время, как все русские средние школы были переведены на 11-годичное обучение. Таким же образом перевёлся туда и его двоюродный брат Цвика – малый добрый и безобидный, немного не от мира сего, обладавший, однако,  исключительными способностями к точным наукам, что считалось в то время предпочтительными показателями творческих талантов ребёнка. По рассказам этих двоюродных братьев клайпедская школа была особой и выпускала будущих директоров промышленных предприятий и государственных организаций. Одноклассники и сверстники не все воспринимали эти рассказы всерьёз, посмеивались, но всё же завидовали будущим претендентам на директорские кресла, пока что получившим возможность закончить школу на год раньше. Наученые и мотивированные родителями, Пупырь и Цвика спешили получить аттестаты зрелости, поступить в вузы, чтобы раньше и больше в жизни успеть. Так им казалось ...


     Однако, автор не склонен описывать те успехи, которых, весьма возможно, удалось добиться в жизни нашему Пупырю, тем паче, что жизнь его хоть сколько-нибудь интересных открытий и сюрпризов человечеству не преподнесла. Также хотел бы автор просить как читателя, так и нашего героя о некотором к себе снисхождении, ибо романов и жизнеописаний господь писать его не сподобил, и в рамках сего рассказа благосклонно принять небольшую историю, случившуюся с главным персонажем на некотором отрезке его жизненого пути.


     Заводила уже начал не спеша готовиться к возвращению домой. Делал покупки, искал подарки и сувениры для близких, ждавших его возвращения из почти двухмесячной поездки. Сначала был Восточный Берлин, куда Заводила с Пупырём прибыли поездом из Вильнюса и на метро переезжали с пересадками в Западный. Хотя знаменитая Берлинская стена уже несколько дней назад была разрушена и доступ в западный сектор был свободным, оба Берлина ещё не стали одним городом. Ещё каждый жил своей жизнью, что было заметно по весьма небольшому между ними утреннему пассажиропотоку. Будний день. На переходных станциях людей было немного. Скамейки вдоль перрона были свободны, и вильнюсские ребята присели в ожидании поезда. Какое-то время пришлось ждать, и когда пришёл поезд, они схватили свой багаж и ринулись в вагон. Уже прилично отъехав от станции пересадки, Пупырь хватился одной из трёх своих сумок. К несчастью, именно в забытой на скамье перрона сумке остались все его деньги и документы. Через неделю вслед за ними прибыл Шура Курилов. Всех троих, незадолго до этого будучи в Вильнюсе, пригласил к себе в Западный Берлин их земляк, друг Шуры и Заводилы там давно проживавший и состоявший его гражданином. Они остановились в большой его квартире на втором этаже над принадлежавшим ему же популярным кафе на пересечении двух людных западноберлинских улиц. Благодаря гостеприимству хозяина, давшему им крышу над головой, и будучи в компании приятелей, «боль» утери была Пупырю смягчена их сочувствием и участием материальным. Хозяин, свободно владевший немецким, немедленно бросился ему помогать. В полицейском участке составили акт о краже сумки с деньгами и документами, и в консульстве на этом основании они выправили что-то вроде временного удостоверения личности.


     Читателю теперь уж не найти причин предаться чувствам жалости и сопереживания. Наш пострел заботами радушного земляка и друга, был накормлен, напоен, выспан и везде поспел. Однако в замысел автора не входит и описание всякого рода ознакомительных прогулок, и весёлого времяпрепровождения тройки приятелей в Берлине, которое явилось неким образом лишь незначительной прелюдией к дальнейшим событиям. Остаётся добавить, да и то лишь только, чтобы зафиксировать когда и куда пришла к Заводиле дурная весть. А именно: проведя пятнадцать дней с друзьями в Берлине, Заводила, оставив их, через Варшаву вылетел в Тель-Авив и, когда подходил к концу срок его пребывания в Израиле, Шура и Пупырь уже больше месяца пребывали в родных пенатах. За несколько дней до вылета из Тель-Авива Заводила позвонил Шуре. Шурин голос, преодолевая четыре тысячи километров телефонных кабелей с ужасом сообщал, что Пупыря по неизвестной причине преследует «бригада»1. Его выслеживают, ловят, побивают, из него тянут деньги, караул! Созвониться с Пупырём, чтобы выяснить что же случилось, удалось только по возвращении в Вильнюс. И то лишь частично ...


     В относительно небольшом городе, каким был и доселе остаётся Вильнюс, где жители центальной его части все друг друга знают, нередко можно было видеть Пупыря, сидящего в лучших кафе и ресторанах в компании представителей так называемой «Вильнюсской бригады». Как попал в их «пацанский» круг Пупырь? Откуда, будучи едва ли не в два раза старше, ведёт он знакомство и дружбу с членами «дружной» компании, именуемой в органах правопорядка и средствах массовой информации организованной преступной группировкой, а попросту бандитской молодёжью? Было сие Заводиле неведомо, и как-то так сложилось, что этих вопросов Пупырю он так и не задал. Тем не менее Пупырь, весь из себя этакой вальяжный, витийствовал, как свой восседая в их компании то на двадцать втором этаже в ночном баре гостиницы «Лиетува», то в ресторане «Эрфурт» или ночном варьете «Дайнава». Неизвестно пользовлся ли он когда-либо их прикрытием, однако, дружбой с ними демонстративно гордился. Поговаривали даже некоторые, что Пупырь «держит» «вторую бригаду». Приятель, пригласивший тройку ребят к себе в Берлин, также был связан с бригадными какими-то сомнительными деловыми узами. Заводила знал и видел его не раз среди тех молодых бандитов. Наконец, Заводила и сам был с двумя их главарями давно знаком. Первое лицо в иерархии банды в детские годы жил по-соседству и знал Заводилу со своих подростковых хулиганских лет. Со вторым Заводила был знаком через первого. Дружбу Заводила с ними не водил, как из-за разницы в возрасте, так и в силу разности интересов – обыкновенно был с ними в доброжелательных отношениях, в каких бывают обычно соседи и люди один другому зла не причинившие, и когда денег не должны. Знамо дело, за стол наш герой никогда не платил, даже изредка за себя не рассчитывался. «Не царское это дело!»,- с достоинством любил бравировать он. Позволял себя потчевать. Такую «щедрость» Пупырь имел обыкновение обнаруживать не только с бригадными, но и с друзьями своими, в числе которых был Заводила. Надо уметь исключительно виртуозно так, не спеша достать из кармана кошелёк или бумажник и опять же без спешки, «технично» так, отыскивать в нём, но не извлечь нужную купюру, чтобы сотрапезник мог успеть заплатить раньше, а то и вовсе, оставив кого-то рассчитываться, удалиться, скажем, в туалет, когда уже очевидно, что несут счёт.

   
     В Израиле Заводиле пришлось не раз отвечать на недоуменный вопрос: «Как можешь ты водить дружбу с этим стукачём?» Заводила отвечал: де взрослые уже мы люди, пора забыть детские претензии и упрёки. Выгораживал Пупыря, поскольку считал эти толки беспочвенными наговорами, инспирированными бытовавшей тогда подозрительностью, издержками советского менталитета, поиском врагов, шпионов и стукачей. Ему возражали бывшие активисты cоветского еврейского движения, что могут представить 100-процентные свидетельства его стукачества против литовских диссидентов. Заводила отмахивался от них, словно от назойливых мух, не принимая всерьёз эти наговоры и не желая верить в правдивость тех обвинений. В cтуденческие годы и после окончания вуза Пупырь, однако, постоянно околачивался в литовском ЦК комсомола и водил дружбу с весьма близкими к «конторе» однокурсниками. Отвечая на вопрос «Как ты можешь ...?», Заводила мысленно вспомнил это, а то что среди бывших одношкольников и их друзей Пупырь, по меньшей мере, авторитетом никогда не пользовался ему напомнили. С кем поведёшься ... 


     Итак, прилетев из Израиля домой, не придавая сколько-нибудь знвчения полученным напутствиям, обуреваемый желанием спасти друга, Заводила бросился к знакомым бандитам выяснять что случилось. Поначалу они приняли Заводилу вполне агрессивно, истолковав его вопросы как предъяву. Но зная об его дружбе с Пупырём и поостыв, они поняли, что Заводила без претензий пришёл поговорить, выяснить для себя о случившемся и просить за него. Обстоятельства сложились так, что во время беседы явился один из ихних, доложил о чём-то, откуда вытекала срочная потребность в некоей сумме. Сетуя, что в данный момент такой суммой не располагают, они, как-бы невзначай, спросили у Заводилы дать им взаймы с возвратом через три дня. Щекотливое положение, в котором очутился Заводила, заставило его эту значительную сумму им дать, чтобы отказ не дай Б-г не повлиял на возможное решение оставить попавшего в беду друга в покое. В результате, на следующий день при случайной встрече на улице Главный сказал: «Ладно, *** с ним. Пусть живёт, ссцука! Но знай, если б не уважение к тебе ...»  С того дня Пупыря больше  тревожить не стали, но и денег Заводиле не вернули. За услуги, как и за удовольствия надо платить!


     Чем же вдруг не угодил Пупырь бригадным, с которыми проводил время в их щедрых Валтасаровых пирах и дружбой с ними был горд? Трудно предположить, что прессовать Пупыря стали за халяву, однако, две крупные суммы денег, содранные с него бандитами, с лихвой возместили потраченные на все его угощения. В течение пространного рассказа слегка подвыпивших братков, отчего языки их стали болтаться свободней, прозвучал намёк, что Пупыря подозревали в стукачестве, и хотя доказательств нет, опасения поставили перед необходимостью предотвратить возможные доносы. В сжатом виде, если исключить из рассказа разговорившихся братков: как подъехали-уехали, кто и где сидел, кто с кем был, у кого какие котлы2 и ципуры3, кто с кем выпивал и что пили-ели, «легенда» раскрывает следующее. Уже стемнело, когда переезжая из одного кабака, где пировали большой ватагой, в другой, Пупырь из барсетки подрезал4 лопатник5 у одного из членов «коллектива». Пупырь сидел с ним рядом на заднем сиденье автомобиля. Не доехав до пункта назначения – гостиницы «Лиетува», Пупырь вдруг попросил остановить машину и неожиданно попрощался. Предъява в краже бумажника с двумя загранпаспортами с въездными визами и иностранной валютой, со слов бандюганов, подтверждали логика и фактические обстоятельства заключавшиеся в том, что барсетка лежала на сиденье между владельцем и Пупырём, что он смылся не доехав до места, о чём раньше базара не было, и лопатник был, когда уходили из первого кабака, и, как только приехали в «Лиетуву», сразу обнаружили пропажу. Пришла беда, отворяй ворота: со всех сторон на бедного Пупыря посыпались обвинения – то один из его друзей вытащил из небытия байку, будто тот украл у него дома золотые цепочки, берлинец подозревал беднягу в неоднократной краже денег, но «жаль за руку не поймал», у иных он якобы что-то взял и не вернул, другие близкие к нему лица тоже всякое-разное предъявляли – уж всего и не вспомнить. Заводиле пришлось даже не единожды слышать, что Пупырь клептоман. Такие порочащие его мнения и отклики сформировали реноме, сыгравшее, как бы косвенно, свою подначную роль и лишившее нашего героя «дружелюбия» тех дружков, с кем он в последние годы наиболее тесно общался. Прошло время, которое, как известно, всё расставляет на свои места, но все эти обвинения с него так и не сняли, а подозрения не развеялись из-за того, возможно, что был он человеком двуличным и жил двойной жизнью.


     Читатель может почувствовать, что ему не хватает в повествовании хотя бы поверхностного описания семейной жизни нашего визави: его родители, сам он, как муж и отец, его жена, дети. Где это? Что ж? Автор быть может и приоткрыл бы сию завесу, если б оно добавило нечто существенное в изложение сей истории и произошедших перипетий, но считает достаточным ограничиться одной стороной двойной жизни нашего «рокового мэна», не затрагивая другую, которая и вовсе лишена какого-либо изыска, да и для красоты и гармонии в ней тоже места не нашлось.


     Один лишь Заводила, который в последние годы сблизился с Пупырём, так и не поверил в достоверность байки с кражей бумажника. Он считал, что из-за подозрений, а может просто надоел, зарвавшегося Пупыря, как у них принято, постановили подставить, и таким - безболезненным для себя и, без лишних хлопот, способом решительно избавиться от него. Оно немедленно сработало. Наш герой - их бывший закадычный друг и блистательный собеседник стал избегать даже случайной встречи и больше никогда не приближался к ним на расстояние ближе пушечного выстрела. Заводила, желая докопаться до правды, осторожно расспрвшивал об этом эпизоде у некоторых знакомых, имевших, насколько такое возможно, доверительные отношения с бандитами. Никто не поддержал эту версию Заводилы, за исключением одного близкого к ним музыканта, участвовавшего в тот злополучный вечер в сходке, который её и не отверг.


     Жизнь продолжалась. Пупырь и Заводила по-прежнему вместе интересно и весело проводили время, бывали в общих компаниях, ходили иногда вместе на спектакли и посещали клуб бизнесменов при русском драмтеатре. Заводила был занят частным бизнесом, Пупырь трудился на государственном предприятии, работавшем в системе обслуживания производителей сельхозпродукции. Ради справедливости надо отметить, что Пупырь обладал известной долей обаяния, умел польстить и порадеть нужному человеку, умел без мыла залезть не только туда, куда любители без мыла не лазят, но и вкрадчиво вам в душу забраться. Он наладил неформальные или, как говорят в войсках, неуставные отношения с директором предприятия, и старания его не заставили себя долго ждать. Пупырь стал заместителем директора предприятия с большим по тем временам окладом. Заводила тем временем снимал помещение в здании того предприятия и был на короткой ноге с Директором, некоторыми другими сотрудниками и, разумеется, не без поддержки Пупыря. Каждый из них там занимался своим делом, а чай водку, кугл и селёдку частенько употребляли вместе.


     С началом обретения независимости и возвратом к капитализму нахлынула волна всяких иностранных предпринимателей, учуявших возможость легко поживиться на вновь открывшемся рынке. В основном шушера, но были среди них и редкие люди с солидной деловой репутацией на Западе. Одним из таких являлся много лет назад покинувший Литву приятель молодых лет Заводилы. В соответствии с литовским законодательством, он зарегистрировал в Вильнюсе филиал своего предприятия. Оказалось, что его деловые интересы частично пересекались со сферой деятельности руководимого Директором и Пупырём учреждения. В свою очередь, руководители местных предприятий стремились завязать деловые контакты с иностранцами, предпочитая всяких мастей посредникам, владельцев или первых лиц, пытаясь сделать деньги за счёт откатов, денежных премий за протекции, продвижение интересов и способствование в «общем деле». Заводила свёл своего приятеля, известного иностранного предпринимателя с Директором и Пупырём. Они определили совместные интересы, предварительно согласовали поле деятельности и даже приблизительно наметили фронт работ. Как доверенному лицу, Заводиле предлагалось место директора зарегистрированного филиала. Однако, Заводила решил, что ради пользы общего дела и более оперативной работы лучше избегать промежуточных ходов и рекомендовал Боссу назначить директором Пупыря, являвшегося официальным лицом, самым близким к решающим административным рычагам. Босс родился и вырос в Литве, был ещё в молодости знаком с Пупырём и, издавна доверия к нему не питал. После некоторых колебаний и приведённых Заводилой логических аргументов прагматического свойства, он всё же согласился.


     Спокойную, размеренную и полусонную жизнь государственной системы производства и торговли всколыхнула приватизация. В её водоворот в первых рядах нырнули руководители предприятий, их близкие, знакомые и друзья – те из них, что с деньгами различными спосообами нажитыми при советах и в эпоху горбачёвской перестройки. Среди них, естественно в авангарде, скупившие приватизационные чеки, Директор и Пупырь, стали мажоритаными акционерами. С выходом большого числа предприятий из государственной собственности, освоение через министерства казённых денег, выделяемых на различные программы, не прекратилось, а решать задачи с ответственными чиновниками стало проще. Пупырь стал ездить в заграничные командировки и взаимодействовать с сотрудниками оффисов Босса за границей. Не замедлили поползти слухи, что Пупырь в сговоре с некоторыми сотрудниками этих оффисов тайком совершает какие-то сделки, что в принципе Боссом строго каралось. Босс звонил Заводиле с вопросами, но Заводила оставался в неведении. Заводила выслушивал его недовольство, нарекания, но не мог ничем конкретным ответить. Пупырь «монополизировал» все сведения о ведении дел. С другой стороны, когда Пупырь находился в командировке, Директор стал домогаться у Заводилы где деньги, имея ввиду премиальные от Босса. И здесь ничего Заводила ответить не смог, заметив, что пока ни одна копейка через его руки не прошла. Он ждал своего друга и компаньона Пупыря. За год до приватизации «Агро» консолидировала на своих счетах средства нескольких крупных перерабатывающих предприятий своей отрасли с целью компьютерного и програмного перевооружения. Берлинский друг Заводилы дал выгодные цены, предусматрмвавшие к тому же вилку для «шкурного» заработка. Согласовали конкретные цены и спецификацию товаров, и Заводила с Пупырьком на грузовом бусике с водителем отправились в Берлин за товаром. Сделка позволила всем, включая руководителей предприятий, выделивших средства, лично заработать неплохие деньги. Осталось некоторое количество недопоставленного товара, составившего мизерную часть договора, которую после долгих мытарств берлинец прислал в Вильнюс. Но заработок литовской стороны по этой части, составивший девять тысяч неучтённых долларов, повис. Повис и остался не выплаченным. А пока берлинец тянул с выплатой, настиг его банкрот. Пупырь стал за глаза обвинять Заводилу в том, что эти девять тысяч наличными Заводила присвоил либо поделил с берлинским другом.
    

     Пупырь, наконец, вернулся из командировки. На вопросы Заводилы он уклончиво отвечал, что работа идёт, и рассчёт будет только после окончательного и полного её завершения. И, как-бы парируя, со своей стороны указал на то, что Директор якобы недоволен тем, что не получает от Заводилы, в отличие от других арендаторов, «в конверте», хотя такого договора никогда не было. Директор сам мог не раз намекнуть, сказать Заводиле об этом лично – их отношения вполне позволяли. Словом, Заводила стал замечать, догадываться, что наш тонкий политик погряз во лжи и интригах. Будучи одним из хозяев «Агро», Пупырь как сыр в масле катался. Получая министерский оклад, он отбывал в кабинете только до обеда, а после ехал домой поспать, возвращаясь на работу за полчаса-час до конца рабочего дня. Наш удельный князёк окружил себя штатом помощниц из числа фавориток, трахал не отказавших в благосклонности подчинённых ему привлекательных сотрудниц и чувствовал себя хозяином жизни.


     Сложилось так, что нашему Пупырьку пришло время ехать в глазную клинику в Киле, где лечился его сын, неосторожно повредивший глаз осколками стекла. Заводила по своим делам собирался в Берлин. Они поехали вместе. Базовой точкой, как всегда являлась там кнайпа берлинского друга Заводилы. По просьбе Пупырька, Заводила уговорил свою девушку, которая на тот момент жила в Берлине и досконально владела немецким, поехать с ним в Киль в качестве переводчицы. Под давлением Заводилы, девушка нехотя согласилась. С работы её отпустили на несколько дней за свой счёт. После того, как они вернулись Пупырь не возместил ей какие-то расходы и не рассчитался. Спустя несколько дней друзья снова встретились в кнайпе берлинца. Заводила среди прочих разговоров осторожно напомнил напомнил Пупырю, что за ним должок. Пупырь воспринял это чрезвычайно агрессивно. Он заговорил с Заводилой совершенно непозволительным тоном, что побудило последнего отбросить всякие, как говаривают немцы,  цирлих-манирлих6 и высказать всё, что накопилось, но не хотелось до поры ссориться и до времени ворошить. Совершенно не спровоцированно, нисколько не смущаясь, Пупырь стал наезжать на друга. Высокомерно и презрительно наш великий Пу... недопустимо оскорблял, унизительно обзывая его торгашом, выскочкой, начётчиком. Заводила был вынужден резко оборвать разговор. Больше в Берлине они в контакт не вступали и уехали оттуда порознь. Доброжелатели из числа сотрудников Пупыря докладывали Заводиле и раньше про наговоры, нелестные эпитеты и реплики, отпускаемые им в адрес друга. Червячок уже какое-то время Заводилу точил, и с этого момента в берлинской кнайпе он решил с Пупырём порвать.


     Возвращаясь в Вильнюс Заводила, ещё в пути всё обдумал и настроился заставить Пупыря ответить за нарушение договорённостей и враждебное поведение. Пупырь, завидев Заводилу, сразу же отрезал, что занят и принять его не может. Заводила не обращая внимания на отказ, какого раньше не случалось,  и не обращая внимания на деланно недовольный вид, зашёл в кабинет, прошёл к столу и опустился в кресло напротив. Решительным тоном начал он было выкладывать претензии, но Пупырь вдруг, как в задницу ужаленный подпрыгнул и вскрикнул: «Какое сегодня число? Ты пришёл ко мне с предъявой? И что будет? Ты смеешь мне угрожать!» Тут Заводила смекнул, что Пупырь таким образом запустил диктофон. Заводила прекратив говорить, встал и вышел из кабинета. В отличие от других сотрудников, он видел, что Пупырь запутался в интригах. Быть  может, некоторым сослуживцам показалось, что Пупырь затевает что-то непотребное, и они доложили шефу, или Директор мужик умный и ушлый сам, что называется очком почувствовал незаметно подкрадывющийся коварный и подлый «пипец». Директор  не мог представить себе чего же Пупырю при нём не хватало. «Зачем?»,- сам собою, словно росток из ствола, пробивался из него вопрс: «Для того, чтобы подсидеть его, благоволившего к своему заму, и занять его место?» Заводила смотрел на этот зреющий паразитический пузырь и понимал, что недалёкий Пупырь теряет чувство реальности. Не желая оставаться внутри сгущающейся удушливой атмосферы, Заводила найдя предлог перебрался со своей фирмой в другое место.


     Босс тоже, предчувствуя какие-то непонятные перемены издалека или получил от кого-нибудь сигнал, стал тревожиться, звонить Заводиле и расспрашивать его о  состоянии дел и настроениях. Заводила в общих чертах описал ему ситуацию, насколько знал, передал свои впечатления. Через несколько дней Босс, прилетев в Вильнюс, затребовал к себе в гостиницу Заводилу и сотрудника «Агро», выполнявшего Босса и Пупыря особые поручения. В гостинице Босс перво-наперво извлёк из кейса распечатку расходов Пупыря и полученных им сумм в виде командировочных, представительских и премиальных для себя и сотрудников, участвовавших в обеспечении совместного дела. Выяснилось, что хитромудрый князёк ни с кем делиться не стал, присвоил себе всю «казну». Директору и Заводиле причитались оттуда крупные суммы, а наш герой, как говорят его бывшие кореша – братки, «кинул» Директора, Заводилу и порученца. Ещё одна статья в таблице фигурировла как сумма особых расходов в пять тысяч долларов, которую Пупырь в неординарных обстоятельствах наличными получил в cвои липкие пухлые ручки во время одного из визитов Босса в Вильнюс. Но в деле происхождения и назначения последней суммы имеется ещё и клубничка, которую автор предпочитает оставить для финала.


     Заводила, сменив географическое место работы, удалился от бывшего на протяжении нескольких лет «центра событий». Он уже давно не был ингредиентом в вареве, булькавшем на кухне в здании «Агро». Спустя какое-то время люди оттуда рассказали ему в общих чертах о том, как происходила развязка. То ли Директор отправил Пупыря в командировку, то ли Пупырь пребывал в полном годовом отпуске, в памяти Заводилы не сохранилось. Поведать о том с исключительной достоверностью мог бы сам Пупырь, да разве ещё Директор, однако, по прошествии лет, едва ли удастся набраться смелости отрывать по сущим пустякам людей занятых заботами об общественном благе. Но не суть. Воспользовавшись длительным отсутствием Пупыря, Директор вместе с другими более-менее значительными акционерами создали коалицию и, обладая неоспоримым большинством голосов, приняли решение об увеличении уставного капитала, выпуске доплнительного пакета акций и провели его в жизнь. Из мажоритарного акционера и одного из хозяев Пупырь превратился в калифа на час. После таких манипуляций оказалось возможным надолго не откладывая, запросто отказаться от его услуг. Это и было без противоречий сделано коллективом состоявшим в том числе и из штата его помощниц, фавориток и всех подчинённых привлекательных сотрудниц, ранее не отказавших ему в благосклонности .


     Гораздо интересней складывалась развязка с Боссом. Правда, официальная часть, о коей автор уж начал было рассказывать ранее, происшедшая у Пупыря с Боссом в гостиничном номере в присутсвии особого порученца и Заводилы ничего особо интересного не содержала. Босс приказал Пупырю для начала дать устное обоснование своим расходам на посту директора филиала и затем, ничего вразумительного не услышав, сдать дела. Короче, директор филиала был уволен, и на этом бы можно поставить точку. Но ведь не могли же так скоро, как весной снега, растаять амбиции недавнего хозяина и кабинетного вершителя, потерявшего реальность Великого Пу... Он нагло отказался сдать регалии и перестал отвечать на звонки Заводилы, уполномоченного Боссом их перенять. Возмутительное поведение зарвавшегося бывшего подчинённого стало для Босса неожиданным вызовом, и он решил, что так, как есть этого не оставит. Сложные  юридические разборки и судебные тяжбы представлялись невыносимо длительными, потребующими отрываться от более важных задач, несоразмерных финансовых вложений и грозящими приподнять теневую завесу по делу, являвшемуся по-видимому настолько мелким, что Босс не нашёл для того ни времени, ни желания. Вконец разозлённый наглостью бывшего подчинённого, Босс упрекал Заводилу, настоявшего когда-то на протекции человеку сомнительной репутации. «Я не понимаю, неужели вы здесь не можете справиться с этим слизняком? Дай ты ему сам по печени или найми людей, и всё решится скоро и лучшим образом!» Дать то Заводила конечно мог, но вспомнив забеги Пупыря в полицию, когда его прессовали братки и освоенную им технику записи разговоров, объяснив Боссу последствия, он отказался.


     На самом же деле Заводила не хотел участвовать в экзекуции не потому, что бывший друг, не оттого, что боялся доноса и последствий, а просто считал для себя низостью, этически недопустимыми бандитские методы воздействия. Заводила безусловно понял, что рёбра Пупырю, напакостившему в Вильнюсе отнюдь не только Боссу, в любом случае тщательно пересчитают. Понял ли это оборзевший, потерявший чувство реальности и инстинкт самосохранения боязливый по натуре Пупырь? Видимо нет. Заводила пытался его как-то предупрдить. Пытался воздействовать на него через его жену. Его очень несчастная и больная жена, которую муж в течение многих лет усердно спаивал, встретившись с Заводилой в кафе, сразу запросила бутылку вина и, попивая красненькое, спокойно выслушала всё сказанное Заводилой о том, что может ожидать её супруга. Неизвестно что болезная рассказала мужу и как тон и содержание разговора ему передала, но Пупырь видимо понимал, что Заводила не пустится во все эти тяжкие, и посчитал всё пустыми угрозами. Когда же трагедия случилась, и он с трудом отошёл от нанесённых ему телесных повреждений, то стал обвинять того, перед кем мог чувствовать себя в долгу - Заводилу, который его спасал, часто выгораживал и помогал как мог. В какой-то тёмный зимний вечер его ждали недалеко от дома. Избили до полусмерти. Лечили в больнице. Реанимация, тщательный уход и интенсивная терапия помогли ему выкарабкаться. Лишь неприятная проблема с травмированным зрением заставляет его повторять когда-то протоптанный маршрут в глазную клинику немецкого города Киля. Как видим, Пупырь, дожив до трагических последствий своих деяний, не растратил преждевременно своего запаса живучести, ожил, воспрял, и пропасть ему не дали. Таких всегда подберут, поставят, вперёд подтолкнут, а если задуманное не выйдет, то и ноги, как водится, об них вытереть можно. Об двуличного с двух сторон ...


     Однажды, будучи в Вильнюсе и не имея оснований куда-то спешить, Босс, как и все живые люди и достойные предприниматели, развлекался. И надо же было так случиться – приглянулась нашему Боссу весьма привлекательная проституточка. Хороша была стерва: томна, черноброва, тонка и изящна противу непременного восприятия украинской женской красы, как «повна пазуха цицьок», хотя и в этом есть своя притягательная прелесть. Как специфически импортированный товар, она не была свободна и самостоятельна и принадлежала на известных основаниях определённым структурам, которым Босс, как мужчина, щедрый и отзывчивый, возжелавший защитить права её как человека, к тому же знающий правила игры, уплатил солидную сумму в качестве выкупа. Здесь следует отметить благородство Босса, оценившего авансы выданные ей господом и полагавшего, что на панель красотка вступила не от хорошей жизни, но и наслышан был он о том, что младые девы от той же нехорошей уходят не только в монастырь. Никто, кроме Пупыря не видел и уж совершенно точно никто, представьте себе, любопытствующий читатель, не слышал и не знает как договорились промеж себя Босс и чернобровая Мальвина. Никто поначалу не знал, что Пупырю были дадены Боссом те самые пять тысяч, фигурировавшие в распечатке, как особые расходы, для обустройства вчерашней проститутки, приобретшей самозабвенным радением Босса все без исключения права человека. Знала ли возрождённая дева о том, что Пупырю, как доверенному лицу её спасителя, были дадены деньги на её обустройство и содержание не установленно. Но в окружающей природе всё сложилось так, что небесам было угодно позволить этим двум, обладающим всеми без исключения правами человека, любящим голубиным душам раствориться друг в друге, столкнуться в соитии этим двум эротическим сущностям, и никакие умозрительные построения и чужие деньги не в силах были тому помешать.


     И вот, когда Босс, прибыв в Вильнюс, затребовал к себе в гостиницу Заводилу и порученца, извлёк из кейса распечатку расходов Пупыря, Заводила узнал что на тот момент, а время было послеобеденное, Пупыря разыскать ни Боссу, ни порученцу не удалось. Когда же порученец узнал от Босса о невыплаченных ему Пупырём премиальных, то стал мягче и начал кое-какие тайны выдавать. Не секрет, что в окружающей природе, частью которой является и автор, и Вы, уважаемый читатель, происходит вечная борьба добра со злом, и Боссу, предназначенному свыше быть в данном конкретном случае злом, магнетический роман голубков по душе не пришёлся. Не забыл ли со дня разлуки он сам об облагодетельствованной им рабыне любви или нарушив секретность напомнил порученец, остаётся только догадываться, но номер телефона по месту её проживания указал Боссу именно он. Ибо, в отличие от Заводилы, он должен был в рабочее время быть в курсе всех передвижений Пупыря. На звонок по указанному номеру опрометчиво отозвался Пупырь и Босс – человек не только благородный, щедрый, отзывчивый, но также умный и ушлый сразу всё сообразил, как будто в замочную скважину всё увидел. В присутствии Заводилы  узнал он, что на его деньги его работник живёт с его бабой, а порученец, самоотверженно хранивший тайну двух любящих сердец, осклабившись, многозначительно кивал. Надо отдать должное Пупырю. Наш Фигаро7 принял живое участие в судьбе падшей девы из украинского города Кременчуга: снял для неё жильё, где места хватило и ему, устроил её на какие-то курсы, стал выводить в свет, а не просто на деньги Босса стал жить и услаждаться любовными утехами с его наложницей. И скоро она зашагала сама. Неожиданным образом нашлись ходатаи, внедрившие её на литовское телевидение, где она показала себя довольно прыткой. Но с телевидения ей скоро пришлось уйти из-за незнания языков вещания. Говорят, что она уехала в родную Украину и стала там значительной персоной. Бесчисленны и неисповедимы пути твои, Господи! Так и «тернистый» путь рабы божьей Мальвины из Кременчуга не миновал тенёт сначала панели, а вслед затем и спецслужб.


     Автору вместе с читателем остаётся почесать языки и позубоскалить. Тому же, кто пожелает более основательно разобраться в сути, рекомендуем изложенные ниже вопросы. Что в большей степени повлияло на решение Босса уволить нашего нашкодившего героя? Его служебные упущения, наглость и высокомерие или любовные утехи с пассией Босса, непрятно зацепившие принципы и самолюбие оного? Быть может этот адюльтер усилил недовольсто Босса своим усердным и исполнительным подчинённым, сам по себе не являясь причиной?
      Cherchez la femme !


     Примечания:

1. Бригада – организованная преступная группировка;
2. Котлы - часы на тюремном жаргоне;
3. Ципура – массивная нашейная цепочка из золота или платины;
4. Подрезать – т.е. украсть на воровском жаргоне;
5. Лопатник, лопата – кошелёк, бумажник;
6. Цирлих-манирлих (нем. Zierlichmanierlich) – излишняя церемонность,
        манерность;
7. Фигаро – (имя нарицательное) слуга, лакей, ловкий пройдоха и плут.