Птица Семи Небес. Забитый свет

   
 Дело было к средине осени.  Или уже в самой середине.  Может быть, чуть-чуть за. Можно было бы поставить вопрос на голосование, но зачем, когда легче было посмотреть в календарь. Осень, видимо, от слова ось, а не от слова сень. Ну, да это неважно.  Наконец-то дали тепло. Это странное время, когда от холода уже потекли сопли, но теперь приходилось открывать окна, чтобы не было так жарко, от чего возникал сквозняк,  и сопли продолжали своё бесконечное течение, в некоторых случаях, до самой весны.  В моём случае  было понятно, что это мой вариант соплей, поэтому приходилось мириться с такими неудобствами, как эти. Они были не единственными, но самыми противными, по ощущениям. Все мысли о состоянии и состояния мыслей терпимы, если постоянно не отвлекаешься на состояние своего самочувствия. Я слышал, что сопли, это расплавившийся мозг. Только он, вопреки законам, начинает плавиться при низких температурах. Как-то так. Но в это верится с трудом, ведь если бы было так, то он давно уже вытек и закончился, а  где-нибудь, в другом месте, возникла разумная жизнь, если в мозгах содержится  что-то разумное.

Меня разбудил стук за окном и скрежет подоконника. Мне показалось, это признаки появления Птицы Семи Небес, которая, как вы помните, приходит под утро, когда я только слезаю с кровати, ну или на кухне уже пытаюсь приготовить завтрак, от слова завтра.  Или царапание начинающегося дождя об отлив... Я соскочил, на ходу натянув халат на своё тело, в радостном предчувствии её посещения, но это была не она...

Снаружи заколачивали окна, видимо для того, чтобы в комнату  не проникал солнечный свет.
- Что вы делаете, - возмутился я их поведением возле моего окна, хотя уместнее было бы воскликнуть «зачем».
 Вместо ответа они протянули мне в форточку зелёный банан и продолжили забивать окна и на моё «как так».
 - Я не люблю бананы, - сказал я, - Особенно зелёные.
 - Вы отказываете в любви бананам? – поинтересовался тот, кто казался у них главным. – Не кажется ли вам, что это форменная дискриминация по цветовому признаку?
Может быть, и баклажаны вам не по вкусу?
 - Да. То есть, нет.
 Я попытался вспомнить, как могут выглядеть баклажаны и каков их натуральный цвет.
 - Вас не удовлетворяет их форма или цвет?
 - Вкусовые качества, -  уронил я шутку на пол и тут же бросился собирать осколки.
 - Очевидно, вам невдомёк, что баклажаны занесли в фиолетовую книгу рецептов и они запрещены к использованию и употреблению в пищу, на территории некоторых стран, согласно пожеланиям борцов за права баклажан в мире?
 Надо сказать, я был не в курсе.

 По моей коже пробежал мороз, в иных случаях, быстро выпрямляющий все извилины патриотизма, но не в этот раз.
 - Какое прекрасное утро, не правда ли?
 Я замешкался на некоторое время, удивившись, как люди могут подменить тему, но вовремя очухался.
 Тот, за окном, коряво улыбнулся, выронив молоток, который грохнулся о дно строительной люльки и полез к другому окну, предложив мне задуматься над своим поведением.
 Всё выглядело настолько дружелюбно, что я даже забыл, что теперь мне придётся жить с заколоченным светом.  Ограничение потребления света, понятое и исполненное  буквально.

Я вспомнил слова какого-то промежуточного героя из позапрошлой жизни, который утверждал, что  правдой для человека является то, чья ложь ему наиболее по вкусу, потому что врут, обычно, все стороны. Особенное место занимает констатация факта или то, что каждому очевидно, например погода, но правда, как таковая, в общем-то, никому и не нужна... С неё нет никакого навара. А навар, в современном мире, это самое главное. То, что можно посчитать.

  Прошло какое-то время, без которого, как обычно,  нельзя было обойтись. Сквозь щели межу досками, можно было наблюдать за улицей и домом напротив и радоваться, что электричество ещё не отменили. Трудно было предположить, ещё совсем недавно, что плюс электрификация всей страны, вывернётся  на изнанку большим минусом, заставив запасаться свечками в, заколоченных досками,  бетонных  пещерах.
 Я сидел в кресле и занимался осенней корректировкой смыслов, как непрерывным колокольчиком  зазвонил телефон. Мне хотелось услышать на том конце слона, но по голосу это был явно не он.
- Вы дома? – словно бы уточнил голос на том конце волны, опустив обращение хотя бы по имени.
Я хотел пошутить, что нет, но телефон был городской, да мне лень было отпираться.
 - Вдруг вы включили переадресацию, - уловил голос моё замешательство, словно бы прочитал мои мысли.
 - Да, - констатировал я факт домашнего присутствия.
  Меня приглашали в Отдел Дискриминационных Расследований.

 Я вышел из дома пораньше, так как путь был не близкий, а ноги передвигал я уже не так быстро, как хотел себе позволить. Навстречу мне попадались прохожие, с блуждающими глазами, словно пытающиеся обнаружить под ногами свой золотой, на этом асфальтовом поле чудес, или высматривающие, что можно безнаказанно украсть. Раньше, каждый человек имел право на счастье, а теперь имеет право стремиться быть счастливым.
 Так, к обеденному перерыву, я добрался до места, назначенного мне прибытия, оказавшись через промежуток времени, в кабинете главного человека в этом Отделе.
 Он попросил меня, добро пожаловать, но добра с собой и по пути я не захватил, поэтому пришлось развести руками в знак сожаления. Мне указали на табурет и я приговорил к нему свой зад.
 - Прошу вас, - главный протянул мне бумагу,   на предмет прочитать и подписать её после прочтения.
Вытащив из нагрудного кармана специальные очки для мелкого шрифта после звёздочки, я изучал содержимое бумаги, опасаясь найти в ней свой приговор.
 - Значит, вы утверждаете, что не любите бананы?  - Прочитал он выписку из моего дела. - Особенно зелёные? 
 Я оторвал глаза от бумаги и приклеил их к столу.
 - Не то чтобы не люблю, - лучше бы промолчал я...
 - Вам повезло, на этот раз, - улыбнулся он моему смущению. – Срок годности по вашему делу истёк.  Можете идти, куда глядят ваши глаза...
 - Может быть, срок давности? -  попытался уточнить я чуть смелее.
 Главный человек открыл сейф и, достав шкурку от банана, бросил передо мной на стол.
 - Годности. Я сказал - годности...
У меня сложилось ощущение, что он съел вещественное доказательство, но спорить больше с правосудием я не стал. Годности, так годности. Тихонько оторвавшись от табурета, поблагодарив за такое высокое снисхождение к моему незатейливому опыту, я попятился к двери, сжимая в руках освобождающую меня же бумажку.
 - Откройте для любви к бананам своё сердце, - бросил мне вослед своё предложение или совет.  – И баклажанам, знаете ли, тоже...
Позже я узнал, что меня приговорили к съедению трёх килограммов зелёных бананов в день в течение двадцати суток к ряду. Знаете, и это справедливо.  Для достижения любви всегда нужно передвигаться  от противного к противному пока противное не перестанет быть противным. Возможно, превратившись в привычку...

 За много лет привыкаешь к тому, что за каждым вечером приходит новое утро и, как  зловещее его проявление, в первые минуты пробуждения ото сна, первый трамвай, пересчитывающий знакомые стыки, отмечающий позвякиванием любые изменения в их перестуках.
 Я проснулся рано, с первым трамваем, но не спешил открывать глаза, наслаждаясь своей  внутренней темнотой, пытаясь выложить в этой темноте мозаику вчерашних дней. Теперь это модно называть пазлом. Так я лежал бы и лежал, но стук, совсем не похожий на стук трамвая по стыкам рельс, заставил меня очнуться и открыть глаза.  В комнате уже вовсю хозяйничал свет, проникая сквозь старую рваную тюль, за которой вырисовывался знакомый силуэт Птицы Семи Небес, которая отстукивала мне сигналы своего появления, клювом по оконному стеклу, царапаясь за ржавый отлив когтями.
Я поспешил открыть и впустить её вовнутрь, с нескрываемой радостью раскрывая свои объятия.
Птица была тем самым моментом, которому я действительно был рад, в любое время утра.
 Она поздоровалась, распушая свои перья, переместившись на кухонный стол в поисках съедобных крошек. 
 - Ты любишь зелёные бананы? – поинтересовалась она, обнаружив на столе солидную их ветку.
 Тут и я обратил на них внимание, не до конца понимая, спросонья,  откуда бы им стало тут взяться.
- С некоторых пор, - нужно было что-то ответить, понадеявшись на то, что она не спросит «с каких».
Она и не спросила. Да я и сам наверняка не знал.
 - Чья ложь тебе более по вкусу, ту и нужно считать  правдой...
- Что?

 Окно осталось открытым,  в него тянуло холодным осенним воздухом, придающим хаотичное движение раздёрнутым занавескам.
За окном собирался пойти дождь, но нам с ним было не по пути, потому что я никуда не собирался. Гроза где-то уже взрывалась артиллерийским складом, смешиваясь с перестуком трамвая по раздолбанным стыкам, так что, Птицу я оставил у себя, на некоторое неопределённое время, намереваясь послушать, принесённыё в клюве истории...

------------

       полный амперсанд

Осенний ветер разметал бумажный день.
По слухам выживших с  глазами очевидцев,
Планам на счастье суждено было разбиться,
Отбросив тень на  переплётную плетень.

Дни сокращались, уплотняясь в кочке джи,
Задним числом обеззараживая память,
Пустым  карманам настроение поправить,
В пустом стакане наблюдая миражи.

Земли от самой, фоном  тучи взгромоздив,
Дождливым фронтом, прорывая оборону.
То, что уронено, не подлежит урону,
Но очевидно, подойдёт, как рецидив.

Ножом ажурным, проверяя обстановку,
К альтернативе подобрав эквивалент,
Из рукава трамвайный вытянув билет,
Как главный козырь, разрешавший остановку.

По сути,  снова  поступив не атмосферно.
Выпав в сомнительный осадок, через ноль,
Забыв про кодовое слово и пароль.
При  новом месте, устаканившись примерно,

По  всем заборам разбросав сводки примет,
Казённым шагом отчеканивая даты,
Слюнявя палец, от зарплаты до зарплаты,
По страшным сказкам подобрав иммунитет.

Как  утверждённый протоколом диверсант,
Заветный  плащ, на фоне  голого фасада,
С корзиной фруктов, словно только что из сада,               
Где совершил в сознанье полный амперсанд.