Зелёный чай на любителя

Глеб Сергеевич

В старости, когда у большинства людей жизнь становится проще и всякие лукавые её загибы выпрямляются, у Глеба Сергеевича начали происходить какие-то несуразности. Винил он в этой метаморфозе естественного течения своего бытия сына, который неожиданно (впрочем, вероятно, только для них, родителей) превратился в миллионера. Обвинял не совсем правомерно и только заглазно, в разговорах с женой. Они были с ней одного возраста, с годами каждый накопил свою «кучу» болезней, но материально в последние годы были обеспечены очень хорошо и помирать не собирались. Любые лекарства и курорты сын предоставлял им по первому даже несмело высказанному желанию (трудно было привыкнуть прожившим большую часть жизни при советской власти родителям, что «он всё может»).

В чём выражались несуразности? Вот, например, будучи уже на пенсии, бросил свою работу Глеб Сергеевич совершенно напрасно. Жена – другое дело! В её школе с распустившимися донельзя учениками работать - только нервы трепать и жизнь себе укорачивать. Слушая её очередной рассказ о том, как некий «черноволосый мальчик» предложил ей на перемене пятьсот рублей «за тройку по контрольной», он риторически вопрошал:

- Неужели у нас и школьники сейчас до такой степени развращены!?

Жена, сняв рассказом собственное раздражение, поправляла:

- Ты всё забываешь, что я работаю теперь не в средней школе, а в лицее.
- Тем более! - восклицал Глеб Сергеевич, не очень представляя себе педагогическую разницу между этими двумя учреждениями, но отчётливо чувствуя большую «благородность» и «высокость» в последнем наименовании. Увлекаясь всю жизнь древней историей, хотя работать пришлось инженером-связистом, не совсем к месту замечал:

- На латыни, кстати, школа лицеем и называлась… В древнем Риме…

А вот ему самому совсем не надо было слушать сына и увольняться из городской АТС, откуда его, кстати, никто не гнал и не сокращал. Бросать работу нельзя было не из-за мизерной зарплаты, которую там выплачивали, а чтобы не нарушать жизненный стереотип. Но вот пошёл на поводу у сына, уволился, и супруги быстро погрузились в томящее пенсионерское безделье. Обеспеченность сына невольно освобождала их от тех забот, которыми обычно загружают дедушек и бабушек. Оба внука были на попечении гувернантки и охранника, постоянно находились то в частной школе, то занимались с репетиторами, то посещали какие-то секции или кружки… В общем видели они своих потомков только по воскресеньям, когда с утра водитель сына привозил их к ним домой…

А тут вдруг жена померла. И тоже как-то неожиданно и несуразно. Вроде всё нормально было. Легли спать, почитали, обменялись мнением по поводу того, правильно ли воспитывают дети их внуков и выключили свет. Но только Глеб Сергеевич задремал, как проснулся от вскрика жены. Она лежала на спине, смотрела в потолок, тяжело и хрипло дышала и не отвечала ни на какие его вопросы. По уже выработанной привычке он сообщил сначала сыну, потом позвонил на «Скорую». Надо было, наверное, наоборот сделать… Приехали все одновременно, как-то сразу оттеснили Глеба Ивановича в другую комнату, а жену увезли. Сын воспротивился поездке отца в больницу:

- Ну, зачем, папа? Всё равно сейчас ты там ничем не поможешь. Не хватало тебе ещё там всю ночь мучиться. Прими снотворное и ложись спать. С мамой будет всё время мой врач. Не беспокойся. Утром тебе всё сообщу.

А утром приехал и сказал:

- Отец... Мама умерла…

Всеми похоронами сын, разумеется, распоряжался самостоятельно, а Глеб Иванович только послушно исполнял то, что он ему говорил. Всё вроде прошло «на высшем уровне», но обида, непонятно, впрочем, за что именно, на сына осталась…

Сын вообще у них был хороший, и заботливый даже в те времена, когда сам жил не ахти как, на одну зарплату. Окончив медицинский институт, работал врачом в СЭС, но в смутные времена неожиданно бросился за длинным рублём ловить удачу. И надо же – повезло! И это вопреки всем родительским советам. Сначала открыл какую-то «Рюмочную», о которой и говорить-то было другим стыдно. Потом эта забегаловка, в которую они с женой только один раз по настойчивому приглашению сына и заходили «посмотреть», вдруг превратилась в кафе. Ещё через год этих кафе стало то ли три, то ли четыре. А сейчас уже по всему городу добрый десяток этих фирменных заведений питания с фамильярной вывеской «У Бориса» принадлежал сыну, но тот успел увлечься каким-то другим бизнесом. Они с женой не очень его и расспрашивали об этом. Был только один серьёзный разговор, год назад.

- Послушай, Боря, тебя не посадят, как Ходорковского?
- Что ты, папа?! Я в политику не лезу, с кем надо делюсь. И вообще я – мелкая рыбёшка.
- Мелкую рыбёшку и поймать легче. Смотри не опозорь на старости лет.
- Не беспокойся. Я ведь кроме вас и о своих детях думаю.
- А не наймут там какого-нибудь киллера, который…
- Такую ситуацию обычно можно спрогнозировать. Вот, например, сейчас у меня есть возможность заключить несколько сделок. В результате одной я могу получить около десяти миллионов.
- Миллионов чего? Рублей или долларов?
- Да какая тебе разница, папуль? Ты значение этих сумм всё равно не представишь. Так вот, если соглашусь на это предложение, могут и грохнуть. Есть и другой вариант, в котором получу только три лимона. Причём один из них придётся сразу вернуть. Но зато такое предложение могут повторять до трёх раз в год. Получается шесть лимонов. Это меньше, чем десять, зато спать можно спокойно. Вот и думаю, что лучше…
- У тебя охрана-то надёжная?
- Охрана больше для понта. Лишь бы детей уберегли. А меня, как и любого другого человека, ну, не считая, конечно, президента, можно при желании всегда замочить.
- У тебя и речь-то какая-то бандитская становится, - заметила жена.
- Профессиональная вредность. Не обращайте внимания, нормально разговаривать я ещё не разучился…

Ну, что тут ему скажешь? У него своя жизнь пошла…

Глеб Сергеевич в первые дни как-то странно спокойно перенёс смерть жены. Но прошло два-три месяца, и он затосковал. Ходил из комнаты в комнату, ничего не мог делать, спал плохо и даже есть перестал – не хотелось. В общем, кончилось тем, что сыну пришлось определять в какую-то блатную «Клинику неврозов» теперь уже отца. С ума Глеб Сергеевич, слава Богу, не сошёл, но депрессия у него длилась долго. А рекомендацию получил от врача одну: найти себе какое-нибудь увлекающее занятие. То же самое, видимо, врач сказал и сыну, потому что Борис, привезя отца из больницы домой, сразу объявил:

- Выбирай, папа, чем будешь заниматься. Всем необходимым обеспечу.
- Да что тут выберешь? Не марки же собирать?
- Да хоть марки.
- Нет, это не то. Мне бы голову занять… Знаешь, я здесь за последнее время много книг по истории набрал, различные биографии. Сейчас ведь такие книги продают, о которых раньше и не слышал… Вот и подумал, взять бы и написать какую-нибудь статью, ну, в популярной форме, конечно, о каком-нибудь историческом деятеле. Хотя бы о Цезаре или Ганнибале… Когда лежал в клинике, с врачом часто разговаривал, с психотерапевтом. Он всё рассказывал, как много великих людей страдали разными психическими заболеваниями… Я, конечно, не специалист…
- Это не важно. Пиши. Любые источники я тебе помогу раздобыть.
- Ну, напишу. А потом куда эти статьи девать? В стопку складывать?
- А это мы подумаем. Эту задачку ты для меня оставь. Я её решу.

Ещё когда Глеб Сергеевич лежал в больнице, то сказал навещавшему его сыну, что не хотел бы жить в старой квартире. И через пару месяцев после выписки уже переехал в новую квартиру и в новом месте (раньше жил в Замоскворечье) - на Преображенской площади. Всё в ней было незнакомое: из старых вещей сын перевёз только его бельё и книги. И исчезнувшая неизвестно куда масса не очень нужных, но памятных безделушек, предметов быта и мебели, которые придавали старой квартире вид жилого помещения, превратили новую в подобие гостиничного люкса.

Но Глеба Сергеевича это вполне устроило. Тем более проявился у него ещё один загиб, ещё одна несуразность. Он ничего не мог поделать с неожиданно (откуда? от чего?) возродившимся сексуальным влечением, которое носило, впрочем, совершенно недифференцированный характер. Ни в кого он, естественно, не влюбился, да и вряд ли смог бы это сделать. Речь в данном случае шла о голом физиологическом рефлексе.

Когда, стесняясь темы разговора, он поделился своими переживаниями с сыном, тот воспринял это сообщение с радостью.

- Вот и прекрасно! Ещё одно занятие у тебя появится, какого я и предположить не мог. А девушку я тебе обеспечу.
- Да, ты пойми, Боря! У меня же ничего, скорее всего, не получится…
- И не надо. А кто тебя заставляет? Ты не торопись с этим. Познакомишься, поговоришь, присмотришься – всё живой человек будет рядом, а не телевизор. Если окажется не дурой и понравится, пусть в гости и ходит. А чем ты здесь будешь с ней заниматься – твоё личное дело. Она на всё будет согласна, это я тебе гарантирую. Хоть чай распивай с ней весь вечер.
- Ну, а если всё же?…
- Прямым текстом ей об этом и скажешь. Я же тебе не пионерку-девственницу пришлю. Будет молодая, симпатичная и всё умеющая женщина. Ты только не комплексуй. Как Карнеги советовал: не пилите опилки. Захочешь, предложи ей у тебя переночевать. И не беспокойся: ничем она тебя не заразит и ничего у тебя не украдёт. А не понравится, скажешь Рустаму, когда он тебе продукты в очередной раз привезёт. Она больше и не появится. Устраивает такой вариант?

И вот к Глебу Сергеевичу уже второй месяц приходила Светлана. Естественно, она ему сразу понравилась: из кого ему ещё было выбирать? Но главное – относилась к нему с удивительным пониманием. Глеб Сергеевич поначалу опасался (он же сознавал, что пришлют ему не порядочную девушку, а проститутку) излишней распущенности и вульгарности. Но Светлана и выглядела и держалась настолько прилично и достойно, что он с трудом удержался от нетактичных вопросов относительно её профессии и работы.

В первые встречи они действительно сидели на кухне, пили его любимый зелёный чай (Светлана даже от предложенной рюмки коньяка отказалась) и разговаривали. Вернее говорил Глеб Сергеевич, а Светлана внимательно слушала. И ему оказалось на редкость легко поведать ей, совершенно незнакомому человеку, все свои жизненные перипетии. Он как-то очень быстро привык и привязался к этой симпатичной девушке. Попросил заходить почаще, и Светлана с искренним удовольствием согласилась. Теперь они встречались через день, а раз в неделю она оставалась у него ночевать. И всё у него по утрам получалось самым наилучшим образом…

Как-то Глеб Сергеевич не очень уверенным голосом попросил:

- Светочка, у меня к тебе одна… ну, непристойная просьба.
- Забавно! Неужели Вы способны на непристойности? И в чём же она заключается?
- Я хотел бы сделать несколько ню.
- Это как? – Не поняла Светка.
- Сфотографировать тебя в обнажённом виде. Если ты, конечно, не возражаешь.
- Я буду только рада. Это означает, что я Вам нравлюсь.
- Разумеется, нравишься… Но мне хотелось бы иметь несколько твоих… ну,  предельно эротических фотографий. Понимаешь?
- Разумеется. Только предупредите, когда у нас будет эта фотосъёмка, я принесу с собой сапоги. В них у меня вид очень сексапильный, как сейчас говорят - «факэбл». Полный отпад! Они вот до сих пор, - и она приподняла юбку.
- Ну, это ты сама сообрази, что лучше одеть, а что снять… Ты удивительно быстро и хорошо понимаешь, что мне нужно. Словно мысли мои читаешь.
- Грош цена мне была бы, Глеб Сергеевич, если бы я… - Светка не договорила.
- У меня цифровая камера, так что качество снимков должно быть хорошим. А вот какие лучше позы принять…
- Это я тоже сама соображу. Вот посм;трите, Глеб Сергеевич, Вам мои фотки жутко понравятся…


Светлана

Так уж сложилось у Светки по жизни, что ничего она не могла делать хорошо. Хорошо у неё получалось только одно – заниматься сексом. Но в этом деле у неё и умения, и способностей, и старания хватало на многое. Ей не нравилось, когда о ней отзывались как о проститутке, а уж себе самой признаться в этом – тем более. Но по существу так и было, как бы она не оправдывала своё поведение более или менее продолжительной связью с каким-нибудь одним мужчиной. Во всех случаях их взаимоотношения определялись количеством получаемых ею денег.

После окончания с горем пополам вечерней школы (с многократными скандалами, вызовами в Инспекцию по делам несовершеннолетних и даже суицидальной попыткой) Светка работать так и не начала и даже не делала попыток куда-либо устроиться. Нужды такой не испытывала. Она упорно надеялась, что рано или поздно встретит такого парня, который по настоящему полюбит её, и они будут жить вместе – долго и счастливо. И будет у неё дочка, которую уж она-то воспитает так, как надо! Во всяком случаев, как НЕ НАДО, Светка знает прекрасно.

Но пока такой не попадался. Шли всё больше женатики. Пока была молоденькая и смазливая, случались и крутые дяденьки, один даже на «мерсе» ездил. Попозже, когда чуть поистрепалась, пошёл контингент помельче, какие-то престарелого возраста «папики», иногда – мелкое жульё.

Не избежала она, конечно, и наркотиков: при её образе жизни обойтись без них оказалось непосильной задачей. Молила Бога, чтобы её миновал ВИЧ. Хотя сейчас такая клиентура пошла, что…

Светка свято верила в перманентный лозунг всей своей сознательной жизни: «Главное – везение, остальное приложится». И надо признать, что эта спорная максима во многом помогала ей переживать трудности, которые из временных у неё всё чаще превращались в постоянные. Когда кто-нибудь в компании не соглашался с её тостом (лозунг и был хорош своей многосторонностью), провозглашая тривиальное: «Главное – деньги, остальное приложится», Светка сразу приводила непоколебимый аргумент: «А пассажиры “Титаника”?!» И полупьяные собутыльники на пару секунд почтительно замолкали, сражённые её неожиданной проницательностью.

Светка изо всех сил старалась не дешевить, не скатываться до уровня уличной проститутки и ограничиваться только «постоянными клиентами». Но под настроение могла выкинуть любой трюк. Вот, например, как-то возвращалась из сауны, куда её заказали на ночь трое мужиков. К сожалению, перепились они только после того, как оттрахали её там по полной программе. А потом и внимание обращать перестали. Светка решила не дожидаться окончания, чтобы потом не возиться с пьяными, спросила: «Мальчики, я вам больше не нужна?» и очутилась на улице в ожидании такси.

Водила, молодой парень, пользуясь ночным временем и отсутствием автобусов, запросил пятьсот рублей. Это за десять минут ездки! За что ему такие бабки кидать? Они ей самой даром не достаются.

Светка была слегка поддатая (трезвой в сауне, где мужики почему-то всегда изгалялись особенно беспредельно, она «не работала») и в раздражённом настроении. Но взяла себя в руки, томно откинулась на спинку сидения и проворковала:

- Ну, что, юноша? Подкинешь девушку до дома?

Поехали.

Через пару минут, дождавшись пока запах её духов дойдёт до водилы, Светка небрежно положила руку ему на бедро и постучала пальчиками с длинными ярко-красными ноготками.

- Устаёшь, небось, за ночь?
- Днём отсыпаюсь.
- А в тачке поспать не удаётся, когда клиентов нет?
- Редко. Иногда час-другой можно покемарить… Сейчас многие ночами не спят, не только ты.

Помолчали. Парень осторожно переключал рычаг скоростей, стараясь не стряхнуть её руку со своего колена. Значит, клюнул.

- А расслабиться не хочешь? Баш на баш: ты – мне, я – тебе.

Он какое-то время помолчал, пару раз оценивающе взглянув на Светку. Потом притормозил и резко свернул в какой-то двор.

- Давай!

Светка стала неторопливо расстегивать молнию на его брюках.

«Вот и сэкономила пятихатку… Чего деньгами разбрасываться?»

Сейчас у Светки был очень выгодный клиент, и она (впрочем, в который уже раз!) решила поднакопить деньжат для поступления в какой-нибудь платный ВУЗ. В последние годы их развелось как грибов после дождя. А потом устроиться на какую-нибудь интеллигентную работу. В продавщицы идти не хотелось. Люди – любого пола! – ей уже осточертели. Хотелось чего-нибудь тихого, спокойного и уединённого. Устроиться, например, экономистом в какой-нибудь офис с симпатичным и молодым шефом во главе…

Последнего «папика» ей нашёл Рустам. Тот самый Рустамчик, её «первачок». Светке ещё и пятнадцати не было, когда он её подцепил и поселил у себя, умудрившись как-то полюбовно решить этот вопрос с матерью. Жила Светка как принцесса. Никогда больше такого кайфа у неё не было. Через год вернул её «почти в целости и сохранности» родителям, а дальше она покатилась уже по наезженной колее.

В последующем несколько раз пересекалась с Рустамом, пару раз даже переспали. Но всякий раз он снова надолго пропадал. И как ни странно, но именно его Светка почему-то любила по-настоящему. Лица всех остальных любовников сливались в одну слащавую харю, а Рустама она так и не забыла. Поэтому, когда он неожиданно появился у неё дома, сказав, что пришёл с «деловым предложением», Светка в душе уже заранее была на всё согласна, хотя и не ожидала никаких чудес. Так и оказалось. Рустам, как всегда, был обходителен, вежлив, но деловит.

- Деньги нужны?
- Да.
- Работаешь?
- ****ство – не работа.
- Ну-у-у… Зачем ты так о себе? Ты всё такая же красавица, гламур ещё не растеряла... Гепатиты, ВИЧ? Только без вранья, я всё равно проверю.
- Бог миловал.
- Тогда слушай внимательно. Есть один дядечка. За шестьдесят лет. Надо раз в неделю приезжать к нему домой и делать то, что он скажет. Одеваться прилично, вести себя соответственно. Он может тебе просто предложить чаю зелёного попить. Гадость ещё та! Скорее всего, так и сделает для знакомства. Значит, попьёшь, и скажешь «спасибо». Захочет о погоде поговорить – послушаешь. Начнёт намекать на секс, - но дядя вообще-то не избалован этим делом, так что намёк не прозевай! - сделаешь всё, что надо. Мне тебя учить уже нечему. Причём всё делать ласково, нежно и с искренним уважением к его сединам.
- Этот дед совсем старый?
- Не сказал бы. Очень солидный и интеллигентный дядечка: лысый и за метр восемьдесят. Так, в депрессии слегка. Вот его и надо расшевелить. Время посещения не ограниченно: сама соображай, пора ли уходить и когда.
- И что я буду иметь за развлечение этого долгожителя?
- По сто евро за визит. Если он вдруг попросит тебя приходить чаще, значит, всех других клиентов побоку и идёшь к нему. Плюс ещё сто. Только не вздумай у него брать деньги или какие-нибудь дорогие подарки. Платить тебе буду я. Раз в месяц. Чаще не смогу, не обижайся, очень занят. Вообще постарайся, чтобы у него не было к тебе претензий. Это отец моего босса. Поняла, да? Если всё будет нормально, пойдут премиальные.
- Кто же он такой?
- Тебе не всё ли равно? Зовут - Глеб Сергеевич. Адрес – на бумаге. Первое посещение клиента послезавтра в двадцать ноль-ноль. Но будь готова к тому, что он может попросить тебя прийти к семи утра. Про утреннюю эрекцию у стариков ты должна знать.
- Рустамчик, я только спать ложусь в это время! Ты что?
- Я же сказал – плюс сто евро за сверхурочную работу.
- А к тебе приехать не надо? Могу и в семь утра. И за свой счёт.

Он погладил её, как когда-то раньше, по волосам и улыбнулся.

- Этот вопрос мы с тобой ещё обсудим. Теперь периодически будем встречаться…

Олег

Телефонный звонок привёл Олега в состояние восторженной радости. Совершенно неожиданно его пригласили в только что организованный журнал в качестве ведущего рубрики «Психология великих людей». Журнал, правда, популярный, но для начала и это очень здорово. В редакциях академических изданий сидят профессора да академики. А тут журнал «Психология для всех». И сошки поменьше… Но, с другой стороны, какое-никакое, а паблисити. И новые связи в журнальном мире. И новые публикации. Со временем из них можно будет набрать материал на вторую монографию…

И Олег, наполненный ещё молодой и бьющей через край энергией, принялся поставлять в каждый номер журнала, начиная с самого первого, по две статьи. Но при подготовке четвёртого номера вышла непредвиденная для него ситуация. «Главвред» (вопреки журналистскому остроумию вторая «в» в данном случае была совершенно излишней), с которой у Олега сразу установились доброжелательные отношения, с сочувствием сказала:

- Буду с Вами откровенна, Олег Иванович. Учредитель нашего журнала – частное лицо, фамилию которого я не хотела бы называть по его, разумеется, просьбе. Как Вы, надеюсь, понимаете, вся наша редакцию целиком и полностью зависит от него. Другими словами, мы сидим у него в кармане. Журнал – это его интеллектуальная игрушка, которую он может отбросить в сторону в любую минуту. Богатые люди могут позволить себе такую роскошь.
- Интересно… Мне и в голову не проходило, что так может быть.
- Это ещё не всё. У нашего учредителя есть отец, по профессии связист, но считающий своим хобби историю и психологию. К нашему сожалению, одно из условий существования журнала – публикация его статей. Он долго писал, но принёс-таки мне статью об Александре Македонском. Сама личность Александра Великого вполне подходит к рубрике, но написанная им статья никуда не годится. Я хочу попросить Вас поработать над ней в таком плане, чтобы её можно было опубликовать, но при этом как можно меньше изменять текст. Сразу скажу, что большинство цитат можно оставить, они вполне уместны. Надо переписать вступление и заключение. Хуже всего – никак не показана наша концепция многообразия типов личности у великих людей. Эту мысль надо как-то провести по всему тексту. Возьмётесь? Главное – у старика не должно возникнуть обидного ощущения, что его статью «обкорнали» и полностью переделали. Я уверена, что Вам было бы легче написать её самому с чистого листа, чем переделывать, но вот так складываются наши обстоятельства
- Понимаю… Если надо, то сделаю. А кто будет указан автором? Он один?
- Думаю, что согласится на соавторство. Он вообще-то интеллигентный и очень порядочный старикан, я с ним однажды встречалась… Но есть ещё две сложности, Олег Иванович. Во-первых, у него рукопись. То есть, я не могу скинуть Вам её по «мылу». А, во-вторых, он хотел бы лично с Вами встретиться, чтобы обсудить варианты изменения статьи. Давайте договариваться, когда мы сможем приехать к нему домой и забрать статью. У Вас какие дни посвободнее?

Глеб Сергеевич Гольдштейн жил там, где живут, наверное, только коренные москвичи – на самой Преображенке. Конечно, шумно: рядом трамвайные пути, постоянно забитое шоссе, но всё равно – это не находящееся у чёрта на куличках Гольяново, в котором обитал Олег.

Квартира у Гольдштейна выглядела очень прилично, отремонтирована с незаурядной дизайнерской выдумкой, но уюта в ней не чувствовалось. Вскоре, когда они обговорили все связанные со статьёй вопросы, словоохотливый хозяин, угощая их противным на вкус зелёным чаем («Очень полезный. И не самый дешёвый, можете мне поверить»), сам вкратце поведал Олегу о своём житье: смерть жены, переезд в новую квартиру, тоскливое безделье, увлечение биографией Александра Македонского…

- Мне очень хотелось бы надеяться на вашу помощь, Олег Иванович. Я же профан в психологии. Получится у нас сотрудничество?
- Безусловно, Глеб Сергеевич. – И про себя подумал: «А куда мне деваться?..»


Неизвестные лица

- С «мелочью» ясно. Что там у нас по старику?
- Живёт один, но в квартиру лучше не входить. В плафоне светильника на лестничной площадке установлена камера наблюдения. Честно скажу, сами случайно заметили. Для пробы закрыли глазок, и кое-как успели уйти. Оказывается, его охрана находится в соседнем подъезде.
- Провели разведку боем? Ну-ну… Надеюсь, свои морды не засветили? Дальше.
- Ежедневно в одно и то же время он выходит гулять и за ним всегда идёт один сопровождающий. На связь выходит каждые десять-пятнадцать минут. Но маршрут у старика очень уж соблазнительный: с Преображенки он идёт в сторону дурдома на набережную. Людей на ней практически не бывает. Движение одностороннее. С чужой тачки прошить из «калаша» ноги и смыться – в лёгкую!
- Согласен… Но шефу такой способ воздействия может показаться грубым и примитивным. Он же у нас театрал. Ему драматургию подавай… Неужели старик больше никуда не ходит?
- Раз в неделю он отправляется в книжный магазин «Буква» – там же на Преображенской площади. Разумеется, тоже с сопровождающим. Но с этой долбанной площади выезжать сложно, быстро оттуда смыться очень проблематично.
- Потоньше ходы есть?
- Старика регулярно посещает одна шлюшка. Наверное, для отсоса, ха-ха-ха… Извините… Один из моих пацанов её немного знает. Типа эскортницы. Специально встречался с ней: устроили как случайную «стрелку», он и разузнал кое-что. Со стариком встречается часто, но только у него дома. Он любитель сам убирать квартиру, стирать и даже готовить. Это я к тому, что других людей у него практически не бывает. Как в подводной лодке живёт, полная автономия, блин! Тёлка за него, естественно держится двумя руками: бабки ей кидают хорошие.
- Бабки и у нас найдутся... Вариант с путаной разработай более тщательно, но не вызывая пока у неё никаких подозрений. Придумай через неё выход на старика. Старый пердун наверняка доверяет ей больше чем нужно. Это надо использовать…
- Понял.
- Итак, один вариант у нас есть – с набережной. Попробуй подготовить и второй – более демонстративный. Например, он выходит со своей шлюхой погулять. Всё равно куда, лишь бы маршрут нам был заранее известен. Можно было бы устроить красивый спектакль: её завалить выстрелом в лоб, а старику влепить пулю куда-нибудь в лодыжку. Но так, чтобы ни у кого не оставалось сомнений, что мы при желании могли бы сделать дырку и в его черепе. Вот и получился бы для начала выговор с занесением в личное дело.
- В какое дело?
- Ну, была раньше такая формулировка. Когда ты ещё пешком под стол ходил. Это не важно... Идея ясна?
- Понял.
- Действуй.

«Бомбила» Юрок

Юрок работал «от бордюра», то есть, бомбил не как легальный таксист, а на свой страх и риск. Причина тому была особая. Четыре года назад его более предприимчивый друг организовал несколько девушек в группу эскортниц, дал в «Московском Комсомольце» объявление и заработали. Функция Юрк; заключалась в доставке девушек по вызову и оказании необходимой помощи. Последнее обстоятельство играло немаловажную роль, и Юрок как никто другой подходил на неё: сто двадцать килограмм хорошо натренированного тела и метр девяносто два роста даже при добродушной физиономии производили на любого клиента необходимое впечатление.

Но лафа и полтора года не продлилась: друг, видимо, с кем надо не поделился. Их бизнес прикрыли с милицейской бесцеремонностью, но потом «вошли в положение» и до суда дело не довели. Юрок вообще отделался «свидетелем». Однако связи с девушками не растерял. Да и они его телефонный номерок не позабыли. Жить-то надо. Они продолжали порознь свою сексуальную самодеятельность, и нередко предпочитали, чтобы в какое-нибудь особенно подозрительное место их подвозил Юрок и поднимался для понта до двери квартиры. Иной раз и уходить приходилось со скандалом. Залетит какая-нибудь к «чуркам», те сутками её и держат у себя. Тут главное – до мобильника добраться и Юрку звякнуть. За подобную помощь ему, разумеется, девушки «отстёгивали» так, чтобы не обидеть.

Светку он с того самого времени и знал. Она поначалу к нему обращалась редко: цену себе знала и держалась в основном за постоянных клиентов. Но в последний год всё чаще скатывалась до всякой шушеры, а там без помощи Юрка работать было опасно. Опускалась на глазах, сама себе в этом не признаваясь. Юрок молчал, хотя жалко дурочку было, да и Светка всегда больше других ему нравилась. Однажды, чтобы побольше заработать, Светка в одиночку отправилась с целым взводом дембелей в сауну и Юрк; пришлось оттуда её чуть ли не на руках выносить. А когда привёз домой, то заносил на четвёртый этаж «хрущёвки» уже в буквальном смысле как маленького ребёнка: сама она шагать по ступенькам не могла.

В тот раз он ей небольшую лекцию и прочитал. Состояла она из пяти или шести предложений, причём больше половины слов были нецензурными. Но основную мысль Светка уловила хорошо и остепенилась. Переключилась на «папиков». Этот контингент тихий и малоконфликтный, и теперь уже Юрк; Светка больше вызывала не по «производственной необходимости», а в знак благодарности, чтобы дать ему самому заработать.

Отношения у них были не то, чтобы дружеские, но как у хороших знакомых. В машине она говорила что-нибудь о погоде, а Юрок - о дороге и гаишниках. Что-то о Светкиной жизни он мог сообразить только по адресам, на которые её возил. В последние месяцы устойчивым остался один – на Преображенской площади. Не вникая в подробности и не задавая вопросов, он как-то не выдержал и, прощаясь с ней на Преображенке, сказал:

- Вот за этого и держись. Не прыгай, как коза, по разным кочкам.
- Знал бы ты, Юрок, какой у него зелёный чай противный!

Внешне всё оставалось нормальным. Вернее – обычным. Нормальной разве такую жизнь назвать можно?

Сам Юрок, с одной стороны, был доволен своей жизнью и самим собой. А что? На героин не подсел, пьёт только пиво. При его работе, когда часа в два ночи могла позвонить какая-нибудь дурёха и сквозь слёзы прошептать: «Юрок, миленький, выручай», особенно не расслабишься. Но с другой стороны, скоро ему тридцатник стукнет. Уже не мальчик ночами в полглаза спать. Да и старую тачку наконец-то сменил на просторную модель «Тойоты». Её теперь холить и лелеять надо, а не мотать по разным закоулкам. А всех денег всё равно не заработаешь. Что-то пора менять...

Мысли в голове Юрк; всегда созревали медленно. Но, созрев, на языке уже не задерживались. Поэтому, когда он в очередной раз высадил Светку на Преображенке, то вместо прощания сказал:

- Хватит тебе прыгать. Вышла бы за меня замуж.
- Что ты сказал? – повернулась к нему Светка.
- Замуж, говорю, за меня выходи. Сколько можно прыгать?
- Юрок, ты хорошо подумал, прежде чем мне это предложить?
- Я уже давно об этом думаю. Мы же с тобой пять лет знакомы… И я тоже зелёный чай не люблю…
- Господи, Юрочек… Ну, ты и сказанул! Давай так решим. Я часа через три тебе позвоню. Отвезёшь меня домой, тогда спокойно всё и обсудим. Только ты сам ещё раз всё хорошенько обдумай. Я ведь и согласиться могу.
- Ну и соглашайся.
- Поговорим при встрече. Жди моего звонка, Юрок…

*

В тот вечер на набережной Светка была убита выстрелом в голову, а Глеб Сергеевич легко ранен в левую голень, даже кость не задели.

Юрок, так и не дождавшись её звонка и не находя Светку дома, стал опрашивать всех её подруг. И только на третий день узнал о происшедшем.

Он купил пять бутылок «Путинки», приехал к себе домой и отключил мобильник. После первого стакана снова взял телефон и запустил им в стену. «Нокия» разлетелась на куски…

Юрок налил второй стакан и почувствовал, что по щекам у него текут слёзы…

* * *

Февраль-март, 2006.