ВЕРА 24
Угомонилась, вытряхнула последний снег зима, первые лучи весеннего солнца весело растапливали твердый наст, выжимая из оплывших сугробов остатки воды. Зажурчали ручейки, образуя огромные лужи, На пригорках обнажилась земля: сначала робко, небольшим потоком, постепенно набирая силу, глухо забурлил “Дунай” подтачивая берега, произвольно меняя русло и наполняя озера почти до самой боровой кромки.
В один из поздних вечеров Павлу, носившему шрамы-отметины от клыков Грома и собравшемуся взглянуть на разлив лога, пришла в голову дерзкая мысль зайти за собакой, которую натравил на него по приказу Петр Ильич пару лет назад. Прихватив поводок, уже по темноте, он вошел в ворота Вериного дома. Света в окнах не было, поскольку тетя Шура в нем больше не проживала, выставив дом на продажу, а заходила, чтобы покормить собаку. Пес спокойно сидел на цепи и на подошедшего парня даже не среагировал. Что-то в нем было не так, куда-то исчезла его звериная агрессия, и он приветливо помахивал хвостом. Без боязни сняв цепь и пристегнув ошейник, Пашка повел послушного пса по дороге.
Навстречу по противоположной стороне улицы двигалась молодая пара. Из кассетного портативного магнитофона раздавался хрипловатый голос опального, неуживчивого с властью певца: “дом хррустальный, на гор-ре - для неё, сам как пес бы, так и ррос - в цепи, рродники мои сер-ребряные, зал-лат-тые мои ррос-сыпи…” Темный вздувшийся “Дунай” находился на самом пике половодья и дохнул ему в лицо ледяной прохладой. Он подошел с собакой к обрывистому берегу и остановился в раздумье, глядя на бурлящую воду, и тут Гром, вскинувшись, по-приятельски положил человеку лапы на грудь и доверительно лизнул в щеку.
От неожиданности парень опешил, и вся злость на собаку мгновенно испарилась. Затем беспокойно поерзав, кобель уселся столбиком у его ног, выжидающе глядя на него, как бы спрашивая, зачем ты меня сюда привел? В разрывах туч показалась луна, и глаза собаки жутко, по-волчьи, засветились, словно два желтых фонарика. Парню стало не по себе. Со словами “Молодец, Гром, ты хороший пес - беги!” - потормошив ему загривок, он отстегнул поводок. Тот, почуяв свободу, радостно залаял и вмиг скрылся из виду.
Оставшись один, Павел долго смотрел на невидимую во тьме, куда-то стремящуюся извечным путем талую разбуженную воду, пытаясь понять и проникнуть в её непостижимую тайну. На пути к дому он думал о том, что Грома когда-то маленьким щенком поила из миски молоком Вера, трепала его за ушки и улыбалась. Он пришел к выводу, что осиротевший пес, узнав его и повинившись, принял за полноправного хозяина, поскольку уже не было в живых ни Веры, ни Петра Ильича. О, если бы ему удалось повернуть время вспять! - он бы сумел найти иные ходы в ряду своих поступков и переиначить канву событий, за это многое бы отдал, не пожалев и жизни…
Первые месяцы спокойный, размеренный домашний уклад даже несколько раздражал - ведь никто по утрам не вопил тошнотворным голосом “рота, подъем!” и не загонял в строй. Зато ночами бог сна Морфей устраивал с ним каверзы: его одолевали всегда одни и те же видения, что он снова в казарме и трубить ему еще ого-го! - как медному котелку. Он приходил в ужас и просыпался в липком поту, с огромным облегчением осознав, что это всего лишь, сон.
Едва сошел снег, а полноводный лог обратился в небольшой ручей, грозя через день-другой иссякнуть и уйти в песок, Павел направился на кладбище. За его воротами, в ложбине еще лежал длинный язык крупнозернистого снежного наста, но он не проваливался и удерживал вес человека. Могилу Веры он нашел сразу и зайдя в оградку, присел на скамейку, но долго не усидел - упал на колени, обнял и до боли скреб пальцами поросший сухим сорняком холмик не успевшей еще толком оттаять земли: из горла вырывался хрип, плечи его вздрагивали.
“Как же так? - думал он, - это же величайшая несправедливость, я живу, дышу, существую, а Веры нет. Есть вот эта оградка, могильный холмик, металлическая тумба со звездочкой, а Веры больше нет. Под ним все, чем он так восхищался, что так любил, что было её сутью". Слезы лились из его глаз, но он не замечал их, припав к могиле и содрогаясь в рыданиях. Немного придя в себя и утерев тыльной стороной ладони не присущую мужчинам влагу, налил полстакана водки и выпил, не ощутив крепости. Затем достал из кармана пригоршню карамелек в цветных обертках и бережно положил их на плоскость тумбы.
- Не чаял, не гадал я о подобной встрече с тобой, дорогая Вера. Что же мне делать и как дальше жить без тебя? - словно с живой разговаривал Павел с той, что была его любимой, которая могла одной лишь улыбкой расцветить его судьбу в немыслимо яркий окрас и заставить биться сердце сильнее. Уже стемнело, когда Вербин, поклонившись и вымолвив “прости”, покинул последнее пристанище Веры. Перед уходом под корень выполол, убрал бурьян, приведя место упокоения в порядок. Хмель совсем не подействовал на него.
В последующие дни он зачастил на кладбище, едва ли не днюя там и ночуя, приходя домой с опухшим от слез лицом: односельчане, приходившие поминать родственников, часто видели его на Вериной могиле. Как-то раз на проволочную дугу выцветшего бумажного венка безбоязненно села необыкновенная птичка. Повертев головенкой с агатовыми глазками-бусинками, она уставилась на парня, издав переливчатую трель. Вербин от удивления замер.
Своей необычайно яркой раскраской оперения она напоминала гостью из тропиков - rara avis. Такие птицы в этих широтах не водились и были несвойственны климату Сибири. Она сидела на расстоянии протянутой руки и долго не улетала, умильно кося глазками на человека. Наконец, тронув клювиком цветок, будто поправив на нем складку, райская птичка упорхнула. По спине прошел легкий озноб, парень подумал: не иначе, это душа любимой прилетала ему в утешение. Именно тогда под вечер он как будто услышал голос Веры: “Паша, не уходи, побудь со мной…”
Он, уже на грани психического расстройства, возликовал: “Простила она меня, наконец-то простила!..” Вечером, сидя на кровати и уставившись в одну точку, теребил руками и гладил голубой шарфик Веры. Не на шутку обеспокоенная мать вызвала его на разговор:
- Уехать бы тебе надо, сынок. Мало проку от переживаний. Необходимо что-то менять. Ты измучил себя и меня, нельзя так. Не спишь ночами, куришь помногу, а днем словом со мной не обмолвишься… Собирайся и завтра поезжай в город, другого выбора нет, - с этими словами она с трудом отняла у Павла дорогую реликвию. Голос матери вывел сына из прострации. Реальность вернула его на землю и требовала действий. Теперь его здесь ничто не удерживало. Нужно было начинать жизнь с нуля. За окном дробил, резвился проливной дождь, сродни тому, весеннему, что одарил его с Верой той первой, неизгладимой, незабываемой встречей.
Ушел…
Но знаю всей душою -
Нам друг от друга не уйти.
Я знаю, я всегда с тобою, -
Я перекрою все пути!
Я - дом твой, я - твоя дорога,
Ты ходишь с именем моим.
В тебе меня настолько много,
Что нету места там другим.
И сколько б женских глаз ни встретил -
Мои глаза увидишь в них.
Я для тебя одна на свете,
И тут не может быть других.
И чьи б ни слышал голоса ты -
Услышишь в них меня одну.
Коснусь тебя ветвями сада,
Глазами полночи взгляну.
Когда домой вернешься поздно,
Ты снова вспомнишь обо мне.
Я стану дымом папиросным,
Я стану звездами в окне.
Через любые километры
До сердца сердцем дотянусь.
В окно влечу я нежным ветром.
Закроешь - бурею ворвусь!
Есть у любви своя отвага!
Влетев в твой дом, в твой мир,
В твой быт,
Смешаю все твои бумаги,
Всю жизнь смешаю, может быть…
Не смеешь ты меня забыть!
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
Здесь и выше приведены два стихотворения армянской поэтессы Сильвы Капутикян, столь горячо любимой и ценимой Верой. Её голос сливается в унисон с голосом главной героини романа, словно предопределяя краткую, вспыхнувшую, подобно комете, судьбу девушки. Матрица времени стала иной: более полувека прошло с тех пор, как Вера ушла из жизни, но память о ней в его душе не угасла, а встречи запечатлелись до мельчайших подробностей.
Мечтается и мыслится Вербину, что будет когда-нибудь создан памятник влюбленным, и неважно: на “Маяках” или на “Сопке Любви”, любой другой возвышенности, и видится он ему так: их современные двойники, юноша и девушка, стоят, взявшись за руки, неотрывно глядя друг на друга - полевой ветер треплет им волосы. Неподалеку у березки прислоненные один к одному велосипеды. Каждый год, возвращаясь к этой высотке, смыкая связь поколений и надмирно сияя, обязательно расцветет в небе живая радуга.
Что им суждено, этим двум молодым людям, какая выпадет участь, как сложится в дальнейшем их жизнь и судьба - никому пока не известно. А с этих страниц, дорогой читатель, они открыли тебе свою непростую, трагическую историю любви. Во всяком случае, думается: для новых поколений влюбленных она станет более счастливой и благополучной. Просто не может быть по-иному.
PS. Сразу после гибели девушки по селу ходило множество слухов и выдумок о причинах случившейся трагедии, и ни один не отвечал истине: домыслы и догадки выдвигались самые разные. Теперь, на этих страницах поставлены окончательно точки над i. Некоторые имена действующих лиц незначительно изменены, у многих героев подлинные имена и фамилии, иные вымышлены. Увы, большинство друзей и персонажей романа за минувшие годы ушли из жизни - время бесстрастно и не щадит никого. Право на вымысел и взгляд на подлинность событий и действий, происходящих в произведении, остается за автором.
Январь 2017 - октябрь 2021 гг.
Свидетельство о публикации №218101900776
Написано хорошо, чувствуется, что автор работал серьезно и тщательно. Эмоционально передано всё, остается послевкусие грусти и тоскливой печали. Ощущение страшной потери не покидает. Так сильно передан главный сюжетный момент.
С Уважением к автору, М.
Мирослава Завьялова 23.03.2020 22:06 Заявить о нарушении
Но любовь сильнее смерти и не проходит со временем, она жива в моем Л.Г. Вербине,
т.е. во мне. Работа над произведением заняла много времени: смешались дни и ночи - целых три года пестовал роман и буквально до сегодняшнего дня вносил правку. Это, как войти дважды в одну и ту же реку, к тем семнадцати и пятнадцатилетним... На это нужно было решиться и пойти наотмашь. Насколько удалось оживить Галатею не мне судить - теперь он в свободном плавании. Вы очень образно отметили послевкусие, именно так оно и есть. Все тут: крик души, исповедь и вечное раскаяние... Ваши отзывы и комментарии одни из лучших, спасибо! С уважением и теплом, Павел
Павел Явецкий 25.03.2020 07:50 Заявить о нарушении
Повторю, что чувства переданы и читатель не может не прочувствовать все.
То, что писалось тяжело, понятно. Душа обнажена, а читателю досталось прикосновение к чужой боли.
Казалось бы, чужой - но очень сильное и яркое описание даёт ощущение родственности с героями.
Увидела как-то вот так.
Мирослава Завьялова 25.03.2020 08:08 Заявить о нарушении
Правда, он выведен под именем Николай Веснин. Это рассказ "Вагонетка", Вы его найдете легко через Яндекс: проза РУ, фамилия автора и название. Он был написан
до появления романа на свет. Там есть и фото Пашки Вербина... Заходите.
С уважением, Павел
Павел Явецкий 25.03.2020 10:23 Заявить о нарушении