Подкова на счастье. гл 1 Поездка в деревню

 Глава первая

Поездка в деревню


Человек рождён для творчества, как птица для полёта.
Желание творить свойственно всем людям, но не все  желают это делать.


Федор Бурков, деревенский механизатор, приехал в город по делам, ему следовало закупить запчасти для своего трактора, а заодно и карбюратор для стареньких «жигулей»

Машину он остановил на стоянке возле автомагазина, рядом припарковался корейский кроссовер, из которого вышел молодой человек, лет сорока, среднего роста, плотного телосложения, коренастый, с усами, опущенными ниже уголков губ, и длинными волосами, падавшими ему на плечи.  Быстрые движения говорили о его темпераменте, впрочем, молодой человек никуда не торопился, а сосредоточенно глядел перед собой.
Мужчина держал в руках воздушный фильтр из салона кроссовера.

Перехватив взгляд Фёдора, хозяин «корейца» поднял в правой руке фильтр, показывая незнакомцу, произнёс:
— Уже третий магазин объехал, нигде фильтр не могу купить.

— На то они и иномарки, что на них ничего достать нельзя, поэтому я своей  «Ниве» не изменяю, уже десять лет на ней езжу, хорошо, что у неё в салоне такого фильтра нет, —  Федор сказал эту фразу, а сам в сердцах подумал: «Чувствую, ещё десять лет на ней придется ездить!». Механизатор мысленно выругался.
Буркову надоело ездить на старой машине, которую приходилось все время чинить.
 
Федор жил один, два года назад умерла его мать, а  пустота от потери жила в нем до сих пор, хотя последнее время острое чувство утраты начало притупляться. Жизнь в деревне не давала расслабляться, требуя от всех сельчан напряженной работы. Постоянный ремонт «Нивы» уже превратился в хобби.

Федор ещё раз взглянул на незнакомца, подумал: «Никак хиппи какой-то, а, может, служитель культа?»
Он зашёл в магазин одновременно с владельцем « корейца».

Помещение оказалось большим супермаркетом, несколько раз Федор сталкивался  с новым  «знакомцем»  в разных отделах, на выходе они опять встретились.
«Это не к добру», —  подумал Бурков.

— Вот, наконец-то купил фильтр, а заодно и новые коврики для машины, —  произнёс, улыбаясь,  незнакомец.
«Мог  бы ещё со старыми ездить», —  подумал Федор, заглянув в салон кроссовера.
— Меня зовут Денис, Денис Антонов, —  опять улыбаясь, произнёс незнакомец, протягивая правую руку для рукопожатия.

В ответ Федор улыбнулся и подумал: «Ты смотри, городской — а приветливый, и рука у него крепкая, неужто «качок»?».
—  Федя, Федор Бурков. Ты, наверно, местный,  —  ответил на рукопожатие, сразу перейдя на «ты».

— Да, местный, живу в этом городе уже пять лет, —  Денис открыл багажник машины, положив туда воздушный фильтр и новые коврики.
Федор подошёл, увидев этюдник, холсты и краски, удивленно спросил:

—  Так ты что, художник? —  произнёс Бурков, с завистью глядя на кроссовер.
—  Ты угадал, художник. Во всяком случае, пытаюсь им быть, —  добавил Денис.
—  И что ты рисуешь ?
—  Предпочитаю писать природу и природные ландшафты.

— Ну тогда тебе нужно ехать к нам в деревню, вот где ландшафтов с головой хватает, пиши — не хочу. Главное, такой красоты мало где увидишь, сейчас кругом одни мусорные свалки.
— И где это место? — заинтересовался художник.
— Деревня Широкино, в двух часах езды отсюда, это районный центр.

— Я слышал об этой деревне, —  сказал Денис, внимательно глядя на своего собеседника, отмечая все детали характера, подумал: «Здоровяк, на Шрека похож, и шрам через все лицо. Может, его кошка поцарапала, а может, он из породы невезучих?».

—  Ну раз слышал, приезжай, не пожалеешь. Я живу один, у меня и остановишься, а у нас действительно хорошо, лес, речка, плес… Храм, правда, разрушенный стоит, но уже новую церковь строят, —  произнес механизатор.

—  Я правда слышал, что у вас там живописные места, мне давно хотелось побывать в ваших краях, а тут выдалась возможность, появилось свободное время между заказами.
—  Так ты над чем работаешь? — спросил Федор уже заинтересованно.
—  Сейчас делаю роспись  в театре, — ответил художник.

—  Интересно, а я за свою жизнь один раз был в театре, и то в школе, когда наш класс на «Золотой ключик» возили. Буратино с длинным носом мне понравился.

— Буратино всем нравится, —   улыбнулся художник, глаза прищурились, образовав морщинки в уголках, —  я в детстве этот образ больше всего любил,  на каждый Новый год длинный нос себе привязывал на веревочке.
 Федор засмеялся, представив Дениса с длинным носом.

—  Ну, вот тебе мой номер сотика, приедешь в деревню спросишь дом Фёдора Буркова, тебе каждый покажет.
Федор и Денис пожали друг другу руки и разъехались со стоянки.

Оказавшись дома, Денис мысленно возвращался к этой встрече, на мольберте стоял незавершённый холст,  на дворе —  золотая осень и буйство красок. Это самая любимая пора всех художников.  Денис ещё любил раннюю весну, когда распускаются первые листья и мир обновляется после зимы.

Антонов вспомнил своего первого учителя, художника-мариниста Вадима Петровича Ожегова. Свою первую этюдную практику он прошёл вместе с ним.  Старый художник, уже лысый и подслеповатый, невысокого роста и худощавый, Вадим Петрович удивительно чувствовал цвет и он писал цветом.

—  Денис, —  говорил учитель, —  ты только входишь в мир искусства, а когда войдёшь, перед тобой откроется вся страна, ты станешь по иному думать и мыслить другими категориями. Сейчас ты самоуверенный молодой человек со своими амбициями, свойственными молодости, но когда ты начнёшь сомневаться, когда глубокие раздумья проложат борозды на твоём лице , эти морщины подскажут тебе в чем ты был не прав, но будет уже поздно.

Сейчас ты должен много работать, но работать не просто так, а вдумчиво анализировать и находить решение по любому поводу. Приучи себя мыслить как художник и философ, это всегда поможет в твоей работе с холстом и натурой, какой —  бы она не была.
— Вадим Петрович, а как Вы начинали? —  спросил ученик.

— О, это было давно, я доставал уголь из печки и рисовал на чем ни попадя, думая о художниках, что они —  святые люди.
Прошло уже много лет, Ожегова давно нет в живых , но слова своего первого учителя Денис запомнил на всю жизнь.

Сборы оказались недолгими, уже через три дня загрузившись этюдником, красками и холстами, взяв продукты в дорогу, Антонов ехал в деревню Широкино.
Как оказалось, Бурков не соврал, в деревне его каждый знал. Художник быстро нашёл дом, подъехав, посигналил.

Вышел Федор —  коренастый, косая сажень в плечах, широкая улыбка на лице.  Хозяин дома шёл навстречу Денису, слегка прихрамывая, вытирая тряпкой руки, подойдя ближе, глянул весело на художника, а сам сказал:
— Ты че сигналишь, у соседей ребёнок маленький в это время спит, поэтому тут все стараются тихо ездить.

—  Извини, Федор, я не знал, надо было предупредить, когда говорили по телефону.
Бурков открыл ворота и художник въехал на подворье, где под навесом стояла Нива с открытым капотом.

— Я как раз меняю карбюратор , руки в масле поэтому не подаю, но я рад, что ты приехал. Художники у нас в одно время вместе с мамонтами исчезли, правда приезжал один два года назад, купался на речке и этюды писал. Машка от него забеременела, теперь одна мальца растит, тоже художником будет, дома карандашами все стены изрисовал.
—  Художники все такие, —  сказал Денис.

— Что, в каждой деревне девок портят, а потом  бросают и уезжают? — насторожился Федор.
— Нет, конечно нет, —  начал оправдываться Денис. —  Я в том смысле, что рисовать начинают с младенчества, если в детстве взял карандаш, то по жизни точно художником будешь.

— Значит, если у меня в детстве карандаша не было, а я взял лопату, то кем по твоему я должен вырасти? — спросил Федор, внимательно глядя на художника.
— Могильщиком пролетариата, нет — могильщиком капитализма, — сказал Денис и опять улыбнулся. —  Не обижайся, я же пошутил.

—  Да понял я, понял, художник шутливый попался. Ладно, Денис, я к твоему приезду обед приготовил, нехорошо гостя за пустым столом встречать. Пойдём в дом, покажу тебе твою комнату.

Дом оказался просторный,  высокий  с покатой двускатной крышей, покрытой шифером. Шифер уже старый, местами, с северной стороны, мохом порос, стены выложены  из кругляка,  верхние венцы — из кедра, в середине — сосна.

—  Вот как раньше строили дома. Нижние венцы — из лиственницы, если она не подсочена и в ней живица сохранена, значит, будет такое бревно столетиями лежать. Слышал —  Венеция вся на сибирской лиственнице построена, —  гордо произнёс Федор.
—  Да, слышал и удивлялся.

— Лиственница  в воде железится, становится прочной  и приобретает новые свойства, —  продолжил свой рассказ Федор, глядя на художника. — А вот твоя комната. Когда-то это была мамина спальня, но  мамы не стало, я сделал ремонт, заменил полы и мебель, вот только комод оставил  и стол, она любила эти вещи.

И правда, старинный резной комод, круглый стол, с точеными ножками выделялись своим видом на фоне современной стандартизированной  мебели из ДСП.  Ещё на стене осталась фотография в раме и в углу икона —  Матерь Божья с младенцем Иисусом.  Фотография была старая, черно-белая, на ней — три человека, мужчина в костюме пятидесятых годов и женщина, на коленях у которой сидел мальчик.

— У  тебя красивая мама была, —  сказал художник. —   А что случилось с отцом?
—  Отца медведь поломал, когда я ещё маленький был, его не помню. Мама рассказывала, сильный человек был, в одиночку на медведя ходил, но вот медведь сильнее оказался.

— Сочувствую тебе, прими мои соболезнования, Федя. А вот мои родители живы, на юге живут, в Крыму, в Севастополе, так что я сам оттуда. Сорок лет назад там родился, - добавил художник, —   хотя я появился на свет в Мурманске, но когда мне был годик, родители переехали в Севастополь.

—  Так ты на три года меня младше, салага, ну все —  будешь дежурным по кухне.
—  Есть, товарищ начальник, — тоже шутя, ответил Денис.

— Так, через десять минут жду тебя на кухне, вот только руки помою и переоденусь, —  Федор вышел из комнаты, закрыв за собой дверь.
Денис ещё раз осмотрелся, сел к столу и повернул голову к углу , где сияла икона  накрытая сверху и по краям вышитым полотенцем.

Икона была настоящая, написанная на липовой доске, в окладе. Лики и руки потемнели, но все равно образ Богородицы и младенца Иисуса прочитывались, угадывалась рука мастера.
Денис перекрестился.

—  Отче наш, Иже еси на небесах! Да святится имя Твоё, да приидет Царствие Твоё, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли....
Художник, закончив читать молитву, трижды перекрестился:

—  ...Господи, ум мой просвети и сердце, и устне мои отверзи... Господи, помилуй! —  трижды повторил Денис, снова перекрестился и поцеловал оклад иконы.
Художник вернулся к своим вещам, достал из сумки спортивное трико и переоделся.
В кухне, на столе его ждало жаркое из кролика, маринованные огурцы и помидоры, наливные яблоки и вишневый компот.

Денис принёс продукты из машины  и большую бутылку виски.
Еду художник положил на край стола, а бутылку поставил по середине.
— Ну, Федор, ты постарался, носом чувствую, что моя этюдная практика удастся на славу. Кстати, у тебя лёд есть ? Виски желательно пить со льдом.

—  Мы вашим заморским штучкам не обучены, поэтому предпочитаем простую сорокаградусную нашу русскую водочку, — парировал хозяин дома.
— Похвальный патриотизм, поддерживаю, восхищаюсь твоим усердием шеф-повара. Кролика сам подстрелил?

— Кроликов я развожу, этот созрел для твоего приезда. Картошка в огороде растёт, а что касается консерваций, по этой части у меня тетка спец, тетя Клава тебе замаринует что угодно и кого угодно. А что ты думал, мы тут в деревне — на подножном корму, иначе не выживешь, - добавил Федор.

— Вот и славненько, а руки где можно помыть? — спросил Денис.
Федер отвёл гостя в пристройку дома, где находились унитаз  раковина, ванна и душевая кабина, в углу стояла стиральная машина.

Художник удивился
— Да ты в коттедже живешь! Тут все удобства.
Хозяин дома  довольно улыбнулся:
—  И мы не лыком шиты, и чай ложкой не хлебаем, и руки из правильного места растут.

— Удивил, Федя, руки у тебя действительно из правильного места растут, — произнёс художник, открывая кран над умывальником. — Гляди, и водичка свеженькая побежала.
Федор опять  улыбнулся, закрыв дверь, вышел на кухню. К приходу художника кубики льда в стеклянной  вазе уже стояли на столе, рядом лежали щипцы для льда.
Первый тост произнёс Денис.

— Федя, хочу выпить за тебя и твоё гостеприимство, и ещё за твоего кролика, надеюсь, ему  будет хорошо в наших желудках.

Первый глоток виски со льдом,  мягко обжигая гортань,  прошёл, оставив приятное послевкусие.
Выпив ещё половину налитого стакана,  Денис положил в тарелку жаркое и принялся за кролика.

В это время художник услышал стук в дверь, которая сразу отворилась, вошёл неизвестный мужчина среднего роста с рыжими волосами, круглым лицом, большими ушами и широкой улыбкой, на носу его сидели очки с толстыми стёклами.

— Я, кажется, не вовремя, —  сказал мужик, присаживаясь к столу и протягивая руку Денису. — Меня с детства Степаном зовут, хотя бабушка, царство ей Небесное , называла Степой.

Художник, не вставая со стула, пожал руку, про себя отметив крепкую ладонь Степана.
— А меня — Денис, хотя дедушка, учитель английского языка называл меня Деном.

— Ден, отличное имя. Я английский не знаю, но тоже буду тебя так называть, — невозмутимо произнёс новый знакомый, встал из-за стола, взял из буфета тарелку, вилку и стакан, затем снова сел на своё место. После этого Степан снова поднялся, взял виски и налил каждому, добавив: — Лёд по вкусу каждый добавляет себе сам.
 Федор молча, улыбаясь, следил за действиями приятеля.

Денис посмотрел на Степана, потом на Фёдора и снова на Степана.
Новый гость перехватил взгляд.

— Что? Что-то не так? Я имею полное право на кролика, я сено косил.
— Это правда, — сказал Федор, — Степа меня постоянно выручает, он замечательно умеет косить. Не скажу, что поэтому, но он — мой друг. Надеюсь, Денис, он тебе тоже понравится.

— Так ты тост сказал, — произнёс, улыбаясь, Степан. —  Значит, за меня.
Степан понравился художнику своим радушием, и даже его бесцеремонность сыграла в этом первую роль.
— Так ты чем по жизни занимаешься, Степан? —  спросил Денис.
—Видишь ли, Ден, я электрик, — гордо ответил Федин друг.

— А, понятно, значит, это ты помогаешь в Широком снимать напряжение молодым девушкам!
Наступила очередь смеяться Фёдору.
— Ага, Степа, вот ты и попался, 1:0 в пользу художника.

— Так Ден художник, так это в корне меняет дело, — засмеялся Степан  — И что ты рисуешь, и чем? — обратился электрик к художнику.
—Природу — мать вашу, — ответил Денис. — А пишу я маслом.

— О, напиши мне рыбные консервы, только рыбу с маслом отдельно, — хитро улыбнулся Степан.
— Это можно, если рыба будет под напряжением, поэтому мне понадобится натура. Будешь позировать в позе голого угря, всунувшего два пальца в розетку, — парировал Ден.

Тут уже все засмеялись.
Теперь наступила очередь Фёдора разливать.
—Так, други мои, поскольку кролик приказал долго жить, переходим на подножный корм, режем арбуз, так что твоё заморское пойло, Денис, будет как раз кстати.
Федор разлил виски, добавив каждому по три кубика льда.

— Предлагаю выпить за нашу художественно-механически-электрическую компанию. Хорошо сидим, значит, пора начинать жизнь с ноля и будем искать фазу.
— А если я уже нашёл? — улыбнулся художник.

— Тогда ты — счастливый человек, что ж придется пить за твою фазу, — улыбнулся в ответ Федор и протянул стакан в сторону Дениса.
— Присоединяюсь, — торжественно произнёс Степан, поднимаясь со стула.
Вечер прошёл в тёплой, дружеской обстановке.

Выпив, Федор поставил на стол стакан , кивнул в сторону Степана.
— Вот сколько с детства знаю Степана, сколько его руки постоянно тянутся к электричеству. Как только где кусок провода увидит, сразу — цап его. Ну вот видишь, художник, до чего мой друг дошёл?
 — До чего? — спросил растеряно Степа.

— Сапёр в жизни ошибается один раз, а Степа перед тем, как хвататься за оголённые провода, ещё научился танцевать.
Художник рассмеялся, а Степан сразу не понял эту шутку и сидел, открыв рот, крутил головой, но улыбнулся, когда до него дошла шутка электрик тоже расхохотался.


Продолжение
http://www.proza.ru/2018/10/20/1017