Новогодние каникулы. Глава 23. Возле здания суда

— Павлик! — мать передала сыну телефон. — Тут какая-то девочка звонит про какую-то собаку — ничего не пойму.
Терпеливо выслушав незнакомого абонента, сын озабоченно почесал в затылке.
— Мам, это же Светка, соседка бывшая, она еще замуж за Панкратова Кольку вышла перед самым нашим переездом. Вспомнила? А что за собака я тоже не врубился — надо съездить посмотреть, и заодно забрать их вещи, — он кивнул головой на дверь бывшей комнаты матери.
Любовь Ивановна с болью в груди и жалостью наблюдала, как осторожно сын стучит в дверь одной из комнат собственной квартиры, как неуверенно заходит. Мать знала, что ее сын шалопай и ветреник — знала и не одобряла: ругалась, выговаривала, стыдила, столкнувшись рано утром в ванной с заспанной незнакомкой, показательно с сыном не разговаривала, но Пашка только смеялся, целовал мать в щеку и мчался на очередное свидание с очередной девушкой. Беззаботный и неугомонный, своих подруг он менял с несвойственным ему постоянством — ни одна из целой вереницы симпатичных девушек (а среди них были и настоящие красавицы!) не смогла зацепиться в его сердце, а это искалеченное, потерянное создание, к тому же еще обремененное чернокожим ребенком, смогло, не прилагая к этому никаких усилий. Даже напротив, Марина отталкивала Павла от себя, ни с кем почти не общалась, даже с дочерью, большей частью лежала, закрывшись в комнате, и смотрела в пространство перед собой рассеянным взглядом. Двигалась словно на автомате, когда нужно было ехать в поликлинику на осмотр или на беседу к следователю, безжизненное лицо ни разу за все это время не озарила улыбка. Синяки и отеки у нее постепенно сошли, из-под них появилось бледное изможденное страданиями миловидное личико, вот только раны на душе все еще кровоточили, Любовь Ивановна словно наяву видела эти раны и знала, как трудно выходить из депрессии — слишком много лет прожила на свете.
Как только эту девушку выписали из больницы Павел по своей инициативе наведался к ее матери, да не один, а вместе с Дашей, чтобы ее бабушка не подумала, будто он жулик какой-нибудь или аферист, однако, все предосторожности оказались излишними. Потом сын растерянно рассказывал, как женщина, которая вырастила Марину, не пустила дальше калитки ни его, ни внучку, причем, на девочку еле взглянула. Молча вынесла пакет с документами, молча передала и вернулась в дом, по-прежнему, не сказав им ни словечка, на Дашкины призывы «бабуля, бабуля» никак не отреагировала, словно ее они не касались. Потрясенная девочка мужественно боролась со слезами всю обратную дорогу, но под конец не выдержала и, размазывая слезы по щекам, пожаловалась, что надеялась забрать медведя, который скучает там без нее. Поэтому из своей неудачной поездки дети вернулись нагруженные коробкой с огромным плюшевым Топтыгиным ростом больше, чем сама Даша.
— А ты уверен, что нужен ей, сынок? — с горечью спросила мать.
— Она мне нужна, мам, — ответил сын. — И Дашка.
— Она даже не замечает тебя.
— Ничего. Пусть только поправится — заметит. Я все сделаю, чтобы она меня заметила.
Больше Любовь Ивановна не задавала ненужных вопросов…
* * * 
Марина рассеянно проследила, как за Павлом закрылась дверь. Вроде он что-то сказал ей: слова, как обычно в последнее время, распались на отдельные звуки и некоторое время тихо звенели под самым потолком. После освобождения из подвала что-то случилось с ее восприятием внешнего мира: Марина видела артикуляцию окружающих ее людей, слышала голоса, но мозг отказывался воспринимать информацию, слова отскакивали от нее, как горох от стенки, терялись, закатывались в темные углы большой квартиры. Новое состояние пугало, но Марина и так оказалась обузой чужим людям и новыми проблемами грузить никого не хотела. Нужно справляться самой, а не выпрашивать помощи у посторонних. Проблем всем хватает своих — так учила ее мать, так она сама внушала своей дочери. Чтобы окружающие не восприняли ее молчание как проявление невежливости, неблагодарности или прямого хамства, она уходила в комнату, ложилась или садилась в кресло у окошка и слушала звуки. Иногда ей казалось, что удается ухватиться за скользкий кончик одного из них:
— Пабликпабликпаблик!
Этот звук довольно часто раздавался в доме, и Марина научилась выделять его из общей какофонии. Когда она уставала напрягаться и прислушиваться, безрадостные мысли о проклятой судьбе незаметно просачивались из густого ватного тумана, в котором она оказалась, и полностью заполняли собой голову.
Случилось то, что могло случиться только с такими неудачницами, как она, и как только эти добрые люди устанут с ней возиться, как только им надоест терпеть ее у себя в доме — они с дочерью окажутся на самом дне, в сточной канаве, где ей самой, может быть, и самое место, но не Дарье. Почему она не оставила ее в Вяземках? Испортила жизнь своему ребенку! У матери характер не сахар, но худо-бедно позаботилась бы о внучке, как-нибудь вырастила бы ее. На следующий год нужно отправлять Дашку в школу, а у них даже жилья теперь нет — какая уж тут школа!
В поле зрения попался громадный плюшевый монстр, поселившийся в углу их комнаты. Какой славный все-таки этот Павел, как жаль, что она никогда не сможет ответить на его заботу, знаки внимания, оказанные Дарье, на его бережливую нежность по отношению к ней самой. Единственным человеком, с кем она была действительно близка: и духовно, и физически был Нголо, и верность ему, любовь к нему Марина хранила в себе целых семь лет. Но теперь, поневоле отрешившись от общения с другими людьми, машинально разворачивая страницы памяти, размышляя о прошлом, перебирая воспоминания, от которых всегда мучительно и сладко замирало сердце, она вдруг не почувствовала ничего, словно вспомнила о давно забытом, встреченном случайно незнакомце, даже не сама вспомнила, а кто-то щедрый разрешил ей воспользоваться чужой памятью. Нголо. Предатель! Где он был, когда она украдкой от коменданта общежития пробиралась на случайные заработки, чтобы прокормить его дочь, когда бежала от матери, когда избитая и искалеченная лежала в пыли и бетонной крошке в том подвале?! Думал ли он о ней хоть раз за все эти семь лет? Впервые воспоминания разбудили в ней гнев, однако непривычно-громкие звуки из прихожей заставили отвлечься. Среди гомона голосов и узнаваемого речитатива «пабликпабликпаблик!» появился новый — необычный и любопытный. Марина медленно поднялась и вышла из комнаты.
* * *
— Батюшки мои родимые! Да зачем же ты сюда ее привез-то?! — Любовь Ивановна ахнула, глядя на грязное чудовище, с ввалившимися клокастыми боками, развалившееся на чистом полу прихожей.
— Р…р…р… — глухо проклокотало оно в ответ.
— Тихо! Лежать! — приструнил Павел собаку.
Пес недовольно улегся возле его ног, но не сводил настороженного взгляда с окруживших его людей с незнакомыми запахами. Последние несколько месяцев своей жизни он отвык доверять двуноним.
— Это будет мой щенок, бабуля Люба! — Даша прыгала возле него, цепляясь за руку. — Я назову его Бутуз! Да, Паблик? Он будет спать в моей комнате! Паблик, да?
— Мам, его надо накормить, — не отвечая Дарье, но удерживая ее за руку подальше от собаки, попросил Павел.
— А может его вымыть сначала? — присоединилась к прениям Катерина. — Я могу сходить взять у Ленки Синцовой собачий шампунь и специальную чесалку, колтуны вычесывать!
— А на шею повяжем бантик, как у Леди из Бродяги! Да, Паблик?
— И еще его надо отвести к ветеринару — мы с Вадькой сходим, — заявила Катя.
— И мы с вами! Бутузик один боится! Паблик! — Даша тихонько потрясла его за руку.
Любовь Ивановна поставила перед мордой пса большую миску с подогретым куриным супом, и тот проглотил еду в один глоток, только поднялись и опали бока со свалявшейся шерстью. Со следующей порцией пес управился так же быстро.
— Ну он и жрет! — восхитилась Катерина.
— Господи, да он и нас всех сожрет, — пробормотала Любовь Ивановна. — Разве ж это собака — это теленок целый!
— Джек? — неуверенно донеслось от дверей закрытой комнаты.
Реакция собаки оказалась неожиданной для всех, скорей всего, даже и для самого пса: он со всех четырех лап кинулся на голос, назвавший его по имени, и завизжал при этом на весь дом совершенно по-щенячьи. Марина попятилась к стене под радостным натиском сильных лап, отворачивалась от горячего языка, а Джек жалобно скулил и лез прямо к лицу, пытаясь выразить любовь и безоговорочную преданность неожиданно объявившемуся другу, которого он уже отчаялся найти в целом городе, пока стертые льдинками лапы не привели его к месту, где неожиданно он смог взять след пропавшего хозяина. Запах был совсем слабым, но все же пес его уловил, смог проникнуть в помещение, куда тот его привел и остался там дожидаться.
— Пусти, пусти, — отбивалась Марина от собачьих объятий.
Джек понял, плюхнулся возле ее ног и шумно вздохнул, словно скинул с плеч тяжелую ношу и наконец-то обрел смысл и цель в этой жизни.
— Откуда ты его знаешь? — удивился Павел.
— Это нашего директора собака, он несколько раз приводил ее в клуб, — прошелестела Марина и ахнула, обвела взглядом присутствующих — на этот раз звуки не повисли в воздухе, сложились в слова и достигли сознания, как и должны были…
* * *
— Ром, не забудь выключить телефон, тебя уже скоро пригласят, — напутствовала взволнованная Лиза. — Ах! Ты паспорт дома не забыл?!
— Не забыл, — Роман продемонстрировал книжечку в зеленой глянцевой обложке. — Не волнуйся ты так, Лиз.
Но Лиза нервничала: все-таки суд — это вам, в принципе, не кот начхал! А тут такой процесс! Да еще над кем?! Над первым заместителем губернатора Саварской области! Это вам не дрова грузить! Гремит на всю область, со всех каналов ведущие взахлеб обмусоливают тему торговли людьми, продажу доверчивых девушек в сексуальное рабство, пышное процветание наркомании в Заревницком районе, нелегальную добычу алмазов на незарегистрированном уральском месторождении, преступную продажу необработанных минералов в Китай и Швецию, размах коррупции в области, плохие дороги, проблемы заброшенных деревень, нехватку гербицидов и, как следствие, летнее наступление ядовитого борщевика на совхозные поля, а также опасное сокращение популяции синей водоросли, из-за которого неуклонно сокращается ареал обитания редкой в России утки-мандаринки. И всколыхнул это стоячее болото не кто иной, как ее, Лизин, собственный муж, ее Ромочка, а значит, и она сама косвенно поспособствовала разоблачению страшных преступлений. Она хотела держать его за руку на каждом заседании, но приходилось расставаться у дверей нового здания городского суда — заседание было закрытым, каждого свидетеля, проходящего по делу, охранники провожали в специально отведенное помещение, где тот ожидал вызова непосредственно в зал суда. Несмотря на поднимающийся холодный и промозглый осенний ветер пополам с противной дождевой моросью, щеки Лизы пылали от волнения и внутренних переживаний.
— Рома, — она снова ахнула, в последний раз придирчиво оглядывая мужа. — Ты какой галстук надел?! Я же тебе положила новый синий галстук, ну, который с такой золотой крапинкой, а ты надел старый, простой! Он же не подходит совсем к этой рубашке! Господи, что же делать?! — она в отчаянии смотрела на галстук, кляксой темнеющий на новенькой голубой рубашке и понимала, что это последняя капля.
— Успокойся, — муж снисходительно чмокнул ее в щеку и прижал к груди. — Это вообще не синий галстук, а мой старый коричневый, просто свет так падает.
— Коричневый! — ужаснулась Лиза. — К голубой рубашке! Где ты его взял? Судья подумает, что твоя жена не умеет подобрать одежду. Боже, какой стыд!
Муж весело расхохотался, глядя на ее муки.
— Барховцев Роман Матвеевич! — высокая дверь Дворца правосудия отворилась, приглашая следующего фигуранта.
— Да, — подтвердил Роман, отрывая от себя жену.
— Проходите.
Лиза осталась одна среди толпы таких же, как она неспокойных родственников. Здесь же крутилось несколько съемочных групп с областного и разных каналов Саварского телевидения, собирали горячий материал и сразу же подавали его в эфир, освещая прямиком с места событий. Стоя спиной к окнам городского суда, молодая девушка, замотанная в толстый шарф, что-то деловито наговаривала в камеру, время от времени поглядывая в планшет, сверяясь с заранее подготовленным текстом, поодаль от нее тем же самым занимался молодой мужчина, более опытный, как видно было из-за отсутствия в руках подсказки. Еще несколько репортерских групп возились с аппаратурой, вокруг гудела, перемывая кости всем фигурантам дела, плотная и обозленная толпа народа.
— Губернатор! Губернатор! — пролетел возбужденный шепот и Лизу затолкали, оттесняя на самый край территории, огороженной низеньким фигурным заборчиком.
К представительной черной машине с тонированными стеклами хлынул поток телевизионщиков, вперед протискивались заматеревшие на живой съемке репортеры, привычно работая локтями, но в этот раз их самих растолкали натасканные охранники главы области. Образовав свободный коридор в людском водовороте, они уверенно вели своего хозяина к дверям. Позади кричали:
— Господин губернатор, останетесь ли вы на своем посту?..
— Господин губернатор, как вы можете прокомментировать!..
— Без комментариев! — к любопытным и назойливым корреспондентам с телескопическими штангами и выдвинутыми штативами микрофонов обернулся один из секъюрити первого лица области, подчиненного лично президенту.
Толпа разочарованно отхлынула и снова рассредоточилась возле высоких мраморных ступеней. Лиза поплотнее закуталась в пальто, надвинула капюшон — действительно холодно. Можно было бы посидеть в машине, но ключи у Ромки, поэтому она съежилась на широкой деревянной скамейке и раскрыла над головой зонт. Она могла бы вернуться домой на автобусе, но знала, что места себе не найдет, пока не увидит мужа.
— Не жди меня, сразу возвращайся домой, слышишь, Лиза? Холодно на улице. — Требовал Роман, пока она собиралась вместе с ним на процесс.
— Да, да, — обещала она, но уйти не могла, ей казалось, оттого что она рядом, мужу легче там, в зале суда, давать показания.
Тихий общий рокот толпы постепенно переходил в возбужденно-громкие разговоры между людьми, стоящими отдельными группами. Рядом со скамейкой, на которой сидела Лиза девушка-репортер совала свой микрофон в лицо высокому полному мужчине в длинном кашемировом пальто-коверкоте с богатым лисьим воротником — еще одно интервью. Лиза невольно прислушалась.
— Действительно ли господин Крепнин Валерий Владимирович причастен к торговле живым товаром, а деньги в его благотворительный фонд поступали от незаконного оборота неограненных алмазов с закрытого Вишерского месторождения? Правда ли, что его помощник Маричев Виталий Альбертович содержал для своего босса целый штат профессиональных убийц для разрешения непредвиденных щекотливых ситуаций и по заданию Крепнина убирал неугодных и опасных людей?
Девушка вдохнула новую порцию воздуха, но мужчина нетерпеливо и недовольно поднял руку, останавливая поток вопросов.
— Мы все будем отрицать! — заявил он в микрофон. Слова мужчина проговаривал, не разжимая зубов, и от этого казалось, что он их презрительно цедит и выплевывает прямо в девушку-репортера. — Ни для кого не секрет, как у нас любят заклевать ближнего своего, стоит только на него пасть лишь слабенькой тени подозрения. А уж ваша журналистская братия, не в обиду будь сказано лично вам, способна раздуть до невиданных размеров любой слух, невзирая на всю его абсурдность. Я уже устал слушать и читать, что у доверенного лица моего подзащитного в телохранах ходят убийцы. Да помилуйте, вы сами-то, их видели? Три девочки-вьетнамки — каждая ростом метр с кепкой, как сейчас говорят, в прыжке; ни слова по-русски — на беседы со следователем приходилось искать переводчика. Учатся в Саварском гуманитарном Университете по соглашению об учебной миграции, где как раз и изучают наш великий и могучий, а мой подзащитный, как меценат города и покровитель Университета из добрых побуждений предоставил им свой зимний домик на все время обмена — по соглашению это двенадцать месяцев, но теперь, благодаря совершенно бредовым обвинениям, весь учебный процесс оказался на грани срыва, к делу уже подключился представитель посольства Вьетнама. Что касается вашего первого вопроса, то никакой информации для прессы нет, здесь работает ФСБ. Могу только добавить, что у нас достаточно неопровержимых доказательств невиновности Валерия Владимировича и веских оснований рассчитывать на оправдание.
— Еще один вопрос, — затараторила девчонка, лихорадочно роясь в планшете. — Действительно ли Крепнин был основным учредителем ночного клуба «Заревницы-flime» и отмывал там!..
— Милая моя, — резко перебил ее адвокат. — Естественно нет! Ни к каким игорным заведениям мой подзащитный не подходил и близко, для этого он слишком дорожил своей репутацией! И давайте закончим на этом нашу с вами беспредметную и смешную, с точки зрения профессионала, беседу, вы и так отняли уже десять минут моего времени. На прощание советую более серьезно и ответственно подходить к своей работе: вы, журналисты, должны доносить до людей только проверенные и подтвержденные факты, а никак не сплетни и уж точно не свое праздное любопытство и нездоровый интерес к чужому грязному белью. Всего хорошего.
Закрываясь роскошным лисьим воротником от ветра, мужчина поспешил к дороге, у которой снова возбужденно гомонил народ. Лиза проводила его взглядом и с интересом посмотрела на девушку-репортера со своей скамейки, та же, не обращая внимания на ветер и изморось, закусив губу, что-то быстро набивала в гаджет, время от времени заправляя за ухо непослушную прядь волос, потом убрала в сумку планшет, выудила оттуда же телефон и поспешила прочь от здания суда. Лиза тоже поднялась со скамейки размять онемевшие ноги, и засунув руки глубоко в карманы пальто, неторопливо начала пробираться сквозь толпу поближе к входу в здание суда, чтобы встретить мужа возле самых дверей. 
Возле низкого металлического заборчика остановился полицейский фургон и тут же был окружен и атакован подбежавшими представителями прессы. Из темного жерла машины сначала показались охранники в бронежилетах, с автоматами на груди и дубинками на поясах, следом за ними, щурясь от дневного света, спрыгнул на землю главный обвиняемый процесса — бывший первый заместитель губернатора области Крепнин Валерий Владимирович. Окруженный со всех сторон охраной, он продвигался сквозь толпу к дверям здания суда, но на верхней ступеньке короткой мраморной лестницы вынужден был остановиться — дорогу ему преградил длинный штатив микрофона с яркими буквами СТВ (Саварское телерадиовещание) 1 канал.
— Господин Крепнин, сколько вы получали от Южноуральского картеля за распространение наркотиков в нашей области?!
Бывший заместитель главы области резко развернулся к толпе, сжав губы в злую нитку, адвокат, лицо которого почти утонуло в лисьем мехе, наклонился к своему подзащитному и что-то быстро шепнул тому на ухо.
— Я никогда не был связан ни с какими картелями! — четко и разборчиво проговаривая слова объявил Крепнин в частокол камер и микрофонов. — Это клевета!
— В вашем домашнем сейфе хранились пятьдесят миллионов евро в банковских пачках — откуда у вас столько денег?
— Деньги предназначались для передачи в мой благотворительный фонд, — холодно и надменно ответил обвиняемый, полностью овладев собой. — А насчет того, где они хранились… Я знаю, что некоторые набивают купюрами трехлитровые банки и закапывают их у себя на огороде, другие хранят накопления в крупе на кухне, в чулках жены — может, и мне следовало так сделать?..
На последнем слове Крепнин вдруг поперхнулся, словно бы слова душили его, и ничком рухнул на широкую мраморную ступеньку.
— А-ах-х! — пронеслось поверх миниатюрных камер, поднятых на длинных выдвижных штангах, толпа отхлынула от ступенек. К упавшему под ноги своему адвокату первому заместителю губернатора кинулась охрана, ощетинилась автоматными стволами, затрещала ожившими на плечах мини-рациями, адвокат тихонько отступил за колонну.
— Что там?! Что это было?! Вы видели?! — вихрем крутилось от одного дрогнувшего микрофона к другому.
— Убили! — шептались две старушки в кокетливых шляпках из одинакового черного фетра. — И никакие деньги не помогли. Сказали, снайпер работал. Заказуха. Вон оттуда стрелял. Свои же и убрали, чтобы не выдал никого.
— Туда и дорога, — отозвалась еще одна дама.
«Откуда они все знают?» — удивилась Лиза, хмуро посмотрев на старушек.
Ее зажали со всех сторон. Пытаясь протиснуться вперед, тогда как тревожное людское море гнало свои волны подальше от опасных ступеней Дворца Правосудия, она была похожа на щепку, попавшую в бурный поток. Возле места преступления остались лишь самые бесшабашные спецкоры, которым, видимо жизнь была дорога гораздо меньше, чем горячий репортаж на первой странице любимой газеты, свежая сенсационная новость, которая взорвет эфир и отголоски взрыва будут долго греметь по всем каналам телевидения Саварска, а то и Москвы.
— Куда идем, дамочка? — вырос перед ней камуфляжный охранник с автоматом на груди.
— Лиза! — сзади ее потянули за рукав пальто.
— Рома! — ослабевшие ноги вдруг подкосились, и Лиза упала бы, не поддержи ее так вовремя руки любимого мужа.
— Поехали отсюда, — распорядился Барховцев. — Из-за этого выстрела слушание прервали, перенесли на завтра.
В машине Лиза оттаяла: по ногам растеклось приятное тепло, а ужас, которому она стала свидетельницей возле здания городского суда, отошел на задний план. Она глубоко и с облегчением вздохнула, отбрасывая прочь ненужные мысли, зябко повела плечами.
— Замерзла? — тут же повернулся муж. — Лиз, ты твердо решила заболеть? Я просил меня не ждать, какой смысл стоять на открытом ветру столько времени? А если я задержался бы там на два часа? Кстати, если бы не это происшествие — так бы оно и было.
Лиза помалкивала, блаженствуя в тепле обогревателя, сил ни на какие споры не было совсем. Она снова вспомнила две кокетливые шляпки.
— Ром, там разговоры шли, будто это свои его убили. Убрали, чтобы лишнего не наговорил, представляешь? Как ты думаешь, это правда?
Муж не ответил, делал вид, что все его внимание сосредоточено на дороге, только брови сдвинулись к переносице, сжались губы и побелели костяшки пальцев, сжимающих руль. Лиза ждала ответа, не отворачивая лица.
— Все может быть, — наконец, покосился на нее Роман. — Там же такие деньги крутятся — нам и не снилось! Ты думаешь, дадут рухнуть такому отлаженному бизнесу?! Нет, никто не позволит ему рухнуть. Я думаю, и клуб не закроют — как отмывал, так и будет отмывать всю грязь, просто поставят другого директора. В суде передо мной давала показания стриптизерша, Пескова Полина, сценический псевдоним — Перл, так вот у нее был тот самый диск с телефонными разговорами Крепнина и директора клуба, который очень предусмотрительно записал любовник директора. Как оказалось, две сотрудницы полиции были уже несколько месяцев внедрены в эту банду: Перл и еще одна, Лера — ее потом еле спасли из подвала, помнишь, я тебе рассказывал?
Лиза кивнула, не сводя глаз с мужа. Барховцев взглянул на ее побледневшее лицо и тут же отвернулся — невозможно было видеть ее огромные глаза до самых краев залитые тревогой, чуть ли не паникой.
— Я боюсь за тебя, Рома, — страх перелился через ресницы и побежал по Лизиным щекам мокрыми дорожками, сделав взгляд обреченным и скорбным.
— Не бойся, — беспечно улыбнулся муж. — Во-первых, я уже дал показания в суде под протокол; во-вторых, я думаю, они пока притихнут на некоторое время — залягут на дно; в-третьих, а что я, собственно, знаю об их бизнесе — я в нем не участвовал, так только, мимо проходил! Так что, успокойся. Да, кстати, Лиз, — Роман резко сменил тему. — Мне надо к отцу ненадолго съездить, вы с Сашкой справитесь вдвоем?
Лиза вытерла слезы, приходя в себя, усмехнулась невесело:
— Поедешь, от сестренки воздыхателей отгонять?
— Да что ты, какие воздыхатели, — дернул плечом муж. — Там отец каждый день встречает от самого института. А вот со мной он так не возился!
— Бедняжка Марина, — хихикнула Лиза. — А как же симпатичный мальчик Лука из параллельного потока?
— Я этому Луке!.. — вырвалось у Барховцева. Но увидев хитрые смешинки в глазах жены, он сам рассмеялся. — Да нет, просто сегодня надо забрать Ксюху из клиники.
— Разве уже прошло полгода?! — изумилась Лиза, переключаясь на другую тему, более приятную.
— Сам не поверил! — признался Роман, притворно возмутившись. — Отец утром позвонил. Он там поднял свои старые связи и обменял их халупу на квартиру-студию — тоже окраина, но не такая дичь, как Хазывка — вполне цивилизованный спальный район, уже мебель завезли, Славка там уже осваивает новый комп. Так что, сегодня заселим и все! Даже не верится, что наконец-то избавимся от нее!
— Надейся, надейся, — Лиза счастливо смеялась, глядя на него. — Впереди еще полгода реабилитации, и потом, Марина никогда ее не бросит, сам знаешь.
— Р-р-р, — прорычал Роман.
Проводив жену до самой квартиры, он снова сел за руль и набрал телефон брата Пашки. Безмятежное выражение лица сменилось на хмурое и озабоченное. Нетерпеливо он смотрел на мигающую зеленую трубку на экране.
— Да где ты там ходишь?! — тихо ругался Барховцев. Наконец, на другом конце воздушной волны ответили.
— Ты что ли, Ромуальдо?
— Пабло, ты собираешься жениться в конце концов?! Долго ты еще собираешься исполнять вокруг нее ритуальные танцы?! Хватай в охапку и тащи в ЗАГС как можно быстрее, понял?!
— Да я!.. — заикнулся было Пашка, растерявшись от такого напора неугомонного брата. — Ничего не понял! Чего это ты так взбеленился?
— Они начали отстрел! — сурово сообщил Роман и отключился.
В лобовое стекло накрапывал мелкий дождик, дорога бесшумно ложилась под колеса…