завязка

Бал
Скажите, с кем вы теперь танцевали? - спросила княжна Мими, остановив за руку одну даму, которая, окончив мазурку, проходила мимо неё.
Он когда-то служил с моим братом! Я забыла его фамилию, - ответила баронесса Дауерталь мимоходом и, усталая, бросилась на своё место.
Этот короткий разговор незаметно для окружающих мелькнул посреди общего движения, которое обыкновенно бывает после окончания танца.
Но баронессу этот разговор заставил задуматься, - и недаром. Баронесса, хотя уже и в другой раз замужем, всё ещё была молода и прекрасна; её любезность, её роскошный стан, её каштановые шелковистые локоны привлекали к ней толпу молодых людей. Каждый из них невольно сравнивал Элизу с  её мужем, осиплым старым бароном, и каждому из них,  казалось, её томные, облитые влагой глаза говорили о надежде: лишь один опытный наблюдатель находил в этих тёмных голубых глазах не пламень неги, а просто ту южную лень, которая, по его мнению, так странно соединяется в наших дамах с северным флегматизмом и составляет их отличительный характер.
Баронесса знала все свои преимущества; знала, что для всякого она  вместе с бароном была чем-то невозможным, противным приличию, какой-то нелепостью; знала и то, как во время её свадьбы толковали в городе, что она вышла за барона по расчёту; ей нравилось не сходить с доски на балах, никогда не иметь времени задуматься на раутах, всегда иметь несколько готовых товарищей для кавалькады; но никогда она не позволяла себе ни взора, в котором можно было бы заметить предпочтение одному пред другим, ни сильного восхищения, ни сильной радости, ни сильного огорчения — словом, ничего такого, чем бы душа могла быть приведена в движение: притом, по чуству ли долга, или по какой противоестественной любви к своему мужу, - хотелось ли ей доказать, что она вышла за него не по расчёту, или просто потому, что вышеозначенное замечание наблюдателя было справедливо, или, наконец, от соединения всех этих причин, только баронесса так же была верна барону, как её Бьюти была верна баронессе; она никуда не выезжала без мужа, даже спрашивала у него советов о своём туалете; барон, со своей стороны, не сомневался в привязонности Элизы, позволял ей делать что угодно и спокойно предавался своим любимым занятиям: по утру нюхал табак,ввечеру играл в вист, а в промежутках выхлопатывал себе награждения.
В городе издавна уже добродетельные дамы  отыскивали предмет баронессиной нежности; но, когда они для решения вопроса собирались на общее совещание, одна называла одного, другая другого, третья третьего, и дело расходилось за спором. Тщетно перебирали они всех молодых  людей общества: только что согласятся про одного, как он женится, или станет волочиться за другою, - отчаяние, да и только!  Наконец такие беспристанные неудачи наскучили  блюстительницам нравственности: они нашли , что баронесса лишь отнимает у них время для наблюдения за другими дамами; единогласно решили, что её искусство сохранять наружную пристойность стоит лучшей нравственности, что её должно ставить в пример другим женщинам, и отложили баронессино дело впредь до могущих представиться обстоятельств.
Баронесса знала, что княжна Мими принадлежала к сему нравственному сословию, знала также, что это сословие, в свою очередь, принадлежит к тому  страшному обществу, которое бросило свои отпрыски во все классы. Открываю великую тайну; слушайте: всё, что ни делается в свете, делается для некоторого безыменного общества! Оно — партер, другие люди — сцена. Оно держит в руках и авторов, и музыкантов, и красавиц, и гениев, и героев. Оно ничего не боится — ни законов, ни правды, ни совести. Оно судит на жизнь и смерть и никогда не переменяет своих приговоров, если бы они и были противны рассудку.  Членов сего общества вы легко можете узнать по следующим приметам: другие играют в карты, они смотрят игру; другие женятся, а они приезжают на свадьбу; другие пишут книги, а они критикуют; другие дают обед, а они судят о поворе; другие дерутся, а они читают реляции; другие танцуют, они становятся возле танцовщиков. Члены сего общества везде тотчас узнают друг друга не по особым знакам, но по какому-то инстинкту; и каждый, прежде нежели вслушается, в чём дело, уже поддерживает своего товарища: тот же из членов, кто вздумает что-нибудь сделать на сём свете, в ту же минуту лишается всех  преимуществ,  сопряжённых  с его званием, входит в общее число подсудимых, и ничем уже не сможет  возвратить прав своих. Известно также, что самую важную роль в этом судилище играют те, про которых решительно нельзя отыскать, зачем они существуют на сём свете.
 Княжна Мими была душою этого общества, и вот как это случилось. Надобно вам сказать, что она никогда не была красавицею. Но в юности была недурна собою. В это время она не имела никакого определённого характера. Вы знаете, какое чувство, какая мысль может развернуться тем воспитанием, которое получают женщины: канва, танцевальный учитель, немножко лукавства, tenez vous droit (держитесь прямо) да два, три анекдота, рассказанные бабушкою как надёжное руководство в сей и будущей жизни, - вот и всё воспитание. Всё зависело от обстоятельств, которые должны были встретить Мими при её вступлении в свет: она могла сделаться доброй женою, и доброю матерью семейства, и тем, чем теперь она сделалась. В это время у неё бывали и женихи; но никак дело не могло сладиться: первый ей самой не понравился, - другой был не в чинах и не нравился матери, - третий было очень понравился и той и другой, уже сделано было обручение, и день свадьбы был назначен, но накануне, к удивлению, узнали, что он им в близкой родне: всё расстроилось. Мими занемогла с печали, чуть было не умерла, однако же оправилась. Затем женихи долго не являлись; прошло десять лет, потом другие десять, Мими подурнела, постарела, но отказаться от мысли выйти замуж было ей ужасно. Как! Отказаться от мысли, о которой твердила ей матушка в семейных совещаниях;  о которой ей говорила бабушка на смертной постели? От мысли, которая была любимым предметом разговоров с подругами, с которою она просыпалась и засыпала? Это было ужасно! И княжна Мими продолжала выезжать в свет с беспрестанно новыми планами в голове и с отчаянием в сердце. Её положение сделалось нестерпимо: все вокруг неё вышли или  выходили замуж; маленькая вертушка, которая вчера искала её покровительства, нынче уже сама говорила ей тоном покровительства, - и не мудрено: она была замужем! У этой был муж в звёздах и лентах! У другой муж играл в большую партию виста! Уважение от мужей переходило к жёнам; жёны по мужьям имели голос и силу; лишь княжна Мими оставалась одна, без голоса, без подпоры. Часто на балу она не знала, куда пристать — к девушкам или к замужним, - и не мудрено: Мими была не замужем! Хозяйка встречала её с холодной учтивостью, смотрела на неё, как  на лишнюю мебель, и не знала, что сказать ей, потому что Мими не выходила замуж. И там и здесь поздравляли, но не её, но всё ту, которая выходила замуж! А тихий шёпот, а неприметные улыбки, а явные или воображаемые насмешки, падающие на бедную девушку, которая не имела довольно искусства, или имела слишком много благородства, чтобы не продать себя в замужество по рассчётам! Бедная девушка! - каждый день досада, злоба, зависть, мстительность мало-помалу портили её сердце. Наконец мера переполнилась: Мими увидела, что если не замужеством, то другими средствами надобно поддержать себя в свете, дать себе какое-нибудь занятие, занять какое-нибудь место; и коварство — то тёмное, робкое, медленное коварство развилось в княжне Мими до полного совершенства. В ней явилась особого рода деятельность: все малые её спсобности получили особое направление; даже невыгодное её положение обратилось в её пользу. Что делать! Надобно было поддержать себя!..
И она достигла цели: её маленькое, но постоянное муравьиное прилежание к своему делу или, лучше сказать, к делам других, придало ей действительную власть в гостиных; многие боялись  её и старались не ссориться с нею; одни неопытные девушки и юноши осмеливались смеяться над её поблёкшей красотою, над её нахмуренными бровями, над её горячими проповедями против нынешнего века …

Казалось бы, ну что в этой завязке особенного? Да, автор тонко чуствует психологию развития женской личности — его антигероини (повесть названа «Княжна Мими»). Но когда это было написано? Во времена А.С. Пушкина, написано его современником, когда ни Фрейда, ни Юнга и в помине не было. Для меня отрытие летом этого автора было приятным сюрпризом.
Книга В.Ф. Одоевцева "Последний квартет Бетховена" вышла в издательстве Московский Рабочий в 1987 году, примерно тогда я её и купила. Но "квартет" не произвёл на меня особого впечатления, и книга была отложена. Этим же летом я не остановилась на "квартете", прочла всё: и "Бригадира", и "Бал", и "Импровизатора", и т. д., в том числе и воспоминания об авторе М.П. Погодина, И.И. Панаева, подробный разбор работ автора Белинским. Оказалось, что Владимир Фёдорович был не только талантливым автором прозы, но и большим знатоком и ценителем музыки. Он дружил с Глинкой, Даргомыжским, предсказал Чайковскому блестящее будущее. Современники считали его бесконечно добрым, справедливым, добродушным, доверчивым человеком, бросающимся помогать любому, не думая о себе.
 Книга вышла тиражом в 200 000 экземпляров. Может быть, сегодня её непросто купить, но есть электронная библиотека М. Мошкова и там все, заинтересовавшиеся продолжением повести "Мими" и воспоминаниями его современников, могут в удобное для них время ознакомиться с этим замечательным писателем и человеком.