Почему люди не летают?

- Почему люди не летают как птицы? – задавалась вопросом Катерина из «Грозы» Островского.
До сих пор девушке никто так и не ответил.

 А я отвечу. Люди не летают потому, что боятся. А боятся потому, что не верят. В себя не верят. И гравитация, и аэродинамика здесь не причём. Чисто теоретически многотонный самолёт не должен взлететь. А ведь взлетает. И даже авиаконструкторы  не  могут объяснить,  почему. Так почему бы человеку не взлететь? Да потому, что ему с детства втолковывают - рождённый ползать, летать не может.
 Маугли и Тарзану в детстве никто не объяснял что они люди, и как люди, они не могут скакать с ветку на ветку, с дерева на дерево. И поэтому те скакали, прыгали. А если бы, к примеру, Тарзана воспитывали не обезьяны, а орлы?
Вытолкнули бы, когда пришел срок, из гнезда, и полетел бы как миленький. Куда бы он делся.
Ну, это так, информация для размышления. Вступление к моему рассказу.

Первый, и последний свой полёт я совершил уже в зрелом возрасте.  В день своего рождения, точнее сказать, в ночь. Принял я вечером порядочно, и потому в полёт отправился как-то неосознанно, необдуманно. Именно поэтому, я так думаю, и получилось. Полететь получилось.

 Когда гости разошлись, домашние улеглись, вышел я на балкон покурить.
А ночь, какая тогда была ночь. Тепло, легкий ветерок колышет листву, звёзды, и тишина вокруг. И захотелось мне вдруг взлететь, воспарить над городом, поплавать, искупаться в этом теплом воздухе. Подставил я табуреточку, взгромоздился на перила балкона, стою не шатаюсь. Вниз посмотрел, не страшно. Вверх посмотрел, не страшно. Ногами оттолкнулся, руками взмахнул, и … полетел. Секунд пять-семь летел, пока в тополь не врезался, и вниз по сучкам по веткам, как Вини-Пух «Ой!Ай!Ой!». Но ничего, приземлился  относительно мягко. Если не считать нескольких царапин.

Лежу под тополем полный впечатлений, улыбаюсь. Мимо два милиционера - полицейских  проходят. Один подошел ко мне:
- Нарушаем, гражданин.
- А что собственно…?
- Проезжую часть в неположенном месте перелетели, - и он пальцем описал траекторию моего полёта.
Потом наклонился надо мной, понюхал:
- О-о, да ещё в нетрезвом виде. Ну что, будем оформлять?
Тут я вспомнил, что у меня в кармане брюк лежит конверт, тещей подаренный.
- Командир, может, договоримся? - робко предложил я, и вытащив тощий конверт, протянул его полицейскому.
Полисмен конверт взял, посвятив фонариком, вслух прочитал: «Дорогому зятю в День его рождения». Потом открыл конверт,  осветил содержимое.
- М-да, - произнёс он, и почесал затылок. – Ладно, на первый раз обойдёмся предупреждением, - и вернул мне тещин подарок. – Больше не нарушайте.
- Спасибо, - поблагодарил я.
Полицейские ушли.

Я тоже направился к дому. Но, пройдя метров десять, вернулся к тополю. Найдя взглядом свой балкон, мысленно прочертив  прямую линию, пошел, отсчитывая шаги. Упершись лбом в стену дома, подытожил, тридцать пять шагов, около двадцати метров. Именно столько я пролетел по прямой. То есть, это не было падением, это был именно полёт. Поднялся я на свой третий этаж, нажал на кнопку звонка. Ключей у меня с собой не было. В полёт-то я без ключей отправился. Ждать пришлось долго, наконец,  услышал сонный голос своей благоверной: «Кто?».
- Это я, Маша, открывай.
Дверь открылась. Супруга изобразила букву «Ф», руки в боки.
- Маша, ты не поверишь, я летал.
- Почему не поверю? Верю, небось, на запасной аэродром летал?
- Маша…
- Лети-ка ты, голубок, откуда прилетел. А здесь посадки нет, аэродром закрыт по метеоусловиям.  И дверь захлопнулась.

Такого я не ожидал. Разве так встречают вернувшихся из полёта, из первого полёта? Можно сказать, первого полёта совершенного человеком без всяких приспособлений.
В общем, обиделся я. А когда я обижаюсь, я всегда к соседу сверху иду, к  Коляну. Уж кто -  кто, а Колян меня поймёт.

Но, Коляна дома не было. Зато была его жена, Люська. Она-то и открыла дверь.
- Привет, а где Колян?
- А у него ночная смена, - Люська одёрнула домашний халатик. Её круглые коленки я  оценил сразу, и как-то непроизвольно  уставился в декольте. Задумчиво так уставился, без всякого умысла, о полёте думал.
- Будет только утром, в девять, - сообщила Люська, - да ты заходи. Как погуляли?
- Хорошо погуляли, - сказал я и зашел.
- Может чаю. Или чего покрепче? - спросила Люська, и мило так улыбнулась.
- Чаю,- кивнул я.
- Хорошо, ты проходи в комнату, я сейчас.

Люська  пошла на кухню, а я зашел в комнату. Включенный телевизор, разложенный диван, подушки, одеяло. «Запасной аэродром»,  почему - то  я вспомнил Машкины слова. По телевизору шел какой-то военный фильм, кажется про лётчиков. Из кухни слышалось  Люськино  щебетание.

И тут я обратил внимание на едва колышущиеся  шторы. Я отодвинул тюль и шагнул на балкон. В это время в телевизоре грянули марш: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью, преодолеет пространство и простор. Нам разум дал стальные руки-крылья, а вместо сердца — пламенный мотор…».
Подставив какой-то ящик, я встал на перила, «Всё выше, выше и выше стремим мы полёт наших птиц…», взмахнул руками, и полетел.
- А как же чай?! – услышал я вслед.
- Я ему такой чай устрою, Икар долбанный! Козёл пархатый…
Это уже с нижнего балкона.

Они ещё что-то кричали, но, я уже не слышал: «Первым делом, первым делом самолёты. Ну, а девушки потом».
Я летел. Я летел! Я парил!
Огибая  соседнюю девятиэтажку, я пролетел мимо балкона, на котором курили две тёмные фигуры.
- Смотри, мужик летит, - сказал мужской голос.
- Прикольно, - ответил женский.
Сверкающий окурок полетел в мою сторону и упал на спину, где-то между лопаток. От боли я «сложил крылья» и, войдя в пике, стрелою понёсся вниз.

Проснулся я в домике. В обыкновенном домике, какие строят во дворах, на детских площадках. Не знаю, как  я туда забрался, но, вылез оттуда я с трудом.
Чувствовал я себя не важно. Болела голова, болели занемевшие мышцы спины и ног. На зубах скрипел песок. Отплевываясь и прихрамывая,  я поплелся домой.

Возле своего подъезда встретил Люську. Она улыбнулась мне как родному:
- А я за молоком,  Николай с работы пришел. Пока, пока, - и помахала ручкой.
Странно, раньше Колянова жена такой радости при встрече со мной не показывала. Оно и понятно, кто я для неё, Колькин собутыльник.

-Ну, и где тебя носило? - спросила жена, оглядев меня с ног до головы. – Ты что, в песочнице ночевал?
- Почему, в песочнице? В домике.
- Да? – Маша покачала головой.- Ладно, иди, мойся.
Приняв душ, я прошел на кухню, там, на плите уже шкворчала яишница.
- Слушай, не могу найти конверт, ну тот, что мама подарила.
Ты не брал? – как бы между делом спросила жена, нарезая хлеб.
- Конверт. Какой конверт? – равнодушно произнёс я, приземляясь за стол. И вдруг до меня дошло:
- Ах, да, конверт! Я щас!

Опрокинув табурет, я бросился к двери.  Через минуту я уже был на улице. Обогнув дом, встал под своим балконом. Потом,  по прямой через газон, через тротуар, через дорогу. Кто-то резко затормозил, кто-то просигналил, кто-то обматерил, но уже я благополучно пересек проезжую часть. Вот он, тот тополь.
Под ним несколько сломанных веток. Я раскидал ветки, на траве лежал конверт «Дорогому зятю, в  День его рождения».

С тех пор прошло несколько лет. Иногда я выхожу на балкон и смотрю вдаль. Да ну, на фиг, думаю я, и скептически сплевываю вниз.
 И почему люди не летают как птицы? Вот из-за этого «Да ну, на фиг» и не летают. А зря, летать здорово. Хотите  верьте, хотите, нет.