Соломенные2 файершоу

Начало  http://www.proza.ru/2019/06/03/898

Посвящается моему лучшему критику
и идейному вдохновителю.

  За окном пригородного автобуса мелькали насквозь прожелтевшие леса, буро-зеленые залысины пустых полей, садовые участки с огоньками переспелых яблок, забытых хозяевами на обнаженных яблонях. Усталое октябрьское солнце заполняло белым свечением дали, пряча линию горизонта в туманном мареве. Кое-где от последних костров вырастали в блеклое небо серые, дымные деревья.

  А мы ехали в Михайловское.

  Пару дней назад Иринка просто вынудила меня рассказать ей причину моего странного состояния. Еще бы, не выспавшийся, дерганный, дистимический. Пришлось не только рассказать, но и показать...

  Для начала я включил ей ночную запись, это там, где жутковатый театр теней. Поставил на паузу на моменте замолкшей переклички перепелок. И начал рассказывать предысторию...

  - Ты хочешь сказать, что был там?
 Иринка смотрела на меня широко распахнутыми глазами, пока я пересказывал ей увиденное на дороге во время моего странного обморока.
- Да, я словно был одним из них. Самым старшим.
- А дальше?

  Я передвинул бегунок туда, где в рассветном белесом тумане из-за склона холма начали появляться соломенные во главе со своим вожаком. Иришка вцепилась в мою руку, не в силах отвести взгляд. Она тяжело выдохнула, узнав в жертве Расима. Я остановил видео на моменте, когда эти твари окружили парня.
- Дальше лучше тебе не смотреть. Ничего хорошего...
- Нет, я хочу. Иначе не смогу...
Я не стал спорить, молча кликнул мышкой.

  И так не сможешь. Как думаешь, любимая, почему я не сплю уже вторую неделю?

  Она досмотрела, зажмурившись лишь раз, когда один из соломенных выхватил у собрата кусок плоти, растянув розовое трубчатое ожерелье... кишечника?
- Но это же просто дети погибшие страшной смертью? - прикрыв до синевы бледные щеки, прошептала моя девочка.
- Дети...
- Ты видел с каким... лицом?... подошёл один из них и ткнул в экран, - Иринка показала на телефон, - Он явно знал что это и как с этим обращаться. Откуда? Он выключил камеру. А до этого... они установили её словно профессиональная съемочная группа. Значит, у них есть интеллект. И это пугает меня больше всего.

  Да, есть огромная разница между жестокостью совершаемой бессознательными существами, и расправой, что учиняют разумные, расчетливые твари.

  Не знаю в какой момент я согласился снова ехать в Михайловское. Моя супергерл долго рассуждала об освобождении их несчастных душ, прекращении, раз и навсегда, этого кошмара. По её мнению, достаточно было сжечь ту соломенную кучу...

  Ага, моя красота насмотрелась приключений братьев Винчестеров.

  - Ирин, та солома сгнила полвека назад. Не думаю, что это файер-шоу будет иметь хоть какое-то отношение к нашим соломенным.
- Не месте посмотрим, - заявила моя Валькирия.

  Пригородный автобус под номером маршрута "300-К" визгливо затормозил на знакомом повороте, с хлопком открыл двери, выпуская нас, и, отрыгнув тёмное облачко выхлопов, рванул дальше.

  И какому умнику пришла в голову мысль маршрут трехсотым обозвать? Что-то мне вдруг сильно не понравился этот намёк судьбы. Ох, и зря я об этом подумал. Не надо было...

  Восемнадцатая осень нашего молодого века выдалась на редкость тёплой и сухой. Стояло третье за сезон бабье лето. Мы спускались к деревне от автобусной остановки по песочной дороге. Невысокое солнце пригревало плечо через рукав, слепило глаза, размывая окрестности радужными бликами. Над деревней стоял густой сладкий аромат спелых яблок и прелой листвы.

  Хоть не соломы...

  Мы прошли мимо старенького домика Агнюши. Я знал, что тетушка убрала огород и уже недели две отдыхает от трудов праведных в городе. Дом грустно посмотрел на меня белесыми тюлевыми глазами. Вся деревня будто вымерла. Тишина повисла в прозрачном воздухе тонкими поблескивающими паутинками.

  На повороте, к пронзительно-прощальному запаху осени начал незаметно примешиваться сладковатый, тошнотворный душок гниения. Едва слышимое дыхание теплого ветра приносило его от придорожного куста тальника. Там, в побуревшем, сухом сорнотравье, чуть присыпанная узкими, желтыми листочками, лежала мертвая собака. Довольно крупная дворняга пыльно-серого, мышиного окраса. Она валялась, вытянув острую морду под куст, а её облезлый, грязный хвост лежал почти на дороге. Задние лапы были неестественно поджаты к животу, словно она все ещё пыталась отползти с пути. Несколько полусонных золотисто-зеленых мух нехотя взлетели, когда мы прошли мимо. Шкура псины на боках уже начала проваливаться, четко выделяя ребра и кости таза. Со стороны спины в песочной пыли чернела засохшая лужа крови. Ира потянула меня прочь. Да я и сам был рад оторваться от этого жутко притягательного зрелища.

  Не знаю, что заставило меня резко обернуться через пару шагов... Собака вытянула ноги и снова подобрала. Таким судорожным движением, будто во сне. Я остановился, приглядываясь.
- Мить? - Иринка потянула меня за рукав.
Собака не шевелилась и выглядела абсолютно - железобетонно - мёртвой.
- Показалось, - мотнул я головой.

  На поле перед соломенной кучей валялись обрывки бело-красной ленты. Интересно, криминалисты наверняка нашли здесь мои следы. А то, что я об этом вспомнил только сейчас, может значить лишь одно - то, что я вне подозрений. А еще - и это уже совсем хреново - местная полиция в курсе присутствия таких тварей на вверенной им территории.

  Уф-ф...

  Ирина присела у подножья соломенной горы. Дрожащими руками достала из кармана зажигалку. Зубчатое колесико с треском прокрутилось под пальцем. Ещё раз. Ещё. Даже искры не выбилось.
- Давай... - я перехватил её руку. Хотя сам до сих пор сомневался в эффективности нашей затеи.

  Маленький огонёк слегка прикусил мой палец, и я пересадил его на сухие стебельки. По золотисто-серой поверхности катушки с тихим шепотом безумца побежали прозрачно-розовые, тонкие лепестки, оставляя за собой чёрную полосу, быстро покрывающуюся белыми хлопьями пепла, старательно выедая каждый сантиметр, скручивая былинки в серые хрупкие завитки. Огонь разрастался в тригонометрической прогрессии, во все стороны, моментально схватывая предлагаемые угощения.

  Было что-то дико грандиозное в этом бесконтрольно-страстном, необузданном пиршестве. Ледяными иголками по спине прокатилось осознание момента потери контроля. Вот только что, секунду назад, ты мог остановить это, припечатав подошвой кроссовки, одним движением раздавив росток пожара. А теперь уже не приблизишься, руки не протянешь, пекло сожрет тебя - своего создателя, и не подавится.

  Иришка отступила дальше, оттаскивая меня за рукав. Я окинул взглядом дело рук своих. Куча полностью почернела, огонь ушёл на глубину, разведывать неизученные уголки этого соломенного мира. Между катушками вертикально вверх вырывался раскаленный воздух, плазменно-прозрачный, текучий. Из соломенного нутра слышался тяжелый, натянутый гул, упругими волнами вместе с жаром накатывалась ощутимая кожей вибрация воздуха. А потом повалил дым. Плотный, сизый и белый, серый и жёлтый, густой и разбавленный завитками прозрачного огня, снова пробивающегося на поверхность. Чернеющий с каждой секундой. Дымом не то что не пахло. Он просто заполнил нос и горло, протянулся по бронхам угольной паутиной и забил лёгкие комками саже-черного войлока.
 
  С неестественным визгом из соломенной кучи прямо по моим кроссовкам пронеслась крыса. Она пробежала лишь полметра и, резко замерла, упала, вытянув лапки. Шерсть на ее спине обгорела, а белесая кожа гладко поблескивала, надуваясь изнутри сплошным огромным волдырем. Крыса тяжело дышала. Потом вздрогнула, глаза её закатились, поджав лапы, она опрокинулась на бок и застыла.

  Над кучей до самого неба поднимался чёрный дым. Солнечный свет пропал, словно нас накрыли огромной прокопчённой чашей. В кромешной тьме, в дымных клубах разворачивал свои кожистые крылья древний огненный демон. Огонь теперь поднимался выше, свивался в гигантский вихрь, гудел и выл, словно дикий зверь. Кашляя, Иринка попыталась закрыться рукавом. Давно пора было уходить, но я не мог сдвинуться с места, очарованный могуществом стихии, что выпустил на свободу, всего лишь щёлкнув пальцами.

  - Митя, - прошептала Ирина без звука, одними губами, и снова закашлялась, - надо... отойти...
Я только кивнул.

  Медленно, шаг за шагом я отступал назад, не сводя глаз с исполинского костра.
- Как думаешь, теперь все закончится? - с надеждой прошептала Ира, все ещё покашливая от дыма, хотя здесь уже было сравнительно легче дышать. Щеки моей любимой были покрыты сажей, на лбу чёрная полоса и глаза до слез красные. Красота.

  Но вдруг я забыл обо всем на свете.

  Позади Иринки, опустив голову и припав на передние лапы, оскалила пасть та самая ДОХЛАЯ собака. В дымных сумерках видимость стремилась к нулю, но я точно узнал её. Мышино-серая, с длинным, грязным хвостом и острой мордой. И провалившейся сквозь ребра шкурой...

  Псина не сводила с меня желтых глаз, пронзительно- глубоких, словно далекие прожектора в ночи, и глухо рычала. Иринка спряталась за мою спину, а я вдруг вспомнил, что при нападении собаки её нужно сильно ударить по носу. И сейчас меня особенно интересовало, сработает ли это с собакой-зомби...

  Эй, что за дешёвый треш? Я дыма надышался?

  Но собака не нападала. Убедившись, что мы смотрим на неё, она повернулась в сторону дороги. Села на задние лапы и завыла. Её протяжный, тоскливый вой поднимался вместе с дымом до самого неба и тяжёлой волной скатывался вниз, превращаясь в глубокий инфразвук. Хтонический гул.

  Внизу на дороге и на поле метались тени от неведомых тёмных тварей, что бесновались на высоте, в чёрных дымных облаках. Их огненные глаза гасли и загорались вновь, пропадали и появлялись с каждым новым вихрем искр, взлетающих в непроглядное черно-графитное небо.
 
  Собака резко оборвала этот жуткий вой, словно по команде, и рьяно бросилась вниз по склону холма. И пропала в зарослях придорожного бурьяна.

  Сквозь эту дымную мистерию на дороге внизу проступили знакомые очертания. Я быстро достал из нагрудного кармана телефон. Навел камеру.

  Так и есть. Лошадь с телегой. На козлах - старик, позади на телеге человек десять детей. Худой парнишка словно жонглирует чем-то...

  Это сквозь камеру. А наяву (хоть я и сомневался, что здесь явь) только те же неистовые танцы теней в пропитанных сажей сумерках.

  Но через экран, через десятки лет назад, я отчётливо видел всю картину.

  Там пока ещё светит солнце. Вот старший протягивает что-то чумазому мальчишке, следом тянутся ещё ручонки, светловолосая девочка смеётся, прижимается к его плечу. Возница оборачивается и по-стариковски, по-доброму трясет головой, кивает.

  С испуганным вздохом ко мне прижалась Иринка, заглянула в экран. И достала свой телефон.

  -  Стой здесь. Смотри. Только не отводи камеру, - почему-то прошептал я и на негнущихся ногах начал спускаться с края холма. Я держал телефон перед собой, стараясь смотреть туда, в солнечное прошлое, а не на сумрачно-дымное настоящее. Там, точнее - тогда, перед дорогой рос куст. Я прошёл сквозь него, словно персонаж сырой компьютерной игры - невозмутимо, напролом, сквозь текстуры.

  - Эй, привет, - позвал я ребят, поравнявшись с телегой. Хотя уже догадывался, что они не видят меня. Помахал рукой перед носом у старшего. Ноль реакции и на экране телефона моей руки не было...

  Я обернулся.

  На вершине холма стояла Иринка. Ветер трепал её волосы, цветной шарфик, расстегнутую куртку, но она кажется ничего не замечала. Она только то и дело переводила взгляд из прошлого на экране, в настоящее в реале. А я, наверное, довольно забавно выглядел - хожу тут по дороге в дыму, руками размахиваю... Только никому не смешно.
- Митя!!! - закричала она, - Митя! Самолёт, - и показала на небо с северной стороны. Я навел камеру. Сквозь пыльные, светлые облака я увидел чёрный крестик, даже услышал слабое гудение из динамика телефона и далекий приглушенный шепот "Это не наш".

  Солома догорела, треск и гул утих. Дым рассеивался, только серый пепел кружился в светлеющем воздухе. Телега остановилась впереди, в пяти шагах. А позади из кустов, все также низко пригнув голову, выбралась серая собака. Она остановилась в паре метров, пристально смотря на меня двумя жуткими серно-желтыми фонарями глаз. Сквозь меня...

  Я обернулся. Через экран телефона я увидел, как кто-то из мальчишек заметил её. Зачарованно он смотрел на псину. Опустив руку, приманивал ее, тихо насвистывая.

  Чем светлее становилось настоящее, тем сильнее сгущались сумерки в прошлом. Паренек не обращал внимания на приближающийся самолёт, продолжал подзывать собаку.

  Выглядела она, кстати говоря, теперь живее всех живых, в самом хорошем смысле слова.

  Выбрав момент, псина невероятным по высоте прыжком рванула ко мне, выхватив из руки сотовый. С перепугу я выпустил его и не смог даже пошевелится, глядя как серая дрянь уже вложила мой телефон в руку тому пареньку. На моей ладони остались только мерзкие, желтоватые капли слюны.

  Стоп... Теперь я вижу их в реале. Без камеры. И они меня, кажется, тоже...

  Тот паренек повертел в руке телефон, удивленно глянул на меня, хотел было уже окликнуть остальных, но вдруг оцепенел, заметив самолёт. Я бросил взгляд на вершину горы. Иринки там не было. Как и кучи соломы. Я видел, как беспомощно озираются дети в поисках спасения и осознавал, что сделал только хуже, когда сжег солому. Невероятно, но вместе с той, нашей кучей, сгорела и эта - полувековой давности. Я лишил их надежды.

  Теперь на меня смотрело не меньше десяти пар испуганных глаз. А самолёт был уже совсем близко. От его тяжёлого гула заложило уши, и сердце рухнуло вниз, ломая переборку диафрагмы и обрывая все нейро-сосудистые провода внутри. От страха я перестал чувствовать руки и ноги.

  Дальше тело действовало само. Я не знал, что и зачем я делаю, будто что-то вело меня. Я поднял пустую руку, так, как если бы в ней был телефон и поднес к глазам. Паренек на телеге повторил моё движение. И только в голову успела прийти идиотская мысль, что я наверное фигово вписываюсь в фокус, как воздух вокруг потемнел. Телега, лошадь и старик с ребятами словно растворились. Какая-то сила швырнула меня на землю. В чёрном небе я увидел пролетающий прямо надо мной самолёт. Услышал чудовищный стрекот и почувствовал удар горячей боли в правое плечо. В паре сантиметров от моей головы цепочкой протанцевали песочные фонтанчики. Руку нестерпимо заломило, она словно стала огромной, неприподъемной.

  Ха, отяжелевшей на сколько-то грамм свинца... Вот чёрт, как же больно быть трехсотым... - пронеслась в голове мысль и все окончательно потемнело, остались лишь звуки и ощущения.

  Сквозь гул и рокот мотора я вдруг услышал чужую, но странно понятную мне речь и почувствовал сильную тряску.
- Герр Ганс, куда ты стреляешь? Патроны в дефиците, а ты потратил их на... - дальше я не разобрал слов, услышал нервный смешок и новый голос: - Я точно видел телегу с людьми, а потом они пропали, исчезли.
- Ганс, который вылет у тебя?
Снова полубезумный смех, невнятный ответ.
- Вот то-то и оно, тебе пора провести денек в компании фрау Зоси и шнапса. Ганс, ты слышишь?

  Но я уже не слышал немцев...

  Я слышал нежный и звонкий голос любимой. Она говорила спокойно и в то же время требовательно:
- Да, отдай это мне... Не бойся, просто верни мне эту вещь. Вот так, да, протяни руку...

  Наплывающие откуда-то, словно из-под подушки, голоса:
- Откуда она взялась?
- Куда делся тот мальчик?
- А самолёт?
- Почему так тихо?
- Где же собака?

  Вот точно! Где эта чертова собака? Трансмиттер, блин, полудохлый.

  Рука, как ни странно болела все меньше. И я кажется начинал понимать, что произошло. Каким-то невероятным образом меня и ребят на телеге поменяло местами в тот момент, когда собака передала телефон им. Они исчезли (или исчез я - тот ещё вопрос) как раз, когда я появился на экране телефона. А паренек по незнанию наверняка скользнул пальцем по экрану и выключил камеру.

  И где теперь я?

  - Митя, - голос Иринки срывался на плач, - Митя, я вижу тебя. Ты можешь встать? Ты слышишь меня? Кивни, если слышишь.
Я с трудом сел в полной темноте, отчаянно затряс головой.
- Найди собаку, - я не услышал своего голоса, коснулся пальцами губ, чтобы убедиться, что они двигаются. Странное ощущение ватно-огромного тела, одновременно и губы, и пальцы были словно чужие, как после заморозки у стоматолога.
- Найди собаку! - почти прокричал я.
- Я слышу... я слышу тебя через динамик.
- Отдай собаке... мой... телефон, - до чего оказывается сложно говорить, не слыша самого себя, - она должна принести его мне.
 - Митя, - в голосе нехорошие ростки истерики, - я нигде не вижу её!
- Ириш, спокойно, все хорошо, мне просто позарез нужен мой китаец, - я попытался улыбнуться непослушными губами, пялясь в абсолютную темноту, туда откуда доносился голос любимой. Выглядел я, верно, жутковато. Иринка сдавленно всхлипнула:
- Сейчас, я попытаюсь...
- Ир, погоди, - пока от тебя ровным счётом ничего не зависит, в голове созревают нестерпимо важные вопросы, - А что с ребятами?
- Они живы. Я вижу их через свой телефон. Испуганно оглядываются, а лошадь никак не хочет двигаться... Митя, я нашла собаку. И она там, с ними... на телеге.
- Она может видеть тебя. Позови её, помани... Помани телефоном.

  Мне оставалось только догадываться о происходящем. И странно, но Иринку я больше не слышал.
Только те же приглушенные голоса:
- Куда ты?
- Она сбегает!
- Держи крепче.
- Ну хорошая моя, останься, будешь моей собакой.
- Она вырывается, держи её за шею...
- Ай, кусается!
- Отпускай, пусть проваливает!
- Жалко... Не пущу!
- Эй, куда она пропала?!

  Голоса тоже вдруг пропали. Осталось прерывистое дыхание, переходящее в хрипы, тяжелые вдохи. Все громче и отчетливей. Ближе и ближе, словно загнанный зверь бежал ко мне из последних сил. В непроглядной темноте зажглись две сернистых искры. Далекими, крохотными точками засветили для меня надежду. Через бесконечность неизвестного времени эти огни превратились в собачьи глаза, а в ладонь мне ткнулся холодный и шершаво-сухой нос. Впрочем, я все ещё не был уверен в достоверности получаемых ощущений. В темноте я смог ухватить знакомую гладкую тяжесть телефона и сразу нащупал кнопку сбоку.

  Я включил его, но ничего не произошло. Свет от экрана бесследно рассеивался в окружающем мраке, не высвечивая ни одной детали моего окружения. Я направлял камеру перед собой, поворачиваясь во все стороны. Эффекта не было, я даже не видел своей вытянутой вперед руки.

  Собака тяжело дышала, привалившись к моей ноге.
- Эй, ты знаешь путь обратно? - я наощупь запустил пальцы в её шерсть на загривке, старательно убеждая себя, что она все ещё выглядит как обыкновенная живая собака, такая, какая запрыгнула на телегу к ребятам.

  Собака недовольно заурчала, принялась медленно подниматься. Дождалась, когда я встану и так же медленно двинулась вперёд. Хотя не мне судить о направлениях в этом пространстве.

  Вскоре я увидел свет на экране. Солнечное ослепительное сияние над пустыми полями, блекло-голубое небо и даже синюю дымку соснового леса где-то у горизонта. Я медленно поворачивался, держа камеру на уровне лица, пока не увидел испуганно рыдающую Иринку. Одной рукой она также держала телефон с включенной камерой, а другой вытирала слёзы. И как только фокусы совпали, я смог сделать шаг из темноты к свету. Собака вышла за мной и тут же упала. Ее шкура моментально осела, провалилась, выделяя все кости. А через пару секунд и вовсе рассыпалась серым пеплом.

  Нестерпимо заныла рука, обессиленно повисла и я уронил телефон. Но это уже было неважно. Иринка обнимала меня, поливая слезами щеку и шею.

  Я снова чувствовал все: тёплый ветер с лёгким, сладковатым запахом дыма, нежные руки любимой девчонки, вытирающие мои щеки от её, все ещё горячих, слез, резь в глазах от яркого солнца или от избытка чувств. Я ощущал себя, ясно и полно. И это было потрясающе. Даже боль в простреленной руке.

  - Мить, - Иринка отстранилась, разглядывая мой пропитанный кровью рукав, - может скорую вызовем?
- Да, конечно, и будем долго объяснять в полиции, откуда огнестрел.

  Мы снова ехали на трехсотом и теперь это меня смешило до совсем девчачьей истерики. Трехсотый трехсотого везет. Видимо, давал о себе знать эндорфиновый передоз. Рука чуть поднывала, но мы перевязали её Иринкиным шарфом и им же подвесили мне на плечо. Супермодный в этом сезоне шифоновый бандаж от Гуччи. Почерневший рукав мы заправили внутрь. Так что я теперь - однорукий бандит. Совсем без палева. Что? Глаза безумные? Говорю же - передоз у меня... А может солома конопляной была?

  Вот хорошо же все было, весело. На этом можно бы и остановиться. И зачем я завел этот разговор?

  - Как думаешь, теперь все закончилось? - поворачиваюсь к Иринке, лихо подмигивая, - Они ведь остались живы!
- Остались, - моментально мрачнеет моя девочка, - и научились камерой пользоваться...

Продолжение  http://www.proza.ru/2019/06/04/1629