Глава 14. Каждый сверчок знай свое место

          Предыдущая глава: http://www.proza.ru/2018/10/07/1764



          «Тот, с кем хоть раз вступил в схватку, – враг навсегда».

          Сергей Лукьяненко. «Дневной дозор».


          Холодный месяц зимы вступил в свои права*. Клочья низких тёмных туч нависли над Асгардом. Дождь серыми косыми струями бил по золочёным крышам, на мостовой стояли большие лужи, из желобов хлестала вода. По безлюдным улицам вовсю гуляли северные ветра. Также пусто и холодно было на сердце у Сигюн. Прислонившись лбом к стеклу, она сидела у окна, зябко кутая плечи в тёплый плед. Девушка смотрела, как резкий, порывистый ветер раскачивает ветки деревьев, срывая с них последние, потемневшие от времени листья и чувствовала, как вместе с сумерками заползает в душу тоска. Она была подавлена. Прошло уже больше недели с того рокового дня, как исчез Локи, но ей казалось, что минула вечность. За прошедшее время младший сын Одина стал не просто частью её жизни, но самой жизнью. И теперь без него от Сигюн осталась лишь пустая, живущая по инерции оболочка.

          От Фенрира, отправившегося на поиски сбежавшего принца, не было никаких вестей. Оба они – и волк, и Локи – как в воду канули. Сигюн корила себя за то, что в их последнюю встречу повела себя, как испуганная девчонка и не смогла дать понять царевичу, что он не одинок, что нужен ей и будет нужен всегда, что бы там с ним ни случилось. А ещё она чувствовала себя жалкой и слабой, потому что понимала: всё равно ей не удалось бы его удержать. Он просто исчез, словно его никогда и не было в её жизни, не оставив ей никакой надежды.

          Отойдя от окна, царевна уселась в огромное кресло у камина и свернулась клубочком, прислушиваясь к треску и шуршанию горящих поленьев. Вот уже которую ночь её мучила бессонница. Днём она грезила наяву. Бедняжка перестала различать часы. Дни и ночи тянулись бесконечно долго, с мучительным однообразием, не принося с собой ничего нового. В те короткие промежутки, когда ей удавалось уснуть, её преследовали кошмары, жуткие в своей реалистичности. Она видела любимое лицо – бледное, искажённое в гневной гримасе, горящие муспельхейским огнём глаза, слышала жестокие слова, чувствовала ледяные прикосновения – и просыпалась с криком и в слезах. Тщетно стараясь вновь уснуть, Сигюн изо всех сил пыталась не думать о Локи, не вспоминать обо всех событиях, что произошли с ней за последние месяцы, но, в конце концов, понимала всю бесплодность своих попыток. Ей не удастся избавиться от того, что уже стало её частью.

          В этот поздний ненастный вечер не только одной Сигюн не спалось. Из-за неплотно прикрытой двери, что выходила в соседнюю комнату, доносились приглушенные голоса родителей. Девушка знала, что подслушивать плохо, что вместо полезной информации это может принести одни проблемы. Однако мучительная, щемящая тоска и полная неизвестность, в которой она пребывала, пугали во сто крат сильнее, чем вероятность быть уличенной в подслушивании.

          – Ванахеймские послы и вельможи обеспокоены тем, что сделка о единении наших семейств так и не состоялась, ведь без этого брака наши планы всё равно, что обломок сосульки на солнце в весенний день, – голос отца был спокоен, однако это напускное спокойствие, как и ледяная интонация, неопровержимо свидетельствовали – он в бешенстве. – Один впал в свой пресловутый сон, Тор сослан в Мидгард, младший принц пропал без вести! В Золотом городе – разброд и шатания.

          – Я не понимаю, – в голосе матери слышалось смятение, – как мог Всеотец так поступить с мальчиком? Отправить собственного сына, своего наследника, в изгнание, в чужой мир, даже не зная, выживет он там или нет? Он должен был быть более милосердным к Тору, ведь он – его первенец и любимый сын.

          – Ха! Милосердие Одина известно в девяти мирах не меньше, чем паранойя его деда Бури. Неважно, кто ты – сын, брат, друг, союзник, но если ты разочаровал его, оступился, сделал неверный шаг, не оправдал возложенных на тебя надежд, от тебя избавятся, как от ненужной вещи, – слова Фрейра падали в тишине, словно камни. – Любовь Всеотца – всего лишь ничего не значащие уверения, которые он легко даёт, когда нуждается в тебе, и легко забывает, когда в его поддержке нуждаешься ты сам. Вспомни, как он поступил с моим отцом и сестрой!

          – Но ведь и вы не слишком церемонились с заложниками асов, – попробовала возразить Гердт. – Мимиру-то и вовсе отрубили голову.

          – Мимир получил по заслугам, – резко оборвал Фрейр жену. – Мы и так слишком долго терпели этого старого хитрого лиса. Разве можно сравнивать то, что мы потеряли и что получили взамен?! Ваны отдали асам самое ценное, что было у них – своего  царя и богиню любви, искуснейшую в сейде, открывшую Одину магию рун. А приобрели полоумного старика, способного лишь на бессмысленные речи, да недалекого болтуна, прозванного Молчаливым, в надежде, что он когда-нибудь этот намёк поймёт. По этим двоим асы, случись что, меньше всего стали бы скучать. Вместо того чтобы поделиться своими познаниями в военном искусстве, как было условлено, эта парочка занималась тем, что вынюхивала наши секреты, воровала чары да снабжала фальшивыми сведениями об Одине, асах и их военной тактике. Нам нанесли оскорбление, которое мы не могли оставить безнаказанным. Разумеется, эти два идиота поплатились за своё предательство. Почему, ты думаешь, Один промолчал, когда получил обратно своего Хёнира с отрубленной головой Мимира? Да потому, что, посылая нам этих асов, он наверняка знал, что подписывает им смертный приговор. Уже тогда Всеотец отличался редкой безжалостностью и запросто мог принести в жертву своих друзей, чтобы получить желаемое. А как он отблагодарил нас за полученные знания, а? Моего отца запер в Ноатуне, а Фрейю выдал замуж за полуаса, сына смертной, тем самым указав Ванахейму где его место!

          – Т-с-с! Говори тише, Фрейр, мне страшно, – испуганным полушепотом взмолилась царица, – погубишь ты нас своими речами. Услышат недруги, донесут слова твои до царских ушей – не сносить тебе головы.

          – Не переживай, ни одно слово, произнесённое здесь, не выйдет за пределы этих стен. Я наложил заглушающие чары вокруг наших покоев.
 
          Сигюн услышала, как мать с облегчением выдохнула, и с горечью подумала,  что отец забыл наложить заклинание на двери, соединяющие их покои и её спальню. Видимо, она так мало место занимала в его сердце, что он даже не вспомнил о ней. Однако следующие слова Фрейра убедили её в обратном.

          – Один любит давать патетические обещания ради самих обещаний. Он дал мне слово, что наша дочь станет царицей Асгарда, и что? Теперь её жених лишён своей божественной силы и обретается где-то в мире смертных. Когда он вернётся, не знает никто. Если вернётся вообще.

          – Что значит «если вернётся»? – испуганно спросила Гердт.

          – Отменить наказание может только сам Один. Но он спит. Обычно его сон длился недолго, но в этот раз всё по-другому. Прошло уже десять дней, а царица Фригг так до сих пор и не вышла ни разу из его покоев. Это плохой знак. Никто не знает, что там происходит, за закрытыми дверями. Мы не можем вернуться в Ванахейм ни с чем. После свадьбы я надеялся потребовать пересмотра границ и расширение наших земель, вернуть домой отца, а вместе с ним и Ноатун, смягчить условия грабительского договора о поставках продовольствия в Асгард. А теперь все усилия нашей дипломатии змею под хвост.

          Далеко идущие планы Фрейра, как видно, трещали по всем швам. Ещё в раннем детстве Сигюн от своих нянек слышала страшные сказки о жестоких асах, разгромивших Ванахейм и поставивших их род на грань уничтожения. Давняя вражда ванов и асов длилась столетиями. Враждовали их отцы, деды и прадеды. Причиной взаимной розни была могущественная магия, которой владели ваны и которую асы, как ни старались, не могли прибрать к рукам. Но самое главное – ванам были ведомы руны, знаки тайной письменности с заключённой в них неисчерпаемой магической силой, способной, при умелом использовании, обеспечить народу возможность жить в памяти других поколений. Руны давали силу менять миры, перестраивая их заново, обеспечивали могущество, позволяющее не только править своим царством, но и завоёвывать новые.

          Одину страшно хотелось стать самым могущественным богом. И чем больше он узнавал о силе и власти рун, тем сильнее он мечтал заполучить их. Само собой, ваны не горели желанием делиться своими знаниями с асами. Постоянные ссоры и стычки, в конечном счёте, вылились в длительную и кровопролитную войну. Обе стороны понесли огромные потери в этом конфликте, закончившемся только тогда, когда противостояние зашло в тупик.

          Эта затянувшаяся война была на руку их давнишним врагам – великанам Йотунхейма, которые одинаково ненавидели и асов, и ванов, а численность их была такова, что будь они лучше вооружены и обучены, попросту смели бы с лица земли и тех, и других. Наносимый йотунами ущерб день ото дня становился всё ощутимей, и в конце концов Один вынужден был пойти на примирение с Ванахеймом, чтобы объединиться перед лицом новой опасности. Однако после столь многолетнего конфликта асы и ваны не доверяли друг другу. А какой же может быть мир, если нет доверия? И Один нашёл решение, оказавшееся весьма простым и действенным. Он предложил обменяться людьми, знаниями и опытом, чтобы сотрудничать, учиться друг у друга и иметь заложников на тот случай, если кто-то из них нарушит перемирие.

          В результате, дед Сигюн, Ньорд, бывший тогда правителем Ванахейма, вынужден был пойти на заключение мирного договора на условиях асов. «Милосердный» Один отрезал значительную часть территории плодородного Ванахейма, оттеснив ванов за неспокойное море. По условиям договора обе стороны обменялись заложниками, с которыми в случае предательства каждый мог поступить по своему усмотрению. Это было вполне разумное решение, поскольку ваны обязались поделиться с Одином мудростью рун, если он, в свою очередь поделится с ними познаниями в воинском искусстве и даст им таких военачальников, которые научат их армию порядку и дисциплине. От ванов в Асгард отправился сам Ньорд, которого на родине искренне любили и почитали за смелость, мужество и справедливость, и его дочь, сестра-близнец Фрейра – богиня любви и красоты Фрейя, владевшая недоступной в то время для асов рунной магией. И хоть асы приняли высокопоставленного ванского заложника с почетом, предоставив ему все права, Ньорд чувствовал себя в Асгарде пленником в золотой клетке. Опасаясь его влияния, Один поселил вана подальше от столицы, на западном побережье Асгарда, в замке Ноатун. Это был с его стороны хитрый и жестокий ход: замок располагался строго напротив чертогов Ньорда в Ванахейме, на кратчайшем расстоянии по прямой. В спокойную и ясную погоду король-заложник, глядя из высоких башен Ноатуна на бескрайние морские воды, с тоской видел далёкие, более недостижимые для него, очертания своего родного дома.

          В свою очередь асы отправили в Ванахейм представителей, отличавшихся якобы великой мудростью – Хёнира и Мимира, которые на деле оказались никуда не годными советниками, способными только лишь нести всякий вздор, шпионить да вносить смуту. Какое-то время ваны терпели эту парочку, пока их шпионская деятельность не стала очевидной. В основном, благодаря Хёниру, не умевшему держать язык за зубами и постоянно что-то выбалтывавшему. В конце концов, это привело к тому, что рассерженные ваны отрубили Мимиру голову и, вручив её Хёниру, отослали его обратно в Асгард. Один проглотил обиду. Но с помощью магии рун, которой его к тому времени обучила Фрейя, сумел оживить голову Мимира и заставил её говорить. Мало кто возвращается из мира мёртвых, и то, что они говорят, обычно стоит послушать. Смерть наделила старого Мимира даром прорицания, бесценным для Одина. Теперь у него был ещё один источник мудрости, откуда он черпал свои знания.

          Помимо обмена заложниками, в рамках договора Ванахейм обязали пожизненно обеспечивать Асгард продовольствием. Измученным длительной войной ваннийцам, под угрозой уничтожения значительно превосходящими их войсками Асгарда, ничего не оставалось, как принять кабальные условия договора, которым Всеотец явно дал понять, что считает ванов гораздо ниже асов и едва ли чуть выше смертных мидгардцев. С опозданием жители Ванахейма осознали, что мудрый Один, вызнав у них тайну рун, так ничего и не дал им взамен. И хоть великая война давно отгремела, и между двумя враждующими мирами установилось хрупкое равновесие, но далеко не все долги были уплачены. Фрейр не забыл старых обид.

          Сигюн напряженно слушала, всё больше цепенея от страха.

          – Я не привык сдаваться, – процедил сквозь зубы отец, еле сдерживая себя от злости. – Мне надоело бегать, как дрессированная шавка на поводу у погрязших в собственной избранности асов. Их лицемерие уже века стоит мне поперёк горла.

          – Но что ты можешь сделать? – в голосе Гердт звучало отчаяние.

          – Один спит. И ещё неизвестно, не вечный ли это сон, – Фрейр понизил голос до свистящего шёпота. – Уехать с пустыми руками я не могу себе позволить – это будет равноценно проигрышу, добровольному признанию, что мы не справились. Наша дочь должна стать царицей, пока Один смотрит свои сны. Когда он проснётся, ему просто придётся смириться с неизбежным. Но для этого нужно вернуть Тора из Мидгарда. Мальчишка глупец, каких поискать. Ему бы не мирами править, а воевать, пиво галлонами хлестать да девок портить. Он не видит дальше своего носа, и если и будет царём, то только по статусу. Тору нет никакого дела до политики, закулисных игр и интриг. И поэтому именно он должен взойти на трон девяти миров. Сейчас среди асов царит смута. Ньорд на западе уже собирает вокруг себя недовольных с целью устранить асов от участия в правлении вверенными ему землями. Новости по Девяти мирам распространяются не слишком быстро, но мы можем поспособствовать тому, чтобы весть о том, что Золотой город остался без правителя, достигла ушей тех, кто хочет это услышать. Боги Асгарда постоянно соперничают друг с другом, и в отсутствии Одина являют собой лёгкую мишень для любого, кто стал бы претендовать на небесный престол. Подкапываясь под каждого из них, сея между ними разногласия, выискивая слабые места и разрушая их единство, мы можем сделать так, что Золотой город потонет в море анархии. И это привлечёт его старых и новых врагов. Если мелкие трусливые сошки объединятся в одну армию, эта неприятность может перерасти в полноценное наступление. А что случается, когда Асгард оказывается в опасности? Народ отчаянно взывает к своему защитнику. И Тор, конечно же, исполнит просьбу: пойдёт по мирам со своей армией молотом махать. И пока царь будет защищать в боях всех обездоленных и слабых созданий, истинная власть в Асгарде будет принадлежать нам, и мы легко сможем избавиться от унизительного асгардского патронажа и вернуть себе утраченное достоинство и могущество. Рыбу лучше всего ловить в мутной воде.

          – Опасное дело ты затеял, Фрейр, – услышала Сигюн испуганный голос матери, – ведь в отсутствии Тора наследником становится младший сын Одина – Локи. Когда он вернётся, то будет в своем праве и займет трон на вполне законных основаниях. Кто тогда помешает ему взять в жёны Сигюн во исполнение вашей с Одином договоренности? Ты же знаешь, какие чувства она питает к Локи? Да и он к ней не равнодушен. Что тогда будет с твоими планами? Что будет с нами, если Локи узнает о них? Локи – не Тор. Он умён и хитёр, его невозможно контролировать, и любую попытку манипулировать им он распознает без труда.

          Девушка вся обратилась в слух, стараясь не пропустить ни слова, холодея от одной мысли о том, что её отец задумал устроить заговор против самого Всеотца.

          – Не когда вернётся, а если вернётся. Один не в меру жадный эйнхерий, подкупленный мной, рассказал, что когда Один впал в сон, рядом с ним был Локи. А потом принц попросту исчез, растворился. По Асгарду ползут слухи, что именно он, этот мелкий гадёныш, стал причиной внезапного сна Всеотца. Кто знает, может быть, он напустил на него свои чары, чтобы занять трон в отсутствии Тора. А потом испугался содеянного и сбежал. Но ты права - этот змеёныш при желании легко меня раскусит. Локи не нужны советники, особенно из Ванахейма. При таком царе все надежды о благе нашего мира канут в вечность, и мы никогда не вернём ему былое величие, – голос Фрейра буквально дрожал от гнева. – Но если вдруг он вернётся и займёт трон, я не позволю этому злобному чародею сделать Сигюн своей женой. Мы увезем её в Альвхейм. Альвы чтят меня и благоговеют передо мной. Они спрячут нашу дочь под покровом иллюзий. Локи никогда не найдет её.

          Сигюн замерла, сердце её болезненно сжалось. Она почувствовала, как ею начинает овладевать паника. Она зажала рот рукой, едва сдержав гневный возглас.

          – До меня дошли слухи, что Страж Бифреста по какой-то неизвестной причине ненавидит Локи, – Фрейр ещё понизил голос, и Сигюн, неслышно встав с кресла, буквально припала ухом к дверям, – И я решил это проверить. Как говорится: враг твоего врага – твой друг. Видела бы ты лицо Стража, когда я пришёл к нему с невинным вопросом: узнать, где находится младший принц. При упоминании имени Локи Хеймдалю изменило его знаменитое хладнокровие, и он оскалился совершенно по-волчьи, словно злобное подобие Фреки. Он ответил, что не видит его! Не видит, как же! На всевидящего стража внезапно напала слепота. У меня нет никаких причин доверять этому зазнавшемуся глупцу, который считает себя умнее и выше всех прочих. Однако по нелицеприятным высказываниям в адрес младшего принца я понял, что он чувствует в нём угрозу для законного наследника трона. Знаешь, что он сказал? «Чем дальше Локи от Асгарда, тем лучше для всех асов без исключения». Я думаю, что Страж знает, где Локи и что с ним, но помогать ему не будет.

          – Но ведь это предательство! Государственная измена!

          – Нас это не касается. Хеймдаль не меньше нашего заинтересован в скорейшем возвращении Тора и давно бы открыл ему мост. Но пока престолонаследник находится в Мидгарде, как человек – без своего молота и бессмертия, он не сможет воспользоваться Бифрестом.
 
          – Но как же тогда он вернется в Асгард? Всеотец спит, а ведь только он может снять проклятие с сына.

          – Да, Всеотец мог бы вернуть Тора из милости. Но отдаст ли он тогда трон сыну, не оправдавшему его надежд? Думаю, нет. И тогда его брак с Сигюн становится бессмысленным для нас. Тор должен вернуться в Золотой город героем, доказать Одину, что он достоин стать его преемником. Есть способ помочь принцу вернуться победителем. Опасный, но действенный. Хеймдаль сказал, что Тор должен совершить в Мидгарде подвиг, принести себя в добровольную жертву, тем самым кровью и готовностью отдать жизнь за людей, смыть вину, за которую Один лишил его сил.

          – То есть ты хочешь сказать, что Тор должен погибнуть в своём смертном теле для того, чтобы его бессмертный дух возродился к новой жизни уже в божественном воплощении?

          – Именно так. Закон миров неумолим: чтобы что-то обрести, нужно что-то отдать.

          – А вдруг, умерев в смертном теле, принц не воскреснет?

          – Такого просто не может быть, ведь Тор – бог бурь, нерушимый в своей сути. Правда, есть один нюанс. Жертва должна быть принесена бескорыстно. В противном случае он навсегда распрощается со своим Мьёльниром, с бессмертием, троном и Асгардом. Удобный случай может представиться не скоро, а у нас нет времени ждать.

          Отец замолчал, как будто обдумывая варианты действий. В комнате ненадолго воцарилась тишина, нарушаемая лишь потрескиванием дров в камине.

          – У меня есть план. Хеймдаль сказал, что наш золотой мальчик успел завести себе друзей среди людей, – голос Фрейра стал особенно ядовитым. – Уж и не знаю, откуда в нём такая любовь к этим смертным и почему он о них так печётся. Люди отвратительны сами по себе. Они только и делают, что изобретают сотни тысячи способов, чтобы умертвить себе подобных, прикрываясь красивыми фразами о всеобщем благе и необходимых жертвах, которые не будут забыты в веках. Однако же во всех Девяти мирах уже стала притчей любовь наследника к этим Homo sapiens, как люди сами себя называют. Для осуществления задуманного всего-то и надо, что нанять пару десятков свартальвов из числа тёмных, чтобы они устроили небольшую заварушку в Мидгарде, убили пару десятков людишек, желательно из числа его друзей, и тогда Тор грудью бросится защищать смертных, позабыв о том, что и сам стал таким же.

          – Ты хочешь связаться с тёмными эльфами? – в ужасе прошептала Гердт. – Но ведь это отщепенцы – коварные и безжалостные. Доверять свартальвам – себе дороже. В случае чего они предадут тебя без всяких угрызений совести.

          – Зато они лучшие из наёмников. Настоящие головорезы – убийцы, нечувствительные ко всему вокруг, одержимые только одной ненавистью. Я уже послал гонцов в Свартальвхейм к их лидеру Малекиту. Когда они выполнят свою миссию, я избавлюсь от них.

          По мере того как отец говорил, на лице Сигюн отражалась широкая гамма чувств.Сначала это было изумление, смешанное с непониманием, потом туда добавился страх, она даже покачала головой, точно не веря тому, что слышит, но обмана не было – голос Фрейра звучал чётко и уверенно. Когда девушка услышала о планах отца, крупные слёзы навернулись ей на глаза, медленными каплями срываясь с ресниц на щёки, губы задрожали, и она в ужасе зажала рукой рот, чтобы не разрыдаться от охватившего её отчаяния. Ей стало очень горько от осознания того, что её собственная жизнь, как и жизни множества других людей – не более чем разменная монета в большой политической игре её отца, которого она до недавних пор считала образцом чести и благородства.



          ПОЯСНЕНИЯ АВТОРА:

       * Древние скандинавы разделяли год на две половины – зимнюю и летнюю. Гражданский год их начинался с зимы. Её начало приходилось на 14 октября. А с 14 апреля начиналось лето. Каждый месяц имел своё название, например: май именовали временем сбора яиц, временем, когда овец и телят запирают в загоне, июнь – солнечным месяцем, временем перехода в летние хижины, то есть выгон скота на луга, октябрь – месяцем убоя скота, ноябрь – холодным месяцем, декабрь – месяцем баранов, или месяцем случки скота и т.д. Летом называли время между плугом и скирдованием.

Следующая глава: http://www.proza.ru/2018/11/17/18