Зелёный флажок. 4 глава. Шаринское озеро

Продолжение повести(12+) о путешествии в пространстве и времени.
Начало повести – Пролог – http://www.proza.ru/2018/10/31/454
*  *  *  *  *

Бабушка натянула поводья: «Стой, Зорька!».
В сене, за нашей спиной, заворочался дед-Егор. Лошадь неохотно остановилась, и Егор сполз с телеги, потянулся и пару раз присел. Бабушка стала доставать корзинку с провизией и бидончик с водой, подсунутые под облучок. Я же спрыгнула наземь и по-хозяйски, уже не боясь, похлопала ладошкой по крупу лошади, которая на это не обратила никакого внимания. 
Егор достал из телеги торбу, тряпочную узкую сумку с ремнём; надел её, несказанно меня удивив, на морду Зорьки, перекинув ремень через её голову. За узду уже жующую лошадь отвёл с дороги в кусты и, не распрягая, вожжами привязал к ближайшее берёзе. Передние ноги лошади спутал верёвкой. Теперь дорога была свободна, и лошадь сама никуда уйти не могла. Если только кто-нибудь не уведёт её, но кто же мог это сделать в глухом лесу!.. И мы втроём двинулись по тропинке в сторону просвета между деревьев, навстречу запаху воды.

Бабушка шла с бидончиком и одеялом впереди меня, а Егор с корзинкой и полотенцем – позади. Тропинка была узкой, с обеих сторон плотно заросшей кустами, и за бабушкиной спиной мне было не видно, куда мы идём. Хотя запах воды и аромат кувшинок с каждым шагом становились всё ярче, тропинка кончилась вдруг! Неожиданно распахнувшись песчаной площадкой перед озером…
Почти идеально круглое, небольшое – противоположный берег просматривался чётко, с тёмной торфяной водой. В центре озера возвышался маленький остров, плотно заросший чахлыми берёзками, окружённый зарослями бледной осоки, плавно переходящей в тёмно-зелёный ковёр листьев кувшинки. Края озера были так же укрыты этим плотным «ковром» плавучих листьев, густо усыпанных мелочью жёлтых, словно рваная кожица мандаринов, цветов. Но дальше от берега, на неподвижном зеркале воды, дремали крупные белоснежные цветы водяных лилий, словно волшебные гуси-лебеди распушили пёрышки своих крыльев в прохладной тени. Тенью было укрыто почти всё озеро. Высоченные сосны подступили к самой воде, меж них кудрявые берёзы спутали свои косы с трепетными листьями осин над низкорослыми кустами вербы, которые незаметно переходила в заросли камыша и осоки. Лишь под нашими ногами солнце высветило пятачок золотистого песка и неширокую прогалину по глади воды, в направлении острова.

Дед-Егор стянул через голову свою выцветшую на плечах рубаху и, пару раз тряхнув плоским задом, скинул «парты», а взбрыкнув ногами – и опорки, иное слова к его стоптанной обуви подобрать было трудно. Совершенно не заботясь о кучке дряхлой одежды, торопливо шагнул к маленькому деревянному мостку. Вдруг, поскользнулся на его зелёной влажной плесени, но удержался, неловко взмахнув рукой. Остановился, что-то бормоча вполголоса, размашисто перекрестился и, крикнув в сторону озера: «Ванюша, позволь!», прыгнул в воду. Вздыбился фонтан алмазных брызг! И волны цвета крепкого чая заскользили по неподвижной глади озера. Попеременно высоко вскидывая руки, старик поплыл в сторону острова, а на нас пахнул запах водорослей и свежей рыбы…

И я, наконец-то, сняла жаркую кофту, а за нею и футболку. Запуталась в «трениках», стараясь скинуть их, подобно Егору, одновременно с носками и сандалями. Оставшись в одних трусах, оглянулась – куда бы поаккуратнее сложить свою одежду… И тут бабушка схватила меня за руку:
– Ты плавать-то умеешь?
– Умею! – я нетерпеливо сунула бабуле в руки комок одежды и развернулась к воде, но бабушка вновь схватила меня!..
– У Марьи разрешение спроси!
– Какой Марьи? – я удивлённо оглянулась по сторонам, кроме нас двоих на берегу никого не было!
– Креститься не обязательно, но сказать надо: Марьюшка, позволь!
Странно, дед-Егор кричал «Ванюша, позволь!», а мне надо – «Марьюшка…». Их что – двое?! Я вновь шаркнула взглядом по прибрежным кустам, но никаких Ивана да Марьи не увидела. Лишь жёлто-сиреневые цветы «иван-да-марья» обступили и тропинку, что привела нас к озеру, и полянку, на которой мы стоял; разбежались под кусты и деревья, укрывая своим пёстрым покрывалом их корни. Мне стало почему-то жутковато… И расхотелось лезть в воду: вдруг пока я плаваю, выскочат из леса разбойники Иван да Марья, похватают наши вещи, обидят бабушку, а нас с дедом не выпустят из озера!..
Но бабушка задорно рассмеялась, заметив перемену в моём лице, и, шлёпнув-подтолкнув меня под попу, прокричала негромко:
– Марьюшка, позволь! – и добавила, – дитю неразумному!

Мне стало обидно из-за шлепка и сомнения в моей «разумности». Ведь я – не такое уж «дитя», и совсем не трусиха! Словно желая доказать это самой себе, я вбежала на негнущихся ногах на «коварный» мосток и, даже не попробовав пальчиками ног температуру воды, бултыхнулась!!! Стая лягушек, словно крупный зелёный горох, одновременно со мною поскакала в воду с кувшинкиных листов! Дыхание сразу же перехватило – вода оказалась много холоднее, чем думалось на берегу. То ли плывя, то ли отбиваясь от квакух, подныривающих под меня, я забила по воде руками, а ногами – по песку!.. Но вскоре перестала чувствовать дно – оно резко ушло вниз. Плыть, следом за Егором, как хотелось вначале, почему-то расхотелось… Да и он, фыркая как водяное чудовище, уже плыл обратно. И мы вышли из воды почти одновременно.
Бабушка уже расстелила на траве пёструю тряпицу и разложила на ней вчерашние пирожки с капустой, сваренные вкрутую яйца и пересыпанные солью остро пахнущие половинки свежих огурцов. Бидончик с родниковой водой, эмалированная кружечка и бутылка с домашним мутно-белёсым квасом дополняли натюрморт.

Дед-Егор с размаху бросился на траву возле «стола» и, схватив одной рукой пирожок, а второй – половинку огурца, аппетитно захрумкал. А мы стояли позади него, и бабушка выкручивала мою косу, выжимая из неё воду. От холода стуча зубами, я с удивлением рассматривала лежащего на животе и локтях старика: его тощие жилистые ноги были белые, с синеватым оттенком, а спина и руки – тёмно-шоколадные… Словно два разных человека соединялись где-то в районе пёстрой тряпки трусов. Но вот бабушка накинула мне на плечи мохнатое полотенце и потянула мои мокрые трусики вниз. Я брыкнула ногой и, схватив с травы аккуратную стопку своей одежды, с сухими трусиками поверх неё, скользнула за ствол дерева в три обхвата, чтобы переодеться…
Кофту надевать не стала, а села в траву, подставив спину в футболке под лучи уже полуденного солнца. Наслаждаясь теплом, я с несказанным удовольствием уплетала поздний завтрак! Даже выпила пахнущую хлебными корочками белёсую жидкость, которую бабушка налила в кружечку с цветочком на боку, хотя раньше я брезговала квасной мутности.

– Бабуль! А Иван да Марья… кто они? – я впилась зубами в яблоко, протянутое мне бабушкой, и показалось оно мне, после освежающей кисели кваса, медово-сладким!
– Ой, Егорка, прости мня старую! Нарви-ка для девки цветов. Совсем запамятовала, ведь мимо поедем…
Егор посмотрел на меня как-то странно и, ничего не сказав, направился к озеру. Мимо мостка неохотно ступил в воду, и не поплыл, а пошёл краем всё глубже и глубже. Я, грызя яблоко, с удивлением за ним наблюдала… Дед-Егор забрался в самые листья кувшинок и стал рвать «мандаринки» цветы, а потом ушёл ещё глубже, по самую грудь, и сорвал несколько белых роскошных лилий. С трудом развернулся в воде и, так же неспешно шагая, и, видимо увязая в иле, выбрался на берег. Букет протянул бабушке.
– Они же завянут… – я  понимала, что в этом поступке есть какой-то скрытый смысл, но цветы всё равно было жалко.
– Не  успеют. А ты, голуба, нарви-ка букетик «иван-да-марьи»,– бабушка поднялась и с полотенцем пошла к озеру, войдя в воду по колено, смочила его и, возвратившись, стала бережно заворачивать цветы в мокрую ткань, – ну что сидишь!..
Я так же безропотно, как дед-Егор, поднялась и стала рвать цветы, что росли вокруг в изобилии, светло-зелёные стебельки с жёлтыми «собачками» и сине-фиолетовыми листиками над ними, выбирая самые рослые. Толстенький букетик протянула бабушке, и она подложила его в то же мокрое полотенце.
– Бабуль, а Иван да Марья... – я не унималась, – Они где-то здесь?..
 – Здесь! – Егор резко крикнул наигранно страшным голосом, ткнув меня пальцами под мышки. От неожиданности я вздрогнула! А он, уже одетый, стоял за мной и глупо улыбался.
– Да ну тебя, анчутка! – бабушка махнула в сторону Егора сложенной «скатёркой», – Чего дитё пугаешь!..
 Я состроила недовольную гримаску, а бабушка, перекрестившись и поклонившись в сторону воды, сказала:
– Пошли, расскажу, – и засеменила впереди нас прочь от озера.
 
Дед тоже перекрестился, поклонился и, подхватив корзинку и полупустой бидон, шагнул по тропинке за нею следом. И я осталась с озером наедине! Оно лежало передо мной, словно ладонь, раскрытая навстречу, или волшебное зеркало в резной раме из цветов, или огромный тёмный глаз, обрамлённый ресницами осоки, кустов и деревьев, смотрящий в бездонное голубое небо… Было так тихо, что я услышала звон комаров в кустах, посвист птицы на острове, шлёпанье лягушек по листьям-плотам и собственное дыхание… Почему-то стало жутко!.. Показалось, что кто-то или что-то внимательно смотрит на меня: то ли из глубины воды, то ли из сумрака леса, то ли с высоты неба… И я, совершенно непроизвольно и неумело, перекрестилась и, сделав торопливый поклон в сторону чего-то большого и непонятного, стремглав побежала догонять стариков!

Зорька застоялась и была рада видеть нас. Дед-Егор снял с её морды торбу с зерном, вновь вставил меж зубов узду, погладил и похлопал по шее…
Мы с бабушкой уже забрались в повозку и терпеливо ждали, когда тронемся. То ли после купания, то ли после сытного завтрака, но разговаривать мне не хотелось, и какое-то время мы ехали молча. Но вот прозвучало «Тпррууу!», и лошадь встала, как вкопанная.
– Ну, пошли!..– бабушка спустилась на землю и поманила меня за собой.
– Я не девка, не пойду – сказал Егор и почему-то подмигнул мне.
А бабушка достала из сена мокрое полотенце с цветами и, не оглядываясь, пошла в сторону от дороги, и я, как жеребёнок за лошадью, – следом за нею…
Дремучий лес отступил от просеки, и большущая поляна была открыта полуденному солнцу. Трава почти по пояс, казалось, покрыла её всю, но это лишь – казалось! Сделав несколько шагов, мы остановились на краю идеально круглого провала, резко и глубоко-глубоко уходящего в землю. Хотелось подойти и заглянуть в него, чтобы увидеть дно, но было страшно оступиться.
 – Не подходи близко, – бабушка была явно настороже, даже взяла меня за руку. И, вдруг, молча, повела вбок! Сделав несколько шагов, мы оказались на берегу идеально круглого прудика, величиной с провал, который видели только что.
 – Осторожно! Это не пруд и не озеро… Это такой же провал, как и тот, – бабушка взглядом указала в сторону, откуда мы пришли. Я ждала объяснений.
– Это удивительное явление природы, два провала абсолютно одинаковые, но один с водой, а другой сухой, – заметив мой удивлённый взгляд, бабуля продолжила, – самое удивительное, что вода, то в одном стоит до самого верха, тогда второй пуст, то наоборот – этот сухой, а тот – до краёв. Почему так, объяснить никто не может! Называют их «Ванькины раны». И ещё, если в «мокрый» бросить водяные цветы, а в «сухой»  цветы иван-да-марья, да загадать желание на любовь, то оно обязательно исполнится.

И бабушка развернула полотенце, и протянула ещё свежие цветы мне. Захотелось сказать: «Глупости какие!», но старушка была серьёзна и я покорно бросила терпко пахнущие болотом лилии и кувшинки в воду. Они поплыли… Из глубины к ним метнулись маленькие серебристые рыбки, и вдруг!.. Цветы, словно кто-то невидимый потянул вниз, и они стремительно пошли ко дну! Мне стало страшно, как в тёмную ночь, хотя вокруг сиял солнечный день. А бабушка уже тащила меня назад, к сухому провалу, и, почти на бегу, я бросила в его глубину букетик жёлто-синих цветов… Желание?! Какое там желание!.. Во-первых, всё это – ерунда и предрассудки, а во-вторых, мне ещё рано… и страшно почему-то. Кажется, и бабушке было не по себе. Она не спросила, загадала ли я что-нибудь, а шла позади меня, почти наступая на пятки, словно подгоняя прочь от жуткого места.
Егор встретил нас насмешливой улыбкой, но ничего не сказал, дождался, пока мы устроимся позади него, подвинув плотнее коробку и корзинки, дёрнул вожжи, и телега вновь покатила…
Я с облегчением перевела дух и только теперь посмотрела бабушке в лицо. Оно было спокойно, как у человека выполнившего свой долг. Мне стало досадно, ведь я ничего не поняла! Вся надежда – на рассказ, что мне был обещан!..

*  *  *  *  *
Продолжение – 5 глава "Первый рассказ бабушки" –  http://www.proza.ru/2018/11/09/523