Лилиан нашего времени

Её называли Лилиан не за длинные и спутанные рыжие волосы, не за грустный и бесноватый взгляд и не за свободные взгляды, нет. Звали её простым русским именем, но в историю она вошла как Лилиан.

Моя Лилиан.

Лилиан нашего времени.

***

Ветра северного моря доносили до меня обрывки запахов, этот ни с чем не сравнимый аромат побережья, в котором не удавалось разобрать отдельных нот. Слабо колыхались верхушки осин и лип, погода стояла на редкость солнечная и начинающийся закат мерно освещал старый парк. Всё здесь было мне знакомо, время будто остановилось, но так всегда случалось с теми местами, где нам посчастливилось встретить что-то такое, что навсегда переворачивало нашу жизнь.

— А эту тарзанку перевесили, — Настя подошла, тихо ступая по шуршащей траве, — она теперь висит вон там.
— Я помню. Я всё слишком хорошо помню.

Часто думая над тем, что заставляет нас возвращаться в прошлое, я неизменно проигрывал и вот сейчас, я снова претерпел поражение, раз уж снова стоял в этом парке, как и три года назад.

— Зачем ты приехал? — она колыхнула головой, растрепав гриву тусклых рыжих волос.
— Дорогая, — полуулыбка, — я вышел сегодня из дому подышать свежим воздухом откуда-то с океана.

Подул ветер. Закат догорал в партере китайским китайским веером, и туча клубилась как крышка концертного фортепьяно.

— Потому что дела были недалеко от твоего дома, — сказал я, повернувшись лицом к девушке.

Время потрепало её. Что произошло за несколько лет разлуки, да и можно ли говорить так в двадцать четыре? Милые веснушки, которые казались мне венцом её красоты теперь излишне оттеняли лицо. Я вновь подумал о том, что влюбляясь, человек никогда не замечает изъяны.

И всё же…

— Ты сделал татуировку, — она коснулась пальцами шеи, — дополняет твой образ.
— А что ты помнишь о моём образе?

Настя нахмурилась.

— Я не знаю, Миша.
— Знали ли мы друг друга? — я вынул из кармана латунное потускневшее кольцо, — знали ли мы настолько друг друга, что готовы были пожениться? Я часто думал о том, насколько знал тебя. И вспомнил, что даже расписания твоих занятий не выучил.

***

— Поехали со мной. Сейчас.
— Как раньше? — Настя слабо улыбнулась и на миг в её глазах я увидел те самые задорные огоньки.
— Как раньше, — ответил я, уже зная, каков будет ответ.
— Мне не семнадцать лет, милый. Завтра снова на работу, да и Женя сочтёт это за предательство.
— Выходит, мы предали свои мечты? Никогда не говорить подобные вещи и помнить, что жизнь так коротка и быстротечна.
— Выходит, что так. Я больше не та Лилиан, я больше не тот человек, которого ты знал. Прошлого больше нет. И то, что было...
— То прошло.
— И всё же, как хорошо, что мы это пережили, Боже.
— Да, да, — кивала Настя, — как хорошо, что мы это пережили.

***

— И сейчас, я не хочу скандалов. Я хочу знать, что не один и когда прихожу домой с работы, хочу знать, что увижу искреннюю улыбку любимой. Я просто хочу знать и чувствовать это. Молодость нужна для скандалов, ссор, сцен, истерик и битой посуды. Молодым нужны эмоции, простор и горизонт без преград.

***

Трамвай медленно трясся на стыках рельс, дребезжа и гремя дверьми на каждой остановке.

— Приходи во вторник в тот бар на Фонтанке. Я читаю стихотворения.
— Я ничего не обещаю, но очень хочу, очень, — Настя пыталась скрыть беспомощность очевидной лжи за улыбкой.
— И тогда мы сможем вместе почитать то, что я писал тебе. Ты знаешь, это так странно — писать о человеке три с лишним года, ждать, искать случайных встреч в нашем городе, а потом вдруг увидеть его среди слушателей.
— Наверное, самое страшное — знать, что самый нужный человек живет от тебя в десяти километров. И знать, что дорога до его дома тебе заказана.

***

— Ты всё неизменно ходишь в театры и мечтаешь о том же?
— И если ты меня слышишь… Здесь и сейчас, пожалуйста, послушай. У меня никого не было ближе тебя и никого я так не любил и… вряд ли полюблю. Человеческой души фитиль горит вечно, даже после смерти. Дело в том, насколько ярко. И всё, что связывало нас — любовь к театру, общие мечты и ценности… Это не я. Это другой человек.

Настя покачала головой.

— Я тебя просто… не чувствую. Ты чужой человек, я… мне не вспомнить.
— Не ищи смысла в словах, их здесь нет. Как нет ни притязаний, ни попыток вернуть прошлое. Я просто говорю то, что чувствую — я по тебе соскучился.
— Я тоже по тебе соскучилась.
— Может, по образу? Маленького мальчика, вечно улыбающегося. Я с тобой предельно откровенен. Не хочу сражаться, искусно выстраивая диалоги и ведя войну. Надеюсь, это взаимно?
— Да, это взаимно.
— Я ловлю себя на мысли, что хочу прочесть стихотворения, которые были посвящены тебе.
— Ты писал мне стихи?
— Практически всё, что я писал, было о тебе. Я настолько научился прятать тебя в строки, что иногда и сам терял.
— Это поражающе. Поражающе, что многие стихотворения посвящены мне.
— Наверное, я так и не смог отпустить тебя. Но я просто знаю, что мне с тобой хорошо. Через мои руки прошло столько людей... и в каждом я искал тебя. Твой образ, блеск глаз, отзвуки голоса, может, запах.
— Не надо, — прошептала она, закрыв глаза.
— И когда ты спросишь меня, зачем я здесь, я отвечу... — мои пальцы коснулись щеки, проскальзывая между темных веснушек.
— Не надо... — прошептала девушка, прильнув лицом к моей руке.
— Я возвращаюсь к тебе раз за разом, — я подошёл чуть ближе и мягко поцеловал лоб девушки.
— Разве с другими тебе не хорошо? — она открыла глаза, смотря пристально и мстительно, но неспециально топя мои в своём голубом льде.
— Я ищу вечное. И единоразовое "хорошо" меня не устроит. Я как Лилиан и Клерфэ. Одновременно.

***

— И как же ты узнал мой номер? Ведь я сменила страницу, старые аккаунты от соцсетей удалила.
— Я просто хорошо умею искать, дорогая, — я произнес последнее слово с чувством.
— Герой нашего времени. Вот они — не воины и не пожарники, а искатели в Сети...

***

— Что же осталось от нашей любви? — мой голос был спокоен и я, внутренне и внешне.
— Что же осталось от нашей влюбленности? — переспросила она.
— Это была любовь.
— Это была влюбленность.
— Это была любовь.
— Это была страсть, — она упрямо тряхнула головой.
— Хорошо, — я наклонил голову, — если тебе будет так проще…

***

— Здесь бы нам точно продали, — Настя нахмурилась, хлопая себя по карманам, — спасибо. Вот накурюсь на всю следующую неделю так точно.
— Tres bien, — ответил я на автомате, вглядываясь в темный переулок позади нас.
— Тогда уже que ce soit si, а не bien.
— Всё ещё собираешься во Францию поступать?
— Нет, — она выпустила дым из носа, — не хочу тратить матушкины деньги. Думаю, после первого или второго курса перевестись в Словакию, благо политех дает такую возможность.

Мы прошли через темный парк.

— Почему же той осенью, зимой и весной ты был так жесток ко мне? Я старалась тебя беречь, а ты не слушал. Дурак.

Я знал, что она больше не придет на встречу. Потому что первая любовь с первого взгляда оставляет лучшее в нас и в самые темные дни мы всегда оборачиваемся назад, вспоминая эти моменты. И сейчас, ворошить прошлое, вызывая в памяти образы давно минувших дней есть самая жестокая из вещей.

И теперь, я действительно не знал, зачем приехал.

— Так зачем ты приехал, Миша?
— Знаешь, я часто приезжал в этот парк. Ещё зимой, как только вернулся в Петербург, злой, осунувшийся и полный ненавистной тоски, я заходил в нашу кофейню, неизменно брал гляссе с капелькой корицы и щепоткой кардамона. Я писал стихи, всё оглядываясь и оглядываясь на дверь. Всё ждал и ждал, что ты придёшь. И каждый раз, вздрагивал, замечая рыжие волосы.
— Как и я ходила всю зиму и осень к твоему дому…
— Летом я ездил сюда с подругами. Брал за руку и намеренно ходил недалеко от твоего дома. По нашему с тобой парку. Здесь ведь всё наше. Первый поцелуй, — я неопределенно махнул рукой, — ограда твоего дома… У нас даже было кодовое слово, по которому подруга стала бы целовать меня — настолько я хотел показать, что не скучаю, не нуждаюсь в тебе и вот, посмотри, вот он я, у меня прекрасная жизнь!

Я покачал головой, запустив пальцы в волосы.

— И теперь, я снова приехал и хочу сказать, что ужасно скучал. Но… совсем тебя не помню.

***

— Я хотел сказать спасибо. За то, что верила в меня. Ты знаешь, это до безумия странно — видеть человека, который раньше составлял всю твою жизнь. Но не пойми меня дурно — с твоим голосом, телом и именем ничего уже больше не связано. Никто их не уничтожил.
— Передай Галине Александровне благодарность за теплоту и, хоть и мимолетное, но настоящее чувство семьи. Чувство нужности. И… за нашу короткую, но яркую и прекрасную молодость.

Я кивнул.

— Здесь тебе всегда рады, — я попытался улыбнуться, прищурив глаз, — и я рад, что на свете есть расстоянья более немыслимые, чем расстояние между тобой и мною.
— Оставь ложь во спасение для своих людей, Миша. Я слишком хорошо тебя знаю.
— Но повезло и тебе. Где ещё, кроме разве что, фотографии, ты пребудешь всегда без морщин, молода, весела, глумлива?
— Ты ни капли не изменился. Всё такой же показушник. Ветренный, всё напоказ, а ради чего?
— Наверно, я как тот мальчик из начальных классов, который дергает милую девочку за косички, чтобы привлечь её внимание.
— Внимание… Спасибо за то, что дал распуститься моей душе. Как цветку. Хоть и ненадолго и рано, жестоко и больно, но я расцвела. И сейчас… — она порывисто обняла меня за шею, — если разрушил наши замки, имей честь не ломать заново отстроенных моих.

Лилиан, Настя, Лилиан-Настя... Кем мы стали? Если теперь и двух слов не связать.

Я закрыл глаза и девушка поцеловала меня в щеку.

— Прощай, милый. Не оглядывайся.

***


Когда я спустился к побережью, солнце скрылось за водной гладью. Нащупав в кармане конверт, я распечатал его и на песок упала фотография. Последний свет уходящего дня помог рассмотреть её.

Единственная фотография, где мы были вместе.

Расставшись несколько лет назад из-за невыносимого чувства одиночества вдвоём, кажется, только сейчас я понял, как же безумно люблю этого человека. И мне оставался лишь её счастливый голос на коротком видео с нашей помолвки.

И я знал, что она навсегда останется в памяти моей маленькой девочкой, моей Лилиан.

— Любимые всегда возвращаются, Миша, — маленькая девочка с короткими рыжими волосами подошла ко мне, — только не всегда так, как мы их знаем.
— Но я запомню тебя такой, как в нашу первую встречу, Настя, — я подошел чуть ближе и аромат её детских духов перебил запахи моря.
— Они всегда возвращаются. Может, в других людях. И даже смерть не способна разлучить. Я всегда буду с тобой. Что бы ни случилось.

Я коснулся её щеки, но моя рука прошла насквозь. Я не знал, что сказать ей, я не знал, что написать о ней. Что нас связывало? Общие интересы? Кто она? Кто я? Образы прошлого растворялись в последних лучах заходящего солнца.

Ибо время, столкнувшись с памятью, узнает о своём бесправии.

Я курю в темноте и вдыхаю гнилье отлива.