Мак и Волшебник

         Мак и Волшебник


                1.

 Волшебник жил совсем один, в небольшом доме, на окраине совсем маленькой деревеньки, неподалёку от реки с островами, коронованного леса с  полянами и ... в огромном, многоквартирном доме.
Но, поскольку он был волшебник, то иногда, когда у него возникало желание, или ему просто было скучно, придумывал себе кого-то, кто мог сделать так, чтобы ему стало веселее. Он мог, наверняка мог, смеяться без  причины, но, как известно, это состояние переходит в истерику, а он же не истеричка какая-то.
Его разбудил будильник. Не надо удивляться этому обстоятельству, ведь он для того и создан. Он заткнул пальцем ему рот и продолжил своё пробуждение без внешних раздражителей. 
Существующий беспорядок, можно разрешить только глобальным хаосом, считал он, и повернулся на другой бок.  К такому повороту он был пока не готов. 
Пока за окном не было ни малейшего признака рассвета, и жизнь, по техническим причинам, была не возможна, ещё можно было немного подремать...
 Мысли, в горизонтальном состоянии, заметно ровнее.
 Когда он посчитал, что созрел для начала нового дня, он сполз со своей кровати, не забыв правильно подобрать ногу.
 Волшебник может, конечно, превратить муху в слона, но просыпаться ко времени, как творческая личность,  не приспособлен совершенно.
До этого самого момента, всё было просто хорошо. Ему даже снился сон, который он тут же благополучно забыл, или он просто что-то там себе представлял – что-то разумное, доброе, вечное, совершенно не приспособленное к жизни.  Хотя, на его первый взгляд, разумное  не могло быть ни добрым, ни вечным, но тут, как получится. Об этом можно рассуждать бесконечно, поэтому он перестал.

 Его утро начиналось примерно так:
Он вставал с кровати,  вставлял взглядом в окно небо, потом силой мысли кипятил чайник и, когда тот подавал свистком признаки жизни, шаркал на кухню за тем, ради чего, собственно, и затевался сыр-бор.   Его звал кипяток. 
Ничего волшебного, с точки зрения жизненного распорядка обычного человека.

 Волшебник не утомлял никого своим волшебством, к тому же, по новой конституции, волшебство можно было использовать только в личных целях. Владельцы волшебной силы сначала противились этому закону, но, как говорится, куда деваться от беспредельного закона и законного беспредела? Делать добро становилось делом не только энергозатратным, но и опасным.
Кстати, нарушать конституцию никак нельзя. Можно нарушать только сухой закон и, иногда, уголовный кодекс. Но так, чтобы не попасться.

Сегодня у него в планах было, погоняться за попутным ветром, догнать его... И сделать с ним... Может быть, наставить на путь истинный, может быть, наполнить им чьи-то паруса. Ради баловства, конечно. Что получится.
Ещё нужно было получить посылку на почте.  Он заказал себе сапоги-скороходы.  Сами понимаете, для чего. Для красоты.


                2.

 Муха металась по дому, как бешенная, словно бы пыталась найти выход, и, как только Волшебник открыл дверь, вылетела вперёд него, забыв сказать спасибо.
«Всё-таки, мухи умнее людей», - могла подумать дверь, если бы не видела, как они бьются в стекло. Эволюция мух не смогла пока справиться с таким казусом, как оконное стекло. 

 Он открыл банку консервированных мыслей и употребил её по назначению. Сегодня их нужно было окончательно переварить.
 Выпив чашку чая с любимым песочным печеньем, сделанным из отборного речного песка, переварив тем самым, все за и против, процедив сквозь сито бульон, он вышел из дома.

 На пороге он отстегнул свою искусственную тень, та отвесила ему сотню граммов поклона, и нацепил, самую что ни на есть, настоящую – естественную. Солнечную.  Та прицепилось к его ноге и потащилась в люди, собирая всю пыль по асфальту, оставляя на нём волочащийся отпечаток.

Он мог бы перенести себя из пункта А в пункт В само лётом, но доктора из передачи рекомендовали ему совершать утренний променад.
 - Больше двигайтесь, - внушали они на все голоса, - Движение это жизнь.
 Можно было подумать, что лежание, это не жизнь. Стояние это не жизнь. Да и сама жизнь, это не жизнь, если она ни к чему не приспособлена.

 Колдовали над здоровьем другие волшебники, у которых был, как раз, уровень доступа к лечебной магии. Их ещё называли эскулапами, по имени бога врачебного искусства, которого звали Эскулапий.
Обычно, к их рекомендациям прислушивались, так как говорили они почти шёпотом, но не всегда следовали их советам, так как почерк был сильно неразборчив, да и цены на лекарства были слишком мотивированы на рост.

  Пешком ходить здорово, но стоит только выйти на улицу, так сразу хочется вернуться домой.
Внутри дома тоже не избавиться от волшебных ощущений окружающего идиотизма, но можно ограничить его проникновение занавесками и ключом в дверях.
«Почему бы, всех жителей города не поместить под домашний арест?» – подумалось ему.
 У лужи сидел человек в грязной одежде и рваной обуви и следил, как в ней заваривается чайный пакетик, делая движения типа входит и выходит, придерживая его за бумажку на нитке. Видна была радость на его лице – удалось раздобыть новый чайный пакетик.  Лужа была коричнево мутной – видимо, процесс заваривания шёл хорошо., что тоже его радовало.
Бомжи, с некоторых пор, были главной достопримечательностью города. Их никто не гонял, но и не пытался отмыть.  Они, как кошки, появлялись из ниоткуда и уходили в никуда.  На улицах встречаются довольно колоритные бомжи, если бы Волшебник умел рисовать, то изобразил бы их на холсте... Хотя, зачем ему уметь?..
 Любое умение можно было использовать в корыстных целях наживы, но то ему было чувство это неведомо.
 Другой достопримечательностью, были беженцы. Их поселили во дворцах, так как там, откуда они бежали, у них была тяжёлая жизнь и нужно было,  как-то их поддержать. Туристы теперь смотрели в бинокль, как из окон выкидывают картины, с голыми тётками, и предметы настольного обихода. Вокруг стояли контейнеры для мусора, но иногда беженцы жгли мебель прямо там.

Под окнами дворцов ходили процессии, развёрнутыми транспарантами, требующими прекращения войны за мир, но со стороны казалось, что ходят они где-то не там.

 На почте, как всегда, было много народу. Это удивительно, что люди что-то друг другу посылают, когда везде всего навалом и везде навалом одного и того же.  А почта берётся осуществить любую доставку, даже если ни один почтальон не знает способа доставить её до места назначения. Даже если место назначения забыли указать. Так, по крайней мере, говорилось в рекламной компании.
 Время в очереди тянулось, как если бы самолёт задерживали на неопределённое время, в связи с плохими метеоусловиями. Как если бы прогноз заоблачной погоды был неблагоприятен. То ли касса плохо работала, то ли кассир не мог уговорить кассу работать лучше. Толи разменной монеты не было.
Паузы и заминки, комментировались репликами из зала.
Работница оправдывалась за технику, но не теряла чувства юмора, как старый, испытанный нюансами, человек.
- Чего только не шлют в посылках...
- Чего? – живо подхватывал  инициативу общения народ, чтобы удовлетворить своё любопытство.
 Она неожиданно покраснела.
 - Лук - коробками. Яблоки - ящиками...
  Она удивлялась тому, что покупка всего этого добра на месте, обошлось бы дешевле, чем пересылка почтой.
 Всё было подвержено монетизации с точки зрения выгоды и экономии денег в чужом кармане.
 Подошла очередь Волшебника.
 Расплатившись, он отошёл к столу, проверить содержимое. Он обнаружил в коробке кроссовки и, почему-то, не удивился.
 - Лучше бы там был лук, - сказал он, и все обернулись.


                3.

 Он вышел с коробкой под мышкой, и направился дальше, искать попутный ветер.  Нет ничего проще, искать такой ветер, если есть хоть какой-то, нужно просто повернуться к нему спиной.  И, по возможности, не дать ему себя обогнать...
А там, ловить по обстоятельствам.

 Чем хороши и красивы города, так тем, что в них есть площади.  Это, как если бы, среди леса была поляна.
Приближался день каких-то выборов и, пользуясь свободными пространствами площадей, какие-то шайки собирались на них толпы, чтобы привлечь на свою сторону.

 На одной из таких площадей,  был митинг против любителей  А.П.Чехова. Народ требовал  исключения из больничных коридоров  шестых палат. Это дискредитирует пациентов, считали они.  Те чувствуют себя более больными, чем больны на самом деле. Выставляя претензии по этому поводу   великому русскому писателю,  они, тем не менее, не считали, что «Палату номер шесть», нужно запретить, хотя, по мнению некоторых, в любом вопросе нужно идти до конца.   У них это вызывало ассоциацию с чиханием. Они приводили в пример, отсутствие тринадцатых этажей в зданиях, в некоторых странах. Повод для отмены шестых палат, как показалось Волшебнику, был явно надуманным, но это было не его дело, поэтому он побрёл дальше.

 На другой площади, было собрание людей, требующих принимать ничейные тени в театры теней, так как это нарушает их конституционные права на самоопределение и особенно на жизнь.
 Они бы ещё на Ветхий Завет сослались, - подумал Волшебник и, хотел было, пройти мимо.
 Другая сторона упрекала ничейные тени в неблагонадежности непредсказуемости, а также, в
неадекватном представлении серого света, оттенков которого, как известно  с некоторых пор, он может насчитывать  до пятидесяти.

Волшебник так и прошёл бы мимо, если бы тень, неожиданно не остановилась.
 Тень попросила подойти поближе к собранию, для того, чтобы в нём поучаствовать. Волшебник отстегнул её от ноги, как делал это много раз. Тень прекрасно знала город и спокойно найдёт  дорогу домой. Он не переживал по этому поводу.
 Вдруг ему стало неуютно.
«Может быть, ей чего-то не хватает? Может быть, нужно как-то к ней лучше относиться?» Одно его могло бы успокоить  то, что обычный человек не может нарушить главный закон, может только уголовное законодательство, а, с этой стороны,  он был чист.
 Коробка едва не выскользнула у него из-под пазухи, чуть не вышибив из тени дух.

  Дальше он пошёл один. Одному искать попутный ветер скучно, поэтому он забрался на следующей площади в кафе и заказал себе чай.
 На площади стояла сцена, оборудованная микрофонами, чтобы поорать и колонками, чтобы доорать до всех. Из окна кафе это было совершенно видно и он уставился наблюдать.

                4.

Скоро должен был пройти второй тур выборов на место
Представителя Верхней Палаты Морга, поэтому проводились дебаты.
Одним из кандидатов был, бывший депутат от морга, Кощей Бессмертович. Он на дебатах, не стесняясь, обещал проголосовавшим за него, вечную жизнь в благости и достатке, а также отменить уроки математики в школе, для того, чтобы не пересчитывать сдачу и не задерживал очередь. А ещё, утверждал он,  это повысит уровень доверия к кассирам. Ему, совершенно справедливо, напоминали, что его смерть в яйце, то есть, высказывали сомнение в реализации его обещаний, но слушали с энтузиазмом. Он обещал бороться за увеличение своего электората самыми гуманными методами.
 Второй кандидат на пост у руля, был, как считалось, представителем ветеринарных  клиник, любитель всех животных в мире, особенно коз, Доктор Айболитович. Он обещал сделать единую таблетку от всех болезней и бесплатный эликсир бессмертия в одном флаконе, но по рыночной цене.  Он, на чём свет стоял, обзывал Кощея популистом и, то и дело, вытаскивал из-за пазухи клизму, и брызгал из неё в толпу.
 Как водится, выступающих закидали помидорами и яйцами, после чего, все  передрались между собой, как футбольные фанаты, а выступающие скрылись с места дебатов в ближайшем кафе, окружённые  группой поддержки.
 Странно, что обе стороны выступали, практически, за бессмертие, но готовы были убить друг друга за возможность это наобещать.
 «Мир стал слишком тесен для двух мнений», - припомнил Волшебник чью-то мысль, по этому, одно из них должно будет, рано или поздно, исчезнуть.
  Он заметил, как оба сели за один стол и, заказав яичницу с помидорами, о чём-то мило улыбались друг другу.
 - Как успехи? – прочитал Волшебник по губам  Кощея.
 - Нормально. – Ответил Врач. - Утка уже в Зайце...

 Волшебник подумал, что это какой-то шифр, посмотрел, как Кощей и Айболит  стукаются яйцами, допил свой кофе и пошёл вон...



                5.

 Вечером, когда Волшебник уже собирался отходить ко сну, в дверь постучали.
 Он нехотя поплёлся открывать., на ходу натягивая тренировочные штаны, из тех, старых и добрых времён, в которые всегда хотелось вернуться, хотя, как теперь принято считать, их никогда, на самом деле, и не было. Словно это был сон про увиденное во сне.
 За дверью оказались люди в форме, одного из тех серых оттенков, который многим так не нравится.
 - Ваше? – К ногам Волшебника бросили его уличную тень, едва не снабдив её вдогонку пинком по  голове.
 - Да, - узнал свою тень Волшебник, хотя заметно было, что оттоптались по ней от души.
«Душа, по счастью, пустотела», - утвердился Волшебник в своём относительном мнении, чтобы отнести его на задний двор памяти и никому об этом больше не высказывать.  Если она, конечно, есть в принципе, эта душа.
 - А это? – Они бросили на стол пакетик.
 Пакетик был не его, но то, что в нём не чай, любой смог бы угадать наверняка.
 - Нет, конечно.
 - И это поле мака? – Человек в форме указал ему за окно, которое освещала светло серая Луна на тёмно сером фоне неба, проходящая, в прозрачной ночной сорочке, по краю облака.
 Ещё утром, выходя из дома, он ничего такого за полем не замечал.
 Тут он,  наконец, понял, кто в этом свободном мире  настоящий волшебник и почему так важно догнать попутный ветер, даже если у тебя никогда не было настоящих парусов.

--------------

Без признаков жизни

Нет ни малейших внешних признаков рассвета, 
Жизнь, по техническим причинам, не возможна,
Лампа коптит в тёмном углу, но не безбожно.
Не наблюдая к полной темноте иммунитета,

Фрагмент окна перехвалив за перспективу,
Упёрся лбом в стену из собственных иллюзий,
Преодолев с трудом последствия контузий,
Свободу мыслить,  подчинив императиву,

Прикрыл глаза, под страхом солнечных затмений.
От, без стыда и совести, краснеющего клёна,
Не ожидая  соблюдения канона,
Тесна становится планета для двух мнений.

Перехватив пинок условного сигнала,
По краю облака пройдясь в ночной сорочке,
Луна, достигнув глазом, апогея  в пятой точке,
 Вдруг показалась много меньше номинала.

Впустив, на  ощупь позволительную, роскошь.
К жизни вернувшись, под надуманным предлогом,
Не выражаясь вслух или  печатным чатным слогом,
Не лучшим способом поняв свою  оплошность.

Нет ни малейших внешних признаков безумства,
В попытках тщетных обогнать попутный ветер,
Смотреть в окно, стоять всю ночь на табурете,
На сквозняке под ноль выветривая чувства.