Так уж случилось

Сегодня, 7 Ноября, в День Парада в честь Величественного символичного  Военного Парада в тот грозный год, в тот самый значимый для СССР день, я читал книгу «Два портрета» и в ней о А. С. Макаренко. Он был настоящим советским человеком! Сам знаешь. Сегодня говорят, - «совком», но это ничего не значит. Поговорят и забудут. Особенно пронзительной для меня оказалась глава «Прощание».  В самом конце марта он закончил редактирование повести «Флаги на башнях» и 1 апреля 1939 года умер. Автор этой книги был на похоронах. У гроба был почётный караул его коммунаров, его воспитанников, съехавшихся со всех концов Союза и ревниво оттеснивших всех окружающих от несения последних обязанностей по отношению к нему. Инженеры, журналисты, аспиранты научных институтов, командиры Советской Армии, курсанты военных училищ – они стояли подобранные, не позволяющие горю нарушить торжественность последнего прощания с тем, кто был для них идеалом человека. Они стояли как макаренковские колонисты, особая, прекрасная порода людей, воспитанная талантливейшим  педагогом – большевиком, сумевшим ввести в самую плоть их и в кровь высокие принципы коммунистической этики и морали. Они были прекрасны. То душевное благородство, которое он в них воспитал, та особая подтянутость, которой они выделялись в массе окружающих людей, не давали нам возможности останавливать своё внимание ни на чём другом в них; нас поражало то, что они все красивы.  Макаренко был бесконечно прав, утверждая это и описывая их такими  в своих книгах. Очень мягко, вежливо, но более чем решительно они сумели поставить дело так, что по любым вопросам, касающимся распорядка, все обращались к ним. Они не встречались друг с другом по многу лет, но, съехавшись сюда, они первым делом собрали свой совет командиров и вновь жили дисциплиной колонистов, славными традициями, сплотившими их в одну огромную дружную семью. Было видно, как ценили они то, что Макаренко сумел создать коммунарам такую юность, которой могли бы позавидовать многие дети, воспитывающиеся в семье. Много особенных и важных слов было сказано. Был такой эпизод. Надо было снять орден Трудового Красного Знамени, которым был награждён писатель. Тяжелый момент. Коммунары стояли вокруг. Начали отвинчивать орден. И вдруг, коммунар, выступавший ранее от имени совета коммунаров, негромко скомандовал: - Коммунары, смирно! Под знамя коммуны и ордена Советского Союза! Коммунары машинально вытянулись. И очень трудно передать словами то чувство, которое охватило всех стоящих рядом. Самой коммуны давно уже не  существовало. Никакого знамени коммуны здесь не было, знамя ордена Советского Союза присутствовало лишь в его изображении на ордене. Напряжение было таким, что казалось, будто слышался шелест этого знамени.  И это придало очищающую торжественность акту снятия ордена с одежды человека, перед которым преклонялись. Писатель, принимавший орден, видимо чутьём художника ощутил всю глубину происходящего и, бледный, так же не громко, чтобы не нарушить этого, по – военному сжато и так, по - человечески просто, как над телом павшего в бою, ответил: - По поручению Союза советских писателей принимаю орден Макаренко. Последовала команда «вольно». «Я почувствовал себя так, будто на какую – то минуту перенёсся в будущее, увидев те совершенные человеческие отношения, которые даёт оно», - это слова автора читаемой мной  книги. – Да, есть о чём подумать в этот праздничный, со слезами на глазах,  день, точнее, вечер.   В. Лоб.